Наверное, Азеф остался бы заурядным полицейским осведомителем, рано или поздно опозорился и — как и Зубатов в свое время — перешел бы на штатную работу в полицию. Но в декабре 1901 года он, во время командировки в Берлин, знакомится с Гершуни. Обоим по 31.
«В Берлин приехал один господин, который живет уже давно в России нелегально… Этот господин очень деятелен. Он объезжает всю Россию несколько раз в год. Ему удалось объединить теперь воедино все группы с.-р. — Харьков, Киев, Саратов, Тамбов и Козлов… Он предложил нам присоединиться к партии с.-р.», — пишет он своему полицейскому куратору после первой встречи с новым знакомым. Обаяние Гершуни оказывается так велико, что Азеф в своих донесениях начинает писать не всю правду, а только те сведения, которые не повредят Гершуни. Когда ему присылают фотографию Гершуни для опознания, он подтверждает его личность, но пишет, что «брать его ни под каким видом не следует пока». Азеф не только оберегает Гершуни от полиции, но становится его верным помощником.
Знакомство с Гершуни производит на Азефа настолько сильное впечатление, что он начинает вести двойную жизнь. С одной стороны, он сотрудничает с полицией, искренне считает, что это правильно, и не хочет отказываться от приличного заработка. С другой стороны, ему нравится Гершуни. Он не может предать этого человека и искренне хочет быть ему полезным. Азеф настолько искренне считает себя честным и в отношении полиции, и в отношении эсеров, что это похоже на раздвоение личности. Более того, он искренне обижается, когда его подозревают в обратном.
Активность Гершуни, о которой пишет в своих донесениях Азеф, действительно поражает. Гершуни почти год занимается челночной дипломатией, путешествует по всей России с фальшивым паспортом, встречаясь с разными кружками народников. И в 1902-м ему удается невероятное: все самые крупные организации народников и в России, и за рубежом во Франции и в Швейцарии договариваются объединиться.
Новая столица русской эмиграции
Завершая свою успешную миссию, Гершуни приезжает в Париж к Гоцу. Они обсуждают неудачу оппозиционной прессы в России — арест типографии в Томске. Гоц говорит, что выпускать подпольную газету на родине не имеет смысла — газета, которая выходит раз в год, это не СМИ, а только «крик "ау" в пустоте». Уже получивший опыт руководства крупной компанией в Одессе, Гоц решает, что надо брать «Революционную Россию» в свои руки — и издавать ее в Европе.
Выбирая место для новой редакции, он останавливается на Женеве — там находится старая типография «Народной воли», которой вполне можно воспользоваться. В Женеве нет никого из видных народников — но это не проблема, решает Гоц, переедут.
Гершуни советует Гоцу обратиться к молодому талантливому журналисту Виктору Чернову, который недавно переехал из Тамбова в швейцарский городок Берн. Чернов тоже прошел через руки Зубатова. Полгода он провел в отделении полиции на Пречистенке, где Зубатов пытался убедить его сотрудничать. Но Чернов отказался — и его перевели на полгода в Петропавловскую крепость. А потом отправили в ссылку в Тамбов.
Гоц приезжает к Чернову в Берн. Во время первой же встречи объясняет малознакомому молодому человеку, что там делать нечего, а новую газету они вместе будут издавать в Женеве. «Если понадобится, хоть завтра», — немедленно соглашается Чернов.
Впрочем, Женева тоже не самое популярное место среди русских эмигрантов конца ХIХ века. Как и Берн, это глушь, в которой ничего не происходит и настоящим политикам и публицистам не с кем общаться.
Политэмигранты живут обычно в крупных городах. Первый вариант — Лондон, именно там Герцен начал издавать «Колокол», легендарный русский оппозиционный журнал начала XIX века, там до сих пор живет Петр Кропоткин — патриарх и идеолог анархистов. Второй — Париж; там жил покойный лидер народников Петр Лавров, там очень мощное левое движение, которое по мере сил поддерживает русских товарищей. Третий вариант — города Германии, в первую очередь Мюнхен; немецкие классики социализма (Маркс, Энгельс, Бебель) — почти святые для многих русских революционеров, многие хотят находиться поближе к авторитетам.
Три товарища и диктатор
В Женеве, которую Гоц выбирает новой столицей оппозиционной эмигрантской России, уже живет один довольно известный персонаж — это 46-летний Георгий Плеханов.
Он тоже когда-то был народником, вступил в «Народную волю» на десять лет раньше Гоца. Потом создал свою подпольную организацию «Черный передел», но в 1880 году (то есть за год до убийства Александра II и разгрома «Народной воли») эмигрировал в Швейцарию. Тут он пересмотрел свои взгляды, увлекся марксизмом — и стал первым российским проповедником этого учения. Плеханов один из немногих революционеров, который не пострадал за свои убеждения.
В 1901 году, когда Гоц решает взять на себя издание «Революционной России», в Женеву приезжают три молодых журналиста, три друга. Они тоже хотят издавать газету — но только не народническую, а марксистскую. И собираются к своему кумиру, Плеханову, за благословением. Он — живая легенда русского марксизма, почти как покойный Лавров для народников.
Трое приезжих часто публикуются в подпольной прессе. Первый — самый известный из них на тот момент, подписывается псевдонимом Мартов, он еврей, его настоящее имя Юлий Цедербаум, ему 28 лет. Второго друга зовут Александр Потресов, он самый опытный революционер, ему уже 32. А третий публикуется под псевдонимом Петров. Ему 31 год. Его настоящее имя Владимир Ульянов. Он пока не придумал себе нового псевдонима, под которым его узнает весь мир, — Ленин.
Однако встреча с легендарным Плехановым не оправдывает их ожиданий. Товарищи рассчитывают, что патриарх поддержит их и, воспользовавшись его авторитетом, они смогут издавать в Женеве свою газету под названием «Искра». Но Плеханов хочет командовать новой газетой сам и рассчитывает, что молодежь будет ему беспрекословно подчиняться.
Поговорив с ним, трое поспешно уезжают, чтобы открыть редакцию в Мюнхене. Деньги у них на это есть — найти спонсора помог Петр Струве еще год назад.
Главную роль играет, конечно, Мартов, который пишет больше всех. Регулярно присылает свои статьи и Плеханов, несмотря на их размолвку в Женеве. А Петров занят скорее черновой работой. Тогда как его звездные товарищи вдохновенно пишут, он, фанатичный трудоголик, занимается редактурой, корректурой, версткой и заказывает новые тексты.
Плеханов приезжает навестить редакцию в Мюнхен и остается доволен. По крайней мере — будущим Лениным. «Петров — славный малый, я в этом и прежде не сомневался, а после поездки в Мюнхен и того менее, — пишет он другу, — жаль только, что чисто административная работа мешает ему много читать и писать».
Маленькая Россия
1902 год — переломный в российской политике. Но, что удивительно, в российской столице этого почти не замечают, поскольку основные перемены происходят за границей. И в конце XIX века в Европе жили российские политэмигранты. Однако до сих пор они были и ощущали себя изгоями, которые никак не влияют на ситуацию на родине. В 1902 году все меняется.
Количество русских политэмигрантов становится так велико, что впору говорить о появлении «маленькой России», альтернативного российского гражданского общества — причем состоящего из очень образованных и активных людей. Русскоязычная община в Европе погружается во внутренние споры, конфликты и дебаты. И постоянно пополняется новыми эмигрантами: к 1902 году в Европе живет около 35 тысяч российских подданных.
Важнейшая дискуссия о будущем России разворачивается именно в Европе, она становится полигоном разработки тех идей, которые будут воплощаться в России спустя пятнадцать лет.
В январе 1902 года «Революционная Россия» триумфально объявляет о создании объединенной партии социалистов-революционеров. Более того, ее новые лидеры Гоц и Гершуни решают, что партии — преемнице «Народной воли» надо вернуться к тому, что принесло ей славу в предыдущем веке, — к террору.
Гоц пишет устав Боевой организации эсеров и предлагает Гершуни начать уничтожение российских чиновников.
«Цель боевой организации заключается в борьбе с существующим строем посредством устранения тех представителей его, которые будут признаны наиболее преступными и опасными врагами свобод, — говорится в уставе. — Устраняя их, боевая организация совершает не только акт самозащиты, но и действует наступательно, внося страх и дезорганизацию в правящие сферы, и стремится довести правительство до сознания невозможности сохранить далее самодержавный строй».
Время подлеца
В марте 1902 года министр финансов Сергей Витте и министр внутренних дел Дмитрий Сипягин приходят обедать к князю Мещерскому, самому близкому к власти журналисту в России. Мещерский был дружен еще с императором Александром III и добился от него огромных ежегодных субсидий на издание журнала «Гражданин» — символа проправительственной печати. Редактором журнала был Достоевский (в 1873–1874 годах), в нем печатался Победоносцев. Князь Мещерский всегда был ультрапатриотом, почвенником, врагом либералов. Поначалу Николай II не любил Мещерского. Однако за пару лет опытному конъюнктурщику удается втереться в доверие к молодому императору. Огромные субсидии на издание «Гражданина» возобновляются. Правда, газета по-прежнему продается мизерными тиражами — об успехе, как у «Нового времени» Алексея Суворина, Мещерскому не приходится и мечтать.
На обеде у князя глава МВД Сипягин жалуется, что устал. Император все время его обманывает, принимает решения за его спиной. Министр внутренних дел говорит, что планирует подать в отставку. Витте критикует его за чрезмерную жесткость, которая только раздражает общественное мнение и усиливает революционные настроения. «Если бы ты знал, что от меня Государь требует. Государь считает, что я весьма слаб», — сетует Сипягин.
Но уйти в отставку он не успевает. 2 апреля Сипягин приезжает в Мариинский дворец (где в тот момент заседает правительство). К нему подходит офицер и протягивает конверт — говорит, что это письмо от московского генерал-губернатора великого князя Сергея. Сипягин хочет взять его, но офицер достает пистолет и стреляет. На шум выходят остальные министры.