иво украшенной спиральной лестнице даже вспыхнула лампада.
Стоило мне переступить через порог, как двери плавно закрылись за мной, цепи вновь оплели дверь железной паутиной, а замки защелкнулись, оказавшись на прежних местах. Я спустился вниз по мраморным ступеням, чуть не задев плащом статуи семи херувимов. Расставленные прямо по краям лестницы, каждая на три ступени ниже другой, они напоминали молчаливых посетителей, застывшей прямо у перил. Вспыхнули еще несколько лампад, освещая мне путь в мрачную, пахнущую сыростью и паутиной глубокую дыру.
Стройные, скупо украшенные резьбой колонны подпирали низкий свод потолка. Окон не было. Два витража, расположившихся параллельно друг другу у самого входа были разбиты и заколочены досками с внешней стороны склепа. Среди гладких каменных надгробий и крышек саркофагов изредка встречались статуи. Памятников было немного и по счастью в гробнице не встретилось ни одного креста. По мраморным плитам пола ползали отвратительные насекомые. Сквозь трещины пробивался мох. Ни одной скамьи вокруг не было, поэтому я забрался на плоскую крышку саркофага, чтобы заснуть прямо на ней. После долгого и утомительного побега никакое ложе не могло показаться неудобным. Даже несколько каменных украшений, выпиравших возле изголовья, не мешали мне. Конечно, от камней веяло могильным холодом, но с момента первого перевоплощения моя кожа стала не менее белой и холодной, чем мрамор, из которого делают статуи.
В гробнице, расположившись на несколько футов под землей, можно было не опасаться того, что князь разыщет меня. Даже если горячий след приведет его к окованным цепями дверям, то замки не раскроются перед ним. Их смогу отомкнуть только я. Вокруг не было ни души, только возились пауки в дальних уголках и две-три летучие мыши повисли вниз головами, уцепившись за стропило потолка. Утешением служило лишь то, что ни один человек не сможет сломать колдовскую печать, положенную мной на двери и увидеть странное, златокудрое создание, которое спит, свернувшись на крышке саркофага, как ангел, только что пережившей падение.
Должно быть, город уже осветили первые лучи солнца, но в склепе было холодно и темно. Перед тем, как ненадолго погрузиться в сон, я велел всем лампадам погаснуть. Несколько слабых огоньков потухло разом, будто какие-то невидимые гости одновременно задули их. Во сне я снова видел вращающееся колесо прялки, оживающих сфинксов, волшебных прях. Потом в смутном сновидение возникли стены, какой-то крепости, зазвонил колокол на донжоне, первый луч зари осветил свод стрельчатого окна и всего лишь на миг мне показалась поразительно красивая девушка с темными косами, короной уложенными на голове и скульптурными чертами лица. Перед ней на столе лежала раскрытая книга и гладкий, до блеска отполированный череп. Красавица что-то старательно переписывала на лист бумаги. Только в последний миг перед пробуждением, я понял, что ее перо плавно выводит колдовские символы. Мне хотелось предостеречь ее от этого опасного занятия, рассказать о пагубном влиянии колдовских книг, но в это мгновение я очнулся и почувствовал в склепе недалеко от себя чье-то нежелательное присутствие.
Раздались шаги, но не со стороны лестницы, а из дальнего угла. Послышался скрип каких-то рычагов и открывающейся дверцы, спрятанной в глубокой нише. Как же я мог не заметить потайного хода. Ручной фонарь со звоном опустился на мраморную плиту. Еще до того, как открыть глаза, я знал, кого увижу.
Я мгновенно откинул рукой смятый плащ и приподнялся на локтях. Заметив меня, Винсент застыл на одном месте, боясь даже пошевельнуться. Под стеклянным колпаком его фонаря вместо свечи полыхали несколько лесных гнилушек. Неприятный, насыщенный зелеными оттенками свет полосками ложился на гладкие плиты и стены. Даже при таком скудном освещении можно было заметить, что Винсент почти не изменился. Он даже помолодел и стал привлекательнее, только в больших темных глазах появилось какое-то озлобленное выражение. Он быстро пришел в себя. Даже не потребовалось спрашивать, как он меня нашел, и зачем ему вообще понадобилось разыскивать старого знакомого. Винсент достал из-под широкой накидки какой-то предмет и бросил его на незанятую крышку саркофага. В бликах зеленого света, я разглядел, что это черная бархатная треуголка, по неосмотрительности оставленная под окнами зачарованного дома.
-- Было бы неприятно потерять навсегда такую красивую вещь? Не правда ли, господин эльф? - с сарказмом осведомился Винсент, с тонким расчетом помянув ласкательное прозвище, которым так любили называть меня братья и очарованные встречные.
Бедняга Винсент надеялся, что при первом напоминании о прошлом я разозлюсь. Он не учел того, что прежний доверчивый Эдвин теперь стал закаленным жизнью чародеем. Как и все, он полагался только на впечатления от внешнего вида и даже не пытался заглянуть глубже, в душу. Хотя наверняка умел читать мысли, ведь недаром же он проторчал много лет в этой проклятой школе.
-- Никак не ожидал увидеть тебя здесь. Обычно отпетого авантюриста можно встретить где угодно, но только ни в обители призраков, - с мрачным юмором заметил я, отчего Винсент только сильнее разозлился и даже сжал кулаки. Он мерил шагами узкий проход между рядами саркофагов и с неприкрытой ненавистью поглядывал в мою сторону.
-- Почему ты? - наконец выпалил он. - Почему власть и могущество, о которых так мечтали все ученики школы чернокнижия, достались ни кому-нибудь из них, а именно тебе? Князь должен был выбрать меня, я ведь столько лет ждал триумфа. Я так старался достичь высот хотя бы в учебе, а все досталось тому, кто даже ни разу не утруждал себя прочтением книги. Ты ведь не в чем не смыслил, кроме ратных наук, пока жил в отцовском замке.
-- Возможно, если бы ты тратил меньше времени на жульничество, а больше на учебу, то, действительно, смог бы достичь некоторых высот, - подколол его я.
-- Как ты можешь так говорить, Эдвин, - Винсент с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони, и на коже выступила кровь. - Пока ты жив, я не смогу стать корифеем. Книг по колдовству слишком много. Для меня открыть твои тайны, это все равно, что искать иголку в стоге сена. Я всего лишь второй после тебя.
-- Если не последний, - резонно поправил я, снова вогнав его в злость и вызвав смущение. Его щеки залил пунцовый румянец.
-- Точно, я забыл про твоего покровителя. На втором месте он, я на третьем, - как бы извиняясь, пробурчал Винсент.
-- Моего покровителя? - удивленно переспросил я, ломая голову над тем, кто это такой.
-- Ну, да, князя, - пояснил Винсент, ни чуть не сомневаясь в собственной правоте.
У меня чуть не вырвался горький смешок. Ротберт - мой покровитель, это было уж совсем невероятно.
-- Ты ошибаешься, - самым искренним образом заверил его я.
-- Как ошибаюсь? - вспылил Винсент. - Он ввел тебя в высшее общество, теперь все эти бессмертные создания трепещут перед тобой. Я все знаю. Меня не так-то просто обмануть, хотя врать ты научился очень искренне.
Я старался не обращать внимания на то, как фамильярно Винсент обращается ко мне. Пока я был принцем, он разговаривал со мной гораздо почтительнее. Ведь тогда у меня не было успеха на колдовском поприще, а у Винсента не было повода на меня злиться, но теперь его словами и поступками руководила черная зависть.
Трудно было не заметить, что Винсент носит высокий, глухой воротник, полностью скрывающий горло до подбородка. В жаркий день это могло показаться странным, но в гробнице было слишком холодно. Винсент прекратил вышагивать взад-вперед по потрескавшимся плитам, и я смог получше присмотреться к нему. На овальном лице с очень чистой, гладкой кожей четко выделялись дуги бровей и ресниц. Каштановые волосы посветлели и курчавились на концах. Винсент аккуратно заправлял непокорные пряди за уши, как бы желая показать, что его обычные человеческие раковины ушей ничем не напоминают эльфийскую заостренность. Зато сам он очень напоминал никса или эльфа, немного поглупевшего с течением времени, но все равно обаятельного. Впечатление портили только злые, лихорадочно блестевшие глаза. Много лет назад их выражение было совсем другим.
-- Вижу, ты не добился успеха в своих морских путешествиях. Правильно я сделал, что тогда не поехал с тобой, - решил немного подразнить его я.
-- В одиночку добиваться успеха очень сложно. У меня же не было такого покровителя, как у некоторых. Не было даже сообщника, который бы ни разу меня не подвел. Тем, кто достойнее других, все в жизни дается с большим трудом.
-- Твоя жизнь должна была закончиться пару веков назад, хотел съязвить я, но решил дать ему возможность высказаться.
-- Всегда получается так, что лентяям и лоботрясам все дается легче, а к королевским сынкам судьба вообще благоволит, - Винсент, очевидно, исчерпав запас своего красноречия, устало прислонился к колонне.
-- Зачем ты пришел? - наконец спросил я.
-- Чтобы высказать все, что я о тебе думаю, - прошипел он в ответ. - Ты не имеешь права подслушивать чужие разговоры и портить мои планы.
-- Значит, лорд все-таки спустил на тебя собак?
Поняв, что вопрос риторический, Винсент лишь обиженно поджал губы.
-- Должно же в тебе быть хоть немного честности, - после недолгого молчания буркнул он.
-- Тебе не помешало бы соблюдать осторожность, тогда бы не пришлось взывать ни к чьей честности. Ты дважды позволил мне подслушать разговор о твоих замыслах.
-- Дважды? - Винсент насторожился.
-- Первый раз ты был слишком увлечен, чтобы заметить чье-то присутствие. Ты так умело расхваливал свой талант готовить яды, что кажется убедил самого себя в том, что имеешь право называться злым гением.
Винсент ошарашено уставился на меня, потом стукнул себя ладонью по лбу, тихо прошептав:
-- Так вот в чем дело!
-- Сегодня ты снова лезешь на рожон. Двери окованы цепями. Здесь, в склепе, мы одни. Даже если взбудораженные исчезновением твоей именитой особы горожане вдруг взломают замки и найдут тело, разорванное когтями дракона, то отнесут твою гибель на счет тех страшных легенд, которые гуляют вокруг этого места. По их догадкам ты превратишься в еще одну несчастную жертву здешних призраков. А затем пойдут новые предположения, возьмутся за перо ловкие романисты, чтобы как-то объяснить твою смерть, опровергнуть или подтвердить догадки народа. Кстати, ты не знаешь, в