И всё же остаётся глубоко личный вопрос: в каком направлении направить свою волю? Кажется, ясно — к достижению реализации Абсолюта (употребим это слово для выражения Того, что выразить нельзя). Но в Абсолюте меняется всё: прощай душа, прощай человеческое, Я осталось как Дух в чреве Беспредельного, и сам я становлюсь таковым, как он. Так учит великая Веданта, так учил Шанкара. И мой опыт близок к тому, чтобы подтвердить это, но… Что происходит «там» в реальности, неисповедимо. Всё лучшее, что есть в «творении», исчезает или трансформируется в нём. Исчезает Воля, ибо всё совершается мгновенно, силою беспредельного могущества (в том числе и «творение»), исчезает тот Интеллект, который действует в мире, возникает другой Интеллект, который неописуем, я уже не говорю об исчезновении такого пустяка, как время, пространство и так далее. Недаром бунт Люцифера — и в этом, чисто тварном страхе перед исчезновением в этой бездне абсолютного, неуничтожимого… Бунт эго против высшего Я. Но одно ясно и неопровержимо — это высшее Я, Атман, достижимо и здесь, в мирах, и это высшее Я сохраняется и в Абсолюте, ибо без него нет Личности, нет абсолютного субъекта… А потому… Я согласен — это высшая цель, и она достижима. Но есть ещё что-то… Что?.. Наше поле Знания бьётся в тисках, расширяется, но, может быть, в какой-то момент оно исчезает вообще, ибо то, что лежит дальше — вне всякого Знания, веры и вообще наших представлений, даже самых эзотерических… Что это?.. Бездна вне Абсолюта, как говорит «последняя доктрина»? Бездна, которая «за» Абсолютом и… «связана» с Ним или нет?.. А возможно, не бездна, а что-то ещё, какой-то непостижимый уровень, как бы почти отменяющий все наши познания и представления?
…Хорошо. Наконец, я думаю, что у меня изначально русская душа. Тогда всё объяснимо. И беспричинная «тоска» как двигатель в бесконечное, метафизическая неутолённость, страсть к безднам, антиномичность, бунт и смирение, отвращение к завершённости и к якобы «конечной истине», которая сама бесконечна и может отринуть самую себя, подполье и так далее, и так далее. Список качеств русской души может продолжить не только Достоевский… Это и мои качества, к счастью… Поэтому понятно, почему я воплотился в России, пусть и не в самый лучший период её бытия. Тем лучше. Где ж ещё быть русской душе… А вот почему именно в этой России, а не в какой иной космологической России (о которых говорит доктрина «Россия Вечная») — это уже другой вопрос. Всё равно, я её люблю и готов принять и прийти в неё в ещё более худший период, чем тот, который я попал, лишь бы быть в России, пусть несчастной, униженной, почти покорённой (но не сдающейся) злобой, идиотизмом и ненавистью мира сего.
Пусть так не будет, но я бы пришёл. И заглянул бы в глаза этим людям, в которых ещё сохранился отблеск её святынь, духа её гениев и, главное, таинственный свет и тень русского бытия…
Вокруг меня всё время крутятся эти вопросы, не только в нашем эзотерическом круге, но везде: что будет с Россией, куда идёт этот мир, и кончится ли это добром, хотя бы на наш век, а там потомки разберутся… На мой взгляд, ответ прост. Если Россия не изменит своему Духу, своему предназначению, она не погибнет, хотя время диких, сметающих катаклизмов рано или поздно неизбежно в этом мире. Любые человеческие ухищрения и забота о безопасности бессильны, если они противоречат замыслу Господнему. Если Россия сохранит свою сущность, она никогда не станет придатком какой-либо бессмысленной цивилизации, вроде современной цивилизации голого чистогана. Тем более, всё это сугубо временно — цивилизации возникают и исчезают.
Иначе, если откажется от самой себя, русская история и жизнь будет продолжаться в других измерениях и мирах… В конце концов, если Шива, в состоянии глубочайшей медитации и сосредоточения, вселил часть своего духа в Индию и сделал её великой Индией духа, то может найтись и божественный покровитель русских миров… Хотя, возможно, по отношению к нашей земной России всезащищающий дракон (или Слово) уже возник, ибо доктрина есть… Впрочем, будет видно».
Эпилог
Это произошло ранним, необычно хмурым, каким-то безнадёжным утром, когда, казалось, сама природа потаённо протестовала против дел человеческих.
В такое утро Денис совершенно спонтанно, словно что-то его подтолкнуло изнутри на этот шаг, открыл любимой женщине тайну своего происхождения. В первые мгновения Рита ошеломлённо не поверила, но, тут же, взглянув на него, увидела, что он сказал правду, по крайней мере, в том отношении, что верит в то, в чём ей признался.
Но когда Денис развернул перед ней картину своих, пусть фрагментарных, воспоминаний об этом, рассказал об утверждении Меркулова в этом плане и о различных косвенных моментах — Рита поверила, внутри души своей сказала себе: «Да, он был тот…»
Это открытие и смутило её, почему-то ожесточило и дико обрадовало в то же время. Она соскочила с постели и беспокойно забегала по комнате.
Денис решил охладить её пыл и заявил, что, согласно традиционалистским знаниям, в этом нет ничего парадоксального, во всяком случае, в древности, когда связь с высшими мирами была на уровне, это происходило не так уж и редко. Некоторые боги заканчивали своё блистательное существование именно так.
— Но тогда, а сейчас?! — вспыхнула его любимая Риточка. — Я знала, Денис, что ты исключительная личность! Чёрт возьми, я бесконечно горжусь тобой! И я это чувствовала, да, да! Теперь я вспоминаю, какие-то намёки, неопределённые тогда ощущения, сны, наконец… Моя душа в своей глубине, может быть, и знала об этом, но рассудок гасил все импульсы…
— Ладно, ладно, Ритонька. Отнесись к этому спокойно, как к данности. Это было, но это прошло.
— Но это запечатлено; время — иллюзия.
— Но мы живём здесь, богиня времени Кали не простит тебе таких смелых высказываний, — улыбнулся Денис. — Её ожерелье увешано черепами, в том числе и богов. Здесь время всесильно. И сейчас я — человек. Будем исходить из этого.
— Конечно, мой родной, — Рита бросилась в постель ему на шею. — Но скажу прямо, мне сейчас приятно.
Денис расхохотался.
— Но я сейчас и немного боюсь тебя, — призналась Рита. — В меня входит плоть бога…
Денис успокоил её.
— Я человек теперь, человек…
…Последующие дни проходили под знаком этого откровения. Рита сразу же обнаружила в библиотеке Дениса ряд книг, древних трактатов (в хорошем переводе, однако), посвящённых богам и их связи с людьми. Была, впрочем, одна случайная книжонка, современная, конечно, в которой автор с настойчивой зомбированностью интеллектуала нашей эпохи утверждал, что, дескать, боги — это прилетевшие к нам инопланетяне. Рита выбросила этот бред. Но другие книги были на уровне. Рита восхищалась.
— А что ты скажешь? — спрашивала она у Дениса.
— Думаю, в основном всё верно. Но пойми, что очень много метафор, аналогий, символики… В действительности, наши представления с трудом могут выразить то, что там происходит. Надо объяснять, менять структуру человеческого мышления — а это возможно только при устном посвящении, как было в традиционных обществах.
Но Рита пыталась залезть своим умом в самые непроходимые детали, о которых и сам Денис не мог «помнить» или «знать», будучи на данный период человеком. И человеческое в конце концов стало побеждать.
Денис напомнил Рите о славе Богочеловека, пришедшего в мир, чтобы принести себя в жертву, о богочеловечестве, о том, что и в духовной Традиции всегда считалось, что человек имеет необычные и странные преимущества на уровне духовной реализации, на уровне единства с Богом — первоисточником и миров, и богов, и людей…
— Но боги тоже способны к такой высшей, последней реализации?! — возразила любимая Дениса.
— Конечно, — отвечал тот. — Но им гораздо труднее, они слишком самодостаточны. Знаешь, счастье может быть ещё большим врагом, чем страдания…
— Но только не наше счастье! — вспыхнула Рита.
— Конечно, — рассмеялся Денис, всё время пытаясь потушить огонь, разбушевавшийся в душе Риты. — Мы же не забываем о Первоисточнике всего благого…
Рита унималась, но ненадолго. Нет, нет, а она спрашивала:
— Если тебе предстоит вернуться в лоно богов, возьми и меня, пожалуйста… — лепетала она порой.
Наконец, всё завершилось визитом к Меркулову. Он с радостью приветствовал признание Дениса и предложил отметить такое событие хорошим вином. И Рита, и Денис охотно согласились. Первый тост был за любовь, за Дениса и Риту, а второй — за богов.
— Надо им помочь, Денисонька, надо им помочь, — проговорил Меркулов, отпив вина. — А то знаешь, что-то невыразимо главное, таинственное они не приметили и заблудились. Последнее озарение, может быть, надо ждать от нас, здесь…
И после такого посещения и Рита, и Денис как-то немного успокоились. Их потянуло «сюда», в деревню, в родную Россию, подальше от идиотизма городской жизни, как довольно нахально выразилась Рита.
И они оказались там, на время, в тишине и благе, и из окон деревенского дома на окраине заброшенного, но в то же время благодатного в своей заброшенности и тайне городка, они видели бесконечный простор, расстилающийся за городком, простор, готовый подарить им свою бесконечность. «Опять Россия», — прошептала Рита.
Между тем злосчастный Матюхин не утихал в своём стремлении найти светоносное начало в нарождающихся в России младенцах и детях. На этой почве его тоже тянуло в провинцию, подальше от Москвы, но не в пропащую провинцию, а в ту, где зрели всходы. Единственное, что его удерживало в Москве, это Алёша. Этот мальчик, «младенец», по существу, дитя, где-то поставил его в тупик. В том смысле, что Матюхин как-то неожиданно и глупо для самого себя не мог его, «младенца», дитя, понять.
«Не могу его понять, и всё тут, — думал Матюхин. — Вот других мальчишек, девочек, из Рязани той же, могу понять, вижу их свет, а этого познать не могу… И почему так — тоже не могу познать. Тупик, и причём бесконечный», — чуть-чуть злился на самого себя Матюхин.