— Хотелось бы, — мягко заявил Яснов. — Насчёт протосанскрита я не знал… Звучит крайне убедительно. Представляю, как взбесятся русофобы…
— А я бы добавил, — выступил Антон, — что любая высота духа вполне совместима с определённой дозой смирения и, говоря проще, некоей метафизической скромности. К тому же мы всегда, в отличие от колониальных империй, иначе относились к другим народам. А российские коренные народы — просто наши братья… И Россия такая же родина для них, как и для нас…
— Но вы не сказали ничего о характере и сути этой духовной составляющей, — прервал Илья Терехов.
Соня, молчавшая до сих пор, вступила в общий поток:
— Трудно сказать, какой она будет. Думаю, что многое закладывается уже сейчас. Многое зависит от ситуации в мире, от того, какие открытия и изменения произойдут, как скоро придёт новая цивилизация…
— Новая цивилизация?! — раздались голоса. — Это интересно… Конечно, всё проходит, и эта пройдёт, но какая будет новая?!
— Опять особый разговор, — ответила Соня. — Предоставим эту работу Богу, я имею в виду новую цивилизацию…
— Да, — подхватил её мысль Антон. — Но России надо пристально следить за всеми, может быть, молниеносными изменениями, какие будут происходить в этом так называемом мире. И реагировать на них соответственно, а то можно так влипнуть, не дай Бог… Я, лично, жалею руководство страны, я бы не вынес такой ответственности.
— Нашли, кого жалеть, — ядовито ответил кто-то.
— Конечно, духовная составляющая — это тайна будущего, — продолжил Сугробов. — Но скажу одно: в великой России, конечно, изменится многое, характер СМИ будет другим, образование коренным путём изменится. Особенно гуманитарное; вообще то, что касается человека. Учебники, к примеру, в школах, в университетах, по истории, литературе, естествознанию будут другие, конечно… К слову, уже сейчас, по разным данным, скажем, касаясь исследования недавно найденного замёрзшего в Альпах и довольно сохранившегося трупа неандертальца, можно считать, что с бредово-идиотической гипотезой о происхождении человека от обезьяны покончено…
— Да, такого идиотического бреда о человеке и его истории полным-полно в этой цивилизации… Бедные школьники — более ста лет им вбивают в головы бред, по многим направлениям… И с тяжёлым, угрюмым, слоновьим упорством, кстати, — вздохнул Терехов. — Такова эта цивилизация. Какой аспект ни возьмёшь: коммунизм, фашизм и, наконец, эта система голого чистогана… Все они хороши; цветочки, так сказать, прогрессивного двадцатого века.
— Ну, коммунисты были тупее, зато честнее, — вступилась Наташа.
— Вся эта эпоха создала машины, но уничтожила человека, превратив его в придаток, — перебил кто-то. — Чего тут говорить, и так всё ясно… Ух, тяжело…
Тогда вступился Сугробов:
— Всем по полбокала вина, для начала. Раз тяжко, надо передохнуть, даже в гуще дискуссии.
— Я разолью всем, — сказала Соня и, с помощью Сугробова достав из шкафа, что положено, легко и радушно, как сестра милосердия, разлила всем по бокалам. За это время переговаривались, шутили. Терехов выпил всё сразу, молодецки, как водку, остальные отхлёбывали, но тут предложили продолжить разговор, сам по себе действующий, как вино…
— После духовной составляющей остановимся на отношениях между людьми в предполагаемой великой России… Не буду оригинален, царствовать могла бы любовь… Сколько об этом говорилось… Такое легко сказать, но как осуществить? Вот в чём вопрос. Я, откровенно говоря, не совсем уверен… — сказал Сугробов.
— Да почему же трудно?! — вступилась Наташа. — «Возлюби ближнего, как самого себя».
— По душе всё понятно, а вот в действии — не то… — возразили сразу двое из гостей.
— Мы все согласны, что в центре внимания в великой России будет человек, а не зомби, клоны и разные изощрения, — опять продолжил Сугробов. — Давайте подойдём с такого конца: общая культура объединяет… Как я, например, могу обидеть человека, который любит, к примеру, Есенина, кто проникся поэзией Пушкина и так далее, если и я всё это люблю… Это значило бы обидеть родного человека, родственника, в конце концов… Вот один ключ к любви, я думаю…
— Ключей много… А язык… А страдания… Если Россия во мне, то и в другом Россия… А завет Божий, христианский… — посыпалось со всех сторон. — Жестокость в людях надо уничтожить… Должна быть не только любовь, а нежность в отношениях… Будем, как дети, и войдём в Царствие Божие… Нежности не хватает и мудрости…
Сугробов успокоил.
— А ведь было, — сказал он, — в середине 19 века двери в деревнях не запирали… Когда люди встречались, они кланялись друг другу как образу и подобию Божию… Раз было, так почему же опять не может быть?!
— Почему только было?! — воскликнул Строгов. — Во многих семьях, среди друзей, в таких небольших очагах, в провинции особенно, это и сейчас есть, слава Богу.
— Да, конечно, — подхватил Антон. — Любить ближних — это так естественно для человека… Просто надо стереть с себя власть тьмы, всё наносное.
— Всеобщий порыв должен быть к лучшему, не вежливость должна быть, а душевность. Это по-русски! — кто-то добавил из присутствующих. — И не к бессмысленному веселью надо научить людей стремиться, а к душевному раю.
— Ну это уж слишком, — высказался Яснов. — Что ж я, выйду на улицу и с каждым встречным-поперечным буду целоваться? Хороша картинка…
— Ну зачем же карикатурить и опошлять! — вмешалась Наташа, и её поддержали другие.
— Я понимаю так: один за всех и все за одного! — раздался чей-то голос.
— А теперь ещё одна последняя черта: глубокая любовь к России, к стране, — произнесла Соня.
— Это не новость! — воскликнул кто-то.
— Нет, мы имеем в виду не только просто любовь к родине, а также глубинное, проникающее во все уровни души чувство, абсолютную любовь, не зависящую от всего внешнего, социального, например. Любовь по существу метафизическую, любовь, исходящую из нашей тайной доктрины, доктрины Вечной России.
И Соня внезапно остановилась на этом последнем слове. Впрочем, дальше и не нужно было слов. Воцарилась тишина. Никаких вопросов.
…Наконец, Сугробов взял слово.
— Об этом всё… Но хочу обратить внимание, в некоторых моментах учение о России Вечной практически совпадает с положениями великой России… Прежде всего, когда речь идёт об этой мистической любви к России, о которой так великолепно сказала Соня… И это само собой понятно, ведь в великой России, в её идее, заложен некий земной фундамент для реализации доктрины «Россия Вечная». Однако сразу хочу утвердить: Россия Вечная, Россия духа — это метафизическая реальность, и поэтому она не зависит от того, в каком состоянии находится наша земная Россия. Россия Вечная живёт здесь, прежде всего, в наших душах, хотя может воплощаться и конкретизироваться в разных мирах, и в нашем в том числе. Но в целом она зависит от состояния наших душ, а не от нашего положения в мире. Она уйдёт только тогда, когда мы перестанем быть Россией.
После некоторого такого вдохновенного молчания Терехов неожиданно высказался:
— От такой любви к России мне даже страшновато становится, точнее, дух захватывает…
Соня быстро ответила:
— Да в этой любви нет ничего необычного для нас всех. Она не свалилась неизвестно откуда. Она в традиции великой русской культуры, в её кровеносной системе. Читайте внимательней, с полной отдачей нашу классику… В книге «Россия Вечная» приведены стихи, поэзия великих русских поэтов о России, кое-что, по крайней мере. И вам всё станет ясным. Конечно, учение о России Вечной кардинально углубило то о России, что было в нашей классике, совершило величайший и качественный прорыв… Но эта доктрина продолжает традиции любви и самопознания России, а не вносит нечто, не имеющее корней в русской культуре и в русской душе…
…Ещё несколько вопросов, и на этом решили закончить…
Сугробов пригласил всех в кухню, довольно вместительную, и все расселись по-дружески, кто с кем, и все вместе. Припасов было достаточно…
Ужин начался добродушно, но внезапно приобрёл истерический оттенок. Тон задал Игорь Строгов.
— Наш разговор был серьёзен и глубок. Но он касался идеалов, которые вдохновляют и к которым надо стремиться… Но что мы имеем сейчас…
Последняя фраза сразу приковала внимание.
— Мы это отлично знаем, — прервал, всё-таки, Юрий Воронин, один из гостей, владелец и директор мощного информационного бюро. — Простите, что перебиваю…
— Ничего, я напомню… Развал, катастрофы, кризис, уголовщина во всех углах, коррупция, и самое жуткое — страшный моральный распад, значительной части молодёжи особенно. Дебилизация детей. Словом, Россия проиграла войну за души своих же людей…
Кто-то уронил рюмку с водкой.
— Ну, знаете, это преувеличение! — вступил Илья Терехов. — Да, всё это есть в какой-то части. Но если говорить о душах людей — то их ещё никто никогда не завоёвывал. Ни своя власть, ни чужая. Народ уходит в свою нишу и живёт там сам по себе, своей тайной жизнью. Пережили комиссаров — переживём и этих.
— Отрадно слышать, — проговорил Антон.
— Слышать, действительно, отрадно, но ужас в том, что положение наше безнадёжное, почти безнадёжное, — продолжал Строгов. — Мы не выберемся до хотя бы нормального состояния, о котором здесь говорили. Что же говорить о лучшем. Получился замкнутый круг: значительная часть высшего класса в экономике работает не на страну, а на себя и на вывоз капитала. То, что даётся внутри на строительство из госбюджета — на местах половина средств моментально разворовывается. Среднее чиновничество и криминал образуют нечто единое. Честный бизнес почти невозможен. Национальная буржуазия в нормальных странах работает на свою страну. У нас — наоборот. Разумеется, кто-то вопреки всему работает на страну — иначе вообще всё бы рухнуло…
— Государство бессильно в этой ситуации, — начал Сергей Яснов, он даже незаметно отставил от себя бокал с вином. — Россия сдавлена между требованиями Запада с одной стороны и внутренним провалом с другой. Выбраться из этого можно только чудом.