Первоначальная влюбленность Сиси во Франца Иосифа давно прошла, все сильнее вырисовывалось несходство интересов пары. Конфликты, возможно, были вызваны неверностью Франца Иосифа и обострились после рождения Рудольфа. Реакцией Елизаветы стал протест: она все сильнее предавалась своей страсти — верховой езде. В 1860 году она даже вернулась к родителям в Поссенхофен, где перенесла тяжелую болезнь. Для лечения императрице пришлось поехать на юг.
Итак, в двадцать один год Сиси, мать троих детей, лишенная любых проявлений свободы, ненавидимая своим окружением, поняла, что может сохранить рассудок и жизнь, лишь бежав из Вены. Поэтому, сославшись на легочное заболевание, она впервые с момента замужества оставила Вену, чтобы побыть на солнце, анонимно, далеко от двора. Сиси действительно серьезно заболела: чахотка не щадит и обитателей дворцов… Она уехала на остров Корфу, где и провела большую часть своей жизни. Там и произошла встреча императрицы с венгерской цыганкой, слывшей на острове настоящей прорицательницей. Говорят, старая гадалка поведала Елизавете о страшном роке, витающем над ее семьей. Сиси вернулась в свои апартаменты глубоко подавленная, вся в слезах. «Все мы умрем страшной смертью…» — повторяла она услышанное от цыганки. Она оставалась на Корфу несколько месяцев, несмотря на взволнованные и ежедневные письма Франца Иосифа.
В 1862 году Елизавета вернулась в Вену, но болезнь и разногласия с Францем Иосифом омрачили это пребывание, равно как и конфликт вокруг воспитания престолонаследника — эрцгерцога Рудольфа. В то время как Франц Иосиф и его мать выступали в пользу военной стези, Елизавета хотела воспитывать сына в более либеральном духе, причем ей удалось отстоять свою точку зрения. К этому времени она прониклась особой симпатией к венграм и сыграла немалую роль в достижении компромисса с ними. Ненавидя представительские обязанности в Вене, императрица много времени проводила на своем венгерском конном заводе в Гёдёллё. Там она могла удовлетворить как свою страсть к верховой езде, так и свое предпочтение — более непринужденному обществу. Сплетни при венском дворе вызывали ее поездки в Англию и Ирландию, участие в парфорсной охоте и эксцентричные поступки вроде предоставления своей дочери Марии Валерии в качестве товарища по играм «уродца-мавра».
Потом в течение более чем тридцати лет она не прекращала свои дальние поездки, для этого у нее появилась специальная яхта, ей построили очень красивое жилище на Корфу, ее любимом острове. Она появлялась при венском дворе помолодевшая, с ожившим взглядом, чтобы тут же вновь потонуть в душевной нестабильности, из-за которой по Европе уже пошли слухи о ее сумасшествии. Она принуждала себя к жестким режимам, часами занималась конным спортом, гимнастикой или прогулками быстрым шагом; во что бы то ни стало Сисси стремилась выглядеть безупречно. Тем не менее было бы ошибочным описывать первые годы супружества Франца Иосифа и Елизаветы в исключительно мрачных тонах. Можно сказать, что они не были, но бывали счастливы. Сама Сиси, считавшая себя поэтессой и оставившая довольно обширное собрание стихотворений (по большей части подражательных, навеянных творчеством Генриха Гейне, фанатичной поклонницей которого была императрица), посвятила не одну прочувствованную строку «прекрасным минувшим годам». Любила ли она Франца Иосифа? По-своему — несомненно, однако разница характеров и огромное количество обязанностей, которые взвалил на себя император, мешали их взаимопониманию. Достаточно твердый в политике, Франц Иосиф всегда уступал жене, оправдывал ее причуды и странности и до самого конца их более чем сорокалетнего супружества вел себя как образцовый муж.
Австро-Венгрия не была бы империей, если бы распорядок ее будней и праздников не подчинялся календарю знаменательных для царствующей фамилии дат. По всей стране, от Триеста до Черновица (ныне Черновцы), от Эгера до трансильванского Кронштадта (теперь Брашов в Румынии), торжественно отмечали дни рождения его императорского и королевского величества (Франц Иосиф появился на свет 18 августа) и его августейшей супруги, Елизаветы (24 декабря), юбилеи престолонаследника (кто бы им ни был), годовщины вступления императора на престол (2 декабря) и бракосочетания монаршей четы (24 апреля).
Император неизменно встречал свои дни рождения в городке Бад-Ишль. Это курортное местечко в предгорьях Альп на слиянии рек Траун и Ишль Франц Иосиф любил с детства. Считалось, что известные издревле солевые источники Бад-Ишля исцеляли болезни дыхательных путей, ревматизм и женские хвори, но император, человек довольно крепкий даже в преклонном возрасте, приезжал сюда из пышной и многолюдной Вены не по медицинским причинам, а за спокойствием, тишиной и свежим воздухом. Быть может, монарха влекли в Бад-Ишль и сентиментальные воспоминания: именно здесь в 1853 году Франц Иосиф обручился с юной принцессой Елизаветой Баварской. В качестве свадебного подарка мать жениха, эрцгерцогиня София, преподнесла молодоженам элегантную виллу в стиле бидермайер. Двухэтажная Kaiservilla, которую Франц Иосиф называл «раем на земле», на десятилетия стала летней резиденцией императорской фамилии. В этом здании размещались личные покои Габсбургов; приемы для гостей устраивались в иных местах. В последние десятилетия жизни неподалеку от императорской виллы Франц Иосиф арендовал для своей подруги Катарины Шратт скромный, но достойный особняк Villa Felicitas. В рабочем кабинете в восточном крыле императорской резиденции 28 июля 1914 года без малого восьмидесятичетырехлетний Франц Иосиф подписал манифест «К моим народам», извещавший о начале последней войны Габсбургов. Наутро монарх покинул Бад-Ишль, чтобы больше сюда не вернуться. Лишь пару раз император праздновал свои дни рождения не в Бад-Ишле. В детские годы Франца Иосифа центром торжеств становилось выходящее фасадом на главный городской променад здание, в котором ныне расположен городской музей; мальчика выпускала на балкон его молодая мама, и маленький принц махал ручкой своим будущим подданным.
В приходской церкви Святого Николая каждое 18 августа в присутствии именинника служили утреннюю Kaisermesse. С 1850-х годов для избранной публики открыли доступ в прилегающий к императорской вилле чудесный английский парк, аллеи которого спускались со склона холма Яйнцен к неспешной речке Ишль. В парке и проходили главные торжества. В середине августа Бад-Ишль на несколько дней становился светской столицей габсбургской монархии: здесь давали концерты лучшие музыканты; на здешних балах играли лучшие оркестры; придворные дамы готовили к здешним званым вечерам свои самые смелые туалеты.
В Венгрии на «местном» уровне праздновали годовщину коронации Франца Иосифа и его супруги в Буде, поскольку этому событию придавали особое значение. А вот в чешских землях (Франц Иосиф здесь, напомним, не короновался) подобной знаменательной даты не существовало. Тут важными мероприятиями считались деловые поездки императора по стране. Франц Иосиф имел склонность к кабинетной работе, но, будучи добросовестным хозяином, не сидел в столице. Его вояжи сопровождались организованными проявлениями лояльности к трону и превращались в испытание для чиновников и местных бюджетов.
Кому-то «не везло» на императорские посещения, формально превращавшие будни в праздники, другим такая удача выпадала неоднократно. В Будапеште, например, в последние десятилетия своего царствования Франц Иосиф появлялся практически ежегодно. Прагу за долгое время пребывания на престоле император посетил около двадцати раз. Особым расположением монарха и двора по понятным причинам пользовалось теплое Приморье. Франц Иосиф совершал поездки и на «южный полюс» Австро-Венгрии, в далматинские Спалато и Зару (ныне Сплит и Задар в Хорватии), и на крайний север, в богемский Райхенберг (Либерец), в польский Краков, в галицийский Лемберг-Львов. В Загребе гостям города и сейчас напоминают, что и Национальный театр на нынешней площади маршала Тито, и здание центрального вокзала на нынешней площади короля Томислава торжественно открывал сам Франц Иосиф. «Медвежьи углы» империи — Буковина, Трансильвания, Восточная Галиция, Босния и Герцеговина — о таком частом проявлении высочайшего внимания, как близкие к центру империи Венгрия, Богемия или Хорватия, — и не мечтали. Есть основания полагать, что восточные окраины империи представители правящего дома посещали без особого удовольствия. Последний император Карл, служивший некоторое время в качестве офицера в полку, расквартированном в прикарпатской Коломые, вспоминал об этом времени с ужасом. Не считались образцом гостеприимства земли, населенные итальянцами: Милан, например, принял в 1857 году первую пару империи с надменным холодом.
Как бы безрадостно ни складывалась жизнь молодой императрицы при венском дворе, какой бы прессинг ни испытывала она со стороны свекрови, все еще считавшей себя хозяйкой Австрии и навязывающей и сыну, и приближенным свое понимание жизни, Елизавета всеми силами отстаивала право на собственные мысли, взгляды и поступки. Наперекор канонам дворцового этикета она открыла дверь монарших апартаментов для художественной интеллигенции Вены. Художники, поэты, артисты, люди иных творческих профессий — словом, все те, чье присутствие еще вчера здесь было просто немыслимым, постепенно входили в круг общения Елизаветы, все больше отодвигая совершенно неинтересную ей безликую знать. Хотя это обстоятельство отнюдь не прибавляло ей популярности среди придворных.
Интересовалась ли она политикой? Жизнь в Поссенхофене отдалила ее от правил существования ее окружения; ей больше нравилась свобода, самостоятельность государств, объединенных под австрийским владычеством, тем более что ее свекровь проявляла упорство, подавляя малейшее сопротивление в этих аннексированных странах. В особенности это касалось Венгрии, к которой Сиси испытывала настоящую страсть: она изучила венгерский язык, у нее была близкая подруга, которую она повстречала в Будапеште.
Ей довелось принять непосредственное участие в решении такой болезненной проблемы, как отношения с вассальной Венгрией. Императрица, как казалось многим, малосведущая в законах большой политики, неожиданно для всех продемонстрировала удивительную дальновидность, дипломатический такт и то политическое чутье, которым была обделена ее могущественная свекровь. Жесткость, которую эрцгерцогиня проявляла по отношению к венграм, олицетворяла в их глазах всю Австрию и ставила между двумя странами непреодолимую стену непонимания, если не ненависти.