— Мы надеялись видеть президента у себя. — Новоиспеченная миссис Дьюи расплылась в широкой улыбке, обнажив пожелтевшие зубы. Громадные кукольные глаза были пронзительной голубизны.
— На Филиппинах кризисная ситуация, — пробормотал Дел.
Маленькая, с имперскими повадками, миссис Вашингтон Маклин с любопытством разглядывала молодую пару.
— Мы редко вас видим, мистер Хэй, — сказала она. — А вас не видим вовсе, мисс Сэнфорд, — добавила она нейтральным тоном. Весь ее стиль удивительно напоминал старшую миссис Астор.
— Надеюсь, это можно исправить, — сказала Каролина.
— Я тоже надеюсь на это. — Едва заметная улыбка ничуть не осветила лицо, целиком скрытое тенью от широкой ленты, усыпанной бриллиантами, натянутой в полудюйме от маленьких глаз. — Хотя я не собираюсь пребывать здесь вечно.
— Вы уезжаете в Кливленд, чтобы восстановить силы?
— Я собираюсь на небеса, чтобы искупить грехи.
Вскоре Каролина столкнулась лицом к лицу с самим Джоном Р. Маклиным. Он был высок ростом, с ясными прозрачными глазами, как у сестры, и аккуратно подстриженными усиками.
— Вот вы какая, — сказал он, наклонив голову к лицу Каролины. — Пришло время нам поговорить. Если только вы не станете просить у меня денег. Я ссужаю деньги лишь в кругу семьи.
— Очень мудро. — Каролина экспромтом процитировала Гете в немецком оригинале: стихотворение, в котором говорилось об отцовских обязанностях.
Маклин вздрогнул от неожиданности и закончил цитату тоже по-немецки.
— Откуда вы знаете, что я говорю по-немецки?
— Вы же учились в Гейдельберге. Видите? Я стараюсь разузнать все о своих коллегах-издателях.
Маклин даже заикал от удовольствия, глаза его увлажнились — или это ей только показалось?
— Желудок, — сказал он, — переизбыток собственных кислот. Давайте скроемся от всех этих людей в библиотеку.
Они устроились возле камина, в котором потрескивали крупные поленья. Пламя отражалось в темно-синих кожаных переплетах, расставленных, точно солдаты на плацу, на полках красного дерева.
— Вы не добьетесь успеха со своей газетой. — Он налил ей бокал шампанского, себе — содовой. Дверь в библиотеку была плотно прикрыта. Заметив, что глаза Каролины устремлены к двери, он засмеялся: — Два издателя не могут скомпрометировать друг друга.
— Будем надеяться, что мистер Хэй столь же практично воспримет наше уединение.
— Говорят, он очень милый юноша. Вы же знаете, мы все из Огайо. Клара Стоун уж точно оттуда. А Джон Хэй вообще ниоткуда. Он как цыган, которому удалось украсть не лошадь, а власть.
— А как иначе добывается власть, если не отнимается у кого-то еще? — с некоторым раздражением спросила Каролина. — Понимаю, конечно, иногда власть передается по наследству. Ну, скажем, вы унаследовали «Инквайерер»…
— Вы считаете меня праздным наследником! — засмеялся Маклин. — Это что-то новое. Я строил, опираясь на наследство, как ваш друг Херст, вы могли бы сказать. — Дрова в камине вспыхнули дьявольскими всполохами. Маклин некоторое время молча и пристально смотрел на Каролину. — Я не стану спрашивать вас, зачем вы этим занялись, — сказал он наконец. — Я сам устал от подобных расспросов. Если люди не понимают, почему вы, почему мы это делаем, — сейчас, когда он рассуждал в доверительном тоне коллеги-издателя, он показался ей необычайно привлекательным, — то объяснить это невозможно. Но коль скоро вы молодая красивая наследница, вознамерившаяся выйти замуж за Дела Хэя, то мне все же придется спросить: сколько времени вы собираетесь… оригинальничать?
— Столько же, сколько и вы, полагаю.
— Я мужчина. Мы выбираем жен и вид бизнеса, который нас привлекает. Ни одна дама из тех, кого я знаю, не позволяла себе в юные годы, не будучи замужем, делать что-либо в этом роде.
Каролина смотрела на белесый дым, возникший вместо сполохов пламени.
— Почему вы так стремитесь стать президентом? — спросила она вдруг.
— Откуда вам это известно?
— Ложная скромность, мистер Маклин. Почти девическая. Вы отвечаете мне так, как могла бы ответить я. Почему вы стремитесь к этому столь сильно, что бросаете вызов президенту в его собственном штате и терпите поражение, хотя заранее понимали, что именно этим все и кончится?
Маклин снова начал икать, громче даже, чем потрескивали дрова в камине.
— Я не думал, что проиграю. Мы шли почти вровень. В родном штате почва для него на редкость благоприятная. Но вся эта затея с империей не пользуется популярностью в народе.
— Зато народу нравится процветание, и президент хорошо это понимает. Эта его война положила конец тяжелым временам, и даже фермеры жалуются меньше обычного, а отсюда следует, что Маккинли снова победит Брайана. — Как гордилась бы мадемуазель Сувестр: одна из ее учениц беседует с мужчиной на равных.
Маклин смотрел на нее с изумлением.
— У меня сложилось впечатление, что вас интересует лишь отвратительное содержимое нашего городского морга.
— Уж не считаете ли вы меня гробокопателем и некрофилом? — засмеялась Каролина. — Если говорить честно, то содержимое морга мне совсем не по душе. Но мне любопытно, как еще вчера живой человек оказывается вдруг на мраморном столе, и я делюсь своим любопытством с читателями, увы — немногочисленными.
— Мистер Хэй, я имею в виду Хэя-старшего, должно быть, откровенен с вами.
— Я откровенна со всеми. — Каролина встала. — Мы чересчур долго здесь находимся. Я скомпрометирована. Наверное, мне полагается закричать?
— Я был бы этим крайне польщен, а миссис Маклин могла бы гордиться мною. — Маклин тоже поднялся. Они стояли около камина. Над каминной полкой висел восхитительный поддельный Рубенс. Две точно такие же картины Каролина видела в Нью-Йорке. Европейские изготовители фальшивок, облапошивая американцев, пренебрегают элементарной осторожностью. — Меня крайне удивляет ваш интерес к нашей политической жизни. Большинству юных… большинству женщин это не свойственно. Как это случилось?
— Я училась в хорошей школе. Нам внушили, что все следует подвергать сомнению. Именно этим я и занимаюсь. Итак, мистер Маклин, кто из нас — «Инквайерер» или «Трибюн» подвергнет сомнению войну?
— Войну? — заморгал Маклин. — Какую войну?
— Филиппинскую войну за независимость, какую же еще? Похоже, мы ее проигрываем.
— Проигрываем? Скорее всего вы не видели утреннюю телеграмму «Ассошиэйтед пресс». Генерал Отис пленил президента так называемого филиппинского конгресса и обеспечил безопасность центральной части Лусона. Война, о которой вы говорите, вот-вот закончится.
— Агинальдо по-прежнему на свободе. Но все это вы знаете лучше меня. — Не вполне искренне Каролина прикинулась почтительной молодой особой. — Я просто надеялась, что кто-нибудь все-таки объяснит, почему переполнены морги на этих островах.
Маклин взял ее за руку, внезапно превратившись в нежного заботливого отца.
— Ни одна молодая женщина, какую я когда-либо встречал, не знает столько, сколько знаете вы. Но вы не ухватываете сути всей этой…
— Сути?
Маклин кивнул. Они были уже у двери.
— Я вам ее тоже не открою. Вы и без этого слишком умны.
Дверь распахнулась, и в ее проеме показалась миссис Джон Р. Маклин, дама с крошечным подбородком, голубыми глазами и смуглой кожей.
— Вы оба ведете себя просто скандально, — приветливо сказала она.
— Скандалы — наша профессия, — отшутился Маклин. — А теперь, молодая леди, позвольте задать вам последний вопрос.
— Только при мне, — сказала миссис Маклин оживившись.
— Конечно, дорогая, — ответил ее муж. Он повернулся к Каролине. — Вы собираетесь продать газету Херсту?
— Нет. И если только смогу, не продам ее моему брату, то есть сводному брату Блэзу.
— Если только сможете? — Маклин пристально смотрел ей в глаза, точно вглядывался в циферблат часов, чтобы убедиться, верное ли время они показывают.
— Блэз заморозил мою долю наследства. Я могу не получить то, что мне причитается, до тысяча девятьсот пятого года. А до тех пор я вполне могу остаться без денег… — Каролина заметила, что миссис Маклин гораздо сильнее шокировал разговор о деньгах, чем мысль о романтической интрижке мужа с молодой женщиной. Но реакция Маклина оказалась мгновенной.
— Если вам когда-нибудь понадобятся деньги для «Трибюн», приходите ко мне, — сказал он.
— Папа! — Смуглое лицо миссис Маклин стало вдруг пепельным. Голубые глаза едва не вылезли из орбит.
— Мамми! — в тон ей откликнулся Маклин, сменив княжеское величие на домашнюю простоту нравов их семейного бизнеса. Он взял жену за руку. — Разве ты не видишь, что для меня лучше всего помочь этому милому ребенку издавать «Трибюн» на мои деньги, чем допустить, чтобы газета досталась этому выродку…
— Папа! — с громовой укоризной воскликнула миссис Маклин.
— Мне знакомо это слово, — сказала Каролина. — Я слышала его на Маркет-сквер, — добавила она скромно.
— … Уильяму Рэндолфу Херсту, — закончил Маклин и повел обеих дам в бальную залу.
Каролину приветствовали ее новые друзья из дипломатического корпуса. Жюль Камбон, жизнерадостный сверчок, всегда был рад видеть свою, как он считал, соотечественницу. Сам он любил называть себя американским холостяком: мадам Камбон отказалась сопровождать его в вашингтонскую глухомань. Лорд Понсефот, адвокат, превратившийся в дипломата, служил в Вашингтоне уже десять лет и знал всю подноготную столичной жизни лучше государственного секретаря, любил повторять Хэй. У него было широкое лицо, казавшееся еще более широким из-за пышных бакенбардов, белизна которых лишь подчеркивалась крупным лицом цвета красного вина. Понсефот заделался знатоком юридических тонкостей управления международными каналами. Когда-то он был причастен к строительству Суэцкого канала, а теперь снова, совместно с Хэем, готовил протоколы, регулирующие управление каналом, который Соединенные Штаты собирались прорыть через центрально-американский перешеек. Как только Атлантический и Тихий океаны соединятся, военно-морская мощь Америки удвоится, а британская, как об этом перешептывались в кулуарах сената, сократится наполовину.