К 1927 г. Польшу изучили достаточно хорошо. Разведупру была документально известна организация ее вооруженных сил, имелись также очень важные и редкие материалы, касающиеся мобилизации и предполагаемого стратегического развертывания польской армии, и практически вся информация о воздушном флоте.
Что же касается конкретных операций советской разведки в Польше в этот период, то здесь можно отметить работу Софьи Залесской. Молодую разведчицу в 1921 г. командировали в Краков с заданием организовать нелегальную резидентуру. Успешно справиться с этим заданием ей помогли родственные связи (она происходила из дворянской семьи). В результате Залесской удалось быстро войти в аристократические и военные круги Кракова и даже завербовать несколько офицеров, от которых она получала информацию оперативного характера. В 1922 г., когда работа краковской нелегальной резидентуры была налажена, Залесскую направили в Берлин.
Если говорить о работе легальной резидентуры в Варшаве, то о ней довольно интересные подробности рассказывает в своей книге «На путях к термидору» советский дипломат-невозвращенец Григорий Беседовский — с ноября 1922 г. сначала он был первым секретарем, а затем поверенным в делах УССР, а в сентябре 1923 г. стал советником полпредства СССР в Варшаве: «В это время, то есть в первой половине 1923 г., во главе отдела ЧК и военной разведки при посольстве стоял Мечислав Логановский. Это был поляк по происхождению, бывший член польской социалистической партии, перешедший затем к коммунистам. Во время гражданской войны Логановский отличился на фронте, имел ордена Красного Знамени и пользовался личным расположением Дзержинского. Дзержинский, любивший окружать себя польскими коммунистами, предложил Логановскому перейти на работу в Чека, и Логановский принял предложение. Одновременно с этим он принял также предложение Уншлихта быть резидентом Разведывательного управления (Разведупра) в Польше. Эта работа давала Логановскому большое политическое влияние, так как Уншлихт руководил тогда не только военной разведкой, но и польской секцией Коммунистического Интернационала. От Уншлихта, а не от Наркоминдела зависело направление советской политики в отношении Польши.
Логановский был человеком твердой воли, железной выдержки и зверской жестокости. Человеческая жизнь не имела в его глазах никакой ценности. Он готов был принести в жертву тысячи жизней, чтобы добиться выполнения какой-либо, иногда чисто технической, директивы. Помощником Логановского по отделу Чека являлся Казимир Кобецкий, тоже поляк по происхождению и бывший член польской социалистической партии. Кобецкий значительно уступал Логановскому по политическому развитию и по уму, но зато был блестящим техником, и недаром польская газета „Курьер червоный“ назвала его в одной из статей о советском шпионаже в Польше „королем шпионов“. Основной специальностью Кобецкого являлась вербовка агентуры вовне посольства. Несмотря на свое официальное положение (Кобецкий, как и Логановский, был секретарем миссии), он работал вовне под разными вымышленными фамилиями, и надо было обладать действительно блестящими способностями, чтобы вести такую двойную жизнь. Информация Кобецкого была поставлена блестяще. Он имел десятки осведомителей во всех слоях польского общества и еженедельно посылал в Москву обстоятельнейший доклад о внутреннем политическом положении Польши. Для этого доклада Кобецкий, впрочем, лишь систематизировал сырой материал, который обрабатывался вторым помощником Логановского — Карским (Тыщуком по кличке).
Карский был несомненно крупным политическим работником. Типичный интеллигент, вечно бегающий с книжкой или газетой в руке, близорукий и рассеянный, он был похож на учителя провинциальной школы. Он обладал большими политическими знаниями, много работал над собой, прекрасно разбирался во внутренней польской обстановке, знал всех политических лидеров, со всеми их достоинствами и недостатками. Карский считался в Чека „кабинетным“ работником, и к нему относились поэтому несколько свысока. Оперативная работа ему никогда не поручалась, лишь изредка, когда Кобецкий бывал занят, Карский ходил в город на свидания с информаторами, но при этом у него бывал такой растерянный, перепуганный и вместе с тем таинственный вид, что за несколько километров можно было догадаться, что он идет на конспиративное свидание. Однажды Кобецкий вздумал подшутить над ним, и, когда Карский вечером возвращался в посольство, в одном из темных переулков к нему подскочила какая-то фигура и крикнула: „Арестую вас, как сотрудника ГПУ! Следуйте за мной на Братскую улицу!“ (на этой улице помещалась политическая полиция). Карский, несмотря на свое дипломатическое звание, покорно поплелся за фигурой, не попросив даже предъявить какое-нибудь служебное удостоверение. На одном из ближайших перекрестков фигура юркнула в подворотню, а перепуганный Карский еле живым добрался до посольства и рассказал о своем страшном приключении. Кобецкий смеялся до слез, так как неизвестный, „арестовавший“ Карского, был одним из его агентов…
По линии военной разведки Логановский имел в качестве помощника офицера красного генерального штаба Еленского. Еленский прекрасно наладил разведку, пользуясь услугами коммунистов-рабочих на железных дорогах, заводах и фабриках и работой Союза коммунистической молодежи в армии. Главной опорной базой его работы был Данциг. Там, на территории вольного города, работали в то время военные разведки нескольких стран, и там же устроил свою главную квартиру Еленский. Польские граждане ездили в Данциг без виз. Это создавало большие удобства в работе агентов Еленского, ездивших в Данциг как в польский город и в то же время гарантированных на его территории от посягательств польской полиции».[119]
В 1923 г. Варшаву посетил эмиссар Коминтерна В. П. Милютин. Вскоре после его отъезда полпред СССР Оболенский вызвал Беседовского и сообщил под строжайшим секретом, что по распоряжению Уншлихта Логановский должен создать в Польше террористическую организацию. Целью проводимых ею диверсий и терактов должно стать усиление и обострение революционной борьбы в Польше. А во главе организации встанут два польских офицера-коммуниста: поручик Багинский и подпоручик Вечоркевич.
Это сообщение вызвало у Оболенского чувство глубокой озабоченности: он опасался бессмысленных террористических актов, которые могут скомпрометировать советское полпредство. Тем более, что непосредственная связь резидента с Уншлихтом ставила Логановского в положение прямого подчинения Коминтерну минуя полпреда. Коминтерн же вел в Польше совершенно самостоятельную политику, нимало не считаясь с государственными интересами СССР. Террористическая организация была создана в очень короткие сроки и вскоре дала о себе знать. В помещениях польских политических и общественных организаций и газет начали взрываться бомбы и адские машины. Взрывы происходили без различия политической ориентации, точнее, по принципу маятника — то взлетит на воздух контора правой политической организации, то левой. Создавалось впечатление, что появились две экстремистские политические организации, перешедшие к «латиноамериканским формам» политической борьбы. Некоторый публицисты назвали этот период польской истории «бомбовым периодом».
В полпредстве подозревали, что взрывы — дело рук организации Логановского, но «железный Мечислав» категорически отрицал какую-либо к ним причастность. Проконтролировать же его было невозможно — ведомство Логановского в полпредстве было «государством в государстве». Более того, создавалось впечатление, что само полпредство существовало только для прикрытия деятельности резидента.
Впрочем, постепенно польская полиция начала выходить на след неуловимых бомбистов. И к сентябрю 1923 г. часть руководителей организации арестовали, хотя основная масса террористов еще находилась на свободе.
Однако самым громким, в прямом и переносном смысле, террористическим актом «бомбового периода» стал взрыв Варшавской цитадели в октябре 1923 г. К тому времени Логановский уже покинул Варшаву, а вместо него организацию курировал новый резидент военной разведки Еленский (настоящее имя — Стефан Узданский). Беседовский, бывший очевидцем этих событий, так описывает случившееся:
«В ночь на 13 октября 1923 г. я лег спать очень поздно, так как пришлось приводить в порядок ряд разных дел, и около трех часов ночи заснул крепким сном. Утром меня разбудил неожиданный толчок. Дверь из комнаты на балкон распахнулась со страшным шумом. Стекла посыпались из окон и из дверей. Я почувствовал, что лежу на полу. Сильный ток воздуха ворвался в комнату, сбрасывая все на пути. Жена проснулась одновременно со мной. Мы подбежали к балкону. В это время часы показывали ровно девять часов пять минут утра. Вся улица была усеяна осколками битого стекла. Толпа народа в ужасе бежала от Краковского предместья по Трембацкой улице. Я сначала подумал, что кто-нибудь бросил бомбу у здания посольства, и мне невольно пришла в голову мысль, что вот настала наконец расплата за грехи Логановского. Но вдали, на Краковском предместье, виднелись также толстые слои битого стекла, и было ясно, что взрыв произошел где-то далеко и что до нас дошли только последние волны воздуха, приведенного взрывом в движение. Я выскочил из комнаты в коридор. Оболенский бежал по коридору в нижнем белье. Он был взлохмачен; с перекошенным от страха лицом, не переставая повторял: „В нас бросили бомбу! В нас бросили бомбу!“ С трудом удалось успокоить его и разъяснить, что никакой бомбы в посольство никто не бросал.
Через час вышли экстренные выпуски газет, из которых мы узнали, что взрыв произошел в варшавской цитадели, отстоявшей от посольства на расстоянии нескольких километров. Взорвалась большая часть погребов цитадели, где хранился экразит. Взрыв произошел сначала в одном погребе, а затем, вследствие детонации, взлетели на воздух и остальные. Лишь несколько погребов случайно уцелели. Сила взрыва была так велика, что рота солдат, стоявшая на плацу в полукилометре от цитадели, была поднята целиком на воздух и сброшена на середину Вислы, где утонуло несколько десятков человек. От взрыва пострадали сотни людей, и только счастливой случайностью можно было объяснить, что уцелели предместья и улицы Варшавы, расположенные вблизи цитадели. На этих улицах ютится, в гнилых и пыльных трущобах, еврейская беднота, и если бы взрыв захватил и погреба, расположенные в той части цитадели, которая обращена в сторону предместья, то десятки тысяч еврейских трупов усеяли бы Варшаву. Лишь чудом спаслись от смерти эти вечно полуголодные нищие еврейские ремесленники и торговцы!..