Нашествие монголов
Глава 1. Гроза с востока
1. Соотношение сил
Военная разведка хорезмшаха Мухаммеда докладывала: монголы всерьез готовятся к войне. Что же делать? Нанести встречный удар? Это означало, что с монголами придется столкнуться на территории Кара-Китайского ханства. Но там никто не был рад Мухаммеду. Хорезмшах отмел план встречного вторжения.
Стали наводить справки о монголах. Сведения об орде Чингисхана были у Мухаммеда самые причудливые. Монголы – «обитатели пустынь, а зимовьем им служила местность под названием Аргун (река Аргунь? – С. Ч.). Они известны среди тюркских племен своим злом и коварством». Это слова ан-Насави, будущего секретаря хорезмшаха Джелаль эд-Дина. Нечто похожее говорили и при дворе Мухаммеда. Хорезмийцы знали, что еще недавно монголы подчинялись чжурчжэням. Их государя звали «Алтун-хан», то есть Алтан, золотой. Власть «Алтун-хана» и его приспешников была жестока. Но монголы сами виноваты: «из-за их непокорности [чжурчжэни] не считали возможным ослаблять им узду». Тогда Чингисхан решил сыграть свою игру, «за небольшое время к нему примкнули зачинщики смут из числа негодяев – его соплеменников и злодеев из его рода». Затем Чингисхан поссорился с чжурчжэнями и увидел, «что смерть недалека и гибель ближе, чем шейная вена». Всё же Чингис захватил часть Китая, но тут поссорился с «Кушлу-ханом». Имеется в виду гурхан Кучлук. Монгольский хаган начал «отщипывать» куски ханства кара-китаев и в конце концов покончил с «Кушлу-ханом». Вот и всё, что знали о монголах в Средней Азии.
Мухаммед чувствовал себя неуверенно. На бумаге у него числилось 400 000 аскеров. Это огромная цифра. Ей многие верят. Зия Буниятов, автор книги «Государство хорезмшахов-Ануштегинидов», идет в своих подсчетах еще дальше. «Накануне монгольского нашествия в Среднюю Азию, – пишет он, – численность войск государства Хорезмшахов доходила приблизительно до 400 тыс. конных в Туркестане и Мавераннахре, 20 тыс. в Отраре, 10 тыс. в области Бенакета и 110 тыс. в Самарканде». Итого 540 000 солдат? И это – не считая гарнизонов в Иране, Афганистане, Пенджабе.
Однако позволим себе усомниться. Содержать полумиллионную армию среднеазиатским правителям тяжело даже в наше время, хотя численность населения увеличилась, выросли налоговые поступления, есть технологии, которые позволяют содержать больше войск (например, элементарные промышленные холодильники для хранения продовольствия).
Впрочем, хорезмшах Мухаммед мог действительно иметь такое войско… но только в списках (которые, кстати, не сохранились). В войске Мухаммеда II царили вольница, произвол командиров и элементарные приписки. Об этом пишет Джувейни – автор книги, восхваляющей Чингисхана. Джувейни описывает военные порядки и вообще систему приписок в мусульманских странах и знает, что говорит. В качестве примера приводит притчу. Однажды, рассказывает историк, к пастуху пришел счетовод от султана.
– Сколько здесь баранов?
– Где? – уточнил пастух.
– Ну, в списках.
– Я потому и спросил! – воскликнул пастух. – В списках – столько-то, а в стаде их нет.
Узнаваемая картина для любой разлагающейся страны. Джувейни утверждает, что примерно то же было и в армии мусульманских владык. «Ибо каждый начальник, для увеличения отпуска жалованья… говорит, столько-то у меня людей, а как дойдет до смотра, подставляет одного за другого, чтобы счет вышел верен». За спиной каждого воина – пустота, которая заполняется тысячами «мертвых душ», существующих только в воображении султана, которому чиновники докладывают далеко не всю правду.
Джувейни противопоставляет дисциплинированным монголам мусульманских султанов, «которым приходится говорить с опаскою с рабом, купленным за их же деньги, как только в конюшне его окажется десяток коней. Что уж и говорить о том, коль поставят они под начальство этого раба целое войско и приобретет он богатство и поддержку. Сменить его они не в силах. Чаще всего восстает он мятежом и бунтом. ‹…› нужны месяцы и годы, чтобы собрать войско, и переполненные сокровищницы, чтобы истратить их на жалованья и кормы начальников. При получке жалованья и прибавок их число переваливает за сотни и тысячи, а как дойдет до сражения, ряды их от края до края пусты и никто из них не вступает на ристалище битвы».
В этом рассказе перед нами уже не притча, а жесткая политическая публицистика на грани сатиры. Но как она правдива! Мы видели, как сражалась армия азербайджанского атабека Узбека против войск хорезмшаха. Списочный состав войска был велик, но вдруг, когда повелитель Хорезма приблизился с армией, войска Узбека словно испарились. Механизм исчезновения тысяч воинов как раз и описывает Джувейни.
Ясно, что даже цифра в 400 000 бойцов сильно преувеличена. Думается, мы столкнулись с «эффектом Джувейни». Наличие списочного состава вовсе не означает, что воины присутствовали во плоти и крови.
Теперь другой вопрос: сколько солдат у Чингиса? В 1206 году его армия составляла 105 000 человек: 95 отрядов по тысяче человек и 10 000 хишигтэн – отборной хаганской гвардии. За это время монголы присоединили енисейских кыргызов, жившие рядом с кыргызами «лесные народы», а также Кара-Китай. Это значит, что их силы выросли примерно на 40 000-50 000 сабель. Тысяч двадцать было у карлуков. С другой стороны, 20 000 воинов Чингис оставил в Китае (к ним присоединились еще 40 000 кара-китаев, китайцев и чжурчжэней). Часть войск должны были охранять коренной улус на Ононе от кипчаков. Часть – сторожить захваченный Кара-Китай. На эти цели ушло опять же тысяч сорок бойцов. То есть потери и приобретения взаимно компенсировались. Кстати, может показаться странным, что мы не считаем боевые потери монгольской армии, понесенные за время войн, имевших место после 1206 года. Но очень похоже, что погибших немедленно замещали новые солдаты из военных округов-«тысяч», на которые Чингисхан разделил Монголию. Используя современную терминологию, можно сказать, что на смену выбывшим приходили резервисты, приписанные к тем или иным полкам.
Монгольскую армию вторжения в Хорезм можно оценить в 110 000 солдат. Много это или мало? Ясно, что по качеству эти силы превосходили армию хорезмшаха на порядок. Перед нами – прекрасно обученная, мотивированная и дисциплинированная народная армия с контингентами союзников, а не наемники-гулямы. А что сказать о количестве войск? Для этого нужно располагать данными о реальной численности армии Мухаммеда, но тут мы можем лишь строить гипотезы. Сколько мог выставить хорезмшах от «списочного состава»? Триста тысяч солдат? Двести тысяч? Сто? Складывается впечатление, что Мухаммед знал: численность его полевой армии меньше, чем у монголов. Была и еще одна причина для осторожности. Незадолго до вторжения Чингисхана хорезмшах попытался напасть на монгольскую армию, но потерпел неудачу, потерял много воинов и после этого опасался нападать первым. Речь идет о знаменитой битве на реке Иргиз.
2. Битва на реке Иргиз
Те, кто читал исторический роман Яна «Чингисхан», наверняка помнят подробное описание сражения на реке Иргиз между монголами и хорезмийцами. Часть этого описания взята из книги еврейского финансиста Рашид эд-Дина «Сборник летописей», часть – вымышлена автором, но не в этом дело. Гораздо любопытнее тот факт, что обстоятельства сражения и политические коллизии вокруг него отчего-то замалчивались мусульманскими авторами. Многие были не в курсе событий, а те, кто знал о них, пытались запутать читателей. Зачем?
А вот зачем. Похоже на то, что Мухаммед решил напасть на монголов даже раньше убийства послов. А именно – сразу, как только войска Чингиса захватили Кара-Китай. Джувейни и Рашид эд-Дин пишут одинаково. Примерно в конце 1217 года Мухаммед собрал большое войско (примерно 60 000 аскеров), явился с ним в область Дженда в низовьях Сырдарьи, а затем резко повернул на север и дошел до города «Югур» где-то в современном Казахстане, на реке Иргиз. Здесь жили угры.
Почему хорезмшах зашел так далеко? Не собирался ли он напасть на Китай? Или всё было гораздо проще и он хотел обойти Кара-Китайское ханство, чтобы захватить его? Или, наконец, вышел на охоту против кипчаков перед походом на Багдад, чтобы пополнить численность резервистов для своей армии? Правду мы не узнаем.
В походе Мухаммеда сопровождал Джелаль эд-Дин, который впервые проявил себя как способный полководец.
На берегах Иргиза Мухаммед наткнулся на поле боя, наполненное трупами людей. Среди трупов нашли одного раненого. Тот сказал, что он – меркит. Это враждебное монголам племя бежало с берегов Селенги на Иргиз под защиту кипчаков. Однако монголы достали меркитов и здесь. Монгольский лагерь расположен неподалеку, указал раненый. Войско насчитывает не менее 20 000 человек. Ведут его двое. Один – Джучи, старший сын Чингисхана. Другой – Субэтэй-багатур, его полководец.
Мухаммед приказал готовиться к битве.
Видя эти приготовления, Джучи несказанно удивился и отправил к султану посла, «который сказал ему, что он целует землю и сообщает, что он пришел в эту страну не с враждебными намерениями, а с целью повиновения и даже службы». Так говорит ан-Насави. Не будем обольщаться цветистым слогом мусульманского автора. Не чувствуя в себе сил сражаться с крупной армией противника, Джучи предложил Мухаммеду взять долю в добыче, а взамен – дать монголам уйти. Наконец, Джучи передал, что его отец Чингисхан не велел вступать в битву ни с кем, кроме меркитов. А повеление Чингисхана – закон. Не лучше ли разойтись миром?
Пока продолжались переговоры, монгольский царевич не терял времени: собрал разрозненное войско и выстроил его напротив хорезмийской армии. Это разгневало Мухаммеда. Шах отвечал надменно:
– Если Чингисхан приказал тебе не вступать в битву, то Аллах всевышний велит мне сражаться с тобой и за эту битву обещает мне благо. Для меня нет разницы между тобой, гурханом или Кушлук-ханом, ибо все вы – сотоварищи в идолопоклонстве (то есть христиане). Итак – война, в которой копья будут ломаться на куски, а мечи разлетаться вдребезги!
Если эта речь – не выдумка ан-Насави, то хорезмшах предстает недалеким человеком и мусульманским фанатиком. Шах напал на монголов без всякого повода. Но на самом деле всё проще. Мухаммед, видимо, вообразил, что монголы лишили его законной добычи. Хорезмшаху нечем было бы оплатить услуги гулямов, рассчитывавших на грабеж. Поэтому «новый Санджар» приказал напасть на монголов. До сих пор этот поступок считали бессмысленным, но если вспомнить, что Мухаммед был всего лишь предводителем огромной шайки наемников-головорезов, от капризов которой зависел очень сильно, его поведение обретает внутреннюю логику.
Монголы сражались храбро. Джучи лично атаковал левое крыло хорезмшаха и обратил его в бегство. Монголы искусно маневрировали, поливали противника стрелами, окружали и уничтожали – словом, демонстрировали «кара-китайский» способ ведения войны. Мухаммед командовал вяло, зато его сын Джелаль действовал искусно и энергично. В «Сборнике летописей» описаны эти маневры.
Корпус Джелаль эд-Дина потеснил левое крыло монголов. Тогда Джучи бросил несколько тысяч бойцов в центр сражения, чтобы уничтожить самого хорезмшаха. Шах бежал. От полного поражения его уберег Менгбурны. Принц «отразил это нападение, которое не сдержала бы и гора, и извлек отца из этого гибельного положения». Битва продолжалась весь день.
Ночью Джучи приказал развести множество костров в степи. Утром оказалось, что это уловка. У костров никого не было. Монголы ушли. Храбрость «неверных» произвела на Мухаммеда сильное впечатление. Академик Бартольд считал, что именно из-за этого шах впоследствии избрал оборонительную тактику в борьбе с Чингисханом. Мухаммед слишком хорошо помнил силу кара-китаев, которые поражали воинов ислама на расстоянии и почти не несли потерь. Защитить от такого противника могли только стены. Мухаммед не задумывался, что монголы уже научились брать города…
Но были и другие причины для осторожности. Хорезмшах понес большие потери в войне с халифом. Для набора новых войск требовалось время, а его не было.
И – несколько слов в конце. Некоторые ученые-монголоведы относили битву при Иргизе к более раннему периоду. Однако автор «Истории хорезмшахов-Ануштегинидов» Зия Буниятов совершенно справедливо обратил внимание на то, что мусульманские историки (кроме ан-Насави) начинают рассказ о вторжении монголов почти сразу после битвы при Иргизе.
Это многое объясняет. Хорезмшах напал на монголов первым и был удивлен их военным искусством. Воины Чингисхана оказались сильнее кара-китаев, с которыми хорезмийцы справиться не могли. Мухаммед боялся столкновения. Но Инальчик Кайыр-хан всё испортил, перебив монгольских купцов. Мухаммед был вынужден взять ответственность на себя. Выбора не было: война. Но после битвы при Иргизе Мухаммед утратил веру в себя.
3. Военный совет
Хорезм находился в странном положении: он имел два правительства. Одно в Гургандже (Теркен-хатун), другое – в Самарканде (Мухаммед). Не было даже единого премьер-министра (везира). Теркен продвигала на эту должность своих людей – продажных персов. Мухаммед вообще упразднил должность, а вместо везира держал при себе совет из шести вакилей (секретарей). Это коллегиальное руководство оказалось нежизнеспособным. Каждый секретарь боялся ответственности и интриговал против коллег. Все мечтали о единоличной власти, никто не принимал важных решений.
Мухаммед не контролировал свою старую столицу – Гургандж, а в новой резиденции – Самарканде – был чужаком. Султан растерялся и собрал военачальников, чтобы посоветоваться.
Один из приближенных султана, Абу Сад ал-Хиваки, предложил собрать все войска и дать генеральное сражение на берегу Сырдарьи. Джелаль эд-Дин предложил иное: допустить врага в Мавераннахр, а затем разбить, пользуясь знанием местности. Некоторые советники говорили, что следует оставить Мавераннахр, как недавно завоеванную страну, и отступить в Хорасан. Хорезмшах выслушивал предложения и ничего не говорил в ответ. Возник еще один замысел: уйти в Газну и Индию, отдав остальные земли Чингису. Монголы разграбят их, ослабеют. Тут врага можно добить.
Это были планы людей без рода и племени – наемников, для которых понятие «отечество» не существовало. Была лишь территория, которую можно отдать, а потом вернуть.
Шах придумал следующий план: расставить в городах Мавераннахра сильные гарнизоны, а самому отойти за Джейхун (Амударью). Мухаммед рассчитывал, что гарнизоны станут сражаться с монголами, ибо деваться некуда. После двух-трех осад Чингисхан потеряет много воинов и отойдет в степь.
План был достоин компьютерной стратегии Medieval Total War в какой-нибудь кампании «турки против Тимуридов». Но для реальной войны он оказался плох.
Однако Мухаммед принял его и занялся другими делами.
Для войны требуются деньги. Налоги уже собрали, но тут хорезмшах проявил себя человеком, абсолютно равнодушным к иранскому населению, которое было ему подвластно.
Султан разместил в городах Мавераннахра несколько корпусов тюрок. Списочный состав гарнизона пограничной крепости Отрар составлял 20 000 бойцов. В реальности их было, конечно, всего лишь 5000–7000, и султан прекрасно об этом знал. Не могла относительно небольшая крепость поместить в себе такую уйму народа. Гарнизон Бухары тоже насчитывал по документам 20 000 бойцов. Но больше всего аскеров собралось в Самарканде – 110 000. Сто десять тысяч – цифра Рашид эд-Дина. Ан-Насави говорит о 40 000, но и это наверняка преувеличение. Однако в этом городе и вправду обосновался самый многочисленный корпус тюрок. Возможно, 20 тысяч солдат. В Самарканде имелось даже 20 слонов, приведенных из покоренного недавно Гурского султаната. Правда, хорезмийцы основательно разрушили город в 1212 году, во время смуты Османа и расправы с Караханидами. Следовательно, оборонительная ценность Самарканда была невелика. Мухаммед задумал восстановить Самарканд, обнести его гигантской стеной и превратить в неприступную крепость. Деньги на это должны были дать персы и таджики. С них повторно вытрясли налоги за целый год вперед. Правда, стену так и не достроили. Когда Чингисхан подойдет к Самарканду, он обнаружит жидкие укрепления, которые будет нетрудно взять.
А Мухаммед продолжал кидаться из одной крайности в другую. Ему пришла в голову очередная идея: собрать ополченцев со всей страны. Ополченцы должны были явиться вооруженными, имеющими боевого коня и верблюда для перевозки добычи. Непонятно, кого брали в ополчение: тюрок или персов. Но расплачиваться за всё опять должны были персы. Их обложили еще одним годовым налогом. Так Мухаммед собрал три налога в один год. Но толку не было. Средства частью разворовали, частью распределили по гарнизонам, и они стали добычей монголов. Что касается несуразного ополчения, то оно осталось в воображении султана. Красочную картину сбора этих людей описал В. Ян в главе «Курбан-Кызык сделался джигитом» романа «Чингисхан». Описание сделано такими сочными красками и с таким сарказмом, что ни один историк не напишет лучше.
А Мухаммед продолжал размещать войска в гарнизонах.
Подробный список приводит ан-Насави. «Он оставил… Кутлуг-хана и других с десятью тысячами всадников в Шахркенте», – пишет историк. Некоего Хабаша с тюрками Систана поместили в Термезе. Балхамур-хан оборонял Вахш. Старый туркмен Ай-Мухаммад обосновался в Балхе. Отрак-пехлеван – в Джендеруде, Огулчик-мелик – в Хутталяне, ал-Буртаси – в Кундузе, Аслаб-хан – в Валдже.
«А вообще он ни одного города Мавераннахра не оставил без большого войска, и в этом была ошибка, – поучает ан-Насави. – Если бы он дал бой татарам своими отрядами до того, как распределил их, то он схватил бы татар в охапку и начисто стер бы их с лица земли». Историк озвучивает не собственную точку зрения, но мнение Джелаль эд-Дина, у которого одно время служил. Думается, Джелаль ошибался, когда хотел дать генеральное сражение. С другой стороны, а что делать? Сама война с монголами являлась ошибкой. Хорезмшах Мухаммед загнал себя и своих подданных в тупик. Впрочем, какое дело ему до подданных? Он лишь хотел сохранить баланс сил между эмирами-туркменами и эмирами-канглами. Да еще расширить границы, чтобы прокормить жадных эмиров. Что ждало эту империю? Она лопнула бы, как мыльный пузырь, даже без вмешательства монголов. Чингис лишь ускорил процесс.
4. Первая линия
В апреле 1219 года Чингисхан выступил в поход, осенью подошел к стенам Отрара. Отрар входил в передовую линию обороны Хорезма на Сырдарье. На севере эту линию замыкали Дженд и Енгикент, а дальше она упиралась в Аральское море. На юге переправы через Сырдарью обороняли Бенакет и Ходжент. Султанским стратегам эта линия фронта казалась изящной и очень мощной.
Чингисхан подошел к ее разрушению со знанием дела. Для начала он осадил Отрар и повсюду выслал разведчиков. Сообразив, что хорезмийцы распылили силы, монгольский хаган разделил армию на несколько корпусов. Один под началом старшего сына Джучи пошел в низовья Сырдарьи, чтобы захватить Дженд и Енгикент. Алак-ноян с небольшим монгольским войском отправился на захват Ходжента и Бенакета. Отрар осаждал корпус под командой второго и третьего сыновей хагана – Чагатая и Угэдэя. Сам Чингисхан с главной армией обошел укрепленную линию и прорвался в Мавераннахр к стенам Бухары. Его сопровождал младший сын – Толуй.
Последним внятным решением султана Мухаммеда была отправка конного корпуса тюрок на подмогу Отрару. Его списочный состав насчитывал 10 000 воинов. Командовал корпусом Карача-хан. Он успел прибыть на помощь Кайыр-хану до подхода монголов.
Слово «хан» было тогда в Хорезме воинским званием. Это генерал. Ниже стояли мелики (полковники). Слово «пехлеван» (по-персидски «силач») означало гвардейского офицера. Такая система воинских званий сохранялась в Персии довольно долго. Еще в XVIII веке иранских генералов называли ханами.
Узнав о прорыве линии обороны и о прибытии монголов под стены Бухары, султан Мухаммед впал в панику. Рашид эд-Дин вообще говорит, что после битвы при Иргизе Мухаммед утратил рассудок. «Рассеянность и сомнение нашли к нему путь, и внутренний разлад смутил его внешнее поведение». Султан бежал из Мавераннахра и прибыл в Хорасан. Джелаль эд-Дин сопровождал отца вместе с другими приближенными и пышной свитой. Он тоже немного растерялся и предложил новый план: отдать врагу Мавераннахр и занять оборону по реке Джейхун (Амударья). Иными словами, пожертвовать недавними приобретениями, полученными после разгрома кара-китаев, и оборонять коренной Иран.
– Дело Мавераннахра приняло такой оборот, – сказал Джелаль на одном из военных советов, – что ему не помочь. Нужно, чтобы не ушли из рук Хорасан и Персидский Ирак. Превратим Джейхун в крепостной ров и будем оборонять. А если ничего не выйдет, уйдем в Хиндустан!
Эти противоречивые советы окончательно сбили с толку султана. Он укрылся в Балхе. Туда прибыли гонцы от правителей Персидского Ирака, чтобы получить ценные указания. Мухаммед тотчас переменил план и задумал уйти на запад.
– Там мы соберем войска Ирака и хорошенько примемся за дело! – провозгласил султан.
Джелаль пришел в ярость от такого решения и сам отказался от недавних планов уйти «в Хиндустан». Он предложил нанести встречный удар.
– Лучший выход, – сказал юный принц, – собрать войска и ударить на монголов. Если султан не решится на это, пусть он выполняет намерение уйти в Ирак, а мне даст войска, чтобы я пошел на границу и одержал победу. Если это пока не удастся, мы всё же не станем мишенью для стрелы укора. Люди не протянут в нашу сторону языка злословия. Никто не скажет: в мирное время они взимали с нас налоги, а теперь пренебрегают нами и бросают нас!
Джелаль горячо настаивал на этом плане и повторял его несколько раз. Однако фаталист Мухаммед считал, что звезда его счастья находится на закате. Битва при Иргизе и ловкие маневры монголов вывели его из равновесия. Мнение сына султан проигнорировал.
5. Гибель Отрара
Тем временем монголы захватывали города первой линии обороны. Отрар держался долго – несколько месяцев. Инальчик Кайыр-хан знал, что его ждет смерть, поэтому сражался за то, чтобы продлить жизнь.
Однако его напарнику Караче это скоро наскучило. Этот легкомысленный и ленивый степняк задумал спастись. Он стал заводить разговоры о капитуляции с Инальчиком. Кайыр-хан «не соглашался на заключение мира под тем предлогом, что я-де не совершу измены по отношению к своему благодетелю!» Так говорит Рашид эд-Дин.
Тюрки еще не знали, что после первого выстрела монголам лучше не сдаваться. Таких капитулянтов считали ненадежными людьми и безжалостно убивали. Правда, вопреки мифам, простых людей монголы не трогали. Устраняли только начальство. С этими случаями мы еще встретимся неоднократно.
Карача прекратил разговоры о сдаче, а ночью вместе со своими людьми открыл ворота Отрара и передался монголам. Его привели к царевичам, руководившим осадой. Чагатай и Угэдэй «соизволили сказать»:
– Ты не соблюл верности в отношении своего властелина.
«И они его убили со всеми нукерами», – с плохо скрытой брезгливостью пишут авторы «Сборника летописей». Жители отделались легкими неприятностями. Их выгнали из города и ограбили. Это отвратительно, но вполне допустимо по тогдашним военным меркам.
Впрочем, не все жители павшего города отделались легко. Монголы выбрали несколько тысяч крепких мужчин и угнали в хашар. Хашар – это трудовая армия. Ее использовали при осаде городов, чтобы строить дороги, возводить укрепления, а иногда заставляли служить живым щитом во время штурмов. Словом, толпу не жалели. Как справедливо писал Лев Гумилев, «монголы не были добряками».
…Монголы заняли Отрар, но Инальчик Кайыр-хан успел спрятаться в цитадели вместе с частью солдат. Такие цитадели назывались на Востоке кухандиз или калэ (крепость). Осада продолжалась.
Каждый день защитники совершали вылазки. Монголы были начеку и всегда одерживали победы. Силы Кайыр-хана таяли. Этот последний акт осады продолжался месяц. Наконец в результате финального штурма монголы перебили всех воинов Кайыр-хана. Инальчик с двумя телохранителями взбежал на какую-то кровлю. Телохранителей пристрелили. Хан хватал кирпичи и швырял вниз; когда его силы иссякли, монголы заарканили Инальчика.
Так весной 1220 года цитадель Отрара пала. Кайыр-хана отвезли к Чингису, который к тому времени уже разгромил основные силы Хорезма и в общих чертах закончил кампанию. Хаган находился в Синем дворце Самарканда.
Доложили о доставке пленника. Чингис придумал казнь: палачи расплавили серебро и залили в горло Инальчику. Так Чингис отомстил жадному хану за то, что тот перебил купцов и присвоил имущество.
6. Другие города
Царевич Джучи был самым человечным из сыновей Чингисхана. Он предпочитал брать на капитуляцию противника, а не уничтожать его и всегда стремился избежать лишних жертв. Теперь царевич двинулся вниз по Сырдарье.
Первым на его пути лежал богатый купеческий город Сыгнак, он располагался неподалеку от Дженда. Подойдя к стенам Сыгнака, Джучи предложил его жителям сдаться. В качестве парламентера отправили какого-то ходжу Хусейна. Ходжа – это купец. В.В. Бартольд полагает, что перед нами один из первых мусульманских купцов на службе у Чингисхана. В «Сокровенном сказании» этого торговца называют Асаном.
Судьба Хусейн-ходжи оказалась трагична. Он отправился на переговоры с жителями и призвал сдаться монголам, «дабы их кровь и имущество остались невредимыми». Однако переговоры даже не успели начаться. Рашид эд-Дин пишет, что «негодяи, подонки и всякая чернь» подняли шум. С криком «Аллах велик» они умертвили посла и «сочли это за большую заслугу» перед хорезмшахом, который тем временем бросил подданных на произвол судьбы и удрал в Хорасан.
Джучи-хан узнал об убийстве своего посла, и с этого времени убийцы были обречены. Никакой лояльности. Царевича попросту не поняли бы собственные воины. Монголы атаковали «злой» город.
Сражались с утра до вечера. Монгольские отравленные «стрелы с зарубинами», которыми хвастался когда-то один из героев «Сокровенного сказания», Джамуха, находили цель и впивались в тела врагов. «Заперев врата прощения и снисходительности, монголы убили всех, мстя за одного человека», – повествует Рашид эд-Дин. Джучи отдал разоренный город в управление сыну Хусейн-ходжи.
Монгольский корпус продолжил поход и разорил три городка на пути к Дженду. Их хорезмийские гарнизоны, по словам Рашида, составлял всякий сброд, поэтому расправиться с горе-вояками не представляло труда.
Гарнизоном Дженда командовал военачальник по имени Кутлуг-хан (Счастливец). Видя, что счастье готово ему изменить, Кутлуг вместе с личной охраной бежал и прямо через пустыню махнул в столичный Гургандж. Хотя списочный состав его армии насчитывал 20 000 бойцов, реально их было гораздо меньше. Бегство Кутлуга можно понять.
Джучи явился под стены Дженда и послал парламентера. Послом оказался онгут или кара-китай Чин-Тимур. Этот человек был хорошим оратором и владел несколькими языками. После его прибытия в городе разыгралась драматическая сцена. «Простонародье, – пишет Рашид эд-Дин, – подняло шум и напало на Чин-Тимура. Он унял их вежливо и сдержанно». Посол рассказал о судьбе Сыгнака после того, как в городе убили монгольского парламентера, и обещал пощаду в случае капитуляции.
– Я не допущу, чтобы иноземное войско вошло и разграбило город!
После этого обещания ему дали уйти. 4 апреля 1220 года монголы обложили Дженд. Жители, переменчивые, как весенний ветер, вдруг решили драться. Ворота были заперты. «Так как они никогда не видывали войны, – издевается Рашид, – то дивились на монголов» и считали, что те не способны взобраться на стену.
Джучи и его люди продемонстрировали обратное: соорудили штурмовые лестницы и взобрались наверх. Желание сражаться у защитников города тотчас пропало. Дженд сдался. Монголы выгнали население в степь и девять дней предавались грабежам. Кроме того, выловили и казнили нескольких человек, на которых указал Чин-Тимур. Эти люди осмелились общаться с ним дерзко во время переговоров.
После этого Джучи взял Енгикент. Покорение городов по берегам Сырдарьи завершилось. Несколько тысяч воинов Джучи выделил для похода на север, к берегам Арала. В этих степях кочевали канглы и находилась их столица Каракорум (город не следует путать с будущей столицей Чингисхана, которая располагалась на Орхоне в Монголии, но носила то же название). Монголы подчинили канглов и сформировали из них конный корпус в 10 000 человек. Однако по дороге он взбунтовался и вступил в сражение с ордой. Небольшая часть канглов была перебита, другие бежали, пересекли пустыню и вскоре объявились в Туркмении в окрестностях Мерва, где вступили в войска хорезмшаха.
7. Южные крепости
Мы видели, как монголы взломали центр и север оборонительной линии хорезмийцев. Обратимся к югу и посмотрим, какая судьба ждала тамошние города.
Для расправы с ними Чингисхан выделил три отряда по 5000 воинов. Ими командовали три нояна – Алак, Сакту и Бука. Первым делом напали на Бенакет. В городе сидел наместник Мухаммеда – Илгету-мелик с небольшим гарнизоном из племени канглы. Он сражался три дня, говорит Рашид эд-Дин. Цифра «три» почему-то вообще используется им очень часто. Впоследствии мы увидим, как Джелаль эд-Дин ведет такие же трехдневные сражения. Возможно, «три» – это синоним слова «несколько».
Так или иначе, «на четвертый день» Илгету надоело сражаться и он решил капитулировать. Это характерно для психологии мусульманских военачальников. Все войны хорезмшахов – это постоянные осады, сражения для вида, капитуляции и милость по отношению к проигравшим. Но у монголов порядки были другие.
Сдавшихся людей выгнали из города. Затем отделили воинов от ремесленников. Воины должны были понести наказание за сопротивление. Их перебили. Жителей ограбили и водворили на прежнее место, а сильных молодых людей погнали в хашар. После этого монгольский корпус прибыл под стены Ходжента.
Гарнизоном командовал Тимур-мелик, который укрепился на острове посреди Сырдарьи. Камни из катапульт туда не долетали. Монголы к тому времени в совершенстве овладели искусством брать крепости. Чингисхан создал в своей армии инженерный корпус, в который входили китайцы и чжурчжэни. Они перевозили часть осадного оборудования, а часть собирали на месте. С помощью «артиллерии», подкопов, осадных башен монголы захватывали города, казавшиеся неприступными.
Гарнизон Ходжента составлял всего несколько тысяч туркмен, сражались они яростно. Тимур-мелик снарядил 12 баркасов, они каждый день обстреливали монголов.
Степняки пригнали для инженерных работ большой хашар из всех окрестностей и даже из Отрара. Во главе каждого десятка пленных встал один «прораб»-монгол. Людей не щадили. Вокруг цитадели появились монгольские укрепления, за которыми укрылись осадные орудия.
Видя, что кольцо сжимается, Тимур-мелик пошел на прорыв. Он снарядил уже 70 судов, поместил туда оружие и людей и ночью отправился вниз по течению Сырдарьи. Монголы отправили в погоню два отряда по обеим сторонам реки. Тимур-мелик время от времени приближался то к одному, то к другому берегу, вступал в перестрелку, искал возможности выйти на сушу и оторваться от погони. Это не удавалось.
У Бенакета монголы натянули железную цепь вдоль реки. Тимур-мелик каким-то образом рассек цепь и поплыл дальше вниз по Сырдарье. Наконец приблизился к окрестностям Дженда. Об этом доложили Джучи-хану. Джучи приказал построить понтонный мост, чтобы преградить дорогу храброму туркмену.
Тогда Тимур высадился на сушу, захватил табун лошадей и поскакал в сторону Гурганджа. В поредевшем отряде осталось всего несколько сотен воинов. Монголы выслали немногочисленную погоню. Несколько дней сражались за обоз, который Тимур захватил с собой. Наконец обоз был потерян и перешел в руки врага, а большая часть отряда Тимур-мелика погибла. Далее рассказ перерастает в откровенную байку, которую рассказывал своим боевым товарищам сам же Тимур и которая вошла в историю Рашид эд-Дина. Итак, Тимур будто бы остался один, а за ним гнались только три монгола. Куда подевались остальные, неясно. Двумя фразами выше Рашид сказал, что число монголов, наоборот, всё увеличивалось. Неужто Тимур и его команда перебили несметные монгольские полчища? Или они существовали только в воображении храброго туркмена?
Так или иначе, он остался один против трех. В его колчане было всего три стрелы. У монголов стрел не было вообще. Тимур поразил одного из преследователей тупой стрелой в глаз, а двум остальным сказал:
– Осталось две стрелы по числу вас. Мне жаль стрел. Вам лучше вернуться назад и сохранить жизнь.
Монголы покорно ушли.
В этой истории много хвастовства и неясностей, но не вызывает сомнения, что Тимур-мелик действительно храбр и удачлив. В деталях он мог, конечно, приврать. Но монголы любили храбрецов, поэтому рассказ о Тимуре вошел в официальную летопись.
Вскоре отчаянный «полковник» ушел к Мухаммеду и вместе с ним скитался по Хорасану. Затем Тимур-мелик продолжил службу у Джелаль эд-Дина.
8. Прорыв Чингисхана
Пока отряды монгольской армии действовали на флангах, сам Чингисхан прорвал оборону хорезмийцев в центре и двинулся на Бухару прямо через Красные пески (Кызылкум).
Близ Отрара расположено ущелье. Здесь, на левом берегу Сырдарьи, располагался город-крепость Зарнук. Он преграждал выход на оперативный простор. Чингисхан, как велел обычай, предложил городу сдаться. Гонцом туда поехал Данишменд-хаджиб – один из мусульман, перешедших на монгольскую службу. Хаджиб – должность вроде дворецкого или камергера. По-русски – управляющий делами. При хорезмшахах эту должность обычно замещали военные.
Повторилась та же картина, что и в вышеперечисленных городах. Жители вознамерились убить Данишменда. Он воскликнул:
– Я, Данишменд-хаджиб, мусульманин, пришел послом по приказу Чингисхана, чтобы спасти вас от пучины гибели. Чингисхан прибыл с многочисленным войском. Если вы вздумаете сопротивляться, он превратит крепость в пустыню, а степь – в полноводную реку Джейхун! Если послушаете моего совета и покоритесь ему, то ваши жизни и имущество останутся невредимыми!
Речь Данишменда произвела столь сильное впечатление, что городские старейшины вынесли монголам блюда с угощением. Благодаря этому они сохранили жизнь и остались управлять городом. Монголы вывели население в степь, пересчитали, молодежь угнали в хашар, а остальным разрешили вернуться.
Перед уходом монголы переименовали Зарнук в Кутлуг-балык (Счастливый город). Иногда сдавшиеся города называли «го-балык» (Добрый город). Если же город отчаянно сопротивлялся, он получал название «мо-балык» (Злой город) и разрушался до основания. Таким «злым городом» в России стал, например, Козельск. «Злыми» города становились также из-за убийства монгольских послов.
В Зарнуке нашелся проводник-туркмен, который обещал показать дорогу. Проводник вывел монголов по небольшой тропе к городу Нур (Свет), что неподалеку от Бухары. Командир передового отряда вступил с жителями в переговоры. Сопротивления не было. Старейшины выразили покорность и выслали угощение. Когда прибыл Чингисхан с главной армией, угощение повторили. Хаган спросил:
– Сколько вы платили хорезмшаху?
– Полторы тысячи динаров в год, – отвечали старейшины.
– Дайте мне эти деньги, и городу не причинят никакого вреда.
Так монголы обобрали местных жителей еще раз за год. Поскольку денег у горожан больше не было, они собрали женские серьги и таким образом расплатились с монголами.
Чингис произвел стратегический охват хорезмийских сил в Мавераннахре и вышел в тыл Самарканду через Бухару. Это привело к неожиданным последствиям. В начале марта 1220 года Теркен-хатун, прослышав о продвижении монголов, бежала из Хорезма. «Она не сочла Хорезм надежным убежищем, – пишет ан-Насави, – и взяла с собой всех, кого можно было взять из жен султана, его младших детей, а также сокровища его казны и выступила из Хорезма, прощаясь с ним. При этом прощании из глаз струились слезы, а сердца таяли». Еще бы. Султанша и ее свита покидали дойную корову, которая безропотно давала всё, что нужно, и выносила любые лишения.
Перед своим отъездом эта злобная женщина учинила преступление. «А именно: думая, что огонь этой смуты вскоре погаснет… – говорит ан-Насави, – она приказала убить всех находившихся в Хорезме пленных владетелей, их сыновей и людей высоких степеней из числа видных садров и благородных господ. Всего их было двенадцать человек, находившихся под ее защитой». Это были заложники, взятые Мухаммедом во время его победоносных походов в Гур, Газну, Персидский Ирак и находившиеся в Хорезме. И вот властная женщина отдала приказ об уничтожении этих людей.
«Среди них были, например, два сына султана Тогрула ас-Салджуки, – перечисляет ан-Насави, – владетель Балха Имад ад-Дин, его сын – владетель Термеза ал-Малик Бахрамшах, владетель Бамияна Ала эд-Дин, владетель Вахша Джамал эд-Дин Омар, два сына владетеля Сыгнака, что в Стране тюрок, и [еще] Бурхан эд-Дин Мухаммад Садр Джахан, его брат Ифтихар Джахан, его два сына, Малик ал-Ислам и Азиз ал-Ислам и другие».
Из всех обреченных на смерть спастись удалось лишь одному человеку: Омар-хану, сыну правителя одного из туркменских владений. «Она отложила [его казнь], – бесстрастно повествует ан-Насави, – зная, что ему известны непроторенные дороги в его страну».
После убийства заложников султанша отправилась в путь. «И вот она выступила из Хорезма в сопровождении тех, кто мог уйти. Для большинства людей оказалось трудным делом сопровождать ее, так как их души не позволяли им бросить то, что они собрали из имущества и накопили из дозволенного и запретного».
Омар показал дорогу в Каракумах, вывел царицу в Мазандеран и… поплатился за это головой, которую Теркен-хатун приказала отрубить. «Он был убит беззащитный, погубленный вероломством», – ужасается ан-Насави.
Теркен-хатун отправилась в Илал, одну из самых неприступных крепостей Мазандерана. Здесь она заперлась вместе с сокровищами, которые прихватила из Гурганджа, со свитой и со своими гулямами.
В марте 1220 года Чингисхан прибыл под стены Бухары. По списку этот город обороняли 20 000 солдат. Единого командования не было. Единого плана обороны – тоже. Предводителями выступали тюркские ханы и один кара-китай.
Гарнизон сражался несколько дней. Затем тюрки сделали вылазку и прорвали оборону монголов. Этот успех так вскружил головы начальникам прорвавшихся войск, что они беспечно отправились в Хорезм. Но радовались рано. Монголы выслали отряд вдогонку, который напал на тюрок «и пустил по ветру небытия следы их», как выражается Рашид эд-Дин.
На другой день после бегства тюрок жители Бухары раскрыли ворота перед монголами. Остатки гарнизона (те, что не участвовали в вылазке и не успели бежать), укрылись в цитадели. На улицах царили тишина и спокойствие.
Чингисхан поехал осмотреть подходы к цитадели. Первым делом проследовал к соборной мечети. Удивился ее роскошному убранству и спросил у сопровождавших бухарцев:
– Это дворец султана?
– Это дом Господа! – был ответ.
Хаган на короткое время обосновался там. С минбара (кафедры, где обычно проповедуют муллы) Чингис произнес перед горожанами поучительную лекцию, объявив себя посланником Бога, который пришел наказать таджикский народ за непослушание и преступления. Речь шла, кажется, не только об убийстве послов, но и о предательстве таджиков по отношению к бывшим хозяевам – кара-китаям.
Обложили контрибуцией богатых бухарцев. Обобрав их, Чингис выгнал остальное население за пределы стен, а центральную часть Бухары сжег, чтобы удобнее было штурмовать цитадель-кухандиз. Цитадель сопротивлялась некоторое время, но затем была взята. Немногочисленный гарнизон (человек триста) монголы полностью уничтожили. Часть бухарской молодежи погнали в хашар. После этого Чингисхан выступил против Самарканда – недавней столицы Караханидов.
9. Падение Самарканда
Рашид пишет, что гарнизон Самарканда состоял из двух частей. Шестьдесят тысяч воинов – это тюрки, а 50 000 – таджики. Видно, переписчики посчитали население города и окрестных сел. Сколько воинов вышло сражаться от списочного состава, а какое количество аскеров существовало лишь в воображении начальства, неясно.
Официальная пропаганда хорезмшаха хвастливо заявляла, что противнику потребуются годы для захвата Самраканда. Однако в Китае Чингисхан брал куда более сильные крепости. Не забудем, что Самарканд не так давно разрушил сам же хорезмшах.
Тем не менее предстояла серьезная военная операция. Чингис предпринял двухдневную рекогносцировку и лично разъезжал вокруг крепостной стены, обдумывая, как удобнее начать штурм.
Между тем пришло известие от полевых разведчиков, что хорезмшах Мухаммед и его сын Джелаль эд-Дин покинули Мавераннахр. Хаган отрядил погоню, чтобы не терять темп наступления и не дать врагу собраться с силами. На охоту за хорезмшахом отправились два тумена (десятитысячных корпуса) под началом Джэбэ и Субэтэя. Впоследствии был выслан еще один тумен под командой нояна Тохучара, одного из хаганских зятьев. Однако сам Тохучар действовал неэффективно, нарушал приказы Чингисхана, был разжалован в рядовые и погиб в одном из боев с хорезмийцами.
На соединение с Чингисханом подошел Алак-ноян, который покончил к тому времени с Тимур-меликом и разрушил южную часть обороны хорезмийцев на Сырдарье. Корпус Алака был готов к бою, из чего можно заключить, что его потери во время зачистки Ходжента и других городов сильно преувеличены. Чингис поручил Алак-нояну разрушить укрепления хорезмийцев вверх по течению Амударьи (Джейхуна), переправиться и захватить Бадахшан.
Отдав эти распоряжения, Чингис вплотную занялся осадой Самарканда. Она продолжалась несколько дней.
Гарнизон Самарканда был разноплеменным. В него входили канглы, гурцы, туркмены, а также подразделения из тюркского народа калач, или халадж. Калачи – это нечто вроде среднеазиатского казачества. В него входили воинственные представители разных племен, которые жили военной службой.
Единого командира султан Мухаммед не оставил и здесь, потому что боялся наделить кого-то из военачальников слишком большой властью. Такой человек мог победить монголов, но после этого он победил бы и самого султана!
Среди тюркских командиров гарнизона были: брат Теркен-хатун – Тагай-хан, военачальники Алп-Эр-хан и Бала-хан, а также ряд офицеров рангом пониже. Гурцами командовали эмиры Хурмандж, Хурзур, Масуд и другие.
Плана обороны не имелось. Дождавшись, когда Чингисхан соберет все войска под стенами города, гарнизон отправился на вылазку. Битва продолжалась целый день. Ее подробности неизвестны. Ясно лишь, что гарнизон понес огромные потери. Монголы старались не принимать ближний бой и обстреливали врага из луков.
На другой день Чингисхан сам атаковал жиденькие укрепления Самарканда. «Ударами стрел и мечей они уложили в степи и на поле брани гарнизон», – пишет Рашид. Видимо, мусульманские эмиры пытались контратаковать, и всё пространство вокруг Самарканда превратилось в поле боя.
Потери осажденных были огромны. В городе наступил разлад. Почти до всех защитников дошло, что долго сопротивляться они не смогут. А это означает дикую резню, которую учинят монголы после осады. Особенно беспокоились представители духовенства. Они-то и предложили стать посредниками на переговорах с монголами.
Однако сражение продолжалось еще один день. Снова лилась кровь. Рашид говорит без подробностей, что «отважные монголы» и «нерешительные горожане» снова бились друг с другом. И вновь гарнизон Самарканда не добился успеха. Тогда мнение капитулянтов взяло верх.
Ночью на переговоры с Чингисом явились кади (судья) города, шейх уль-ислам (предводитель духовенства) и имамы. Самарканд капитулировал. Утром следующего дня Намазгахские ворота города распахнулись. Часть гарнизона сдалась, часть укрылась в цитадели.
Первым делом монголы разрушили городскую стену. Этой работой занимался хашар под присмотром монгольских десятников. Часть населения выгнали в степь. Однако кади и шейх уль-ислам выговорили, что могут взять любого человека под свое покровительство. Рашид пишет, что таких «любых» нашлось 50 000. Возможно, это опять преувеличение, но спастись удалось очень многим.
Те, кто не имел возможности прибегнуть к покровительству «уважаемых людей», должны были покинуть городские стены и ожидать своей судьбы в поле. Нарушивших приказ ждала смертная казнь. Однако многие попрятались по разным норам. Монголы грабили опустевший город, извлекали людей из их убежищ и убивали.
Вожаки гарнизонных слонов привели своих животных к Чингисхану, но тот обнаружил полное непонимание ситуации. Слоны были ему не нужны. Хан велел отпустить животных в степь на свободу, где они могли бы сами искать себе корм. Погонщики так и сделали. Слоны некоторое время бродили по просторам Мавераннхра, пока не погибли от голода или не нашли смерть от рук проголодавшихся местных жителей.
Чингисхан приступил к осаде кухандиза. Оттуда выехал Алп-Эр-хан и прорвался с небольшим отрядом. Больше не повезло никому. Подготовив метательные орудия, Чингис принялся обстреливать стены и очень быстро разрушил их. Вечером были захвачены ворота, цитадель пала. Гарнизон капитулировал. Лишь около тысячи воинов укрылись в соборной мечети. Снова началась перестрелка. С обеих сторон метали нефтяные снаряды. В конце концов монголы сожгли мечеть.
Наступил финал драмы. Защитников цитадели и прилегающих кварталов выгнали в степь, отделили тюрок от таджиков и всех разбили на десятки и сотни. К таджикам как покоренному населению монголы не имели претензий. Зато предводителей тюрок не пощадили. Все они были казнены во главе с Тагай-ханом. Простые тюркские ратники получили приказ постричься по-монгольски. Их приписали к военным округам – тысячам – и заставили нести службу в Мавераннахре, который теперь отходил к монголам. Далеким потомком одного из таких тюрко-монгольских воинов станет Тимур-ленг.
Экзекуции продолжались. Из остатков населения Самарканда отобрали тысячу искусных ремесленников. Часть из них мобилизовали в монгольскую армию, часть отдали в услужение ханшам и царевичам. Столько же людей взяли в хашар для гражданских работ. Остальные вернулись в Самарканд, но купили жизнь и свободу за огромную сумму в 200 000 динаров. Как видим, расправа была жестока, но не смертельна. Она ничем не отличалась от разрушения и разорения Самарканда, учиненного хорезмшахом за восемь лет до этих событий. Впрочем, отличия всё-таки имелись. Грабеж воинов хорезмшаха был беспорядочен, а монгольский грабеж отличался строгим порядком и логичной системой. Вряд ли можно сказать, что лучше. Думается, таджики-самаркандцы понесли одинаковые бедствия что от тюрок, что от монголов.
После взятия Самарканда цели кампании были достигнуты. За четыре месяца Чингисхан уничтожил главные силы султана Мухаммеда и присоединил земли, находившиеся недавно в зависимости от гурхана кара-китаев.
Кроме того, в его замыслы входила поимка самого Мухаммеда и его казнь. Что делать дальше с империей Мухаммеда, хаган не знал. Уничтожение Джелаль эд-Дина тоже не предполагалось.
Чингисхан в это время начал стареть и дряхлеть. Климат Средней Азии был для него непривычен. Поэтому хаган всё больше доверяет частные военные операции своим сыновьям и полководцам, а сам выполняет функции начальника штаба. Например, впоследствии, когда пришлось осаждать Гургандж, хаган поручил это своим сыновьям. Но те обладали гораздо меньшими полководческими и организаторскими способностями. В результате осада города затянулась на несколько месяцев. Правда, это уже не могло ничего изменить.