В своих рассуждениях Рахмонов опирался на работы двух ведущих таджикских историков, академиков Н. Негматова и Р. Масова, которые, с одной стороны, делали все возможное для того, чтобы очистить «арийство» от нацистских ассоциаций, а с другой – обвиняли в «вековых несчастьях таджикского народа» тюркских завоевателей [663] . С одобрением предстоящих торжеств выступил и президент Академии наук Таджикистана М. Илолов, подчеркнувший, что «тема ариев представляет собой не только и не столько историческую проблему, сколько современную». По его мнению, арийская идентичность необходима современным таджикам для самопознания и пробуждения созидательной энергии [664] . Любопытно, что как президент Рахмонов, так и ведущие таджикские ученые всячески подчеркивали, что обращение к наследию пророка Зороастра нисколько не противоречит исламу.
С конца 2005 года улицы таджикских городов заполнились плакатами, украшенными знаками свастики и объявлявшими таджиков прямыми потомками славных арийцев, а в сентябре 2006 года в Душанбе состоялся представительный форум, посвященный Году арийской цивилизации [665] . В честь славного праздника в Таджикистане даже была выпущена памятная серебряная монета достоинством в один сом. Тогда же отпраздновали и 2700-летие Куляба, родного города таджикского президента.
Все это вызвало немедленную реакцию ведущего узбекского археолога, академика А. Аскарова, попытавшегося наделить часть арийцев тюркоязычием и изобразить их предками узбеков. Он доказывал, что степное население с эпохи бронзы было многоязычным и включало как иранские, так и тюркские группы, обитавшие в тесных контактах друг с другом. В подходе своих оппонентов узбекский академик усматривал европоцентризм с его колониальной направленностью [666] , хотя трудно было винить таджиков в каких-либо колониальных устремлениях.
В свою очередь, некоторые туркменские интеллектуалы еще в 1980-х годах пытались представить арийцев предками туркмен, как это делал, например, художник Сулий Яранов. Любопытно, что тогда он противопоставлял арийцев тюркам и отвергал пантюркизм [667] . Его выступление в местной газете вызвало полемику между археологами, вновь подтвердившую значительные расхождения, существующие в науке по поводу древнего расселения индоиранцев (ариев). Если один археолог выводил их с севера из степного пояса, то другой настаивал на локализации их прародины на территории Юго-Западной Туркмении [668] . Вместе с тем оба они отмечали древний иранский субстрат в этногенезе туркмен, что вскоре и дало повод для поисков предков туркмен в Парфии [669] . Действительно, прошло несколько лет, и о «тюркоязычии» мидийцев, скифов, саков, массагетов и парфян заговорил советник президента Ниязова, археолог О.А. Гундогдыев. Он доказывал, что якобы они-то и были предками туркмен. Тем самым, по его словам, туркмены пронесли народное единство через тысячелетия. [670]
Таким образом, во всех постсоветских тюркских государствах отмечается заметная тенденция к своей легитимизации путем обращения к идее автохтонизма, рисующей далеких предков безусловными «коренными жителями», обитавшими на данной территории с глубочайшей первобытности. В этом следует видеть прямое следствие советского этнонационализма, определявшего государство в культурно-исторических, а не гражданских терминах. Вот где берет начало неизбывная тяга многих тюркских политиков и ученых отождествлять своих предков с древними местными обитателями и принижать роль известных массовых миграций кочевников. При этом стратегии «обретения предков» допускают некоторую вариативность. В одних случаях акцент делается на биологическом и культурном наследии, и тогда предки объявляются «арийцами», которые с течением времени сменили свой изначальный язык. В других случаях те же самые предки наделяются исконным тюркоязычием. Однако все это вызывает неприятие у армянских и таджикских ученых, усматривающих в этом неправомерное «присвоение чужого прошлого». [671]
Между тем принцип автохтонизма оказывается важным и для других постсоветских государств далеко за пределами Центральной Азии, где археология также оказывается важным политическим орудием. Так, не забывал об археологии и бывший президент Грузии Э.А. Шеварднадзе. В связи с тем, что археологи обнаружили в Дманиси (Южная Грузия) останки Homo erectus, датированные временем 1700—1800 тысяч лет назад, в октябре 2000 года в Тбилиси была устроена археологическая выставка. Она была призвана продемонстрировать миру «древнейшего европейца» и тем подчеркнуть ориентацию Грузии на Европу и ее стремление влиться в сообщество европейских народов. В связи с этим посещение выставки президентом Грузии имело, несомненно, знаковый характер [672] . Сегодня экспозиция Национального музея Грузии в Тбилиси открывается изображениями людей из Дманиси, причем им там даны грузинские имена, что должно представлять «древнейших европейцев» грузинами.
Европейская идентичность воодушевляет и нынешнего президента Грузии М. Саакашвили, выступившего перед депутатами Европейского парламента в Страсбурге со следующим заявлением: «Грузины являются европейцами с того времени, как Прометей был прикован цепями к скале и в Грузии побывали аргонавты в поисках „золотого руна“» [673] . Эта концепция пытается опираться на научные данные. В октябре–декабре 2008 года в Кембридже (Великобритания) демонстрировались археологические находки из поселения Вани эпохи Колхидского царства второй половины 1-го тысячелетия до н. э. Комментируя эти находки, в своем интервью теленовостям Euronews директор Национального музея Грузии назвал Грузию «страной Золотого руна», которая якобы всегда была с Европой. Иными словами, стремление получать щедрую финансовую поддержку и военную помощь из Европы ищет себе оправдание в глубинах древнейшей истории.
В свою очередь, во время празднования Абхазией Дня независимости 30 сентября 2008 года в центре Сухума была вывешена огромная карта древнего царства Апсны. Этим абхазы давали понять, что объявление Абхазией независимости было легитимным актом, возвращавшим стране статус, потерянный в далеком Средневековье. [674]
2. ПРЕЗИДЕНТ ПУТИН И АРХЕОЛОГИЯ. Интерес к археологии проявляют не одни только президенты центральноазиатских и кавказских государств. С самого начала своего президентского срока В.В. Путин выказывал интерес к древней истории. Летом 2001 года он совершил поездку по Русскому Северу, заехав в Великий Новгород, где губернатор Новгородской области М.М. Прусак убеждал его в том, что именно там находилась древнейшая столица Руси. После этого в ноябре Путин встречался с ведущими московскими историками и археологами и пытался обсуждать с ними проблему создания национальной идеи. Тогда его более всего интересовал вопрос о месте Киева в русской истории и с чего начинать эту историю после обретения Украиной независимости. Историки единодушно подчеркнули выдающуюся роль Новгорода, однако к использованию аналогий из древнего прошлого для создания национальной идеи они отнеслись без энтузиазма. [675]
Тем не менее интерес к древностям российского президента не покинул, и он первым делом обратил внимание на Старую Ладогу, древнейший город на Руси, важный торгово-ремесленный центр на Великом Волжском пути, соединявшем в IX—X веках все земли между Скандинавией и Ираном в единую торговую систему. [676]
Старая Ладога находится в 120 километрах от Петербурга, и в последние десятилетия археологам удалось обнаружить там доваряжский слой, оставленный славянским населением. Еще в 1984 году с помощью дендрохронологии для древнейшего поселения Старой Ладоги была получена дата – 753 год, и в начале XXI века власти Ленинградской области начали подготовку к торжественному празднованию 1250-летнего юбилея села. Идя навстречу настоятельным просьбам ее губернатора В. Сердюкова, 10 декабря 2002 года президент подписал Указ «О праздновании 1250-летия основания села Старая Ладога Ленинградской области». Этот юбилей, намеченный на 16 августа 2003 года, широко освещался и комментировался прессой, и тогда многие журналисты называли Старую Ладогу не иначе как «первой столицей Руси». Такой подход предлагал России привлекательное решение сложного вопроса о началах своей государственности, с которым она столкнулась после отделения Украины и потери Киева. [677]
Находясь с визитом в Великом Новгороде, 17 июля 2003 года президент лично побывал в Старой Ладоге, эффектно поднявшись к селу по Волхову на своей яхте «Паллада». Тогда он осмотрел Ладожскую крепость, посетил Георгиевский собор и местный Музей археологии [678] . Этой поездке придавался особый смысл, и, как это отмечали некоторые журналисты, она была связана с мучительным поиском национальной идеи, которую российские чиновники пытались обнаружить у самых истоков Руси. Ведь именно Старая Ладога стала местом, где президент Путин провел совещание с главами муниципальных образований, посвященное малым городам России. Там он подчеркнул роль исторической памяти, недооценка которой, по его словам, создает России проблемы и не позволяет формулировать четкие ориентиры развития. Кроме того, он поднял вопрос о патриотизме как объединяющей идеологии. В частности, он заметил, что тот «должен основываться на нашей истории» [679] . Символический смысл этих слов, сказанных на месте зарождения древнерусской государственности, очевиден [680] . Не менее символичным выглядело и прибытие президента по реке, что должно было напомнить о традиционном появлении варяжских князей «из-за моря». Действительно, официозная печать представляла Путина человеком, остановившим процесс развала государства и начавшим новое собирание земель, что выразилось в лаконичной формуле «восстановление вертикали власти». В частности, в 2003 году завершалась идеологическая и техническая подготовка укрупнения регионов, которое в конце этого года стало вводиться на практике [681] . По-видимому, политтехнологов, разработавших сценарий поездки, соблазняли исторические параллели с деятельностью князей-Рюриковичей, тоже занимавшихся собиранием русских земель. Действительно, Путин как-то заявил, что Ладога была «древнерусским окном в Европу» и что «с берегов Волхова должно начаться возрождение России». [682]