Войны между Османской державой и Сефевидским государством (как и между Сефевидами и Шейбанидами) объявлялись господствующими кругами этих стран войнами за чистоту ислама против ереси… На самом же деле религиозная вражда была лишь прикрытием реальных политических и экономических интересов обоих государств. Борьба шла за плодородные земли с богатыми городами, доходные пути европейско-азиатской торговли. [580]
Однако авторы учебников, оставаясь последовательными, насколько это понятие допустимо в рамках выбранного ими парадоксального подхода, видят в столкновении двух государств прежде всего происки «врагов», рассоривших два братских народа. Особенно наглядно проводится эта линия в учебнике для восьмого класса. Враждебные намерения Селима I не вызывают сомнений, и «Шах Исмаил чувствовал неизбежность столкновения с Османским государством» [581] . Но третья сила дает о себе знать и здесь. Теперь это уже европейские страны. Видимо, в соответствии с духом современной политики, характеризуемой стремлением принимать активное участие в деятельности европейских структур, дипломатические связи основателя Сефевидской династии шаха Исмаила I с «Западом» рассматриваются как явление положительное. Однако «западные государства продолжили свою традиционную политику, столкнув Османскую империю с государством Сефевидов и таким образом ослабив обоих» [582] . Столкновение становится неизбежным, и 23 августа 1514 года происходит Чалдыранская битва, последствия которой авторы характеризуют следующим образом:
Стоящие лицом к лицу армии были не просто военными силами двух тюркских империй, а это были вооруженные фанатики, воспитанные в ярой религиозной ненависти друг к другу и готовые отдать жизнь за идею. Такое положение превращало Чалдыранскую битву в самую кровавую в истории резню между братскими племенами. Считающаяся большой победой для султана Селима Чалдыранская битва на самом деле стала общей трагедией всего тюркского мира и победой западной дипломатии. [583]
В результате нам остается только предположить, что образ «неверных в черных одеяниях» теперь уже подразумевает под собой «Запад», описание действий которого в учебнике выдержано в духе времен холодной войны.
Тенденциозность трактовки исторических событий становится еще очевиднее, если учесть, что противостоянию Исмаила I и Шейбани-хана, правителя узбекских племен, вылившемуся в не менее кровавые столкновения, не придается такого значения. Сражение в районе города Мерва 1 декабря 1510 года, приведшее к окончательной победе шаха и к гибели на поле боя самого Шейбани-хана (а по некоторым данным – и всего его десятитысячного войска [584] ), не рассматривается авторами как «братоубийственная резня». Битва описывается крайне сухо, скрупулезно перечисляются все территориальные приобретения шаха [585] . Таким образом, по версии авторов, «братоубийственная резня» – это столкновение не между тюркскими этносами в целом, а конкретно между группами, возглавлявшимися сефевидскими шахами и османскими султанами. Хотя в учебнике для пятого класса в данной связи упоминается и Тимур, предполагается, видимо, что при Шейбани тюрки Центральной Азии были уже не столь близки. Все это прочитывается на фоне сегодняшних союзнических отношений между Азербайджаном и Турцией. Чтобы подчеркнуть эту близость, нынешние руководители и известные деятели обоих государств нередко говорят об одном народе, разделенном на два государства. Отсюда – актуальность поиска внешнего врага, третьей силы, коварно столкнувшей в «братоубийственных» войнах два родственных народа.
Необходимо заметить, что вызывает большие сомнения сама возможность рассмотрения империи Сефевидов в качестве азербайджанского государства. Среди европейских ученых, например, принято рассматривать это государство как Персидскую империю, а также придавать религиозному противостоянию большее значение [586] . Можно с определенной долей уверенности предположить, что большое значение религиозным мотивам этого противостояния придавали и современники. Недаром Селим I, войска которого одержали победу в Чалдыранской битве, за бескомпромиссную борьбу с шиитами получил прозвище Справедливый. Кроме того, необходимо помнить и о том, что тюркские кочевые племена кызылбашей, обладавшие племенной автономией и составившие главную ударную силу шаха Исмаила Сефевида, нередко осуществляли весьма разорительные набеги на оседлое население, находившееся в подчинении у османских султанов:Недовольство тюрок возникло из-за введения по мере развития империи (Османской. – С.Р. ) власти централизованной администрации, которая стремилась установить над ними контроль и обложить их налогом, ограничивая их предшествующую племенную автономию и защищая оседлое сельскохозяйственное население от их разрушительных набегов. Носившие красные шапки, известные с тех пор как кызылбаши, или «красноголовые», они были религиозными еретиками. Их интеллектуальным и политическим вдохновителем был Исмаил, новый правитель, который провозгласил себя шахом Персии в 1502 году. [587]
Однако вернемся к эпосу и к учебнику для пятого класса. Его авторы рискуют, посвящая эпосу целый параграф учебника, который весьма примечательно озаглавлен: « Китаби Деде Горгуд – историческая летопись нашего отечества». Авторы недвусмысленно заявляют, что это фольклорное, мифическое произведение является в действительности «исторической летописью». Наибольший интерес у них по-прежнему вызывают «неверные в черных одеяниях», которые принимают в учебнике конкретные очертания:
В нем [дастане] ярко отражена борьба нашего народа против армянских и грузинских феодалов и их покровителей. Армянские и грузинские феодалы и их покровители названы в дастане « неверные в черных одеяниях » (здесь и далее выделено, как в оригинале. – С.Р. ). [588]
По мнению авторов, тексты дастана могут служить неопровержимым свидетельством вероломства врагов, пытавшихся, не всегда удачно, посеять вражду в рядах «тюркских храбрецов». Раскрывая замысел Деде Коркуда, они фактически уходят от исторического и источниковедческого анализа в область откровенного мифотворчества и «свободной» интерпретации. Автор эпоса, по их мнению,
…преследовал две цели. Во-первых, он хотел, чтобы слушавшие его тюрки, поверив хитростям «неверных», не сделались друг другу врагами. Во-вторых, он хотел сообщить будущим поколениям тюрок об этих деяниях «неверных» и призвать их не поддаваться на хитрости врагов. [589]
Так дастан оказывается еще и политическим завещанием Деде Коркуда. Его гипотетический портрет должен придать повествованию большую реалистичность. Перед нами предстает весьма характерный мужчина, с длинной седой окладистой бородой и проницательным взглядом, устремленным на юного читателя. Визуальное изображение следует за текстом и превращает его в полноценный «политический завет» – важнейшая функция дастана, пронесенная сквозь века.
Естественно, «неверные в черных одеяниях» отличаются вероломством и, пользуясь временной слабостью огузов, решаются «нарушить азербайджанскую границу» (выражение, заимствованное из современных реалий и отражающее сегодняшнее положение дел). Наконец, авторы сообщают, что «одной из самых любимых поговорок огузов была такая: Старый враг не может стать другом . Эта поговорка со временем распространилась среди всех азербайджанцев. Таким образом, она стала общенародной поговоркой» [590] . В результате ученикам преподносят еще один «древний завет», призванный подтвердить вневременной характер противостояния. Он вновь актуализируется в рассказе о правителе XII века атабеке Эльденизе. Авторы опять вспоминают о грузинах, нападения которых носили непрерывный характер: «Великий государь не раз сокрушал чужеземных врагов. Он беспощадно расправлялся с „ неверными в черных одеяниях “» [591] . Тот же образ используется в учебнике в разделе по истории XVIII века, где речь идет о создании Иреванского ханства (авторы имеют в виду территорию современной Армении):
Со дня образования Иреванского ханства оно было вынуждено бороться против « неверных в черных одеяниях », зарившихся на эти богатые земли.
Грузинский царь неоднократно нападал на ханство. Армяне, проживавшие на территории Иреванского ханства, с помощью денег подстрекали его на такие нападения. Они приглашали грузинского царя – «брата по вере», объявляли ему о своем повиновении и обещали каждому нападающему грузину 5 рублей. Потом эта сумма была увеличена до 40 рублей. [592]
Речь идет о тех же двух непримиримых врагах, которые как собирательные образы обозначены «грузины» и «армяне». Армяне оказываются местной «пятой колонной». Грузинский царь возглавляет внешнюю силу. В дальнейшем изложении, при описании захвата Российской империей территории современного Азербайджана, «пятая колонна» в лице армян становится главным врагом. Вновь актуализируется мифология дастана, только теперь уже речь идет о восстании армянского населения нагорной части Карабаха, произошедшем в 1920 году. Авторы усматривают в действиях восставших сговор с Советской Россией. В результате
азербайджанское правительство было вынуждено отправить свое 35-тысячное войско против восставших. Таким образом, армяне достигли своей цели – отправки азербайджанской армии в Карабах. В результате северные границы Азербайджана остались беззащитными. « Неверные в черных одеяниях » вновь сделали свое черное дело… [593]
В учебнике мифологический нарратив доминирует в такой степени, что вопрос о реальной ситуации в Азербайджанской Демократической Республике (АДР) в 1920 году даже не ставится. Вот как описываются те же события в работе, специально посвященной этой проблеме: