Советско-религиозную пропаганду «Мусульманский комиссариат» проводил через «советских шариатистов», щедро субсидируя их политическую и религиозную деятельность, направленную на установление советской власти в мусульманских окраинах России, хотя бы «на принципах шариата» для переходного «народно-демократического периода».
Однако, наиболее виднейшие представители мусульманской интеллигенции и духовенства ясно видели, что и в мусульманском вопросе большевики ведут двойную игру, чтобы, пользуясь демагогическими средствами пропаганды и даже прямого обмана («коммунизм не противоречит шариату»), добиться «вовлечения в русло советского развития» мусульманских народов. Когда в связи с этим мусульманские демократические организации развернули против большевиков весьма действенную работу, то советское правительство стало на путь репрессий — оно закрыло «Центральный Мусульманский Совет» в Петрограде, его московское отделение — Милли-Шуро — «Всероссийский Мусульманский Военный Совет» (см. «Известия» № 101, от 22. 5. 1918 г.). Они были объявлены «узко-националистическими» и «буржуазно-националистическими». Одновременно советское правительство принимает ряд законодательных и распорядительно-исполнительных мер, чтобы расширить сеть и влияние центрального «Мусульманского комиссариата».
В июне 1918 г. Ленин подписывает постановление Совнаркома «Об организации мусульманских комиссариатов» на местах. Мусульманские комиссариаты создаются в губерниях — Архангельской, Вятской, Казанской, Нижегородской, Оренбургской, Пермской, Петроградской, Рязанской, Саратовской, Тамбовской, Уфимской и др. Они создаются также в Средней Азии (Семипалатинск, Ташкент, Верный) и в Сибири (Чита, Тобольск, Новониколаевск). Создавая эти «Мусульманские комиссариаты», большевики проводят серию «мусульманских съездов», на которых рядом с большевиками-атеистами участвуют седобородые мусульманские муллы. На этих съездах большевики, провозглашая лозунг веры, свободы и национальной независимости, обещали то, чего они не могли дать даже при всем своем желании. Благодаря этому съезды имели огромный пропагандистский успех для советской политики.
Если в первый год советской власти экспансия большевизма в мусульманские страны происходит на мирных путях, то начиная с 1919 г., в виду роста сопротивления, большевики приступают именно в Средней Азии к осуществлению своего широко задуманного военно-стратегического плана: к покорению Туркестана Красной Армией.
Вот тогда-то и возобновилось знаменитое движение «басмачества» («басмак» по-тюркски «атаковать», «нападать»), которое вспыхнуло первый раз в конце 60-х годов XIX столетия в только что покоренных Россией областях Средней Азии — в Туркестанском крае, Бухаре и Хорезме. Советские историки в свое время признавали «басмачество» против царских оккупантов «прогрессивным национально-освободительным движением». Теперь, когда старое «басмачество» возродилось против советских оккупантов, то, разумеется, отношение к нему изменилось. Вот что писалось в 1927 г. в БСЭ о басмачестве советского периода:
«После революции басмачество приняло иную окраску. Басмаческое движение приобрело резко выраженный политический, антисоветский характер и стало почти массовым движением дехканского населения во всех трех республиках Средней Азии — Бухаре, Хорезме и Туркестане. Вождями его были уже не только отдельные главари бандитских шаек, как Курш Ширмат, Ибрагим-бей и др., им стали руководить местная национальная интеллигенция, муллы и баи» (БСЭ, т. 5, стр. 35–38, 1927 г., 1-е издание).
Басмачи называли себя «Армией Ислама». Политически басмачество возглавляли две организации «Шури-и-Ислам» («Совет Ислама») и «Шура-и-Улема») («Совет ученых»). После разгрома Колчака осенью 1919 г. Красная Армия более энергично взялась за покорение Туркестана. Был создан особый «Туркестанский фронт» во главе с такими видными большевистскими лидерами как Фрунзе, Куйбышев, Рудзутак, Элиава. Ввиду массовой и повсеместной поддержки басмачества народом, советское правительство сначала прибегло к трюку — оно признает «Армию Ислама» национальной армией Туркестана с ее командирами во главе, если те признают советскую власть. Когда выяснилась цель трюка — выиграть время, чтобы подбросить в Туркестан новые части Красной Армии, освободившиеся после разгрома Белого движения и окончания войны с Польшей, — басмачи вновь восстали. Но уже было поздно. Красная Армия разгромила «Армию Ислама», хотя отдельные отряды басмачества еще боролись до конца 1926 года. Однако в занятых Красной Армией мусульманских странах большевики все еще ведут очень осторожную и весьма эластичную национально-религиозную политику. Ленин, в котором легко уживался рядом с утопистом в философии трезвый реалист в политике, доказывал на VIII съезде партии в 1919 г. своим чрезмерно ревностным ученикам: в покоренных мусульманских странах нельзя проповедовать коммунизм и атеизм, нельзя там даже скидывать «эксплуататоров». Он говорил:
«Что же мы можем сделать по отношению к таким народам, как киргизы, узбеки, таджики, туркмены, которые до сих пор находятся под влиянием своих мулл?… Можем ли мы подойти к этим народам и сказать: «Мы скинем ваших эксплуататоров?» Мы этого сделать не можем, потому что они всецело в подчинении у своих мулл» (Ленин, ПСС, т. 38, стр. 158–159).
Ленин рекомендовал начать осаждение крепости ислама издалека и действовать тихой сапой. Поэтому были сохранены Бухарское и Хивинское ханства, их переименовали в 1920 г. в Бухарскую народную советскую республику и Хорезмскую народную советскую республику. В мусульманских странах в первое время не только были возвращены вакуфные имущества, открыты новые медресе, сохранены шариатские суды, но представители мусульманского «прогрессивного духовенства» принимались даже в коммунистическую партию. Советский автор отмечает:
«С учетом той роли, которую продолжала играть религия в их жизни, в партию принимались и верующие. Долгие годы в составе коммунистической партии Туркестана верующие составляли значительную часть» (Саидбаев, там же, стр. 127).
В советских документах приведены и конкретные цифры о составе верующих в партии — в коммунистической партии Хорезма, кроме рядовых верующих, в 1923 г. было 10 % духовенства (см. «История Хорезмской народной советской республики. Сборник документов». Ташкент, 1976, стр. 39–40, 169, 219), а в коммунистической партии Бухарской народной советской республики верующие и представители духовенства составляли вместе около 70 %; если исключить отсюда русских неверующих коммунистов, верующих в партии было 90 %! (см. «История Бухарской народной советской республики. Сборник документов». Ташкент, 1976, стр. 134, 135, 136, 139). Сам филиал ЦК РКП(б) в Туркестане первоначально назывался не Среднеазиатское бюро, а Мусульманское бюро ЦК РКП(б).
Когда, почувствовав себя крепче в седле власти, большевики перешли от своей «мусульманской» тактики к осуществлению стратегических целей коммунизма в мусульманских странах советской империи, то вновь прокатилась мощная волна повстанческого движения — на Кавказе, в Татарии, Туркестане; особенно широко развернулось новое басмаческое движение в Бухаре и Хорезме. В апреле 1922 г. в Самарканде повстанцы созывают объединенный Мусульманский Туркестанский Конгресс, который торжественно провозгласил создание Туркестано-тюркской независимой республики с полным восстановлением законов шариата (А. А. Росляков. Средазбюро ЦК РКП(б) (Вопросы стратегии и тактики), Ашхабад, 1975, стр. 23–24). Почувствовав здесь реальную угрозу существованию своей власти, большевики быстро пошли на новые уступки. Решением ЦК от 18 мая и Среднеазиатского бюро ЦК РКП(б) от 20 мая 1922 г. были восстановлены ликвидированные накануне восстания шариатские суды и возвращены мечетям и медресе их только что конфискованное имущество (там же, стр. 25). При Наркомпросе было создано Главное вакуфное управление с отделами на местах. Во главе их были поставлены оплачиваемые государством духовные лица с правом дальнейшего содержания, расширения и даже учреждения новых вакуфов.
Советский историк пишет:
«В этот период в Ташкенте впервые в истории края было создано Духовное управление («Махкам-и-шария»), которое возглавляли известные деятели ислама. Оно имело секретариат, отделы, решавшие вопросы связанные с наследством и бракоразводными делами, подготовкой, обучением и назначением служителей культа, религиозными учебными заведениями и т. д. Создание Духовного управления привело к объединению имамов, ввело в определенную систему их назначение и смещение, чего раньше не наблюдалось. Традиционно имамами избирались авторитетные лица квартала и прямо никому не подчинялись» (Саидбаев, «Ислам и общество», М., 1978, стр. 146–147).
Советское правительство пошло на то, что в советских мусульманских республиках праздничным днем объявили вместо воскресенья пятницу. Секретарь ЦК компартии Узбекистана, впоследствии расстрелянный по процессу Бухарина и Рыкова Акмаль Икрамов откровенно признал в одном из своих докладов:
«Меры, принятые советским государством по отношению к исламу и его организациям, были не уступкой, а тактикой партии» (А. Икрамов, «Избранные труды», Ташкент, 1972–1974, т. 3, стр. 301).
Как будто это еще надо было доказывать! Эта макиавеллевская тактика несомненно оторвала от повстанческого движения определенную часть духовенства и большую часть народа. Причем оторвавшуюся часть духовенства большевики поставили на службу своих целей — 23 декабря 1923 г. большевики проводят т. н. «Вселокайское совещание» с участием всех мулл под лозунгом «Советская власть не противоречит исламу», потом такие совещания проводятся и в других районах Средней Азии (Саидбаев, стр. 148). «Братание коммунизма» с исламом кончилось к концу двадцатых годов. Началась эпоха методического и систематического искоренения ислама, физическое истребление мусульманского духовенства, национальной интеллигенции и даже тотального уничтожения национальных коммунистических кадров, как «обманно пролезших в партию» и «открыто якшавшихся с мусульманским духовенством». Отныне само словоупотребление «мусульманские народы» было признано криминальным. Величественные памятники мусульманского зодчества XIII–XIV вв. (Самарканд, Бухара) превращались в антиисламские музеи, сельские мечети превращались в склады или сносились. Н