чит, она подает сигнал тому, кто выдает себя за коростеля! Предательство!..»
Ингер была смелой девушкой, а годичное пребывание в одиночестве в лесу еще больше закалило ее характер, она нисколько не боялась и горела желанием узнать, что происходит. Она уже сложила руки, чтобы огласить лес криками сойки, но передумала.
Этот сигнал услышат другие дозорные, передадут в лагерь, и все поднимутся по тревоге. А если она все-таки ошибается?
«Но как только я их увижу, сразу же подам сигнал тревоги», — решила амазонка, подползая все ближе и ближе, как ей казалось, к напарнице, кричавшей голосом филина.
Она проползла еще немного и вдруг сообразила, что потеряла направление. Нет, она не свернула со своего пути, но птицы замолчали, и девушке было непонятно, куда идти дальше. Ингер приподнялась на колени, чтобы посмотреть вокруг сквозь ветви кустарника и стволы вековых деревьев. Лунный свет, сменивший вечерние сумерки, падал на широкие листья и замшелую кору деревьев и причудливыми тенями пятнал стволы и землю. Впереди что-то блеснуло. Ингер показалось, что она уловила какое-то движение.
«Ну и достанется же мне, если все это окажется только моей выдумкой, — подумала Ингер, и по ее спине, отзываясь на яркие воспоминания о девятихвостой плети, которой обычно наказывали нерадивых амазонок, пробежал легкий озноб. — Но раз уж я сюда залезла, надо до конца во всем разобраться».
Землю здесь покрывали кочки и бугры, и девушка поползла вперед на четвереньках: так было легче. Время от времени Ингер поднимала голову, внимательно глядела по сторонам, и ее подозрение, что впереди кто-то есть, постепенно перерастало в уверенность. Ей даже показалось, что она слышит приглушенные голоса и легкий смех. Девушка проползла еще немного, словно охотничья собака, высматривающая добычу, и взобралась на пологий; поросший низкой травой холм, за которым открывалась круглая маленькая полянка, не более десяти-пятнадцати шагов в длину. Сквозь переплетение стеблей густого кустарника, росшего на гребне, ей было плохо видно, что там происходит, и амазонка отвела в сторону ветку, стараясь не произвести ни малейшего шороха.
На всякий случай Ингер привстала на одно колено и сжала в правой руке дротик, готовая метнуть его при первом признаке опасности.
Она чуть не вскрикнула, когда увидела в десятке шагов от себя двух стоявших друг против друга людей.
Гнатена (в свете луны, заливавшем поляну, Ингер сразу узнала ее) была совершенно обнажена, ее руки скользили по телу мужчины: она стаскивала с него одежду, а он, положив руки ей на бедра, гладил их и прижимал женщину к себе.
— Ты мне мешаешь, — услышала Ингер сдавленный шепот своей напарницы. — Так я никогда не смогу раздеть тебя…
Мужчина тихо засмеялся и повернул голову в сторону бугра, с которого, затаив дыхание, наблюдала за ними девушка. Она, вздрогнув, замерла, боясь пошевелиться и выдать себя, но этот человек вряд ли был способен сейчас чувствовать что-либо, кроме близости подруги и ее горячих рук. В свете луны, пробивавшейся сквозь ветви деревьев, они походили на двух пятнистых животных, гибких и сильных.
Их движения были полны чувства, неведомого Ингер, которая превратилась в изваяние, не в силах ни шелохнуться, ни оторвать глаз от поляны.
Гнатена, наконец, справилась с последними застежками на одежде мужчины, и он, подняв ее на руки, повернулся спиной к наблюдавшей за ними девушке, которая дышала не менее жарко, чем любовники. Она часто-часто облизывала внезапно пересохшие губы и, вытянув шею, словно журавль, который выглядывает из тростника, чуть не наполовину вылезла из укрытия.
Мужчина (она теперь узнала и его — это был туранец, который пришел вместе с Конаном) опустил женщину на траву, и высокие стебли, словно полог, почти скрыли от Ингер обоих. Она вздрогнула и очнулась, но так и не смогла оторвать взгляд от того места, где колыхание травы выдавало присутствие пары, занимавшейся любовью. Иногда свет выхватывал плечо мужчины или руку женщины, или оба тела, сплетенные в объятиях, и вновь только жаркий шепот и прерывистое дыхание нарушали тишину спящего леса.
Девушка напряженно вслушивалась в новые для нее звуки, по ее телу перекатывались жаркие волны, а кожу покрыли мелкие капельки пота. На миг перед глазами Ингер промелькнул зал в пещере колдуна, где она, нагая, привязанная к каменному ложу, с ужасом глядела на приближавшегося к ней варвара.
Она вздрогнула, вспомнив охватившее ее тогда чувство отвращения к грязному самцу, и, переведя взгляд на обнаженных мужчину и женщину, которые в этот миг встали на колени, прижавшись друг к другу, удивилась.
«Неужели это другое?» — спросила себя Ингер, не в силах отвести глаз от двоих, пребывавших — она в этом не сомневалась — в полном блаженстве и неге.
Ее тело напряглось как тетива лука, отвердевшие соски, казалось, были готовы прорвать ткань рубахи, а кончики пальцев онемели. Ингер словно околдовали. Она отложила в сторону оружие, забыв, для чего пришла сюда. Неожиданно совсем рядом раздался легкий шорох, но амазонка почему-то не насторожилась, почувствовав на себе взгляд.
«Он видел все вместе со мной» — успела мелькнуть мысль, и щеки юной амазонки запылали от нахлынувшего стыда.
Ингер, не раздумывая, потянулась было к оружию, но молодой мужчина, скорее, даже юноша, сильными и цепкими руками схватил ее за плечи и резко дернул назад. Затем он перехватил правой рукой ее локти, а ладонью левой зажал рот. Это было, наверное, лишнее, потому что девушка, завороженная необыкновенным зрелищем, вряд ли смогла бы даже вскрикнуть. Однако, придя в себя от замешательства, вызванного неожиданным нападением, она коленом попыталась ударить противника в живот, но тот увернулся, на миг, ослабив хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы Ингер вырвала правую руку и вцепилась ему в горло. Юноша начал разжимать ее пальцы, амазонка схватилась за рукоять меча и, сцепившись в объятиях, не менее крепких, чем та пара на поляне, — они покатились вниз, к подножию холма.
Гнатена и Давас, скрытые гребнем и слишком занятые друг другом, чтобы обращать внимание на что-либо еще, не слышали шума борьбы.
— Я не смогу без тебя, — сказала женщина, потягиваясь всем телом под взглядом Даваса, который восхищенно смотрел на нее. — Теперь мне понятно, почему Акила…
— Акила? — переспросил Давас. — Ваша правительница?
— Да… — задумчиво произнесла Гнатена. — Я хочу сказать, что понимаю ее, хотя раньше осуждала…
— Ты осуждала свою правительницу за то, что она встречалась с отцом своего ребенка? — Давас кое-что слышал об Этельвульфе и Акиле от киммерийца. — Как это было?
— Никто точно не знает, — ответила Гнатена, — даже Паина, хотя она самая близкая подруга правительницы. Говорят, этот асир, Этельвульф, случайно оказавшись недалеко от этих мест, встретил своего сына. Тогда, узнав от него, что Акила жива, он пришел в столицу. Как он пробрался в город — неизвестно. Мне рассказывали, что он иногда приходил во дворец, а иногда они встречались в одном из селений, где была небольшая резиденция правительницы. Это продолжалось долго… Наверное, полгода.
— А как сюда попал их сын? — спросил туранец. — Где он жил все это время?
— Я и этого точно не знаю, — ответила амазонка. — Говорят, в то время он жил в одном из храмов где-то на севере, а Акила и Этельвульф тайно навещали его.
— Ну и что же они думали делать дальше?
— Понятия не имею. — Гнатена подвинулась поближе к Давасу. — Во всей этой истории много таинственного и непонятного для непосвященных, но одно я теперь знаю твердо: правительница ни в чем не виновата. Мы неправильно жили раньше.
— Ты быстро обратилась в новую веру, — вновь обнимая ее, усмехнулся Давас. — Совсем перестала чтить заветы предков. Впрочем, не могу сказать, что мне это не по вкусу.
Ингер опрокинулась навзничь, а ее противник сел на нее верхом, коленями придавив руки амазонки к земле. Она, выгнувшись всем телом, попыталась ногами скинуть его, но ничего не вышло: юноша был явно сильнее. Он приложил палец к губам, показывая тем самым, что хочет, чтобы она не шумела, потом протянул руку к ее талии и выхватил из ножен кофийский меч.
— Тихо! — шепотом предупредил ее юноша. — Я не сделаю тебе ничего плохого.
Он ослабил захват, и Ингер присела, поджав под себя ноги и настороженно глядя на незнакомца. Без оружия она не могла сопротивляться, да и, бросив короткий взгляд на противника, поняла, что ей вряд ли бы помогло умение владеть мечом.
Юноша был без рубахи, и его могучие мускулы напомнили ей киммерийца, которого она видела в подземелье колдуна, а потом в отряде гирканцев. Да и ростом он, пожалуй, не уступал варвару. Русые с рыжим отливом волосы обрамляли красивое лицо со светлыми глазами, оттенок которых Ингер не могла разглядеть в призрачном свете луны. Юноша был, наверное, ее лет или чуть постарше.
Она не могла определить его возраст, потому что до последнего времени почти не видела мужчин. В стране амазонок рождающихся мальчиков убивали, а тех мужчин, которые предназначались для продолжения рода, обычно увозили в отдаленные храмы, и, кроме женщин, которые должны были стать матерями да служительниц богов, их никто больше не видел. Только попав в подземелье колдуна Чойбалсара, Ингер впервые увидела мужчин, а потом Конана и гирканцев Тайрада.
Амазонка не мигая смотрела на юношу, чувствуя почему-то не страх, а, скорее, любопытство. Он тоже пристально глядел на нее. Ингер поймала его взгляд и поняла, что во время схватки ее одежда изрядно истрепалась и она сидит перед мужчиной почти голая.
Второй раз за эту ночь ее лицо вспыхнуло от смущения. Ингер стянула рукой полы разорванной туники и чуть отодвинулась от юноши, но в тот же миг почувствовала, что ей этого не хочется.
— Не бойся, — успокаивающе повторил незнакомец. — Мое имя Вульф. Я сын вашей правительницы Акилы. А кто ты?
— Я Ингер, из отряда Паины, — ответила девушка и вновь удивилась своим ощущениям: ей вовсе не было противно разговаривать с мужчиной, хотя их всегда учили ненавидеть самцов.