Дитриха Экарта часто называли духовным отцом национал-социализма. Он был старше Гитлера на 21 год. Остроумный журналист, посредственный поэт и драматург, он перевел «Пер Гюнта» Ибсена на немецкий язык и написал несколько пьес, но им так и не суждено было увидеть свет рампы. В Берлине Экарт, подобно Гитлеру в Вене, вел богемный образ жизни и пристрастился к спиртному и морфию. Как пишет Хайден, какое-то время он находился в психиатрической лечебнице, где ему и удалось наконец поставить свои драмы, используя в качестве актеров содержащихся там больных.
В конце войны Экарт вернулся в Баварию. Там, в винном погребе «Бреннесель», расположенном в Швабинге, аристократическом квартале Мюнхена, он во всеуслышание разглагольствовал о превосходстве арийцев и призывал к уничтожению евреев и к свержению «свиней», правящих в Берлине.
Хайден, работавший в ту пору журналистом в Мюнхене, приводит высказывание Экарта, с пафосом обратившегося к завсегдатаем винного погреба со словами: «Возглавит нашу организацию должен человек, который бы не испугался пулеметной очереди. Надо нагнать страха на всю эту чернь. Нам не следует использовать военных, поскольку народ их больше не уважает. Лучше всего подошел бы какой-нибудь рабочий, умеющий говорить… Он не должен быть слишком умным… Лучше, если это будет холостяк, тогда нам легче подыскать ему женщин».
Вполне естественно, что поэт и большой любитель спиртного в лице Адольфа Гитлера нашел именно того человека, которого он и искал. Экарт стал близким другом и советчиком молодого человека, быстро идущего в гору. Он снабжал своего любимца книгами, помогал улучшить как стиль письма, так и разговорный немецкий. Экарт ввел Гитлера в круг своих знакомых, в число которых входили не только состоятельные люди, с готовностью вносившие деньги в фонды партии и материально поддерживающие самого Гитлера, но и их жены, почти поголовно влюблявшиеся в будущего фюрера, что, как мы увидим в дальнейшем, сыграло немаловажную роль в деле выживания нацисткой партии в трудной период её истории. Именно Экарт познакомил Адольфа Гитлера с Рудольфом Гессем и Альфредом Розенбергом, что придало немецкому фашизму мощный оккультный смысл.
Гитлер сохранил уважение к Экарту до конца своих дней и в последних словах «Майн Кампфа» выразил признательность своему эксцентричному наставнику, назвав его «одним из лучших, кто посвятил жизнь пробуждению нашего народа своим творчеством, помыслами и, наконец, своими делами». Умер Экарт от белой горячки в декабре 1923 года, то есть почти сразу же после неудачного «пивного путча».
Так выглядело странное сборище неудачников, стоявших у истоков национал-социализма, создавших, не отдавая себе в том отчета, движение, которое за тринадцать лет своего существования смогло поработить почти всю Западную Европу и стало причиной начала Второй мировой войны.
Недалекий слесарь Дрекслер заложил основы движения, пьяный поэт-морфинист Экарт развил определенные «духовные», а, главное, оккультные ценности, чудаковатый экономист Федер сформулировал то, что считалось идеологией, гомосексуалист Рем обеспечил движению поддержку военных и ветеранов войны.
Однако задачу по превращению скромного дискуссионного клуба в то, что вскоре станет мощной политической силой, взял на себя на данном этапе не кто иной, как бывший бродяга Адольф Гитлер, которому в то время исполнилось тридцать лет и которого ещё никто не знал. Он подтолкнул свой скромный комитет к организации многочисленных митингов. Гитлер сам печатал на машинке и расклеивал приглашения. Впоследствии он вспоминал, как однажды, раздав восемьдесят таких приглашений, сидел и ждал гостей: «Через час председатель должен был открыть митинг. Нас снова было только семеро, семеро старых друзей».
Но Гитлер не терял надежды. Он увеличил количество приглашений, печатая из на ротаторе, чтобы собрать средства, дал объявления в местной газете. Успех, по его словам, был просто поразительный – на митинг пришло сто одиннадцать человек. Гитлер впервые должен был выступить перед такой массой народа. По его утверждению, аудитория была буквально наэлектризована пламенной речью оратора. Энтузиазм присутствующих вылился в пожертвования в размере трех сот марок, который на какое-то время помогли решить финансовые проблемы партии.
Оккупацию Рура и левые, и правые в Германии расценили как очередное свидетельство слабости Веймарской республики. Особенно ярко такие настроения проявились в Баварии, где шрамы от гражданской войны 1919 года ещё не успели зарубцеваться. В Баварии постоянно происходили столкновения между коммунистами и национал патриотами. Наиболее активно в 1923 году начала проявлять себя национал-социалистическая германская рабочая партия, или сокращенно НСДАП. Её в то время возглавил Адольф Гитлер. У него к 1923 году уже появились мощные покровители, в том числе бывший начальник германского генштаба и герой войны Людендорф. В 1923 году Гитлер и Людендорф предприняли в Мюнхене попытку переворота, надеясь свергнуть Веймарское правительство и разорвать Версальский мирный договор.
Около одиннадцати часов утра 9 ноября 1923 года, в день провозглашения Германской республики, Гитлер и Людендорф вывели трехтысячную колонну штурмовиков из парка в районе «Бюргербройкеллер» и направили её в центр Мюнхена. Рядом с ними в первом ряду маршировали руководитель СА Геринг, Шейбнер-Рихтер, Розенберг, телохранитель Гитлера, Уильям Граф и с десяток других нацистских вожаков и главарей «немецкого союза борьбы». Впереди колонны развевалось знамя со свастикой и знамя «Бунд Оберланд».
Чуть поодаль от первых рядов демонстрантов двигался грузовик с пулеметчиками. Штурмовики несли на плече карабины с примкнутыми штыками. Гитлер размахивал револьвером. Войско, безусловно, было не самым грозным, но Людендорф, имевший большой опыт командования миллионами отборных германских частей, видимо, считал, что для выполнения его плана этого вполне достаточно.
Пройдя несколько сот метров, бунтовщики встретили на своем пути первое препятствие. На мосту короля Баварии Людвига, безумного поклонника Вагнера, растратившего всю государственную казну на постройки фантастических замков в духе декораций к операм композитора-романтика, так вот, именно на этом мосту-памятнике немецкому романтизму, мосту, перекинувшемуся через реку Идар, дорогу путчистам преградил отряд полиции. Геринг устремился вперед и, обращаясь к начальнику полицейского отряда, стал угрожать расстрелом заложников, которые, по его словам, находились в хвосте колонны, в случае, если будет открыт огонь по восставшим. Полицейские вынуждены были пропустить колонну через мост.
На Мариенплац нацисты наткнулись на большую толпу, слушавшую разглагольствования Юлиуса Штрейхера – ярого антисемита из Нюрнберга, который направился в Мюнхен, как только услышал о путче. Он быстро закончил свою речь и присоединился к бунтовщикам, встав в колонну за Гитлером.
После полудня демонстранты достигли своей цели – здания министерства обороны, где Рема и его штурмовиков окружали солдаты рейхсвера. До сих пор ни осаждавшие, ни осажденные не произвели ни единого выстрела. Рем и его люди служили в прошлом в армии и многие из боевых товарищей нацистов находились сейчас по другую сторону колючей проволоки. Ни у кого не было желания прибегать к кровопролитию.
Чтобы добраться до здания министерства обороны и освободить Рема, Гитлер и Людендорф повели колонну по узкой улице Резиденштрассе, которая сразу за Фельдхернхалле выходила на просторную площадь Одеонплац. В конце улицы путь им преградил отряд полицейских численностью около ста человек, вооруженных карабинами. Полицейские заняли выгодную позицию и на этот раз не были намерены уступать.
Нацисты вновь попытались добиться своего уговорами. Телохранитель Гитлера, Ульрих Граф, сделал шаг вперед и прокричал начальнику полицейского отряда:
Не стреляйте! Идет его превосходительство Людендорф!
Гитлер тоже не молчал.
Сдавайтесь! Сдавайтесь! – призывал он.
Имя Людендорфа, по всей вероятности, не произвело на полицейского офицера, никогда не бывавшего на фронте, магического действия.
Какая из сторон выстрелила первой – впоследствии так и не было установлено. Каждая обвиняла своего противника. Один из свидетелей утверждал, что первым выстрелил из своего револьвера Гитлер, другой считал, что это был Штрейхер.
Так или иначе, а выстрел был сделан, и сразу же вспыхнула перестрелка – надежды Гитлера на быструю победу в миг рассеялись. Упал на мостовую смертельно раненый Шейбнер-Рихтер. Геринг получил серьезное ранение в бедро. Через минуту пальба прекратилась, но мостовую устилали тела шестнадцать нацистов и трое полицейских были убиты и смертельно ранены. В дальнейшем именно этих шестнадцать человек фашистская пропаганда возведет в ореол первомучеников. Ноября, как и 7 ноября для коммунистов, станет святым днем во всем Третьем Рейхе.
После залпа все, включая и Гитлера, легли на мостовую. Однако один человек явился исключением, и если бы его примеру последовали другие, все в тот день могло бы закончиться иначе для Германии. Лишь генерал Людендорф не бросился на землю. Он гордо выпрямился, как предписывали лучшие военные традиции, а затем вместе со своим адъютантом, майором Штреком, спокойно прошел под дулами винтовок на Одеонплац. Людендорф, видимо, производил впечатление одинокого странника, облаченного в генеральский мундир. Никто из нацистов не последовал за ним. Адольф Гитлер так и остался лежать на мостовой. Видимо, у него на уровне инстинкта сработал опыт окопной войны раз-стреляют, то тут же ложись. Людендорф же подобным опытом не обладал. Он был прекрасным тактиком и стратегом и привык возвышаться над общей солдатской массой. Еще совсем недавно у его ног был сам Париж, и штурмовикам прославленного генерала оставалось совсем немного для одержания окончательной победы над врагом куда более значительным и грозным, чем полицейский отряд в 100 человек, но сейчас былые героические деяния заметно потускнели и стали напоминать пошлый фарс.