– Что ж… Главное, что тебе нравится… И как прошла разведка?
– Да никак: меня сразу арестовали! – отчего-то горделиво раздувая ноздри и еще больше расправляя плечи, ответил капитан.
Почему-то я не удивлен. Когда великан шести футов роста средь бела дня без стыда и стеснения щеголяет своим практически обнаженным крупом на главных улицах города, его, разумеется, быстро арестуют за оскорбление общественной морали. В Токио в последнее время стало больше иностранцев, но в подобном наряде европеец в толпе не затеряется.
– Ничего подобного! Меня как раз почти не замечали, – гордо возразил мой приятель, но, полагаю, прохожие просто стыдливо отводили от него взгляды. Я проникся сочувствием к японским полисменам, которые не знали, как сладить с этим диким зверем в одиночку, и были вынуждены просить о помощи британское посольство. У меня закралось подозрение, что путешествие по России, описанное Барнаби в книге, проходило схожим образом.
Дверь за моей спиной тихо открылась, и сопровождающий офицер рьяно щелкнул каблуками, отдавая честь и тем самым выдавая личность визитера. Тот замер в дверях, вероятно пораженный зрелищем, что предстало его глазам. Я обернулся и увидел, как маленький бородатый мужчина переводит взгляд с меня на Барнаби и обратно. Наконец он выбрал своим собеседником меня и протянул руку. Предсказуемо.
– Кавадзи Тосиёси. Начальник полицейского управления.
– Ватсон. Джон Ватсон. Прошу прощения за беспокойство, которое причинил вам мой коллега. К сожалению, это издержки нашего тайного поручения.
Пожалуй, я сболтнул лишнего, но обычной дипломатией подобные инциденты не заглаживаются. Кавадзи едва взглянул на мою перфокарту, даже не стал пропускать ее через считыватель и, не улыбаясь, сразу же вернул.
– Мне поручено оказывать сотрудникам Аппарата Франкенштейна всяческое содействие. Вы можете забрать своего человека.
Я заглянул в протокол Пятницы, чтобы удостовериться, что правильно понял ответ офицера, а Барнаби за моей спиной недовольно пробурчал, что ему непонятно, «какого черта этот тип командует», но тут уж мои комментарии излишни. Кавадзи Тосиёси, начальник полиции. Насколько я понимаю, этот человек принял самое деятельное участие в формировании японских правоохранительных структур. Во время Сацумского восстания он отчаянно сражался с повстанцами на горе Табарудзака. Он сформировал в своей бригаде отряд живых солдат, вооруженных японскими саблями, который назвали «Баттотай». В ходе сражения они ворвались в ряды мертвецов и уничтожили их, и этот эпизод приняли во внимание даже британские стратеги.
– Вы ничего не видели, – пригрозил Кавадзи, обращаясь к Барнаби, пока я подписывал документы о его освобождении, и тот отвернулся и всплеснул руками.
Вы спросите, откуда взялись «сотрудники Аппарата Франкенштейна», они же – исследовательская группа Литтона? Этот статус нам присвоили после нескольких месяцев переговоров, когда мы вернулись в Бомбей из Афганистана. Положим, решение я подсмотрел у Красоткина, но, в отличие от него, мы в самом деле прошли все необходимые процедуры.
На бумаге цель нашего визита – проверить достоверность сведений о количестве мертвецов, которыми располагает Японская империя, и лишь горстка людей знала, что это подлог. На самом деле мы, конечно, прибыли замять дело с «Записями Виктора».
Я уверен, что и М, и вице-король индийский Литтон прекрасно понимают, что в отчете я кое о чем умолчал. Но никаких санкций за это пока не последовало.
Я передал суть расплывчато: «Велика вероятность, что документация по технологии производства мертвых солдат новой модели из Российской империи утекла в Японию». Мы с Барнаби рассудили, что не стоит впутывать большие организации в дело, где на кону потенциально стоит снятие разграничения между живыми и мертвецами.
В итоге пришлось повозиться с документами и убить в Бомбее немало времени, но и по сей день я считаю, что сделал правильный выбор. Не говоря о том, что мне бы духу не хватило писать в отчете басни, что легендарное Чудовище якобы до сих пор бродит по нашей грешной земле… Даже если Ван Хельсинг со Сьюардом тогда, в Трансильвании, имели дело именно с ним, и именно он увел за собой Крымских призраков, и он же стоит теперь за новыми «Спектрами». Подобные темы не для телеграфа. А я не могу знать, заметили ли в Уолсингеме наш обман, и думать теперь об этом тоже ни к чему.
Как можно догадаться по названию «исследовательская группа Литтона», формально мы перешли в подчинение к индийскому вице-королю.
– Похоже, вам пока лучше держаться подальше от командования в метрополии! – рассмеялся Литтон, выкладывая на стол приказ и доверенность. – Разрешаю действовать по своему усмотрению!
Так я понял, что и Литтон что-то недоговаривает, но какие решения и переговоры стояли за окончательным утверждением нашего назначения, я в конечном счете и не узнал.
Начальство номинально сменилось, но штат остался прежним. В состав исследовательской группы Литтона вошли мы с Пятницей и Барнаби в придачу – два человека и одно тело. Группка крошечная, но к чему раскрывать секреты лишним людям?
Оставив полицейское управление у Кадзибаси позади, наша группа отправилась к Симбаси, а по дороге я попытался снова расспросить:
– И что же ты узнал?
Я решил, что на такое расстояние транспорт можно не нанимать. Но Барнаби приковывал взгляды всех прохожих, и они тут же прибавляли шагу, а я поразился своей недальновидности. И этот великан еще считает, что слился с пейзажем. Может, ему стоит разок мозги проветрить? Если еще есть что проветривать, конечно.
– Дети рассказали мне страшилки про мертвецов, – невозмутимо ответил он.
Я чуть не спросил, зачем он вообще сунулся расспрашивать детей, – в фольклористы решил податься? – но вовремя взял себя в руки. Понятно, у Барнаби слишком много свободного времени. Достаточно, чтобы пойти учить язык к местным детишкам.
– Говорят, у тюрьмы возле Кадзибаси бродит говорящее привидение. Правда, своими глазами его никто не видел.
– Говорящий мертвец?.. А как они поняли, что он неживой?
– Я-то откуда знаю? Дети болтают. Говорю ж, я собирался узнать подробнее.
– «Записи»?..
– Возможно.
В «Записях Виктора» рассказывается о создании Того Самого, первого Чудовища, которое мыслит как человек, имеет дар речи и способно к познанию. Неужели японские инженеры продвинулись в расшифровке настолько, что уже и говорящих мертвецов производить научились? Я не верю, что ученым этого молодого государства по силам то, с чем не справилась Россия. Скорее уж Барнаби, которому больше нечем заняться в этой с виду спокойной глуши, сам придумал эти детские россказни.
Мы шли по методически разбитым на квадраты кварталам, пересекая их по мостам. Токио – город на воде. Рыбаки закидывали со своих утлых суденышек сети, блестела чешуя отчаянно бьющихся рыбешек. Этот город, даром что столица империи, пока не окунулся в стремительный индустриальный поток. Вспоминая вонь Темзы, я вдохнул полной грудью местный воздух и почувствовал в нем дыхание моря. Внезапно постройки расступились, и я увидел впереди вокзал Симбаси. В центре площади – небольшой терминал в форме буквы H, так же плохо вписывающийся в токийский пейзаж, как и мы, гайдзины[35]. За вокзалом начиналась бухта. В сторону моря смотрели императорские сады Хамарикю. На территории размером с небольшой парк, окруженной рвом, посреди рощицы стояли бок о бок восточного вида беседка и домик в европейском стиле.
Так называемый Энрёкан в Хамарикю был официальной резиденцией для видных гостей государства и по совместительству – приемной министерства иностранных дел с тех пор, как его старое здание погибло при поджоге. Звучит несолидно, но, с другой стороны, возможно, молодому государству с острым недостатком финансирования приходится экономить. Впрочем, вспоминая квартал резидентов в Иокогаме, очень может статься, что иностранцев японцы хотят по возможности от себя отделить.
Мы прошли через похожие на въезд в конюшню ворота, которые охраняли мертвые солдаты в причудливых, похожих на маскарадный костюм кожаных доспехах, свернули на гравиевую дорожку и вышли прямо к Энрёкану. На первый взгляд – величественный особняк в западном духе, но с такой мешаниной разных элементов, что определить его архитектурный стиль я бы не взялся. Стражи отдали нам честь, и от их движений просто-таки разило стандартным Московским движком. Мы махнули им в ответ и прошли в холл. Нетрудно догадаться, что в стране, прошедшей через военный конфликт подобного рода, мертвецы работают как на британских, так и на русских и французских системах. Чувствовалось в этом своего рода очарование, как будто я попал на выставку старых моделей. Из зала за обводными коридорами, соединенными лестницами, доносился стук бильярдных шаров: должно быть, кому-то из свиты местных обитателей нечем заняться. Это здание возвели для приема почетных гостей, но не приставили к нему даже достойной охраны. Весьма беспечно, раз в стране орудуют террористические организации, правда, Паркс предупредил, что местные охранники – мастера следить за объектом, не привлекая его внимания.
Вот уже месяц прошел с тех пор, как мы вступили в переговоры с правительством Мэйдзи, и наша миссия в целом подходила к концу. Мы конфиденциально побеседовали с высшими чиновниками и затребовали уничтожить секретные документы, которые господин Эномото вывез из Москвы. Согласен, совершенно безыскусная лобовая атака, но что нам оставалось? Мы бросаемся в глаза, ничего здесь не знаем – сложно вести расследование в подобных условиях. Паркс не похож на человека, способного на тонкую политическую игру, тайны я бы ему тоже не доверил. Да и саму исследовательскую группу Литтона создали исключительно для прямых переговоров.
К счастью или несчастью, но не похоже, что японскому правительству стало известно содержание «Записей Виктора», поэтому они все время апеллировали к заковыристым бюрократическим процедурам, и мы чувствовали, что переговоры не просто затягиваются, а ходят по кругу. Влияния министров хватило, чтобы заполучить записи, но чиновники, насколько я понимаю, не могли открыто это признать.