Наконец мы убедили правительство Мэйдзи уничтожить предмет спора, но финальным аргументом, склонившим чашу весов, стали, разумеется, не устрашающие мускулы Барнаби, а английская армия за нашей спиной, экономическое и финансовое превосходство Великобритании и мощнейшая коммуникационная сеть.
«Документы уничтожены», – сухо значилось в письме на адрес посольства, и на этом наша миссия… не завершилась.
Японские политики, разумеется, не идиоты, и они понимали, что такой отписки мало. Когда мы поднялись по лестнице и открыли дверь в кабинет, там нас уже ждали двое джентльменов.
Завидев нас с Пятницей и еще одного человека, один из них тут же поднялся: это был министр иностранных дел Тэрасима Мунэнори. Весь этот месяц мы вели переговоры именно через него. У Тэрасимы, как я понимаю, техническая специальность, но еще до революции он попал в английский плен во время столкновения Великобритании с Сацумским княжеством и наш язык тоже знает. Он живо интересовался телеграфом еще со времен старого правительства и провел его в Сацуму – словом, прогрессивный человек. Способный, между прочим, лишь сдержанно улыбнуться при виде перевязанных ягодиц и туфель Барнаби. К слову, стоящий рядом второй мужчина на мгновение смешался, но наконец и он выдавил улыбку, вышел вперед и представился:
– Ямадзава Сэйго. Весьма обязан Британской империи со времен Русско-турецкой войны.
Я недоуменно вскинул брови, и новый знакомый пояснил:
– Когда я жил во Франции, меня направили военным представителем в армию Российской империи, и я собственными глазами видел взятие Плевны.
– Но ведь британские войска только планировали выступить к Плевне, а на самом деле не принимали участия в этом бою! – разыграл недоумение я.
Ямадзава сразу пошел на попятный:
– Если вам так угодно.
Тэрасима предложил нам присесть и сам занял одно из кресел, а Ямадзава встал навытяжку у него за спиной. Мы подождали, пока Пятница разложит бумаги, подготовит чернила и перо, и вот четыре человека и один труп приготовились к переговорам. Тэрасима обвел комнату тяжелым взглядом. Дискуссия началась:
– Я так понимаю, что в предыдущих обсуждениях мы с вами достигли консенсуса по основным вопросам. Мы со своей стороны обязуемся уничтожить украденные документы, а в качестве ответной услуги британское правительство гарантирует нам эксклюзивный доступ к новейшим некротехнологиям. Японское правительство отбросит новшество, «грозящее философской гуманности»: человечество к нему пока не готово; а вместо этого примет полезные изобретения, которые позволят нам еще дальше продвинуться согласно государственному курсу «богатая страна, сильная армия». Моих полномочий хватило, чтобы распорядиться об уничтожении документов, что и было осуществлено. Вам придется поверить моему честному слову.
«Так документы-то не у вас в распоряжении», – эти слова, наверное, отчетливо читались на наших лицах. Возможно, Тэрасима что-то пытался сказать нам между строк, но разница культур и жестов осложняла понимание тонких смыслов через недомолвки и искажения.
– Пока не приведете Эномото, не поверим, – прямо заявил Барнаби, на что Тэрасима только спокойно и немного грустно улыбнулся.
– Мне бесконечно стыдно признаваться в своем бессилии, но Эномото – человек старого правительства, мы, к сожалению, мало можем на него повлиять. В свете недавних волнений и террористических атак не хотелось бы обострять отношения внутри кабинета министров по пустякам.
Мне, человеку, в сущности, непричастному, совершенно не улыбалось вникать во все эти тягомотные детали, но положение Японии в последний десяток лет и правда очень запуталось. Княжество Сацума составляло ядро революционных сил и получило большое влияние в новом правительстве, но недавнее восстание там показало, что не все довольны текущим положением вещей. Даже чужаку ясно, что, когда земляки выходят воевать с мертвецами из собственной родни, это оставляет внутри правительства глубокую трещину. А Эномото и вовсе в последние годы гражданской войны сражался в рядах людей, которые на дальних рубежах Японии, на северном острове Хоккайдо, встали намертво в крепости Горёкаку, намереваясь создать новое государство. Такого человека лучше не провоцировать лишний раз, чтобы не пошел строить очередное княжество мертвецов где-нибудь в японской глубинке.
– Но ведь вы же назначили встречу не затем, чтобы с таким запозданием сообщить нам эту подробность? – спросил я, и Тэрасима кивнул.
– «Осато Кемистри», – коротко ответил он и, уже не скрываясь за приличиями, отвернулся. – «Осато Кемистри» – это акционерное общество, родоначальник всех некроинженерных разработок старого правительства. Они производят и совершенствуют японских мертвецов… Можете считать, что это своего рода лаборатория для частных военных предприятий. Наиболее вероятно, что все документы, которые Эномото вывез из Российской империи и не отдал правительству, спрятаны там. Министерство внутренних дел также пытается вести расследование, но там очень серьезная охрана. Революция уже прошла, поэтому силой ворваться на предприятие невозможно.
Тэрасима говорил предельно четко и спокойно, и я ломал голову, что из его речи сказано в шутку, а что – всерьез. Ямадзава подхватил:
– Все это, разумеется, чистой воды спекуляции, но если вдруг какие-то неизвестные и не подчиняющиеся нам европейцы похитят злополучные документы, то в силу действия неравных договоренностей это дело перейдет в юрисдикцию английского консульства, а не японского правительства. К тому же де-юре наши власти не признают наличия на территории государства означенных документов, следовательно, и кражи никакой быть не могло.
Барнаби фыркнул:
– Так вы же приказали «Осато» избавиться от бумаг?
Ямадзава бросил быстрый взгляд в сторону:
– Ну разумеется, мы отправили им официальный запрос, но вдруг, хотя это совершенно невозможно, он по каким-то неведомым причинам затерялся среди бумаг? Если бы вдруг так оказалось, что корпорация «Осато» не поддерживает правительственный курс, то подобное письмо могло бы послужить им предупреждением о готовящемся нападении. Но конечно же, правительство контролирует все производство на территории страны и обязано защищать свои предприятия, поэтому совершенно невозможно, чтобы директива до них не дошла.
– Да, звучит логично, – предельно серьезно ответил Барнаби, явно обрадованный тем, что в кои-то веки можно будет хорошенько разгуляться.
Короче говоря, японское правительство предоставило возвращать документы нам самим. Ведь невозможно же украсть «уже уничтоженное», а закон по недоразумению составлен таким образом, что мы хотя и подчиняемся японскому правопорядку, но все же подсудны исключительно британскому консульству, и японские власти при всем желании будут вынуждены передать подозреваемых – то есть нас – англичанам, а сторонники старого правительства, даже если планировали с помощью нового оружия вернуть прежний режим, не смогут выдвинуть официального обвинения новой власти, и останется им только горевать о собственном бессилии.
Тэрасима снова взглянул на меня:
– Нижайше прошу прощения, что ничем не могу помочь.
– Что вы, я все прекрасно понимаю.
– Но все же чрезвычайно жаль отпускать вас с пустыми руками. В Японии наступило прекрасное время года. Позвольте представить вам человека, который покажет вам лучшие места для прогулок.
Ямадзава Сэйго вышел вперед и поклонился, придерживая висящую на поясе саблю.
II
Воздухом в элегантном лобби «Осато Кемистри» было невозможно дышать из-за крови и нечистот.
По стенам стекали свежие багряные дорожки, а на мраморном полу, выложенном в шахматный узор, валялось три выпотрошенных трупа. Дальше внутри холла в огнях газовых рожков можно было разглядеть двух сторожевых мертвецов, но не похоже, чтобы они обращали на нас внимание: просто стояли на месте, покачиваясь.
В луже крови по центру коридора возвышался боевой Барнаби. Он покачал головой и мыском сапога перевернул один из трупов на спину. Глаза, распахнутые в удивлении, уставились в потолок. Из полураскрытого рта вылилась алая струйка крови. Это труп живого человека. Мне вдруг вспомнилась очевидная истина, что погибают ведь и люди, а не только мертвецы. Я достаточно тел повидал в своем путешествии, но в подавляющем большинстве – уничтоженных франкенов. Поразительно, насколько сильнее меня потрясли останки живого человека, чем все эти воскрешения и прочая мистика.
– Это что? – рассеянно спросил мой напарник. Лезвия сабель в руках у стражников, охранявших проход, были забрызганы кровью. Вокруг тел убитых кровавые отпечатки следов запечатлели ход боя, точно схему танца. Дорожки следов вели к мертвым охранникам.
– Чего вы не поделили? – спросил Барнаби.
Мертвецы ему, разумеется, не ответили.
Мы раздобыли фальшивые документы, представляющие нас как ведущих специалистов из «Уэйкфилд Кемистри», но подготовка потеряла всякий смысл, как только мы открыли парадные двери корпорации «Осато». Потому что трагедия уже случилась. Пока мы стояли, совершенно ошарашенные, Барнаби бесцеремонно прошел дальше по коридору. Мы переглянулись и последовали за ним.
– Ну, как поступим? – спросил моих инструкций капитан, что с ним случалось нечасто. Похоже, признал за мной право выбирать курс действий, раз уж разгребать потом всю кашу тоже мне. То есть рассудил, что эту ситуацию нельзя разрешить грубой силой, просто спустив с цепи внутреннего зверя.
– Это ваши? – спросил я, но Ямадзава покачал головой, показывая, что он удивлен не меньше. Я уж было подумал, что японцы проявили знаменитое радушие, стараясь заблаговременно устранить все возможные препятствия на нашем пути, но, очевидно, ошибся.
– У министерства иностранных дел нет боевого подразделения, – признался Ямадзава.
Может быть. Но это не отменяет того факта, что сами чиновники поголовно ветераны гражданской войны, потому неважно, что им не подчиняются военные. Я так понял, что нас хотят сделать пешками во внутренней борьбе за власть, но вместе с тем меня не покидало ощущение, что японцы издеваются. Нас заманивают в очевидную ловушку, настолько очевидную, что в ней даже не чувствуется коварства. Зачем так открыто демонстрировать свои намерения? Это вызов или загадка? Или не столько загадка, сколько ребус? Может, в кровавых следах зашифровано послание? Впрочем, я слишком увлекся мыслительной гимнастикой: в конце концов, я стою над настоящими трупами.