Материалы «Арарата» состояли из газетных вырезок, не отсортированных по степени важности. Видимо, чтобы не создать ложного базиса, что́ считать важным, а что нет. Как словарь составляется по алфавиту, так и тут поток фактов разбивался на фрагменты, подчиненные простой последовательности.
Некрофил, заразившийся странной болезнью; две дамы, подравшиеся до крови за приглянувшегося мертвеца; жена, воскресившая неверного мужа, только чтобы еще раз его убить. Записи «Арарата» в бесконечных подробностях иллюстрировали тьму человеческих страстей. Секта, провозгласившая мертвеца антикварной модели святым, получила откровение и окончила свои дни групповым самоубийством. Богач, который устроил из мертвецов пир с копошащимися блюдами, а его за это линчевали. Дворянин, который похищал пришедшихся ему по нраву женщин, умертвлял их, воскрешал в виде мертвецов и собирал у себя в замке. Человек, который связал себя с мертвецом брачными узами, а потом его труп нашли жестоко обезображенным. Дело о младенце-умертвии. Еще кто-то сделал франкеном свою любимую юную дочь, чтобы навсегда сохранить ее прелестный облик. Один мужчина украсил мертвецами, переделанными в объекты искусства, собственное поместье.
Качка в океане не шла на пользу моему желудку, и я, сдерживая рвотные позывы и придвинув поближе таз, выделенный мне для этих нужд, принялся изучать каталог изъятой у этого любителя искусства коллекции.
Четырехрукий мертвец. Два тела, сшитые в подобие кентавра. Одного обратили в жировоск[52], который, по слухам, очень дорого ценится в криминальной среде. Получилась целиковая «рука славы»[53], которая своими вялыми шевелениями предсказывала успех или неуспех преступного предприятия. Целый список имитаций великих произведений искусства. Венера Милосская, «Лаокоон и его сыновья», «Плот “Медузы”», «Фракийская девушка с головой Орфея». Атлант, придавленный огромной скалой, голова Мимира. Целый ворох неудачных копий Ники Самофракийской. Отдельная глава в каталоге была посвящена композициям в жанре ванитас[54] с декоративно оформленными мертвецами. «Чучела» горгон, гарпий, мантикор. «Цербер», которому пришили к плечам две лишние головы.
По капризу живого человека все эти тела перелепливали, разрезали, перешивали, и в таком вот залатанном виде они проводили свою вечность в смерти. Список постоянно умирающих мертвецов тянулся бесконечно.
– Какое же у людей безудержное чувство юмора, – удивленно присвистнул Барнаби, заглянув мне через плечо, и я бросил на него укоризненный взгляд. Он пожал плечами: – Ну не сердись! А что Великобритания творит по миру? Хотя, справедливости ради, старушка Англия не одна таким балуется.
Он провел по списку пальцем:
– Африканцы – такие же люди. Все едино.
Его слова прозвучали для меня дико. Как раз тут список закончился.
– Большинство самых темных страстей человека прорастает из вполне понятных корней. У этих чудаков нет амбиций, которые сотрясают государства, им просто хочется привлечь немного внимания, сделать свою жизнь интереснее.
Заметив, как скепсис проступает у меня на лице, он добавил:
– Я, понятное дело, не хочу сказать, что за нашу страну воюют одни ненормальные, которые творят бесчинства по своей естественной злобе. Я имею в виду, что с этим ничего не поделаешь. Когда не понимаешь, что стоит за приказом, а подчиняться приходится, ты подчиняешься. А не рефлексируешь.
Да, все эти зверства в лежащем передо мной списке – лишь частное проявление того, что люди творят друг с другом. Подобное сплошь и рядом учиняют даже с живыми людьми под предлогом дознания, возмездия или просто чтобы выпустить пар. Все, что когда-либо может произойти, однажды произойдет. В конце концов, переделывать мертвецов законом не запрещено, а поскольку материя неспособна испытывать боль, то и рамки морали к ней применимы не в полной мере. Мертвецы дешевы, потому и заменили людей на фабриках, но не только: людские страсти они удовлетворить тоже способны.
– Меня больше волнует вопрос, как мы выйдем на То Самое, распутывая все вот эти дела?
– Другого-то способа все равно нет.
– Ну, не знаю, – наклонил голову Барнаби, – мне кажется, это человеческие демоны. То Самое тут ни при чем.
Барнаби прав, подобное однажды произошло бы в любом случае. Такие истории будут повторяться. Поглядев на объем документов, я невольно подумал, что То Самое приложило руку хорошо если к сотой части всех этих происшествий.
– Хотя мне-то что за дело, – начал мой компаньон. Он, наверное, хотел сказать, что ему все нравится, так что мешать он мне не будет. – Скажи, а что ты сделаешь, если найдешь То Самое? Если устранить причину, следствие все равно никуда не денется, только повлечет за собой что-то новое. Первопричина-то всей этой кутерьмы не Чудовище, а сам мистер Франкенштейн. Чудовище…
Капитан выдержал небольшую паузу.
– Ну, впрочем, назвать его жертвой у меня язык не поворачивается.
– Нельзя же его просто так оставить в покое. Не исключено, что оно принесет в мир еще больше новых технологий.
– «Не исключено», – рассмеялся Барнаби. – Это же технологии!
– Технологии, – подтвердил я. Воскрешение мертвецов – это никакое не колдовство. Если понимать основы и заполучить оборудование для экспериментов, то любой добьется тех же результатов. А что понял один, придумают и другие. Закон всемирного тяготения Ньютона и теория естественного отбора Уоллеса – это научные подвиги, никто не спорит, но если бы эти двое ученых безвременно погибли, то их открытия непременно сделал бы кто-нибудь другой. И поскольку любой может достичь результатов на основе известных и понятных теорий, То Самое всего лишь чуть ускоряет процесс – это тоже верно.
Стальное время бежит, само себе прокладывая рельсы. Век свободы и век свободной экономики. В миг, когда материал для железной дороги закончится, состав с величественным грохотом взлетит на воздух.
Наконец я сдался, подавленный тем объемом материала, который на меня вывалили. Я отчетливо ощущал, что То Самое – лишь маленькая пешка в море информации, в котором я тонул. Пока мы бороздили бушующий Тихий океан, я попробовал составить карту. Как мой великий предшественник Джон Сноу, проследивший с помощью карты распространение холеры. Я повесил карту на пробковую доску и отмечал булавкой место каждого инцидента с участием мертвецов. Разметил нитками, куда протянулся Олл Ред Лайн, связал между собой те булавки, у которых друг с другом прослеживалась связь. Затем тяжело опустился напротив и сконцентрировал все внимание на выявленных закономерностях. Тут мне в голову пришла еще одна мысль, и я провел красную нить вдоль маршрута кругосветки Гранта. Молча проследил все те беспорядки, что учинила Адали, и производные от них инциденты. Деятельность «Спектров» я пометил желтым. Воткнул булавки в каждую Аналитическую Вычислительную Машину по всему свету.
Предо мной развернулась пестрая многослойная сеть. С совершенно неравномерными ячейками. Плотность скоплений постепенно менялась, к большим скоплениям подсоединялись маленькие, но форма их почти совпадала. В какой-то момент меня накрыло иллюзией, что я смотрю на связи в собственном мозгу.
Мимо проходила Адали. Она встала рядом и, глубоко взволнованная, тоже стала изучать эту схему.
– Валаам, – назвала единственное имя, выводя меня из раздумий, дама, которую вызвал Берроуз. Сам он уже ушел. Возле стены, упершись в нее спиной и одной ногой, стоял и смотрел в пространство Батлер. Пятница методично вел протокол, а Адали с Барнаби куда-то ушли.
Дама на вид лет сорока представилась именем Тамбс. Она дружелюбно изучала нашу компанию, уплетая пончик ярко-синего цвета. Разумеется, имя ненастоящее, это прозвище. Его дали за то, что у нее очень грубые удары по клавишам. «“Тамбс” значит, что у меня все пальцы – большие»[55], – рассмеялась она.
– Понимаете, – полным искреннего расположения голосом поделилась она, – до того как почтенные наши господа мертвецы появились в таком количестве, оператор – это была работа живого человека. Я не спорю, наверное, господа мертвецы внимательнее и делают меньше ошибок, и сообщения им поступают прямо в мозг, но как насчет профессиональной гордости? Раньше я по стуку клавиш могла сразу понять, кто сейчас работает! А когда не смотрел никто, мы и поболтать могли украдкой. Иногда знали про тех, кто на том конце провода, больше, чем про собственные семьи! Вот, скажем, одна девушка на том берегу долго не выходила на работу, а потом нам написали, что она родила, – то-то радости было! Мы завели свои сокращения для поздравлений, знаки, как поторопить собеседника. Через нас общались. А сейчас какие-то непонятные некрограммы и обмен АВМ, поэтому у живых операторов поубавилось работы, но если хотят поговорить два человека, то через живого и быстрее, и ошибок меньше! Представляете, иногда они даже сообщения отправлять начинают в неправильный момент.
С новыми технологиями умеет управляться не так много специалистов, поэтому их услуги стоят дорого. Тамбс, как я понимаю, ушла из дома, чтобы учиться на оператора, еще совсем юной. Но техника требует профессионалов. Они задают критерии работы, и только после этого их можно заменить на мертвецов. Люди же, оставшись без дела, открывают для себя новые возможности в жизни. Поэтому экономисты твердят, что надо постоянно обновлять оборудование.
Тамбс, стоило только дать ей свободу, тут же принялась чесать языком про своих коллег, и я решил, пока не поздно, вернуть ее в прежнее русло:
– Под Валаамом вы имели в виду того Валаама, у которого ослица?
– Кого? – удивилась она.
Я попытался объяснить, что это персонаж из Ветхого Завета: Валаамова ослица внезапно заговорила человеческим языком, возроптав против собственного хозяина, Валаама, которому поручили проклясть народ израильский. Но Тамбс удивилась еще больше: