– Получается, вы сейчас намерены нарушить прямое указание «Арарата»?
– Получается, – согласился Батлер и указал на церковь. – Мне кажется, им самим не терпится нас принять. Раз до сих пор не сбежали, а терпеливо ждут. И «Арарат» не будет возражать против конфликта. Эти ребята уже не скрываются. По крайней мере не по Олл Ред Лайн. Если Адали что-то заметила, то «Арарат» и подавно. Не знаю, что у них за тайны, но хранить их больше нет смысла. Мы подняли столько шума по всему свету, что они наверняка захотели в них разобраться. А произойдет это в ходе беседы или драки – сейчас и узнаем.
Убедившись, что люди из «Пинкертона» перелезли через ограду, он перевел недобрый взгляд на массивную трехстворчатую дверь на главном фасаде и разжег сигару.
– Люди всегда ждут развязки.
Батлер вытащил откуда-то сферу и надавил на нее дымящимся концом сигары. От детонирующего шнура посыпались искры. Силуэты агентов, окружавшие церковь, дрогнули, и по ту сторону ограды стали тут и там вспыхивать огоньки. Батлер поднял сферу над головой и резким движением метнул ее в сторону здания. Следом красными прочерками полетели другие. Канифоль, помещенная внутрь каждой сферы, ярко вспыхнула, освещая место, где приземлялись шары. Затем Батлер размашисто опустил руку с сигарой в сторону, пинкертоновцы ничком повалились в траву, и со стены храма в тот же миг открыли огонь.
В ночной тьме сверкали белые огоньки звезд и вспышки выстрелов. И посреди стонущих от боли пинкертонцев в черных костюмах, словно видение из сна, возникла тонкая белая тень. Ей будто дела не было до пуль, она легко ступала вперед, а ее протянутые руки плясали, как у кукловода. Град из пуль обходил ее, отведенный в сторону невидимой силой.
Согласно отчетам военных врачей из Нетли, живые люди на поле битвы стреляют не так уж и эффективно. Если вообще стреляют, то целятся в безлюдный участок, просто чтобы создать видимость участия в сражении. Большинство военных успехов создается усилиями малой части солдат, которые не колеблясь убивают себе подобных. Этот доклад поразил армейскую верхушку до глубины души. А вот если людей выставляют биться против мертвецов, то эффективность взлетает практически до ста процентов, целиться сразу начинают по жизненно важным точкам. Вот еще одно преимущество мертвецов над живыми: им неважно, против кого воевать, они не знают сомнений. Не так много людей способны спустить курок, стреляя в женщин и детей. На это стоит инстинктивный запрет.
Но Адали так успешно шла по полю боя не поэтому, что противник не хотел в нее стрелять. Напротив, она избегала пуль как раз потому, что целились именно в нее. Она отводила их от себя руками самих стрелков.
Огни от снарядов с канифолью, которые бросили люди из «Пинкертона», освещали бледный профиль. Она будто брела во сне и глядела в какой-то иной мир. А щеки и губы жили собственной жизнью. Она нежно напевала. Погрузилась в мысли, вытянула руки, и ее голосовые связки дрожали.
Я не слышал песни Адали. Но не потому, что ее заглушал грохот выстрелов, а потому, что она пела без голоса. Эта мелодия была не для ушей живых.
«То есть, по вашему мнению, я разгуливала по округе с собачьим свистком?» – спросила меня Адали после инцидента в Энрёкане. Теперь я узнал правду. Не носила она с собой никакого свистка. Она и без него может столкнуть мертвеца в пучину неистовства… Нет, не только: она умеет ими управлять. Я знал об этой способности, но впечатлился не меньше. Эта женщина – тоже оружие, способное уничтожить мир.
Адали не спеша продвигалась вперед, не обращая внимания на стонущих коллег. Батлер выбросил сигару и пошел следом. За его спокойным маршем побежал и я, Барнаби пошел за нами широким шагом, а Пятница – своей вечно неуклюжей походкой. Ни одна пуля в нашу сторону не прилетела.
– Если она так умеет, – крикнул я, обводя рукой бойню вокруг, – то почему сразу не послали Адали?!
Батлер с сожалением мотнул головой:
– Она не может взять управление над затаившимся мертвецом. Ей надо знать, где он. И откуда нам знать, что тут среди охранников одни франкены? А над живыми Адали не властна.
С этими словами он направил вверх «Смит-Вессон» и выстрелил. С водостока упал мужчина, и Адали, обернувшись, загадочно улыбнулась своему начальнику.
– По большей части… – поднимаясь по каменной лестнице, отчиталась она, – они под моим контролем.
Батлер кивнул, толкнул створки и шагнул в здание храма. В мерцающем свете лампы из тьмы проступила темная кафедра. За лампой шевельнулся силуэт.
Он дрогнул, и тут же в зале одновременно зажглись все газовые светильники. Со всех сторон протянулись бледные тени. Двумя рядами выстроились лавки для прихожан, а за кафедрой возвышался огромный человек. На его лице пышно кустилась седая борода, а высокий лоб с залысинами прорезали глубокие морщины, свидетельствующие об интенсивном мыслительном процессе.
Он здорово отличался от того существа, которое в своей работе описала Мэри Шелли. Мужчина показался мне очень старым и при этом потрясающе представительным. Он двигался невероятно плавно и явно привык выступать перед большой аудиторией. Лицо из-за прорезавших его глубоких морщин казалось величественным, а за следами прожитых лет как будто скрывалась ласка. И только в остром взгляде читалась холодная проницательность и жестокость.
– Добро пожаловать, – поприветствовал он, пока мы молча оглядывали зал, в котором причудливо плясали пламя и тени. Мужчина же как ни в чем не бывало продолжил: – Как долго! Я заждался. У нас осталось не так много времени. А ведь я приготовил такой радушный прием. Если теперь сбегу, нам, пожалуй, будет некогда поиграть в догонялки?
Он с сожалением покачал головой.
– Как когда за вами гнался Виктор? – съязвил я, но мужчина только махнул рукой.
– Вы, люди, так и остались дураками. Я оставлял столько подсказок! Вы представляете, сколько времени я потратил на то, чтобы – не понять людей, нет – научиться дозировать для вас информацию? И вот наконец являются те, кто хоть чего-то стоит, а вас всего четверо.
– Пятеро, – возразил я, и мужчина перевел свой взгляд на меня.
– Гм. Как посмотреть.
Он задумчиво оглядел нас всех, будто экспонаты. На мгновение его взгляд пересекся с Адали, и он пробормотал себе под нос:
– Делают вид, что наследуют Пигмалиону. «Пинкертон» совсем не заботится о своей репутации.
Стоя за кафедрой, он открыл некий фолиант. Мы все напряглись, а он принялся стремительно его листать. Впившись взглядом в Батлера, он промолвил:
– Правильно ли я полагаю, что Томас Эдисон, Волшебник из Менло-Парка, тоже сделал свой выбор?
Но Батлер не обратил внимания на его вопрос.
– Почтенный старец, Адали пресечет любое ваше сопротивление, – с вежливой непреклонностью заметил он.
Мужчина продолжил листать страницы:
– Будь я мертвецом, то может быть, однако…
Он плавно поднял левую руку. Его движения выглядели такими же искусственными, навевающими мысли о неорганической материи, как у Адали, но что-то в них принципиально отличалось. Каждый жест притягивал взгляд зрителя, будто этот человек был актером. Его левая рука описала в воздухе дугу, и, будто зачарованные, из коридора показались мертвецы. Я вспомнил бой в «Осато». Барнаби шагнул было вперед, но Адали преградила ему путь вытянутой рукой:
– Ни с места.
Барнаби взглянул на нее и пожал плечами. Мертвецов, которые наступали с трех сторон, ударило спазмами и скрутило, как будто их тела разрывало между разными командами. Мужчина снова хмыкнул.
– Понимаю. Я и не ждал меньшего от особы, которая устраивала и научилась контролировать такие вспышки безумия по всему земному шару, – неожиданно восхитился он. – Но вам не кажется, что этого мало, чтобы разрешить ситуацию?
– Вы делали то же самое, – встрял я, но он примиряюще заметил:
– Извольте, я действовал исключительно в рамках защиты своей жизни и достатка. Я, в отличие от этой сударыни, не пытался убить время на скучной работе. Но как еще прикажете слабому старику обороняться и добывать средства на будущие исследования? Впрочем, я могу постоять за себя…
Под взглядом старика один из мертвецов издал странный скрип и, не в силах больше подчиняться двум противоположным командам, обрушился на пол. Мужчина прищурился:
– Сударыня, я составил представление о ваших талантах. Боюсь, если мы продолжим мериться силами, вы рано или поздно окажетесь в проигрышном положении.
– Да, вы, вероятно, правы. Но все же давайте проверим, – сказала Адали своим обычным голосом, но ее контроль над мертвецами не поколебался. При этом губы ее двигались не совсем в такт с речью – полагаю, это потому, что она одновременно контролировала частоты в разных звуковых диапазонах, слышимом и неслышном.
– Вы наверняка уже поняли, что это обыкновенная математическая гимнастика. Вам не переломить положение, если вы не введете новую переменную, – тоном лектора заметил наш противник, поднимая фолиант с кафедры.
– Вероятно, – ответила Адали немногословно, но ее прекрасное бледное лицо даже не дрогнуло. Я тем временем осматривался, пытаясь понять, куда он мог запрятать внешний мозг для управления мертвецами, но, прямо скажем, таких мест в зале хватало с избытком. Не говоря о том, что он и сам вполне мог обладать схожим талантом.
Они смотрели друг на друга и наконец одновременно кивнули. Мертвецы пошатнулись, как будто цепи, что тянули их в разные стороны, лопнули, но потом шагнули твердо. Видимо, кукловоды решили оставить идею о борьбе за власть над всей толпой и перешли на индивидуальное управление. Мертвецы подняли головы и беззвучно взвыли. Затем согнули колени и стремительно вскочили на лавки.
Я остолбенел, увидев, с какой скоростью и по каким сложными траекториям они скачут, отталкиваясь от спинок и сидений. Барнаби с Батлером затаились меж рядов и приготовились стрелять, но замерли, пытаясь сообразить, кто какого мертвеца контролирует. Адали со стариком еще и постоянно перехватывали управление над разными франкенами, поэтому вместо танца получилось какое-то хаотическое движение. Как будто в шахматах вертят доску, а пешки то и дело меняют свой цвет.