Пятый постулат Эвклида служит лучшей иллюстрацией взаимной сопряженности: «если прямая брошена на две других прямых и в точке пересечения с ними образует углы, отличные от прямых, то это означает, что две прямые обязательно пересекутся». Так неизбежно пересекаются всеобщие интересы, жизни, амбиции, страсти. История человечества есть история взаимных зависимостей и долгов, способности сострадать и чувствовать за другого. Самыми вопиющими примерами зависимости являются категорический императив Канта и Нагорная проповедь.
Культура — это зависимость, воспитание — это набор законов и ограничений, образование — это цепочка взаимосвязанных знаний, которые по отдельности мало что значат. Когда человек или область или государство постулируют независимость, они, собственно говоря, хотят сказать нечто иное, просто слово «независимость» звучит красиво — хоть и бессмысленно. Правильнее всего было бы сказать, что они ищут новый принцип зависимости, который свяжет их с миром и соседями. Но до разумной формулировки доходит редко. Как правило, обретение независимости оборачивается хулиганством или террором. Третий рейх становится независимым от правил мира, а Пугачев от закона, но это не сулит ничего хорошего ни миру, ни Рейху, ни Пугачеву.
Когда мир распадается на части, слово «независимость» приобретает невероятную популярность. Борьба за самовыражение становится доминантной — по отношению к вере, состраданию, милосердию и знаниям. Собственно говоря, торжество авангардного искусства в современном мире уже обозначило сегодняшний день: самовыражение стало важнее всего; а что уж там выражается — совершенно не важно. Мир так долго декларировал права и самовыражение как главную ценность существования, что слово «независимость» обрело магический смысл, превосходящий его рабочее значение. Сегодняшняя борьба за независимость от мира — ничего хорошего миру не обещает.
Юго-Восток Украины борется за независимость от Украины. Донецкая республика борется за независимость от Юго-Восточной Украины. Украина борется за независимость от России. Россия возглавляет борьбу за независимость от Соединенных Штатов Америки. Каждый из борцов убежден, что именно его понимание независимости — истинно. И если Россия имеет право на автономию от американского диктата, то Украина точь-в-точь так же — на автономию от российского. А Донецк тогда имеет право на автономию от Украины. Это называется: передел мира; решает все отнюдь не желание свободы — но сила оружия. Старинное дипломатическое выражение «Если делима Канада, то делим и Квебек» распространяется на весь мир, достаточно принять логику самоопределения как формообразующую.
Независимости нет в природе, ее не существует; это выдумка. Существует переход из одной системы отношений в другую, замена одной зависимости на другую. То, что мир ищет новую систему зависимостей — очевидно; очевидно и то, что в мире нет ни единого проекта такой новой системы. Нет ни единой программы новой системы отношений. Те программы, которые предъявляют националистические постулаты независимости — устаревшие, воскрешающие былые обиды и амбиции. Эти ретро-программы можно положить в основу ретро-империй, так иногда делали. Но чтобы создать систему взаимоотношений в мире, нужна новая программа, новая теория, описывающая современное общество. А ее нет. До тех пор, пока она не появится, всякий шаг от системы к независимости — есть шаг к хаосу, то есть к войне.
Идея, которой нет
В последние месяцы идея создания национального государства обуяла патриотические умы. Многим представляется, что создание национального государства — это прогрессивно, противостоит мировой заразе глобализации и является гарантией процветания общества. Некоторые строят дороги и жилье для бедных, поликлиники и университеты, а наиболее дальновидные — строят национальное государство.
Энтузиазм следует приветствовать: возможно, в ходе строительства национального государства построят что-либо, помимо газопровода для Китая.
Одновременно с гордыми словами «национальное государство» произносят слово «империя» — вкладывая в него сыновью любовь к неохватной Отчизне. Вот, было у нас черт знает что, а будет империя. И обманутые демократической глобализацией народы потянутся в империю. Она будет нести не глобальную идею (в плохом смысле), но национальную идею (в хорошем смысле).
Словосочетание «национальное государство — империя» сегодня стало магическим, подобно словосочетанию «марксизм-ленинизм» — и таким же бессмысленным.
Словосочетание «марксизм-ленинизм» было бредом, поскольку учение Маркса связано с отрицанием государства, а учение Ленина связано с построением государства. Объединяя антигосударственный пафос и государственный пафос в единую систему научного знания — получили неудобную в употреблении псевдонаучную идеологию, в которую требовалось верить, а понять ее разумом было невозможно.
Сходная ситуация возникла с идеологией построения национального государства и собирания империи. Идея национального государства — противоположна ей по духу.
Такие государства возникли на руинах Священной Римской империи, а возникновение их закреплено Вестфальским мирным договором 1648 года, подводящим итог Тридцатилетней войне. Именно в борьбе с императором, в отрицании умиравшей имперской идеологии и формировалась идея национальных государств Европы. Впоследствии эти малые национальные государства неоднократно (всякий раз неудачно) объединялись в империи — Наполеоном, Гитлером, Варшавским пактом.
Империя — это всегда интернациональная, глобальная сверхидея.
Империя Македонского, воспитанного Аристотелем и возжелавшего единой Западно-Восточной цивилизации, империя Наполеона, Австро-Венгерская империя, империя Гитлера и империя Советского Союза — это непременно объединяющая народы концепция бытия. Например, концепцией и общей верой в Советском Союзе был коммунизм, марксистско-ленинское учение, противоречивое, однако страстное. В этом учении (несмотря на его логические несоответствия) содержались общезначимые посылки: единение пролетариев, принципы социалистического общежития, интернационализм. Иными словами, сколь бы ни был шаток научный аппарат идеологии — если имеется сверхидея, интернациональная прогрессивная миссия, то империя живет.
В новой российской империи (желание строить которую декларируется) общая концепция неочевидна — скорее всего, ее просто нет. Появится ли генеральная идея в ходе строительства, неизвестно.
Пафос состоит в том, что прежняя имперская концепция глобальной демократии устарела и ее надо менять. Поиск интернациональной общезначимой идеи «от противного» — классическая российская постановка вопроса. Формулировка Евгения Трубецкого с вариациями всегда повторяется: надобно спасти Запад он него самого; Запад недостоин сам себя — а Россия его, усталого, сменит.
Даже если это верно и прежняя концепция развития мира устарела, из этого не следует, что новая глобальная идея появится тотчас же.
Идею приходится ждать долго, идею надо выносить — из шкафа идеи не достают, по рецептам Молоховец не готовят.
От Вестфальского мира 1648 года до прихода Наполеона прошло сто пятьдесят лет, а сегодня пока даже не перешли к стадии Вестфальского мира. До новой мировой идеи еще очень далеко — вероятно, автор этой новой идеи еще даже не родился.
Не исключена даже вероятность того, что родится идея отнюдь не в России, а на Востоке — скажем, в Индии. Россия уже однажды была империей, мировой дух может решить, что этого вполне достаточно.
Что касается того, является ли идея национального государства прогрессивной, — это вопрос открытый. Иногда является, а иногда нет. Бывали неудачные попытки строительства национальных государств, приводившие к краху образования и правовой системы. Дело в том, что образование, наука, право — явления интернационально значимые, и локализованное национальное образование часто проигрывало.
Но это, так сказать, дело вкуса.
А вот сочетание национального государства и империи — это безумие. Невозможно желать быть интернационалистом и националистом одновременно; желать глобальной идеи и национальной идеи в одной упаковке. Третий рейх попробовал однажды — и всех напугал, а в теоретическом отношении еще и насмешил.
Начиная радикальное строительство, хорошо бы выбрать — будем строить самолет или подводную лодку. Возможны аппараты, сочетающие эти свойства, но они летают низко и плавают неглубоко.
Империя наизнанку
1
Назвать протестное движение Украины» фашизмом», а Россию, желающую поглотить былую колонию, представить борцом с фашизмом — это красивый ход. Национальное сопротивление колоний действительно принимает уродливые формы — но к фашизму отношения не имеет. Между карбонарием и чернорубашечником — существенная разница.
Однако, события сегодняшнего дня перенесли в дискурс прошлого века — и миллионы поверили, что те украинцы, кто повторяет лозунг националиста Бандеры — действительно повинны в Волынской резне. Используют термин «нацисты» по отношению к украинским солдатам, которые обороняют территорию своей страны — события Великой Отечественной войны переплели с событиями сегодняшнего дня.
Это привело к смысловой неразберихе.
Русские патриоты убеждены, что защищают страну от внешнего вторжения, хотя война идет на территории Украины, а не наоборот; но речь о «фашизме», и ясно: первыми начали фашисты в сорок первом. Многие уверены, что Россия отстаивает социальное равенство вопреки американскому нео-колониализму; уверены, что вооруженные люди на Донбассе отстаивают социализм в борьбе с капитализмом. Был внедрен лозунг, будто Донбасс сегодня — это Испания 36-ого года, боевиков сравнивали с интербригадами, сражавшимися с фашизмом. Стали говорить, что сепаратисты борются с фашистами-олигархами — за социалистическое хозяйство.
При этом олигархи Кремля, которые богаче украинских, вооружают Донбасс. Освобожденные от ига украинских богачей, рабочие не сплотятся в коммуны; да это и не пролетариат — рабочие и их семьи бегут. При этом лидеры Донбасса говорят о присоединении к России, в экономике которой социалистических намерений ни на грош. На флаге Донецкой республике изображен российский монархический двуглавый орел, премьер-министр ДНР Бородай (генерал ФСБ, присланный из России) заявлял о необходимости воссоздания Российской империи в ее былых границах, а начальник вооруженных сил ДНР — российский полковник Гиркин («Стрелков») заявил, что сражается за монархические ценности. По набору идеалов представители Донбасса ближе к франкистам, но их воображают защитниками анархо-синдикалистких хозяйств Испании. Право и лево в этой истории перепутаны — но войскам рекомендуют идти вперед, до Киева.
Социальный компас сломан и в Европе. Политика Путинаа связана одновременно и с европейскими «правыми» (Народный фронт Марин Ле Пен и прочие националистические партии Европы) и с европейскими «левыми», видящими в Путине противника американского диктата, следовательно — союзника. Строй, созданный Путиным, оппозиционен американскому, который «левые» считают империалистческим, — следовательно, Россия есть анти-империалистическая сила. В то же время Россия стремится вернуть утраченные территории (называя былое имперское пространство «русским миром»). Подавление Украины есть ни что иное, как обычная имперская практика: имперская Россия подавляла украинские и польские мятежи регулярно. Советская Россия, как наследница Российской Империи, подавляла мятежную Чехословакию и Венгрию — проявляя себя не защитницей социалистических идеалов равенства, но охранительницей имперских рубежей. И сегодня Россия воскрешает в ту же традицию. Европейским «левым» не стоит фантазировать: воскрешают не Советский Союз с его социалистической конституцией. Произошло то, что невозможно было представить во время Советской власти — прославили Первую Мировую войну, которую было принято считать позорной империалистической войной. Президент страны уже выступил с утверждением того, что законной победы Российскую империю в те годы лишили предатели Родины — большевики, помешавшие войне до победного конца. Россия сегодня представляет государственный капитализм, лишенный профсоюзов; империя, выступающая за возврат утраченных территорий и рынков, никак не может служить надеждой для «левых» — однако ненависть к Американской гегемонии столь велика, что все, противостоящее Америке, воспринимается как «левое». Сара Вайгенкнехт ни за что не поймет, что своей пылкой речью против Меркель она помогает кремлевским олигархам Сечину и Тимченко, и в реальности коллаборирует с Марин ле Пен.
Возникла исключительная по нелепости ситуация: крайне «правые» в Европе и крайне «левые» в Европе одновременно поддерживают имперскую Россию. Разумеется, имперский национализм соответствует «правой» доктрине. Однако Россия противостоит концепции глобализации, каковая трактуется как неоколониализм — а следовательно, национальная идея России близка левому дискурсу.
Как следствие смысловой абракадабры — колонизацию Украины объявили борьбой с неоколониализмом.
Опорой Российской Империи всегда был и всегда будет европейский моральный релятивизм. Раскол в сегодняшней Европе, в то время, когда требуется европейское единство, одновременная поддержка «левых» и опора на «правых», в этом противоречивом соглашательстве — питательная среда русского фашизма.
2
Людей убивают тысячами, миллион беженцев покинуло Донбасс, но никто внятно не скажет, из-за чего воюют. Если настаивать на ответе, услышите: геополитика! Волшебное слово. То есть тысячи людей возбудили, погнали на убой и умертвили — ради условных границ, ради фантазии, согласно которой у стран есть свои ареалы активности — и в своем ареале страна вправе убивать. Говорят: да, Украина сама по себе опасности не представляла, но ведь у Украины были «западные кукловоды», которые могли ее в будущем направить на Россию. Борьба (и это уже никто не прячет) идет в лице Украины с Западом. Солдаты российской армии сегодня пишут на танках не только «на Киев», но и «на Берлин», объединив в своем сознании обе войны: Отечественную и сегодняшнюю, диверсионную. И чувство справедливого возмездия внешнему врагу охватило толпу. Одновременно умудрились провозгласить два противоречивых положения а) украинцы и русские — это единый народ, и следовательно Россия вправе решать судьбу Украины б) украинцы — фашисты, и «укров» надо покарать за предательство «русского мира».
Русский мир обижен Западом: на рубеже веков Запад развалил Русскую Империю. Сегодня речь идет о возвращении рубежей, утраченных в то время, когда страна подпала пол влияние западной идеологии и была, как считают сегодня, ограблена. В обиход вошли словосочетания «русская весна» и «русская реконкиста». Правды ради надо сказать, что фигурантами приватизации выступали ставленники российского правительства — но ведь деньги они держали в западных банках. Спустя четверть века после перестройки, которая провозгласила курс на запад, Россия изменила вектор движения. Сегодняшняя война в Украине — это месть идеалам, которые уничтожили (так считают сегодня) российскую славу. Мстим иллюзиям — считалось, что Россия должна разделять ценности Европейской цивилизации. Сегодня говорится, что Россия имеет собственные ценности, а навязанные ей извне — были ловушкой. Конечно, было бы логичнее объявить войну непосредственно Америке — поскольку провозглашен лозунг противостояния Евразийской цивилизации и Атлантической цивилизации. Непонятно, почему битва цивилизаций должна проходить на дачных участках Донбасса, а не в Тихом океане среди ревущих волн — но слабых соседей бить удобнее.
Русское общество изменилось за полгода. Вот уже пишут про певца, спевшего в Киеве, что певец — пособник фашистов; вот уже требуют, чтобы несогласные с политикой убирались из страны; вот уже закрыли вещание западных радиостанций; вот уже говорят «национал-предатель» — и это не считается ужасным. И всякий день ждешь что вождь выступит с репликой о «перегибах на местах», мол, «не все нерадивые хозяйственники обязательно троцкисты». Но издают новый запретительный закон, и вводят новое ограничение. Журналисты, домохозяйки, политики впали в неистовство: все хотят войны с «Гейропой» как Европу теперь называют в России. Гейропа — рассадник гомосексуализма и разрушитель традиционного общества, а Россия спасет мир и остановит разврат. Помилуйте, как же западные «левые» поддерживают данную точку зрения; это же цирк. Но поддерживают.
Оппозиции внутри России практически нет. Многие из тех, кто ходил на демократические демонстрации, стали борцами за «русскую идею». Впрочем, оппозиция была «внесистемная»: в рядах демонстрантов шли рука об руку националисты и демократы, программы общественного строительства не было; сегодня светская оппозиция растаяла, и граждане в едином порыве объединились вокруг вождя.
Безумное сплетение социалистической, имперской, националистической аргументации — свидетельствует о неорганизованном сознании. Но основная беда в другом.
Переплетя события сегодняшнего дня с событиями Второй мировой — идеологи России совершили самое ужасное, что только могли придумать в отношении собственной истории.
Сегодняшняя ложь приросла к вчерашней правде, и вчерашняя правда неизбежно исказилась.
История — это общий единый непрерывный процесс; невозможно, извратив понятие однажды — оперировать этим же понятием в его подлинном значении в другом фрагменте истории.
Используя сегодня понятие «фашизм», «хунта», «нацизм» спеулятивно, в имперских колониальных целях, эти понятия обесценили, денонсировали в принципе.
Историкам в принципе сложно отделять факт от идеологической трактовки такового; но стараниями сегодняшних лжецов в дальнейшем это будет невозможно.
История — это пророк, предсказывающий назад, как сказал Фридрих Шлегель, и сегодняшняя российская борьба с фашизмом — став ложью и фарсом, грозит опрокинуться в прошлое и переделать прошлое под сегодняшнюю ложь. Если Путин — антифашист, и его поддерживает Сара Вагонкнехт, борец за «левые идеалы», а эти же идеалы поддерживают Тимченко и Марин Ле Пен — то простите, за что сражались во Второй мировой?
Мы устранили логику и правду в своей собственной истории.
Теперь предстоит все объяснять заново.
3
Нам говорят, что в Украине не сложилось государства. Но если государства нет — то какой может быть фашизм? Фашизм — это культ личности, в Украине вожди сменяют друг друга. Фашизм — тоска по былой империи; но империи в Украине не было никогда. Страна с несложившимся государством, без лидера и с хаотичной системой управления: о каком фашизме может идти речь? Произносят слово «хунта», но в правительстве Украины нет ни одного военного — напротив, в российском правительстве практически все имеют чины. Позвольте, может быть, не там фашизм ищут?
Русские граждане отмахиваются: уж в России точно ни хунты, ни фашизма нет! Как может быть фашизм в стране, победившей фашизм? Евреев не трогают, даже Эхо Мосвы не закрыли — подумаешь, журят «пятую колонну»! Подумаешь, говорят об «антинародной элите»! Патриоты смеются: разве мы фашисты? Это укры — фашисты!
Однако Россия у Украина столь тесно связаны, что зеркально отражают друг друга — малый национализм Украины есть рефлексия национализма России. Ровно в той мере в какой Украина проявляет свой национальный характер, борясь с Россией, сама Россия проявляет свой национальный характер, борясь с влиянием внешнего мира. Протест Украины против «москалей», разве не схож он с протестом России против «Гейропы»?
Сталкиваясь с русским, венгерским, греческим, французским национализмом, мы останавливаем себя: а фашизм ли это? Стоит сказать слово «фашизм», вас поправят: фашизм — это то, что было в Италии Муссолини; аккуратней с терминами!
Указывают на отличия общества Германии и Италии 30х годов, и если применить термин «фашизм» к сталинской России и режиму Франко и Слазара, это потребует культурно-исторических уточнений. Бегство от определения понятно с научной точки зрения, но мы медлим с суждением, а опасность растет.
Вирус фашизма в очень интенсивном развитии; ссылаться на врачебное заключение пятидесятилетней давности, на мнение Ханны Арендт или Поппера, ценно не более, нежели на мнение врача начала ХХ века о раковых клетках. Сегодня колоссальный всплеск фашизма перечеркивает изыскания по этому поводу. Мы уговариваем себя: это не окончательный диагноз — это так, просто побаливает. И ведь не все признаки сходятся.
Сегодняшний политический дискурс показывает, что фашизм — есть общий знаменатель уравнения, а в числитель уравнения история помещает культурные особенности страны, пораженной вирусом: российское мессианство, германский реваншизм, украинская гордость, венгерская спесь. Следует назвать характерные черты фашизма — общие для всех культур.
1) Первое определение фашизма, непременный компонент знаменателя фашизма — национализм как двигатель государственной идеологии. Фашизм — это национальная идея, поставленная над общечеловеческой моралью. Национализм есть последняя карта, которую правительство страны выбрасывает ограбленному населению — если нет возможности иначе создать единства, то единство создается по племенному признаку. Сегодня в России поворот к национальной идее произошел. Когда экономика в тупике, когда иная культурная программа отсутствует, остается одна «духовная скрепа» — родоплеменная принадлежность. Родовые черты объявляют духовной особенностью.
Сегодня в России много говорится о специфической «русской идее», но что это за идея, объяснить никто не может. Говорят о том обществе, которое отстаивает национальную идентичность, совокупность родовых привычек. А в чем заключаются особенности жизни при осознании этой идентичности — не говорят. Значит ли это, что короткий срок средней продолжительности жизни, разрушенное производство, дурные бытовые условия для большинства и привилегии немногих — национальная идея? Если подобный мир распространяется во внешний мир, захватывая новые земли — хорошо ли это? Ответа данный вопрос не имеет.
2) Вторым признаком фашизма является ретроспективная империя. Можно трактовать этот пункт как реваншизм. Однако имеется в виду нечто большее, нежели желание отомстить былому противнику за проигрыш в войне. Возвращают не просто территории, возвращают смысл существования страны, который заключается в имперском статусе. Станет ли жизнь российской крестьянки лучше от присвоения Крыма, который ее не согреет и не накормит? Стала ли жизнь берлинского рабочего лучше от аншлюсса Австрии? Разумеется, ни на йоту. Но факт принадлежности к надличной идее, делает жизнь бедняка осмысленной, позволяет нищему терпеть невзгоды. Социальные реформы обманули; к фашизму приходят от разочарования в прогрессе — позади, в былой славе Отечества ищут спасения от современной неудачи.
Так Муссолини обращался к Древнему Риму, Гитлер к мистическим Нибелунгам, так современная Россия обращается к Российской Империи — через голову социального прогресса. Фашизм — это всегда месть обманувшему ожидания прогрессу. Фашистский империализм — это всегда ретро-империя, это социум, выведенный искусственным путем, гальванизированный труп империи. Фашизм — это всегда вторичный продукт. Был ли фашизм в Древнем Риме — ведь это же была империя? Но Древний Рим был естественным образованием, сложившимся в силу исторической эволюции. Рим Беннито Муссолини, как и Третий Рейх Гитлера — были искусственно созданными социальными реконструкциями. Империи долго умирают. Очень долго не могла Британия отдать Индию, Франция — Алжир, и Германская империя тоже долго не хотела умирать; то, чему мы свидетели сегодня, это долгая агония Российской империи, начавшаяся в прошлом веке; фантомная боль империи сильна, она провоцирует дикие поступки. Отнюдь не всякая империя приговорена к тому, чтобы при своем развале производить фашизм. Точнее будет сказать, что тоска по империи дает всплеск фашистской активности; такие локальные явления как британский фашизм, имели место. Вероятно, правильно будет утверждать, что вторым и важным фактором фашизма является «ретро-имперская» идеология, поворот вспять от прогрессистских социальных концепций века. Собственно из этого вытекает характерный для фашистского общества социальный традиционализм, противостояние прогрессивным доктринам, а именно то, что именуют «консервативной революцией». В России, спустя двадцать пять лет после перестройки, подвергшей ревизии социалистическое ханжество, произошла «консервативная революция», отрицающая опыт социализма в принципе — возникает общество, принявшее идеалы Империи как идеалы развития.
3) Третьим фактором, определяющим знаменатель фашистского общества, является тождество государства и народа, и тождество лидера и нации. Это такое тождество, которое элиминирует структуру социума, заменяя сложность общества — простым уравнением. Уравняв народ и государство, легко достигают эффекта, при котором противник государственной политики превращается во «врага народа»; уравняв нацию и лидера, достигают эффекта, при котором противник лидера нации делается «национал-предателем». Возвращение терминов «пятая колонна» «национал предатель», «антинародное мышление» — свидетельствует о том, что такой эффект уже достигнут. Большинству эта риторика кажется заслуженным воздаянием за годы лицемерия: надоело вранье о демократизации. Случившееся сегодня в точности воспроизводит модель общественной трансформации, описанную в восьмой книге «Государства» Платона: демократия передала свои полномочия олигархам, а те уже стали маленькими диктаторами, и по их плечам со временем приходит настоящий тиран, который протягивает — поверх голов олигархов — руку народу и говорит народу: зачем вам сложная иерархия социальных отношений? Вас обманули олигархи — то есть, вас обманула демократия, так давайте вернемся к подлинной народной власти. А власть народа воплощена в его лидере. Я — и мой народ, какой еще симфонии власти вы хотите?
Сила фашистской риторики в том, что олигархия действительно уродлива. Когда народ унижен до такой степени, что он уже не может терпеть того, что ошибочно именуют «демократией», тогда — как избавление от олигархического произвола — приходит долгожданная тирания. Народу непонятно, что происходит нечто худшее чем даже олигархический режим; ибо даже олигархическая власть оставляла лазейки для существования. В момент, когда воля тирана и народа уравниваются, в этот момент судьба гражданина практически предрешена: человек стал пушечным мясом.
4) Четвертым фактором, определяющим знаменатель фашизма — является языческое, мистическое сознание. Обращаясь к корням, к традиции, фашизм, проходит вглубь времен, сквозь христианство, поскольку невозможно опереться на христианство в национализме и имперском чувстве. Христианство построено на преодолении национализма, христианство есть анти-имперская доктрина. «Нет ни эллина, ни иудея», — говорит апостол Павел, — «но все и везде — Христос». Разумеется, с такой посылкой идея национальной ретро-империи не может ужиться. Любая национальная религия всегда слегка заигрывает с язычеством, как заигрывает с язычеством российское Православие сегодня. Православие с неизбежностью мутирует в национальную религию — и это характерно для процесса фашизации общества. Внедрены — с согласия Православной церкви — определения «русскости»: русский — это генетический русский, говорящий по-русски, живущий в России, гражданин РФ, исповедующий идеалы православной культуры, не имеющий обязательств перед другими нациями. Поскольку это неизбежно дробит государство по национальному признаку (например, мусульмане живущие в России, не могут разделять идеалы православия; Ельцин предложил термин «россияне», теперь этот термин никого не устраивает), поскольку данное положение опирается на биологическую идентичность (что попросту есть нацизм), это превращает православие в племенную религию, иными словами — противоречит духу и букве христианства. Поэтому, когда идеолог сегодняшней «реконкисты» геополитик Дугин называет себя православным, с точки зрения религии он совершает кощунство: как можно одновременно быть националистом и православным? Это же нонсенс! Нельзя нельзя требовать крови иноплеменников и называть себя христианином — это белиберда. Однако национальная религия дает странную возможность улизнуть от этого счета. Возникает, характерная для фашизма амальгама христианства и язычества. В качестве мессианского аргумента появляется особое сакральное знание предназначения нации. Массам никогда не дают информацию, толпе дают мистическое прикосновение к тому знанию, которым обладают посвященные. Собрать браминов в касту посвященных, которые будут обладать сакральным знанием — это характерно для фашизма, так и произошло сегодня. Не социалистическая мораль, не капиталистическая выгода, не демократический закон — в сегодняшней России идеологией стала мистическая вера в геополитику. Геополитика в сегодняшней России — мантра, объясняющая историю. Геополитика сегодня — это форма сознания нации, и те, кто обладает пониманием геополитики (жрецы — то есть, правители), ведут народ в бой. Смысл геополитики в исполнении исконного предназначения России — быть Евразией, противостоящей Атлантизму. Про эту цель говорят постоянно: евразийский мир, геополитические интересы России, русское пространство. Не произнесли слов Lebensraum — но суть та же. Спросите человека на московской улице, что такое Евразия, и ответа вы не получите. Патриоту объяснили, что Россия — это Евразия, но поскольку самой Евразии в природе и в истории не существует, толковать миф затруднительно.
5) Пятым фактором, лежащим в знаменателе фашизма, является пафос возмездия. Фашизм — это возмездие демократии.
Демократия не идеальный инструмент общественного строительства, и демократия может превратиться в олигархию, как это было когда-то в Афинах, как это произошло в России. В целом это беда всего современного мира — корпоративное общество, которое очень близко подошло к олигархической структуре. В России это проявилось в самой уродливой форме. То, что население использовали в целях обогащения единиц, трудно отрицать; то, что демократия, которую увидела Россия, была демократией колониального типа, трудно отрицать; то, что российское население почувствовало себя обманутым демократической риторикой — отрицать невозможно. И людям сегодня сказали, что Россию обманул Запад. В этом была доля правды: действительно, с Запада пригласили учителей-бизнесменов — а вот Альберта Швейцара в учителя не позвали. Разумеется, Россия сама выбирала, чему именно учиться у Запада, и выбрала совсем не гуманизм — но трюки финансового капитализма; однако виноватым в русской беде считают Запад. В лице Украины — Россия сегодня мстит вообще Западу, мстят западной идее, именем которой осуществлялась нелегитимная приватизация. Сегодня русские патриоты злорадно говорят украинцам: Ну, что получилось у вас, укров, попасть в Европу? — забывая, что сама Россия тоже хотела в Европу попасть, и это как раз у России не получилось. А получилось воспроизвести старую привычную модель крепостничества — вина Запада в этом невелика.
Будет только справедливым сказать, что внешний мир так торопился развались социалистическое хозяйство России, что приватизация была проведена минуя все правовые нормы, и отобрала у народа то единственное, что как бы принадлежало народу — недра и богатства земли. Недра принадлежали отнюдь не государству: советская конституция (ленинским декрет, не отмененный впоследствии, отдал собственность на землю и недра — народу), не могла использовать слово «государство», хотя бы потому, что коммунизм (к которому шло общество согласно программе) отрицает государство. Таким образом, население обманули — и в этой ситуации фашизм является одним из ответов.
Народ не понимает и не хочет понять того, что пришедший на смену олигархату режим не собирается возвращать народу украденное. Фашизм, приходя по плечам олигархата, фиксирует прибыль олигархов, становясь верховным олиграхом; фашизм использует все преимущества, уже полученные от мутации демократии в олигархию.
4
В числителе русского фашизма может находиться нечто, отличающее его от фашизма итальянского или венгерского, от германского нацизма или от франкизма. Но радикал уравнения — совершенно соответствует фашистской доктрине. Фашизм — это явление, не укорененное в одной точке истории. Фашизм путешествует по телу человечества, возникает при совпадении факторов, мимикрирует, приспосабливаясь к культуре. Сегодняшний режим отличает одно, но радикальное свойство.
Общество, созданное Гитлером, Сталиным, Муссолини — было эффективным в производственном отношении. Развитие Советского Союза при Сталине, развитие Германии при Гитлере — было во многих отношениях триумфом воли. Общество, созданное в современной России, абсолютно экономически не эффективно; это разложившееся собрание спекулянтов, которое не производит практически ничего и не в состоянии навести порядок на собственной территории. Претензия навести порядок в мире (перекроить мир по новым лекалам) звучит тем смехотворнее, что это может лишь означать, что весь мир погрузится в такое же убожество как русские деревни и провинциальные города. Расширение необжитого пустыря до бесконечности — есть единственная программа современного ленивого Евразийства, тем более нелепая программа, что для существования условной Евразии требуется богатый сосед — иначе кому продавать ресурсы? Одна из сегодняшних иллюзий: считать, что в России победил государственный аппарат, и государство задавило гражданское общество — в отличие, например, от Украины, где государства не сложилось. В России никакого государства нет точно в той же степени; управленческими процессами ведает своего рода корпорация; причем корпорация занимается не производством, но спекуляциями, что накладывает особенности на облик менеджеров. Корпорация ведет анти-государственную политику, уничтожая страну и своих граждан: легкость, с какой граждане лишаются существенных прав — медицинского обслуживания, жилья, заботы в старости — потрясает. По сути это нео-либеральная политика, можно было бы назвать этот строй мафиократией — члены правящей корпорации связаны преступлением: никто из них не заработал тех богатств, которые имеет, богатство досталось вследствие противозаконно проведенной приватизации. Крестный отец время от времени осуществляет показательные экзекуции, выбирая непокорного бизнесмена — такого, который не несет деньги в корпоративную копилку. Это похоже на мафию, но это не вполне мафия, поскольку преступники не нарушали законов — они сами представляют закон, во всей его уродливой гибкости. Мафиози получили от квази-государства свое богатство: улусы, феоды, наделы. Таким образом, это нео-либеральная корпорация живущая сообразно казарменному произволу. Это нонсенс, это небывалая нелепость — но так и есть.
Перед нами пост-социалистический феодальный строй, невероятное социальное образование. Именно это и объясняет поразительный право-левый эффект, легкость союза и с Сарой Вагонкнехт и с Марин Ле Пен. Хозяева квази-государства представляют собой небывалый в истории социальной науки гибрид: это офицеры госбезопасности — и одновременно миллиардеры. Теоретически комбинация невозможна— но в условия пост-социалистического феодализма такое оказалось естественным. Сегодняшнее желание России вернуться в статус Российской империи (желание, которого никто и не скрывает) фактически обозначает возвращение к крепостному строю. Именно так, и более никак можно управлять народом на длинных и бесплодных просторах, с разрушенным хозяйством. Любопытно, что Председатель Конституционного суда России (!) В. Зорькин публично заявил о том, что «Крепостное право было одной из духовных скреп русского народа». То, что русский народ сегодня отождествил себя с государством, а государство отождествил с лидером (по классическому фашистскому рецепту) — означает одно: возвращение к имперскому закрепощению — в этом и состоит особенность рашизма.
Собственно, международная политика сегодняшнего дня принимает соревнование между нео-колониализмом и крепостничеством за битву цивилизаций; в то время как цивилизационного выбора здесь и в помине нет.
Только от объединенной Европы, Европы Иммануила Канта и Альберта Швейцера, зависит — сумеет ли она противопоставить этому бреду — европейскую доктрину гуманизма.