— Догадываюсь. А ты, я смотрю, у нас вольнодумцем заделался.
— У меня были хорошие учителя, командир.
— Да неужели…
— Я не только про тебя. Служба в штабах, она, знаешь ли, хорошо лишает некоторых иллюзий. Особенно если попал туда из-под воды и представляешь, чем их «мудрые и взвешенные» решения иной раз кончаются.
— Капитана, васа коко!
— На самом деле, — Юсимура дождался, пока официантка отойдет, и вполголоса продолжил, — мы, конечно, любили почесать языками насчет пресловутой «особой мудрости» командования. Но пока я в это дерьмо сам не влип, не представлял и десятой доли его мерзости.
Фон Хартманн осторожно попробовал свой новый коктейль. Кроме рома, кокоса и кубиков льда в нем явно присутствовал еще какой-то вкус. Корица… и кофе с сахаром? Затейники…
— Всё настолько плохо?
— Ещё хуже. Интриги, все против всех, своих не бросаем, а продаём с потрохами. Некомпетентность океанских размеров. Тотальное воровство. Кругом обвешанные орденами и эполетами самодовольные зажравшиеся рыла, которые в реальный бой ходили последний раз на колёсных паровых фрегатах с гибридным парусным вооружением, и то не в первую скрипку. Уровень знаний про тактику современного морского сражения у них застыл на эпохе галерного флота. Стаи прилипал, которые смотрят этим орденоносным мудакам в пасть и поддакивают каждой «гениальной идее» ты даже представить себе не можешь. Тупая, непрошибаемая даже главным калибром стена невежества и самомнения!
— Не представляю, да? Забыл, что-ли, как меня на берег списали? И знаешь, Ю-ю… конечно, я в тот раз набрался под горловину, но даже трезвым… ну, может, колебался бы на пару секунд дольше. И ногами пинать эту мразь, может и не стоило… хотя ощущения запомнились как невыразимо приятные.
— То, что ты был пьян, пошло как смягчающие обстоятельства. Хотя карьеру и жизнь ты себе поломал.
— В обмен на нос, два ребра и руку зажравшейся штабной гниды! Отличный был размен, я считаю.
— В Архипелаге с этим чуть получше, но…
— Кто-то из умных людей совершенно правильно заметил: качества, необходимые для продвижения по службе в мирное время, умению воевать совершенно перпендикулярны. Так что странного в этом лишь одно — почему нас ещё не раздавили?
— Да потому что с той стороны все примерно тоже самое, — скривился Ю-ю. — Люди-то одни и те же. Может, прямого воровства поменьше, у них там другие схемы в ходу. Зато боярской спеси и прочих родовитых штучек в полный рост. А уж как их флот с армией собачится…
— Это, в общем, был риторический вопрос, — признался фрегат-капитан. — Знаешь… я иногда думаю: когда встречу кого-то «с того берега», первый тост у нас будет: «за мудаков-командиров!»
— Если вас обоих раньше не угробят…
— Вроде того, — фрегат-капитан задумчиво уставился на дно своей кружки. — Только что же принесли… Ладно, Юрок, давай считать, что я уже достаточно пьян, чтобы ты мог попытаться меня уговорить на очередную хрень.
— Вообще-то я… — начал Юсимура, но фон Хартманн оборвал его ударом ладони по столу. Получилось на удивление звонко. Какой-то флотский офицер за соседним столиком стряхнул на пол с колен собутыльника, попытался заорать «Тревога» и броситься к двери, но запутался в собственных подтяжках и растянулся на земляном полу.
— Только не надо грузить мне сказки про вашу инспекционную комиссию и случайную встречу. Я хоть и не штабной, но примерно знаю, как это всё делается. Давай, выкладывай…
— Берсень подал рапорт в «Пять крыш». Хочет по итогам конвойного погрома на флотилию тебя поставить.
— Да ладно. Хотеть-то он хочет, а кто ж ему даст, с моим-то диагнозом!
— Вполне могут и дать, — возразил Юсимура. — На висюльку тебя представлять смысла нет, боевых у тебя и так полный набор, а что-то из флотоводческих, которые не у каждого адмирала есть — это в чем-то даже похуже, чем командный пост. С флотилии как поставили, так и убрать можно, а того же «Черного Петуха» даже второй степени отобрать, это у-у-у… а к нему, между прочим, куча всяких бонусов и привилегий идёт прицепом. За них отчаянно сражаться полезут даже те, кто тебя искренне ненавидит — потому что это не лишь твои, а ваши с ними бонусы и привилегии, отобрали у одного, а следующий тогда кто?
— Бесплатный проезд в некоммерческом общественном транспорте и сдача анализов без очереди? — скептически уточнил Ярослав. — Действительно, как же мы все без них! Давай, Юрок, не тяни акулу за хвост.
— Такая фамилия как фон Браун тебе что-нибудь говорит?
— Блядь! — после долгой паузы выдохнул фрегат-капитан. — Ещё как говорит!
Интерлюдия: звёздные штурмовики
«Каждый раз, когда всплывает дикий миф про «малозаметность в небе», вдохновенный до полупрозрачности автор очередной межконтинентальной вундервафли старательно игнорирует, что наблюдать его химмельраумтарнкаппенракеттенгерат будут в любых диапазонах, включая те, про которые в полемическом задоре старательно умалчивается».
Маморо Рублёв-Успенский, редакторский подвал «Историй несбывшегося», в футурологическом послесловии к «Межконтинентальной войне 2100 года».
Хмурым пасмурным днём с палубы ВАС-69 «Нисимура бэй» поднялись очень странные на вид самолёты. Вспомогательное авианесущее судно находилось в океане, на приличном удалении от архипелага. Эсминцы сопровождения выполняли чисто символическую задачу. Главным прикрытием судна стала полная бесполезность — а значит и безлюдность — океанского квадрата для любого военного, логистического, торгового или какого-либо иного применения... кроме одного.
Должным образом подготовленные и облегчённые двухмоторные бомбардировщики Конфедерации, самые тяжёлые из всех, что ещё могли хотя бы в теории подняться с палубы авианосца таких размеров, при взлёте из этого квадрата оказывались на одном из самых безопасных курсов по направлению к берегам Империи.
Разумеется, до имперского берега даже после многих часов полёта оставалось ещё очень и очень далеко. Разумеется, многомоторным имперским межконтинентальным бомбардировщикам «дальнего прыжка» даже с подвесными баками конфедераты и в подмётки не годились.
Но ставка конструкторов была на другое.
Двухмоторники облегчили полностью. Убрали трёхдюймовку, снарядную укладку, пулемёты и боекомплект. Срезали часть внутренних переборок. Демонтировали турели. Вылизали заглушки на их месте до идеального аэродинамического качества. Убрали всё оборудование бортстрелков, малые кислородные системы и электрический обогрев. Выкинули кухню и газовые баллоны. Напрочь срезали унитаз. Смыли краску и отполировали до первозданного блеска металл корпуса — и только за счёт неё выиграли несколько сотен фунтов паразитного веса.
После чего на горб серебряного, будто с экранов сошёл, «звёздного штурмовика» водрузили рельсы с огромной рыбообразной тушей крылатой ракеты конструкции Редда Саттона.
Непризнанный гений и визионер до войны побирался на страницах научно-популярных и фантастических журналов. Комиссии Сейма по вопросам межконтинентальных бомбардировок он попался на глаза случайно. Письмоводитель одного из высокопоставленных лиц забыл журнал на рабочем месте.
Иллюстрация к «Межконтинентальной войне 2100 года» какого-то Боба Риверсайда на первой странице обложки сразила высокопоставленное лицо в самое кокоро видом на ракетный снаряд размером с приличный лимузин, курсом на столкновение прямо в «пагоду» до боли знакомого ему по бесчисленным пропагандистским роликам предвоенного имперского линкора.
На глазок в снаряде взрывчатки было тысячи с три фунтов. Взрыв систершипа на заднем плане художник отрисовал на все десять.
Это судьбу вопроса и решило.
Будучи человеком сугубо гражданским, на военных должностях не состоя ни дня за все пятьдесят три года своей жизни, но отличаясь редкостной импульсивностью натуры, указанное лицо с журналом наперевес отправилось на штурм Сейма.
В истории фантастики Конфедерации речь «Влада Бешеного» однозначно стала первым случаем, когда журналом за десять сентаво на жёлтой бумаге вторичной переработки трясли на микрофон и камеру с настолько высокой трибуны.
Торопливое недолгое расследование показало, что в миру «сраный ракетный ковбой Боб Риверсайд» куда больше известен как артиллерийского главного поста товарищ набольшего вычислителя Лайл Энсон Хунта. В своих выкладках элитный технический специалист команды суперлинкора Конфедерации опирался на реальное положение дел в отрасли, пусть и представленной до поры несколькими чрезмерно дорогими игрушками. После нескольких прямых вопросов офицер и фантаст прямо с места исполнения военного долга назвал все контакты и адрес Редда Саттона. В переписке они состояли ещё с первого курса флотской академии.
После чего, к своему глубочайшему разочарованию, вычислитель Хунта возможность любого общения с наиболее ценным из всех своих консультантов утратил. Предоставление к награде и повышению, впрочем, приобрёл.
Благодарная офицеру и патриоту Конфедерация в свою очередь получила «Ракетные лаборатории Редда Саттона» — и теперь, несколько лет спустя, первому их детищу предстоял исторический боевой вылет.
Оркестр не играл, фанфары не гремели. Впрочем, камеры на борту самолётов работали. Настолько масштабный эксперимент требовал любой фиксации, на которую только были способны его участники.
Единый строй и выверенное по меткам на стекле положение всех самолётов гарантировали, что круговое вероятное отклонение не превысит размера цели. Сам Редд Саттон утверждал, что при достаточной точности управляющих приборов реально говорить о попадании в отдельное здание, или, гулять так гулять, в желаемую область имперского линкора в противозенитном манёвре на полном ходу. Последнее, разумеется, с телеуправлением и прямым визуальным сопровождением цели.
Увы, спарка из двухместной лёгкой машины управления и тяжёлой воздушной пусковой во-первых имела огромное количество детских болезней, а во-вторых, совершенно точно не долетела бы своим ходом к берегам Империи.