— Мне? — голос Рыси предательски сорвался.
— Ты единственная, кому я могу поручить такую работу с людьми. Ну, Газель ещё, — уточнил Такэда. — На возвращении прикрытием от имперцев занимались из всех, кому это было на планировании штатно поручено, ты и она. Но Газели бортовые экипажи на вылетах нужно будет гонять, а вот для суши у меня до последней операции попросту не было никого. Теперь есть. Ты. Остальным я живых людей поручить не могу и не имею права.
— Командир, — Рысь запнулась. — Я...
— Ты, — вздохнул Такэда. — Что ж вы так хреново взрослеете, принцессы...
— Я согласна, — решительно подтвердила Рысь. — Давайте сюда личные дела. Выберу... не совсем безнадёжных. А остальных на пролётах натаскаем. Об коллектив. Годится?
— Годится. Один только вопрос. Последний. — Такэда вздохнул. — Я не понял, ты что, правда весь наш разговор со жвачкой во рту провела?
— Ах, да. Командир? — звеньевая голова протянула Такэде дешёвую бумажную обёртку, уже окончательно лишённую какого бы то ни было товарного вида.
— Серьёзно? — удивился Такэда. — Рысь, тебе сейчас бы не резинками баловаться, а где в кубриках с девчонками по-тихому накидаться...
— Да вы тут сговорились все, что ли? — взвыла она. — Не беру я в рот! Ни капли, ни дюйма, курва! Мы как с Яськой на тот Новый год в седьмом классе проблевались дальше, чем видели, так и пообещали друг-дру... уууу....
Рысь уткнулась командиру в мундир и совершенно не сдерживаясь завыла в голос.
Такэда, надо отдать ему должное, заткнулся, старательно забыл про идеальную чистоту мундира и обнял девушку обеими руками за содрогающиеся плечи.
Глава 7
Интерлюдия. Где-то в Архипелаге.
– Боги пресветлые, дайте мне силы! – искренне взмолился командор-поручик Былко-Буховцекий из глубин уютного кресла в командной рубке, – или хотя бы дайте ответ, почему меня окружают идиоты?
Боги крик души командор-поручика привычно игнорировали. Как и окружившие Былко-Буховцекого идиоты, они же, в судовом журнале, вахтенные крейсера ПВО «Баторовка».
За полгода службы они чётко усвоили, что перевод на совсем новый крейсер оказался не долгожданным повышением, а жутчайшим наказанием. Для всех. Только по этому поводу мнение командира и остальных членов экипажа совпадало полностью.
Единственный и горячо любимый сын одного из лидеров демократов до последнего времени совершенно искренне полагал, что для офицера штаба флота военное время от мирного может отличаться лишь количеством попоек по поводу и без.
Незначительно отличаться. Если флотский офицер, не может в любой момент придумать не меньше трех убедительных поводов надраться, он существо никчёмное и презренное, однозначно.
Достойно таковое существо протирать штаны в самом дальнем пункте временного базирования, да и то – до момента, когда его станет можно будет выпнуть на пониженный за трусость пенсион.
Увы и ах, оказалось, что у военного времени также имеются другие особенности. Например, офицерам без реального боевого стажа немного сложно быстро расти в чинах. А уж получение орденов из категории «флотоводческих» требуется обосновать какими-то там боевыми заслугами, а не единственно верными соображениями «какая висюлька лучше подойдет к парадному мундиру?!»
С отсутствием пары-тройки орденов Былко-Буховцекий мог бы и смириться. Но, как назло, во время очередных веселых покатушек его «Джурай-Эсквайр» сбил какого-то зазевавшегося калеку на костылях.
По чистой случайности даже не совсем до смерти, но инвалид оказался заслуженным ветераном, щелкопёры подняли страшный вой и даже почти всемогущий папочка вынужденно порекомендовал любимому чаду какое-то время провести как можно дальше от столичных огней.
А заодно, раз уж так вышло, заработать, наконец, тот самый реальный стаж, после чего ни одна сволочь уже не посмеет даже косо взглянуть в сторону настоящего! Боевого!! Моряка!!!
Разумеется, реальный стаж ни в коем случае не подразумевал реальной же угрозы жизни отпрыска. Новые крейсера ПВО оказались слишком ценными, что посылать их в совсем уж опасные воды. Обычно более чем хватало работы по доводке океанских конвоев в тыловой зоне Архипелага.
Былко-Буховцекий, как и требовал гонор боярский, получил не один крейсер, а пусть и куцую, но хоругвь из трех единиц. Увы и ах, обстоятельства вновь повернулись не той стороной. Один из его подчиненных уже выполнял эскортную миссию, второй – дебил из дебилов – умудрился на ровном месте… ну, почти ровном, на каком-то не отмеченном на лоциях паршивом рифе заработать повреждение винтов и согнул вал.
Когда зашла речь о сопровождении очередного никчемного транспорта, выяснилось, что послать, кроме флагмана хоругви, и некого!
А теперь эта посудина умудрилась еще и потерять свое место! При том, что шторм их зацепил только краем, помотало часа три, не больше, а сейчас остались лишь дождевые шквалы. В глубине которых и затерялось подопечное судно, упорно не желая ложиться на курс сближения.
– Ну что там?!
– Они говорят, что повернули, но…
– Что еще за «но!»?!
– Радарные данные этого не подтверждают, – выпалил вахтенный офицер. – По ним наблюдаемый объект продолжает двигаться прежним курсом. И еще, этот странный отклик по-прежнему…
– Так… – от избытка чувств Былко-Буховцекий даже попытался привстать, но тут же вспомнил, что из-за магнитной бури у него болит голова и с демонстративным стоном рухнул обратно в кресло. – Дайте мне микрофон, и я скажу этой свиной отрыжке ВСЕ!
– Но правила… – вахтенный осёкся и молча дал командор-поручику голосовую связь.
Следующие несколько минут дежурная вахта крейсера могла бы запомнить надолго – если бы весь этот «непереводимый военно-морской жаргон» им не приходилось и так уже регулярно слушать в свой адрес.
– …и чтобы срыгнутый кашалотом кальмар засунул вам щупальца в рот и жопу и вывернул наизнанку! – закончил Былко-Буховцекий, с глубочайшим чувством выполненного перед народом и Отечеством долга вернул микрофон вахтенному, и, закрыв глаза, откинулся на подголовник.
Впрочем, пребывал он в этой позе недолго.
– Ну что теперь?! Соизволили пошевелиться?!
– Кажется… да, теперь меняют курс. Идут на сближение.
– Во-от… – наставительно протянул Былко-Буховцекий, – еще дед мой говорил: добрым словом… ну и револьвером, конечно… можно добиться ну практически всего. Главное – быть убедительным.
– Это уж точно, – хихикнул дежурный радарист квази-есаул Пильковский, в силу древности рода иногда позволявший себе подбавить фамильярности в разговоре с капитаном. – Скорость прибавил… чешет узлах на шестнадцати, не меньше.
Звон лопнувшего стекла был настолько резок и внезапен, что не только капитан, но и остальные вахтенные инстинктивно сжались, втягивая головы в плечи. Лишь несколько секунд спустя, когда стало ясно, что звук все-таки не был разрывом снаряда, все, как синхронно наводимые башни, развернулись на штурмана и парящую лужу рядом с ним.
Штурман был явно белее молока, которым пытался разбавить свой чай.
– Н-не бывает…
– ЧТО?!
– Н-не бывает т-транспорта «Вяликая Мядзвядка» со скоростью шестнадцать узлов, – отбарабанил штурман. – Там паровик тройного расширения… двенадцать максимум. Больше это уже класс «Олень», дизель или паротурбина…
– Так, а в чем проблема-то? – благодушно вопросил Былко-Буховцекий. – Я не понял…
– Вот он! Выходит из-под дождя…
– Твою ж мать…
Кто из вахтенных сигнальщиков произнес эти слова, выяснить уже не успел ни капитан, ни остальные офицеры.
Из пелены дождевого шквала вынырнул корабль явно больше пропавшего транспорта, и оказался он не типичный для конфедератских судов «коричнево-ржавый», а имперский «темно-синий ночного боя». Что хуже всего, он уже развернул башенные орудия на «Баторовку».
С точки зрения флотских стратегов мегакрейсера типа «Холо» еще при рождении получились не слишком удачными. Скорость купили ценой совершенно картонной брони. За повышенное количество четрынадцатидюймовок главного калибра расплатились неудачным расположением башен. Мореходность отправилась царю морскому под хвост.
Спустя пару десятков лет, они заслуженно считались устаревшими, а потому – непригодными для эскадренного боя. Зато высокая скорость и наличие на складах большого количества снарядов старого образца делали эти корабли подходящими для набеговых операций в стиле «обстрелял и убежал».
Успеет вернуться под истребительный «зонтик» – хорошо, нет — так нет. Всяко лучше, чем потерять новый корабль.
Но «картонной» броня «Холо» стала только для главных калибров хищников покрупнее. Неудачное расположение башен вполне можно компенсировать маневром – если ты заранее уже знаешь, куда придется стрелять.
Имперский радар уступал конфедератскому, но здесь не пригодился. Интенсивный обмен руганью между «Баторовкой» и подопечным транспортом дал имперцам все нужные сведения.
Командир «Холо» некоторое время колебался, подозревал ловушку и даже пытался охладить пыл собственных офицеров аргументами в стиле «ну не могут же они быть такими идиотами…».
Монолог Былко-Буховцекого на открытой волне поставил убедительную точку в этом споре. Могут. Именно такими.
Корвет-капитан Иванковский даже позволил себе помечтать: если конфедерат переживет этот бой и его выловят из воды, то обязательно надо рассказать, как принято решение и почему. В лицах и с выражением.
Сам капитан выслужился «из низов», каждое очередное звание выгрызал у более родовитых и даровитых зубами, и даже на своём, за реальные заслуги полученном, крейсере оставался де-юре временным командиром без обязательного для ранга корабля повышения звания. Всяких там золотых мальчиков Иванковский ненавидел за это люто и совершенно искренне.
На его командах перед боем эти мечты не сказались – корвет-капитан действовал строго профессионально. Отчасти поэтому рассказать своему заочному новому знакомому он так ничего и не смог. Один из снарядов первого залпа «Холо» угодил прямо в рубку «Баторовки». Конфедератская броня могла бы помочь против одноклассников, но четырнадцать дюймов имперского полубронебойного «расплескали» её вместе со всем содержимым.