— Ветер, — рискнул предположить генеральный комиссар и угадал.
— Совершенно верно! — Ю-Жень воздел палец в лётной перчатке к потолку кабины. — А на какую бомбу ветер оказывает минимальную помеху?
— На тяжёлую? — экипаж переглянулся. Судя ответам, комиссар совершенно честно проштудировал от корки до корки несколько «спутников имперского бомбардировщика» прежде чем лезть в кабину.
— Увы, мы навсегда прикованы к пятисоткам, — развёл бомбардир руками. — Чудес не бывает, комиссар.
— На быструю, — последовал незамедлительный второй ответ. — На пикировании.
— А тут «нет» скажу уже я, — мрачно усмехнулся второй пилот. — Наш «Сердитый опоссум» может очень многое, но клевать носом в пол ниже его достоинства.
— Значит, бомба должна быть очень тяжёлой и лететь очень быстро, — подвёл итог Ю-Жень Беден. — Но она этого делать не может, потому что лёгкая и намертво привязана к скорости нашего борта. Какой отсюда вывод?
Экипаж переглянулся.
— Катушку тонкого провода, двухкоординатные рули и телевизионный прицел? — несмело предположил радист.
— Вам, наверное, будет интересно узнать, что в тематической переписке очередная схема планирующей бомбы на дистанционном управлении появляется в среднем раз в месяц, — Абель Нахтштрассе чуть заметно улыбнулся. — К сожалению, никто из авторов этого, в целом очевидного любому пытливому уму, предложения так и не смог ответить, как именно при нынешнем дефиците изготовить достаточно точные и достаточно надёжные компактные управляющие компоненты из тех материалов, что доступны Империи. Хотя бы вообще изготовить, а уж тем более в тактически заметных количествах.
Экипаж переглянулся.
— Командир, не томи! — потребовал за всех штурман.
— Но это же совершенно очевидно? — удивился комиссар.
Экипаж посмотрел на комиссара так, будто тот внезапно признался, что на самом деле он женщина.
— Если бомба-пятисотка для точного бомбометания в надводную цель должна быть очень тяжёлой и очень быстрой, — начал комиссар, — то она должна потяжелеть на массу самолёта и приобрести скорость очень пологого снижения от штатной высоты полёта до уровня моря. С помощью всё того же самолёта. Теория решения изобретательских задач для инженерных университетов, том первый, глава «Сумма возможностей».
Взорвись посреди кабины снаряд тяжёлой зенитной пятидюймовки конфедерации, он и то не произвёл бы настолько шокирующий эффект.
— Да ладно? — первым не выдержал второй пилот. — С тридцати шести ангелов? Это ж сколько по горизонтали придётся снижаться, миль шестьдесят?
— Лучше семьдесят пять, — меланхолично влез старший механик. — А то есть все шансы долететь без крыльев.
— Это что же, — прикинул штурман — заходить на цель из-за горизонта надо? А конфедерат нас вежливо подождёт?
— Согласно большинству донесений воздушной разведки и подводников, — комиссар усмехнулся, — вспомогательные суда Конфедерации на своей территории крайне часто игнорируют как противоторпедный зигзаг, так и короткие отрезки ложного курса.
— А целиться как? — скептически поинтересовался бомбардир. — У нас будет в районе цели около минуты, реального боевого контакта — секунд шесть. И то если всё идеально.
— У командира в свадебном кольце алмаз настоящий, — предложил радист. — Можно по остеклению кабины по штурманской линейке рамку процарапать...
— Не думаю, что нам придётся наносить повреждения ценному имперскому военному имуществу, — комиссар неторопливо достал из планшета короткий серебряный цилиндрик с тонкой золотой полоской и насыщенно-фиолетовыми иероглифами в торцах. — Но общее направление этой дискуссии меня, как представителя комиссариата, определённо устраивает.
— Да ладно? — не поверил бомбардир. — Конфедератская «Ночь лунной девы»? Та самая? Как в кино?
— Конфискат, — невозмутимо пояснил комиссар. — Иногда помогает в неформальной работе с женщинами на местах. Но я думаю, для наших задач куда важнее стойкость и яркость этой незаслуженно переоценённой косметики. Других препятствий не осталось, я верно понимаю?
— Заложите круг, — подтвердил Ю-Жень Беден. — Стомильного, думаю, хватит. Если конфедерат продолжит двигаться примерно тем же курсом на примерно той же скорости, я бы сказал, время на примерку рамки эрзац-прицела у нас есть. Начните с замеров остекления и бумажной линейки, а когда будет полностью готово, начертим уже по-настоящему.
— Авантюра, — недовольно прокомментировал второй пилот, но исправно зафиксировал рули в новом положении.
— Кто-нибудь ещё помнит азы школьной геометрии? — пошутил бомбардир.
Какое-то время прошло в напряжённом ожидании. Немного скрашивала его возня комиссара и бомбардира с помадой и лобовым остеклением кабины.
— Начинаю снижение, — предупредил, наконец, второй пилот. Самолёт тяжеловесно провалился вниз.
— Комиссар? — поинтересовался Ю-Жень Беден.
— У нас давно всё готово, командир! — подтвердил бомбардир. — Мой старик-художник мной бы гордился. Я назову эту работу «Фиолетовый вираж над ультрамариновой гладью!»
— Вон он! — выкрикнул навигатор. — На циркуляцию уходит, гад!
Крохотная мошка конфедерата в сопровождении ещё более крохотного эсминца действительно закладывала поворот куда-то на юг по своим конфедератским делам.
— Продолжаем боевой заход, — невозмутимо приказал Ю-Жень. — За минуту до цели отдашь.
— Командир! — обиделся второй пилот.
— Это приказ! — отрезал Ю-Жень Беден.
В фиолетовой сетке помадного бомбового прицела неторопливо росла перекособоченная на один бок палуба конфедератского авианесущего судна с лесенкой пушечных башен и командного острова.
Боевого захода от «Янтарного рыбака» конфедераты явно не ждали. Только на последней минуте пикирования эсминец дёрнулся, пошёл наперерез, и выплюнул с кормы сразу три плотных снопа дымопостановки.
Лети «Сердитый опоссум» ниже и медленнее, это бы даже могло сработать, но вместо этого огромная, чуть ли не с палубу конфедерата, похожая на ската туша сверхдальнего бомбардировщика проскочила над облаком и стремительным бумерангом понеслась к цели.
— Три! Два! Один! Сброс! — выкрикнул Ю-Жень Беден, когда прицельную сетку почти целиком заполнил силуэт конфедерата.
Самолёт чуть заметно тряхнуло, когда четыре бомбы покинули свои гнёзда в корпусе и на всей набранной скорости отрикошетили прямо от воды по направлению к обрубленной тупой корме цели.
— По нам стреляют! -выкрикнул кормовой стрелок и тут же умолк. Ровно одна конфедератская пушка успела разразится вдогонку «Сердитому опоссуму» короткой, в одну кассету, очередью. Совершенно ожидаемо безрезультатной.
— Ну? — рвущийся из глубин души вопрос экипажа слился в многоголосый вой.
— Две левее борта, две в палубу! — обречённо подтвердил стрелок. — Без срабатываний!
На какое-то мгновение показалось, что разочарованно смолкли даже одиннадцать двигателей бомбардировщика.
— Полностью ожидаемо, — к общему изумлению прокомментировал комиссар. — Первый закон имперского выездного инспектора. Если с первых шагов всё идёт как должно, значит ты просто не знаешь, насколько диким и беспомощным окажется твой окончательный рапорт о причинах неудачи. Продолжайте вылет, командир. Оценка действий экипажа — высшая!
Глава 3. Подводник в кризисе.
— Во время преодоления прибрежной полосы опасайтесь акул и барракуд. На берегу не наступите на ядовитую змею, их здесь много. Не срывайте ягод и плодов — можете отравиться. Не пейте воду из местных источников — можете заразиться тропической лихорадкой. Кроме того, опасайтесь хищников и ядовитых насекомых. Вопросы есть?
— Есть, сэр. Скажите, а зачем нам отвоевывать у японцев такой остров?
Морская пехота США, 1943.
— А если всё-таки ебанёт?
— Вроде не должно! — заявил фон Хартманн с уверенностью, которой на самом деле не испытывал.
— А всё-таки…
— Отставить разговоры, лейтенант Неринг. Командуйте всплытие.
Сам фрегат-капитан оптимистично давал себе и своему экипажу на выживание процентов с полсотни. Складывались те из надежды, что неведомые имперские научные гении не полные идиоты, и знают, что в океане различные звуки могут издавать не только винты подводных лодок, но и многое другое.
Например, буксируемые шумогенераторы типа «связка труб с дырками». Новые модели акустических торпед считались помехозащищенными, поскольку их гидрофоны умели отсекать слишком громкие и «неправильные» звуки. По идее, противолодочные «мины» тоже должны были это уметь. Увы, проверить это Ярослав не мог. Точнее, мог бы, но вероятность успешно пережить вскрытие блока управления новейшего и секретного пока ещё оружия силами Эмилии фон Браун составляла, по его прикидкам, процентов пять-шесть. Уж чего-чего, а засунуть туда систему самоликвидации всей мины заодно с вражескими саперами догадались бы даже полные идиоты.
— Продуть главный балласт!
— Есть продуть главный балласт!
После долгих часов безмолвия, нарушаемого лишь капаньем конденсата с труб и потолка, рёв сжатого воздуха и шум вытесняемой из цистерн воды казался особенно громким. Оглохнуть можно… наверняка его и на берегу слышат.
— Дифферент на корму… выравниваю!
В бледном свете аварийных ламп фрегат-капитан отчетливо видел, как шевелятся губы Верзохиной. Тёмные… хотя на самом деле ярко-алые, тюбик «трофейной» помады из приснопамятного саквояжа стал предметом зависти всего экипажа, за вычетом кота Завхоза и самого фон Хартманна. Тут даже и способностей чтеца особо не требовалось: «десять, одиннадцать, двенадцать…». А мы по-прежнему живы и, похоже, эта демонами трахнутая хрень действительно не реагирует на звук всплывающей подводной лодки.
— Глубина двадцать саженей… пятнадцать…
— Остановимся на перископной?
— А смысл? — фон Хартманн снял пилотку и вытер пот со лба, — запустить дизеля, чтобы начать сосать воздух через «хобот» мы все равно не можем. Всплываем полностью.
— Но… а