– А что милиция говорит?
– «Разборка полётов» не состоялась, потому что я ничего толкового сказать не могу, они тоже… Завели дело, сюда меня подвезли – вот пока всё, что мне известно.
– Вы случайно мистикой не увлекаетесь? – неожиданно задал вопрос доктор. – С эзотерикой не знакомы? Или, скажем, с шаманизмом?
– Зачем? – не понял Рожнов. – Я офицер. Капитан. И никакой мистикой, шаманизмом, колдовством и прочей белибердой не занимался. Понятия не имею.
– Вы так считаете? – доктор как-то странно посмотрел на офицера. – Знаете, чем в вас стреляли?
Он вытащил из кармана халата маленькую коробочку, повертел её в руках и, наконец, осторожно открыл крышку. Там лежала блестящая пуля. «Девять граммов в сердце…», как поётся в одной песне. Ничего в этом кусочке металла необыкновенного не было, разве что блеск придавал ей какую-то необычность, и для девяти грамм она была довольно большой. Она походила, скорее всего, на охотничий жакан.
– В вас стреляли серебряной пулей, – доктор внимательно следил за реакцией собеседника. – Подобными пулями испокон веков стреляли только в определённых людей. То есть…
Доктор на минуту замялся, подбирая, видимо, более мягкие слова для объяснения. Но Родион догадался, кое-что о вампирах, вурдалаках, упырях, оборотнях и прочей нечисти он всё-таки слышал. В нечисть положено было стрелять только серебряной пулей, либо пригвоздить осиновым колом.
– То есть, – подхватил Родион, – вы можете сказать, что стреляли в нелюдя?.. Предположение, конечно, довольно смелое!
– Бросьте ерунду пороть! – досадливо отмахнулся врач. – Дело совсем не в вас, а в покушавшихся. Они, похоже, верят во всякую чертовщину. Поэтому и припасли серебряную пулю, да ещё и весом в двадцать граммов. Не мешало бы об этом следователю сообщить. Хотя…
– Хотя, – перебил Рожнов. – Для любого следователя это не аргумент, а, скорее всего, довесок к совершённому покушению. Не примет он такое во внимание.
Даже в дело не внесёт. Это я вам, как «сапог», говорю, потому что всю жизнь – в армии и всякого навидался.
– Прекрасно, – удовлетворённо кивнул доктор. – Вы чётко отдаёте себе отчёт, что такие убийства абы кто совершать не будет. Дело, на мой взгляд, серьёзное, хотя и нельзя его назвать неразрешимым.
– Согласен.
– Вот и славно, – обрадовался доктор. – Сейчас здесь вам всё равно делать нечего. Приезжайте утром. Я буду ждать вас и сообщу, как дела у нашей подстреленной. А вам советую съездить к одному человеку, который владеет всякой информацией по поводу таких вот убийств. Это мой близкий родственник Анатолий Силыч.
– Анатолий Силыч?.. Но… сейчас ночь. Ведь не ехать же к нему ночью?
– Почему нет? – глаза доктора задорно блеснули. – Он уже ждёт.
– Меня? – ахнул Родион.
Доктор внимательно посмотрел на Родиона:
– Это мой двоюродный брат. И я, увидев серебряную пулю, сразу ему позвонил. Он сейчас в нетерпении, жаждет побеседовать лично с вами. К тому же, я на дежурстве. А вы до утра свободны. Так что вот ключи от моей машины, вот адрес, и чтоб через две секунды я вас больше не видел.
– Так вы тоже Силыч? – не утерпел Рожнов.
– Нет. Мы чуток помельче – Яншин Дмитрий Викторович. Годится?
– Вполне, – согласился Родион, забирая ключи и клочок бумаги с адресом. – Утром мне во сколько быть здесь?
– Жду вас к восьми. Всего доброго.
Глава 10
Сонная Москва кидалась под колёса «Жигулёнка» лентой Садового кольца и Кутузовского проспекта, постепенно переходящего в Можайское шоссе. На трассе в ночной час было пусто. Даже всегда запруженная Рублёвка порадовала свободой. Рядом с ней и находилась улица Ельнинская. Свернув с Рублёвки около метро «Молодёжная», капитан быстро отыскал нужный поворот и помчался по ночной неширокой улице к дому четырнадцать. Большинство «исторических строений» были в этих местах достопамятными «хрущёбами», но, ежели Лужков свои Кунцевские лужки пока не перестраивает, значит, ещё не все памятники и не всем Петрам в столице воздвигнуты.
Квартира сорок девять обнаружилась на третьем этаже. Её Родион вычислил ещё с улицы по ярким, приветливо ждущим гостей окнам. Правда, не одна эта квартира ещё не спала, но сорок девятую капитан угадал сразу.
На пороге гостя встретил плотный крепкий мужчина, одетый только в короткие, но широкие джинсы. Такие «кальсоны», а-ля-Джинс, были сейчас модны, особенно среди молодёжи. Анатолий Силыч по виду никак не относился к поколению недорослей, но, может быть, он в душе был молод? Хозяин пригласил гостя в комнату сразу, так как в хрущёбских прихожих развернуться было практически невозможно. Разве что при очень большом желании. Но раньше в таких квартирах, то есть на кухнях таких квартир, молодость оставили Окуджава, Высоцкий, Галич, Визбор… Много их было, а будут ли ещё в американизированной Москве?
Хотелось верить, что будут. Ведь Россия всегда славилась великолепными умами и удивительными талантами. Только с правителями со времён исторического материализма становится всё хуже и хуже. Достаточно вспомнить, как последний Генеральный Секретарь Михаил Меченый подписал договор о повсеместном разоружении, подсунутый Бушем Старшим на Мальте. Этот договор, по сути, был настоящей капитуляцией, поскольку американские архантропы разоружаться вовсе не думали, а вот за Россией следили в четыре глаза. За ним последовал Первый Президент, не расстающийся со стаканом спиртного. А его последыш, не успев прийти к власти, первым делом узаконил «законную» продажу ресурсов страны заинтересованному Западу. Но, может, и о нём на небесах позаботятся. Недаром царствование нового Президента ознаменовалось потопленной атомной подводной лодкой и пожаром Останкинской телебашни. Известно ведь, что ничего случайного не случается. Вспомнили о русичах на небесах. Остаётся только ждать: вот приедет барин, барин нам поможет.
– Бобков, – с порога отрекомендовался Анатолий Силыч. – Мне братан уже сообщил о вашем приезде.
– Дмитрий Викторович говорил, что вы владеете какой-то информацией, – счёл нужным объяснить незапланированный ночной визит Родион, – вот я и заглянул к вам, на ночь глядя.
– Ничего, что я встречаю гостей по-домашнему? – извинился Бобков.
– Всё нормально, – успокоил Рожнов. – Я и сам выгляжу сейчас, наверно, довольно мрачно. Как у нас говорят – попал в непонятку.
– «У нас» – это где?
– В пожарном подразделении ПАСС ГУВД. Я капитан пожарной службы.
– Понятно, – кивнул хозяин. – А я – мориман. Оттрубил, как положено, четыре годика и прямо с флота, по дембелю, был завербован на Байконур, потому что там оказались нужны такие, как я.
– На Космодроме? – уточнил Рожнов.
– Конечно. Именно там мне пришлось впервые познакомиться с мистической казуистикой этого мира. Да и братишка мой во Вьетнаме кое-чего нахватался.
– Чего? – не понял капитан.
– Так, – уклонился Анатолий Силыч. – Похоже, братишка вам ничего не сообщил, или не счёл нужным?
– Вероятно, просто не успел, – заступился за доктора Родион.
– Вечно он наводит тень на плетень, – проворчал Бобков. – Он во Вьетнаме нахватался мегалитических знаний и на Тибете тоже, а сказать об этом – язык не поворачивается.
– Да о чём сказать-то? – терял терпение Рожнов. – Было покушение. Пуля попала в грудь моей подруге. Весь вопрос: кому это нужно?
– В общем, так, – остановил его Бобков. – Давайте-ка кофе выпьем, иначе у нас никакого разговору не получится. Не против?
Офицер с удовольствием согласился, потому как чашечка кофе, тем более, после всего перенесённого никак не оказалась бы лишней. Пока хозяин квартиры возился с мельницей, заправлял внушительную серебряную турку кофейной начинкой с добавкой перца, корицы и отправился варить кофе на кухню, Родион окинул взглядом «хрущёбное жилище».
Первое, что бросалось в глаза, – одетая на глобус бескозырка с надписью на ленточке «Морчасти погранвойск». Надо же! Бывший пограничник, да ещё к тому же мориман! Глобус стоял на серванте, набитом хрустальной посудой и не представляющим особого интереса, а вот рядом с ним, ловко маскируясь под мебель, примостился на фундаментальной станине миниатюрный, но настоящий токарно-слесарный станок.
Возможно, это ещё можно было как-то воспринять, только у окна, рядом с письменным столом стоял какой-то электронный ящик с моргающими на пластиковой панели разноцветными лампочками, а иногда даже издающий тихий умиротворяющий благоутробный звук. Поскольку Рожнов немного интересовался электроникой, то мигающие лампочки под неусыпным вниманием рычащего аппарата не оставили его равнодушным.
Однако, никаких ассоциаций таинственный «ящик» в памяти Родиона не вызвал. Впрочем, сейчас уже много чего понавыдумывали, за всем не уследишь. Или, может быть, прибор вообще местного изготовления? Тогда и гадать бессмысленно.
Сам прибор был подключён к компьютеру, значит, имел выход в «Интернет».
Собственно, что это значит? Ровным счётом ничего. С компьютерами в наше время совместимы почти все электронные приборы, поскольку компьютерная сеть прочно оплела уже всю планету.
– Тоже электроникой интересуетесь? – в комнату заглянул хозяин. – Это моё изобретение. Прибор даже названия ещё не имеет. А коротко его можно окрестить «Психотропный диагност».
– Какой?! – глаза у Родиона полезли на лоб.
– Психотропный, – улыбнулся хозяин. – Пусть вас это слово не пугает. Вам самому через полчасика придётся познакомиться с этой ласковой гильотиной.
– Гильотиной? Зачем?
– Затем, что в вас стреляли. Под пулю попала ваша дама сердца, но стреляли-то в вас?! Значит, надо «отрубать» вам голову, то есть вашу память, а уже потом из этого внутреннего месива вытаскивать необходимые нам артефакты. Собственно, хотите ли вы разобраться в своём происшествии?
– Да, – кивнул капитан. – Неужели прибор может показать или нарисовать на экране убийцу?
– Нарисовать не может, а вот абрис или фоторобот может получиться запросто, – Бобков указал на монитор. – Прямо здесь будут очерчены абрисы или контурные фигуры нескольких человек, с которыми вольно или невольно вас когда-то сталкивала злодейка-судьба. Но изображены будут только те, кто относится или относился к вам недоброжелательно. По контурным изображениям надо будет определить человека.