Империя порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России — страница 1 из 3

Ника МаршИмперия порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России

* * *

Пролог

Знаменитый лейтенант Петр Шмидт, которого мы знаем по мятежу на крейсере «Очаков»[1], в юности взял в жены проститутку с Выборгской стороны. А ведь будучи офицером, он не имел права жениться на женщине такого низкого происхождения и столь сомнительных занятий. Почему же Шмидт решился на этот шаг? Просто он от всей своей широкой юной души пожалел несчастную.

Николай Платонович Огарев, друг и соратник Александра Герцена, закончил свои дни подле продажной женщины Мэри Сэтерленд из английских трущоб, вместе с которой воспитывал ее сына от другого человека. Критик Николай Добролюбов едва не женился на проститутке, и только вмешательство друзей остановило его. Что греха таить: в XIX столетии проституция стала обыденным явлением для русского человека. О нем знали, потому что оно нисколько не скрывалось. Сам император Николай I сделал продажную любовь частью повседневной жизни. По всей видимости, он руководствовался простым принципом: не можешь побороть явление – возглавь его!

Однако до Николая Павловича Романова с проституцией в России в основном пытались бороться. Причем порой очень жесткими методами! «Ночных бабочек» вывозили в далекий холодный Иркутск, понижали в правах, били и вырывали им ноздри. При Павле I их обязывали носить желтые платья – отличительную «униформу». Пойманных вторично наказывали кнутом.

Подпольные заведения, где предоставлялись интимные услуги, в XVIII веке закрывались, а женщин наивно пытались переучить на портних или горничных.

Но была и другая торговля женщинами, которая официально таковой не признавалась. Например, крестьянки из Валдая, прославленные Пушкиным, довольно длительное время считались легкодоступными девушками. Свои прелести они нередко меняли на деньги, что в трудную пору позволяло выжить их родным.

У податливых крестьянок (чем и славится Валдай)

К чаю прикупи баранок и скорее приезжай…[2]

Итак, и Пушкин, и его адресат отлично знали, о чем идет речь…

А владельцы крепостных красавиц? В материалах дела, посвященного помещику Льву Измайлову[3], прямо говорится, что он неоднократно предоставлял подневольных ему женщин и девушек в пользование друзьям или заезжим родственникам. Он был далеко не единственным, кто занимался такими вещами. И не единственным, кто собирал целые «серали» для собственных утех, причем попадали туда часто и совсем юные крестьянки, почти девочки. Даже тогда об этом явлении не говорили как о проституции. На самом же деле подобное положение вещей мало чем отличалось от выхода на панель. А забавы барчуков с молоденькими дворовыми считались рядовым положением вещей. Да что там! У солнца русской поэзии, у Александра Сергеевича Пушкина, была связь с дворовой. От Толстого прижила ребенка его же крепостная, и всякий раз, когда женщину звали в барский дом мыть полы, супруга Льва Николаевича, наслышанная о похождениях графа в юности, едва сдерживала свой гнев.

Была еще одна особенность общества того времени: представительницы вполне благопристойных профессий (в настоящее время никак не ассоциирующихся с продажной любовью) не имели шанса на достойную партию, потому что их воспринимали словно… падших. Ни одно благородное семейство не захотело бы породниться с балериной или актрисой, с танцовщицей или белошвейкой (впрочем, судьба часто бывает иронична, и, вопреки мнению людей, даже таких женщин брали в жены, причем великие князья).

Представительницы вышеупомянутых профессий нередко становились содержанками. Для них часто просто не оставалось другого пути. Проститутками их никто не называл, это слово не сразу прижилось в обиходе, но относились к ним ровно так же – с легким презрением и брезгливостью. Парадокс: легко парящим на сцене девушкам в тоненьких платьях с удовольствием аплодировали, воспевали в стихах их стройные ножки, дарили цветы и драгоценности… Но желающих взять их в жены, особенно среди представителей дворянства, обычно не находилось. Самая обычная двойная мораль!

Итальянская оперная дива Лина Кавальери[4] получила за свою жизнь 800 предложений руки и сердца. Она была настолько хороша собой, что ее портреты расходились огромными тиражами. Лина – одна из первых знаменитостей в истории, чей образ стали по-настоящему эксплуатировать в предтече глянца. Открытки, афиши, буклеты и просто фотоснимки – все это с успехом продавалось в европейских странах. Но русскому аристократу, влюбленному в красавицу князю Александру Барятинскому, не позволили жениться на ней. Лина – в глазах княжеской семьи – выглядела недостойной женщиной. Падшей. Петь позволялось и дворянкам, их специально обучали этому приглашенные учителя. Они могли выступать на домашних концертах, благотворительных вечерах и даже перед императорской семьей (таким образом концертировала, например, известная в XIX веке дворянка Прасковья Бартенева, а князь Николай Юсупов с радостью принимал участие в театральных постановках). Но петь на настоящей сцене – уже другая история. Пусть Кавальери и не называли проституткой, но Барятинские относились к ней именно так. К слову, Бартеневу превозносили при жизни, и сама признанная дива Генриетта Зонтаг[5] высоко ценила ее талант, да и называли Прасковью не иначе, как «московским соловьем»… Но она не вышла замуж.

Итак: принимать ухаживания богатого поклонника и его дары – недостойно для девушки. Подарки мог дарить только нареченный, жених или близкий родственник. Во всех прочих случаях от подношения следовало отказаться. Исключение – дар императора. При этом каждый прекрасно знал, что та или иная молодая особа была выдана семьей замуж только потому… что ее муж являлся обладателем огромного состояния. Юность и красота приобретались в обмен на дворцы и внушительный счет в банке. Вполне себе узаконенная проституция…

Изучая жизнь русского общества, крестьянства, дворянства и купечества, я поняла, что невозможно обойти стороной столь деликатную тему. Продажная любовь существовала, позже у нее даже появились собственные законы (и порой весьма жесткие). Николай I решил поставить на учет тех, кто торговал собой. Провозглашались принципы, которые в идеале могли спасти жизни многих женщин, обезопасить тех, кого вовлекали в проституцию против воли или эксплуатировали без зазрения совести. Но, как часто бывает, замысел разошелся с реализацией. Получилось, что, вскрыв ящик Пандоры, русское общество обрело язву, которая разрасталась, ширилась, гнила и поглощала огромные людские ресурсы. Проституция стала для императорской России одной из самых черных трагедий.

Многие изначально неодобрительно отнеслись к нововведению императора Николая I. Говорили, что своим решением он сделал возможным то, с чем долго (пусть и безрезультатно) боролись. Постепенно негатив нарастал, и дома терпимости стали закрывать во многих российских губерниях просто под давлением обывателей. Старались позабыть, что такое явление вообще когда-то процветало на улицах.

Нужно откровенно признаться: судьбы женщин, вовлеченных в проституцию, часто откровенно ужасные. Разбирая истории о том, как их сманивали, покупали, крали и буквально заставляли продавать свое тело, начинаешь испытывать чувство невероятного гнева: это действительно самая темная страница истории. Она намного страшнее и безумнее даже… крепостного права. И ее изучение дает ответ на вопрос: а нужно ли вообще когда-нибудь задумываться о легализации этого явления? Полагаю, вы легко найдете его в моей книге.

И наконец, процитирую посвящение, написанное Куприным в качестве эпиграфа к «Яме»:

«Знаю, что многие найдут эту повесть безнравственной и неприличной, тем не менее от всего сердца посвящаю ее матерям и юношеству».

Часть 1 От князя Владимира до Николая I

Глава 1. Распутство в Древней Руси

«Лучше смерть, чем долгая жизнь в нищете.

Как и Соломон сказал:

“Ни богатства, ни бедности, Господи, не дай мне.

Если буду богат – возгоржусь,

Если же буду беден – задумаю воровство и разбой,

Как женщины – распутство”».

Этим строкам около восьмисот лет. Их написал приблизительно в первой трети XIII века древнерусский автор Даниил Заточник. И вот что любопытно: средневековый мужчина всю ответственность за распутство смело возлагает исключительно на представительниц прекрасного пола. Главные мужские грехи, на его взгляд, совсем другие – это воровство и грабежи, убийства и измена князю. А вот красавицы явно вводят в искус. Распутничают. Получается, без женского внимания современник Заточника ни за что бы не прельстился на иную румяную прелестницу? Ну как тут не вспомнить Станиславского: «Не верю!»

Заточника часто называют главным женоненавистником русского Средневековья – дескать, слишком часто «проходился» по женским недостаткам. Обличал их, причем так яростно, что возникает вопрос: вероятно, сам сталкивался с женской изменой? Или был наслышан о ней? А возможно, впитал подобные взгляды в стенах монастыря? В целом с этой точкой зрения можно согласиться: средневековый писатель не единожды обращался к теме сомнительных качеств у прекрасного пола. В том же самом «Молении»[6], цитата из которого приведена выше, есть и такие слова: «Девица губит свою красоту распутством, а муж свое мужество – воровством». А потом можно прочесть следующее:

Не птица меж птиц летучая мышь,

Не муж среди мужей, над которым жена властвует,

Не жена среди жен, которая от своего мужа блудит,

Не работа среди работ – под началом женок повоз возить.

Что же за настойчивое упоминание разврата? Неужели в XIII веке этот вопрос стоял так остро, что древнерусский автор из раза в раз пишет об одном и том же? И насколько его точка зрения вообще отражает положение вещей? Был ли блуд столь распространенным явлением, что о нем приходилось говорить подробно и часто?

Принято считать, что в допетровские времена организованной проституции на Руси не существовало. В первую очередь имеются в виду публичные дома. Действительно, отыскать в старинных документах и летописях упоминания о «блудных пристанищах» не представляется возможным. Однако будем честны: за 600 лет человеческая сущность не слишком изменилась. И естественные потребности человека X или XII веков ничем не отличаются от тех, что мы испытываем сейчас. А когда есть спрос, то рождается и предложение.

Но есть нюансы. Безотносительно Руси, проституция «расцветала» там, где одновременно скапливалось множество здоровых мужчин детородного возраста. И конечно, при наличии у них свободных денег. И в X столетии, и в XIII, и позже таким нуждающимся в женской ласке сообществом было… воинство. Их семьи оставались далеко, а они оказывались в ситуации физиологического голода, который трудно было утолить.

В мирное время человек существовал в других условиях. Прежде всего он был скован нормами морали, законами общества и церковными правилами.

После крещения Руси заводить наложниц стало запрещено. Церковь освящала союз мужчины и женщины (и расторгнуть его было практически невозможно) и провозглашала единение двух сердец до конца дней. Все, что выходило за пределы такого союза, считалось блудом.

Более того, даже повторный брак был доступен не всем. Например, вдовый священник не мог рассчитывать на вторую женитьбу. Не разрешали жениться и тем, кто был виновен в доказанном прелюбодеянии…

Если князь Владимир до принятия христианства легко сожительствовал с разными женщинами, то после 988 года оказался лишен такой возможности. Муж порфирородной Анны Византийской просто не мог себе позволить прежних удовольствий, доступных язычнику. Ему пришлось пойти на это: брак с Анной являлся не просто союзом представителей двух правящих династий (причем не равных по своему значению и влиянию). Он позволял Владимиру примерить новый статус: русский князь превращался в родственника императоров Византии, вставал на одну ступень с базилевсом…[7]

По церковным канонам прелюбодейство считалось одним из самых греховных деяний. Седьмая заповедь гласила: «Не прелюбы сотвори». Поэтому человек, желавший для себя Царствия Небесного после смерти, не мог вести себя разнузданным образом…

На практике, разумеется, происходило всякое. Одно лишь принятие христианства не гарантировало, что новообращенные станут вести праведную жизнь (правда, с князей спрос иной! В ту переходную пору они были обязаны демонстрировать лучшие качества). Человек оставался человеком. Мужья утешались в объятиях холопок, а их жены не всегда проявляли покорность и смирение. Ох, как сокрушался наш средневековый автор по этому поводу!

Жены, стойте же в церкви и молитесь Богу

и святой Богородице;

А чему хотите учиться – учитесь дома у своих мужей.

А вы, мужья, по закону наставляйте жен своих,

Ибо нелегко найти добрую жену…

Можно подумать, что современник Заточника – человек исключительно мудрый, уравновешенный, достойный восхищения. Ведь: «Жены, учитесь у мужей!» Вне всякого сомнения, мужья в XIII веке не были поголовно идеальными. Князь Ярослав Владимирович Галицкий при живой супруге завел любовницу Настаску, что привело к мятежу в его землях. Разумеется, Настаска была только поводом – у князя не затухал застарелый конфликт с боярами, – но несчастную женщину выволокли из палат и сожгли заживо, обвиняя в колдовстве и блуде. Кстати, если вы прежде думали, что на Руси никогда не преследовали ведьм, то вы сильно заблуждаетесь. В Псковской второй летописи сохранились сведения о том, что в 1411 году «псковичи сожгоша 12 жонок вещих». А когда велась бескомпромиссная борьба против ереси жидовствующих, то обвиненных обряжали в колпаки с надписями «се есть сантониновое воинство», а потом поджигали прямо на них головные уборы… Таким образом, люди сгорали заживо.

Но была ли продажная любовь на Руси в то время, когда писал Заточник? Очень интересный вопрос!

Русь на протяжении столетий поддерживала тесные отношения с Византией. А там, как известно, проституция существовала с незапамятных времен и была чрезвычайно распространена. Торговые люди наверняка слышали о заведениях, где девушки за деньги предавались разврату. Пускай самый известный лупанарий при императоре Феофиле[8] передали в ведение госпиталя, работали и другие дома. Как писал русский историк Александр Рудаков: «Это была настоящая язва… которая сопровождала старую, утонченную культуру, с ее пониженным моральным чувством, хотя порою и экзальтированными периодами раскаяния»[9].

В Византии существовали несколько возможностей для занятий проституцией – были специальные заведения, предоставляющие подобные услуги, была театральная проституция, а были и питейные с женской прислугой, где интим не являлся основным видом заработка, но нисколько не порицался.

Если говорить начистоту, то византийская императрица Феофано, прежде чем вознестись на самую вершину, работала в корчме. Звали ее тогда Анастасо, и наследника престола она увлекла не одними только красивыми речами. А Феофано, между прочим, стала матерью той самой багрянородной принцессы Анны, которая впоследствии вышла замуж за князя Владимира Святого… Колода тасуется всегда очень причудливо, как верно заметил Булгаков!

То, что история византийской проституции на Феофано не завершилась, косвенно подтверждает византийский монах Михаил Пселл. Согласно его записям, император Михаил IV Пафлагон[10] построил в столице империи большой приют для нищих, а еще специальный монастырь для бывших проституток (соответственно, этим ремеслом продолжали заниматься и при Михаиле IV). Правитель занимался благодеяниями, поскольку нередко испытывал безумные страдания – он был подвержен эпилепсии, и во время важных приемов по обоим бокам от его трона развешивали специальные занавесы на случай, если приступ случится в неподходящий момент. Тогда его смогли бы укрыть от посторонних глаз. А когда Михаил IV почувствовал приближение смерти, то предпочел постричься в монахи.

Могли ли русские путешественники и купцы, посещавшие Византию, захаживать в лупанарии? Теоретически такое вполне возможно. Однако записей об этом они нам не оставили!

История проституции тех времен вообще собирается буквально по крупицам! На Руси и термина-то такого не было – только в XVIII столетии, в правление Екатерины II, употребили слово «проститутка». До того все сношения вне брака назывались блудом, и за него, повторюсь, следовало наказание.

Чтобы ступить на скользкую дорожку продажной любви, женщина должна была в первую очередь отбросить внушаемые ей с детства правила «доброй жизни».

Речь идет не только о десяти христианских заповедях, но и о собственных нравственных устоях русского общества.

Во-вторых, она должна была бы получить возможность для свободного перемещения и действий.

И в-третьих, у нее должна была сложиться жизненная ситуация, при которой торговлю собой она считала единственным выходом.

Итак, устои. Человек из русского Средневековья жил по правилам, установленным церковью и согласно законам, продиктованным князем.

Блуд не разрешался (ибо князь так же, как и простой смертный, прислушивался к мнению священников).

Девушка из русского средневекового города жила в атмосфере, в которой тема свободной продажи тела просто не возникала. Продавались пленники – о чем знали все (как и о том, что пленницы иногда превращались в наложниц). Весьма преуспели в этом ордынцы.

Но интимные услуги в обмен на золото не считались частью нашей культуры. В отличие от той же Византии, Древнего Рима или Венеции в эпоху Ренессанса.

Глава 2. Блуд в «грозные» времена

На протяжении веков сам уклад жизни был выстроен таким образом, что свободное перемещение женщины – без сопровождения прислуги или родственников – оказывалось возможным крайне редко. Отцы и братья следили за нравственностью дочерей и сестер, жены занимали в доме определенную половину, попасть куда посторонним было практически невозможно. Знатную девушку ограждали от общения с мужчинами с ее рождения до момента замужества. Знатная женщина легко поддерживала связь с родственницами и подругами, но ей было крайне затруднительно выстроить отношения с посторонними лицами мужского пола. Означало ли это, что их не существовало вовсе? Конечно нет. Иногда такое случалось.

Правительница Елена Глинская, мать Ивана Грозного, приблизила к себе князя Ивана Федоровича Овчину Телепнева-Оболенского. Боярин, воевода, по свидетельствам современников был невероятно хорош собой. Глинская доверяла ему и опиралась на него. Однако в ту пору она вдовствовала! Могла ли такая женщина завести любовника при жизни великого князя? Очень сомнительно, учитывая само положение Елены. Девушка из не самого влиятельного рода была выбрана для роли матери престолонаследника. Рисковать потерей такого статуса она бы не стала – как показывает история ее правления, Елена Глинская была весьма умной и прозорливой.

Царевна Софья, правившая в годы малолетства Петра I и его брата Иоанна V, питала нежные чувства к князю Василию Голицыну (официально женатому). Сохранились письма, в которых она обращается к нему совсем не как государыня, а как влюбленная женщина. Но надо понимать – Софья в ту пору обладала почти беспредельной властью. Она оказалась в исключительной ситуации. Большинство женщин ее положения в предыдущие столетия не имели таких возможностей.

Иное дело – простолюдинки. Конечно, они существовали в иной обстановке, и встретить мужчину им было гораздо проще, ведь в теремах их не запирали. Но даже рядовые крестьянки воспитывались в духе почитания старших, уважения к мнению родителей, которые старались выдать их замуж по достижении детородного возраста…

Оставались самые бедные.

Как раз они ступали на путь блуда, если у них не оставалось других возможностей обеспечить самих себя. И тут им в помощь появлялись сводни… Они выступали в качестве связующего звена между мужчиной, который испытывал потребность в общении с женщиной, и той, что с готовностью продала бы свое тело.

Насколько распространенной была такая ситуация? По всей видимости, о «массовом характере» говорить не приходится. Иначе мы больше знали бы об этой стороне средневековой жизни. Кроме того, учитывая особенности общества, подобные моменты приходилось тщательно скрывать. Значит, единичные случаи?

Но возникали и другие ситуации:

«Нелюбящая мужа жена увлекается преступной любовью посторонних, нравящихся ей мужчин, нередко поступая так по одному только желанию отомстить мужу или за его неосновательную ревность, или за свою унизительную неволю, – писал этнограф Серафим Шашков в своем труде «Исторические судьбы женщины, детоубийство и проституция», опубликованном в Санкт-Петербурге в 1871 году, – дочь, желающая выйти замуж и не допускаемая до этого родителями или обстоятельствами, будучи не в силах удержать порывы своей страстной натуры, отдается секретно любовнику»[11].

Внебрачная связь с холопкой обществом серьезно не порицалась, как и позже – связь с крепостной. Молодые барчуки спокойно заводили отношения с дворовыми девками, пробуя на них собственную мужскую силу. Наличие этого зависимого сословия, вполне возможно, и поспособствовало тому, что на Руси долгое время не было надобности создавать лупанарии. Плотность населения оставалась невысокой, вступать в брак старались пораньше. Во-первых, чтобы успеть обзавестись как можно большим числом наследников (при высокой младенческой смертности хорошо если выживала треть из рожденных детей), во-вторых, брак являлся единственным принимаемым церковью и обществом способом поддерживать интимные отношения между мужчиной и женщиной. Когда пятидесятилетний поэт Гавриил Романович Державин внезапно овдовел, он принял решение поскорее вступить во второй брак, о причинах которого предельно откровенно написал в записках: «Не могши быть спокойным о домашних недостатках и по службе неприятностях, чтобы от скуки не уклониться в какой разврат, женился генваря 31 дня 1795 года на другой жене, девице Дарье Алексеевне Дьяковой»[12]. Литератор предпочел оформить все по закону, чем прослыть любителем молодого тела вне брачных уз!

Распутство на Руси принимало другие формы, нежели в Европе. Вполне обычным считалось растить одновременно детей законной жены и прижитых «воспитанников» – отпрысков крепостных или плоды случайных связей. Отношения вспыхивали сиюминутно, а иногда и подолгу продолжались. Но торговля женскими прелестями, когда каждый, у кого были средства, мог овладеть ими, в допетровское время не была распространена.

Мрачные легенды ходили вокруг питейных заведений в Александровской слободе, где жили и гуляли опричники. Огромное количество сплетен связано с их деяниями – говорили про умыкание чужих жен и невинных дев, про жестокие убийства тех, кто оказывал им сопротивление… Демонизированный образ опричника, как человека, лишенного всяческих моральных принципов, был известен еще во времена правления Ивана Грозного. Оттого так трудно отделить правду от вымысла! Вот описание, которое можно встретить у историка XIX века, Николая Костомарова:

«Им даже вменялось в долг, как говорили летописцы, насиловать, предавать смерти земских людей, грабить их дома. Современники иноземцы пишут, что символом опричников было изображение собачьей головы и метлы в знак того, что они кусаются, как собаки, оберегая царское здравие, и выметают всех лиходеев»[13].

Историк Лев Гумилев называл опричников людьми, одержимыми ненавистью ко всему миру. Одним словом, воплощенные мрак и ужас. Отсюда страшные разговоры о погубленных девушках, чьей невинностью воспользовались против воли, или о растерзанных неприступных красавицах, о повешенных родных, вступившихся за их честь.

А вот иноземное свидетельство о бесчинствах опричников. Написано Альбертом Шлихтингом в Литве, в 1571 году и называется «Краткое сказание о характере и жестоком правлении Московского тирана Васильевича»:

«В крепости Коломна, которую несколько ранее тиран дал воеводе Иоанну, было много чужеземных граждан; всех их, а их было более трехсот, тиран приказал утопить в реке, считая их участниками замысла воеводы Иоанна, между тем как тот не повинен был даже в дурном подозрении, а явили себя и верным гражданином отечеству и слугою тирану.

Умертвив, таким образом, воеводу Иоанна, его семейство и всех граждан, тиран, сев на коня, почти год объезжал с толпой убийц его поместья, деревни и крепости, производя повсюду истребление, опустошение и убийства. Захватив в плен некоторых воинов и данников, тиран велел обнажить их, запереть в клетку или маленький домик, и, насыпав туда серы и пороху, зажечь, так что трупы несчастных… казались летающими в воздухе… Он приказывал убийцам насиловать у него на глазах жен и детей тех, кого он убивал, и обращаться с ними по своему произволу, а затем умерщвлять. Что же касается жен поселян, то он приказал обнажать их и угонять в леса, как скот, причем тайно были расположены засады из убийц, чтобы мучить, убивать и рассекать этих женщин, бродивших по лесам. Такого рода жестокость проявил тиран при опустошении деревень и поместьев Иоанна, воеводы Московского, а жену его приказал постричь и удалить в монастырь, где она и умерла»[14].

Нужно ли верить всему, что описал Шлихтинг? И насколько правдоподобно он говорил о событиях? Вот тут любопытный момент. Сам дворянин был по рождению померанцем и попал в плен в битве при крепости Озерище в 1564 году. Впоследствии пристроился переводчиком при царском медикусе Арнольде Линзее и в 1570-м бежал в Литву. Вот там-то он и написал два сочинения, пройдясь толстым слоем черной краски по личности русского государя. Польская шляхта, воспринявшая каждое слово за чистую монету, с удовольствием цитировала рассказы о зверствах. А ведь Шлихтинг не участвовал в Новгородских погромах, о которых писал. Он передавал чужие «впечатления», и есть основание считать, что многое выдумал.

В том же самом произведении Шлихтинг не раз говорит о насилии над русскими женщинами как о совершенно обыденной истории во времена Ивана Грозного:

«У этого тирана есть много тайных доносчиков, которые доносят, если какая женщина худо говорит о великом князе-тиране. Он тотчас велит всех хватать и приводить к себе даже из спальни мужей; приведенных, если понравится, он удерживает у себя, пока хочет; если же не понравится, то велит своим стрельцам насиловать ее у себя на глазах и таким образом изнасилованную вернуть мужу. Если же у него есть решение убить мужа этой женщины, то он тотчас велит утопить ее в реке. Так поступил он год тому назад с одним из своих секретарей. Именно, похитив жену с ее служанкой, он держал ее долгое время. Затем обеих изнасилованных он велит повесить перед дверями мужа, и они висели так долго… Так же поступил с одним из своих придворных. Именно, захватив его жену, он хранил ее у себя, и после обладания ею до пресыщения, отсылает обратно мужу, а потом велит повесить на балке над столом… Висела она там долго, пока это было угодно тирану.

Когда он опустошал владения воеводы Ивана Петровича, то в лагере у него были отборнейшие женщины, выдающейся красоты, приблизительно в количестве 50, которые передвигались на носилках… Этими женщинами он злоупотреблял для своей похоти. Которая ему нравилась, ту он удерживал, а которая переставала нравиться, ту приказывал бросить в реку».

В другом отрывке Шлихтинг фантазирует на тему, как женщин, чьих мужей подозревали в государевой измене, заставляли поднимать юбки и прилюдно показывать «срамные места». Немыслимое унижение для женщины XVI века. Особенно знатной. Холопки не считались достойными снисхождения, с ними мало считались. Но поступить подобным образом с представительницей древней фамилии… В то же самое время, в 1569 году по приказу Ивана Грозного расправились – после доноса – с семьей князя Владимира Старицкого. И мать, и жена его, и дети, и он сам были отравлены или расстреляны (версии разнятся), и в некоторых источниках возникает та же тема – якобы женщин предварительно раздели донага. Таким образом подвергнув унижению, от которого невозможно было отмыться. Если бы княгиня Старицкая осталась жива, с большей долей вероятности наложила бы на себя руки. И снова возникает вопрос: где же правда? Факт смерти княгини и ее семьи непреложен, но было ли то самое унижение или его придумали, чтобы образ Ивана Грозного стал еще более грозным?

Стем же царем связывают еще одну трагическую историю – Василисы Мелентьевой. Николай Карамзин в XIX веке уверенно писал, будто то была прекрасная вдова, которую правитель возжелал и сделал наложницей без церковных обрядов…

Однако Василиса не оценила в должной мере оказанную ей милость и стала привечать другого. За что – по разным данным – была то ли сослана, то ли утоплена… Однако современные историки в этом рассказе видят множество нестыковок и вообще подвергают сомнению существование Василисы. Впрочем, ее имя связано с одним из предков великого поэта, Гаврилой Пушкиным, но сведения о женщине все равно обрывочны. Есть основание считать, что «сказку» придумали с целью очернить личность Ивана Грозного (рядовое явление при каждой новой династии – сказать как можно хуже о предыдущей). Поэтому достоверно о Мелентьевой говорить невозможно. Только с оговоркой: «По версии Карамзина…»

Но даже если случаи насилия и принудительного сожительства были, это вовсе не то явление, которое мы подразумеваем под проституцией. Надобности в регулярной покупке женского тела попросту не существовало. Юнцы рано обзаводились супругами или же могли испытать себя с холопками. А затем жизнь женатых мужчин подчинялась строгому следованию церковным канонам, разрешавшим плотские отношения не каждый день! Соблюдались не только посты, но и постные дни между ними. После кончины жены муж имел право жениться повторно. Ну а если жена оказывалась ему не люба, то с такой супругой имелась возможность расстаться через монашеский постриг. Известно, что князь Владимир Старицкий, тот самый, что был убит в октябре 1569 года, успел жениться дважды. Первый раз – на Евдокии Нагой, с которой обвенчался в 1550 году. Пятью годами позже, разлюбив ее, князь сопроводил женщину в Покровский монастырь, где та приняла постриг. Удивительно, но это и спасло ей жизнь! Знала бы отверженная супруга, что ждет князя, не роняла бы слез по дороге в Покровский монастырь. Евдокия прожила в обители до 1597 года! Ее не коснулась расправа над Старицкими! А вот вторая жена князя, Евдокия Одоевская, была предана смерти одновременно с мужем.

Когда говорят о самом Иване Грозном, то частенько ссылаются на данные иностранных послов и путешественников. Например, Джером Горсей, представлявший на Руси королеву Елизавету I Тюдор, утверждал, что половые органы государя были сильно увеличены в размерах. И связывал это явление с безудержным блудом, которому тот предавался. В антропологическом исследовании, которое было произведено сотни лет спустя над останками правителя, есть указания на содержание ртути. А ее применяли при лечении венерических заболеваний… Однако сифилис производил разрушительное воздействие на кости, и при детальном анализе скелета Ивана Грозного его следы наверняка были бы обнаружены. Но этого медицинские светила не утверждают! Значит, никакого сифилиса не было? И история о распухших половых органах и тысяче растленных дев – плод воображения Горсея?

Сэр Джером – интересная личность! Выходец из торгового сословия, в 1573–1591 годах он жил в России и управлял конторой Московской компании[15]. Благодаря ему в царство везли медь и порох, необходимые во время Ливонской войны. Он написал три работы о событиях в Москве и даже утверждал, будто бы Иван Грозный скончался при непосредственном участии Бориса Годунова. Такую версию иногда любят рассматривать, ведь у боярина был насущный интерес в том, чтобы следующим правителем стал Федор! Родная сестра Бориса вышла замуж за наследника престола! В 1575 году Ирину Годунову выбрали для Федора, минуя традиционный для XVI века смотр невест.

Итак, Горсей оказался свидетелем многих событий при русском дворе. С его именем связывают и весьма причудливую историю, которую – увы! – почти невозможно проверить. Якобы, по прибытии в Москву, пользуясь расположением Ивана Грозного, Джером заступился за некую ливонскую пленницу Мадлен ван Укселл, которую царь хотел отправить в бордель…

Тут любопытная оговорка: ни слов «бордель», ни «публичный дом», ни аналогичных названий в русских источниках XVI столетия не встречается. Возможно, Горсей избрал более привычную для себя трактовку слова «поругание»? А возможно, этого эпизода и вовсе не было. Мы уже видели, что посланник весьма свободно обращался с фактами и трактовал их по-своему.

Кто такая Мадлен ван Укселл? Загадка. Но с 1558 по 1583 год Русское царство находилось в состоянии войны с Ливонией. И у конфликта были давние предпосылки – могущественный Ливонский орден еще в конце XV века пошаливал на русских землях, захватывая населенные пункты и истребляя мирных жителей подчистую. А в том году, когда Горсей прибыл в Москву, русские войска сумели взять крепость Вейсенштейн. Правда, потом их победили в битве у замка Лоде… Убитые, раненые, пленники в таких сражениях – рядовое явление. Однако упоминаний каких-то знатных пленниц, попавших в руки государя, найти не удается.

О том, что Грозный был расположен к распутству, часто говорят, ссылаясь на некий источник: «Умершей убо царице Анастасии царь начат яр быти и прелюбодействен зело». Но вот отыскать, откуда взялся этот текст, не удается. Он кочует из одной книги в другую. Зато есть свидетельство от митрополита Макария. Еще в 1552 году он сетовал на недопустимое влияние, каковое оказывал на государя Федор Басманов.

Есть темная легенда, относящаяся к личности этого человека: отец и сын Басмановы были брошены в темницу, и царь обещал помиловать того, кто сумеет убить другого. Тогда, по версии Андрея Курбского:

«Федор Басманов своей рукой зарезал отца своего Алексея, православного льстеца, а на деле маньяка (безумца) и погубителя как самого себя, так и Святорусской земли»[16].

Отчего произошло падение Басмановых? Дело в том, что в конце 1560-х – начале 1570-х многие из тех, кто были прежде обласканы Иваном Грозным, потеряли его расположение. Опричники, что так вольготно чувствовали себя, писали друг на друга доносы и обвиняли во всевозможных преступлениях: в пособничестве врагам, в злоумышлении на государя… На дворцовых воротах повесили опричника Петра Зайцева, без всякого расследования был казнен князь Василий Темкин-Ростовский, расстался с жизнью от пыток (по другой версии – в заточении) Афанасий Вяземский, а потом и князь Михаил Черкасский, родственник царя через его вторую жену, Марию Темрюковну…

Басманов, определенно, некоторое время был любимцем Ивана Грозного. Но после истории с заточением и убийством отца, по версии Николая Карамзина, государь велел казнить и Федора. Дескать, посчитал его ненадежным человеком, раз он способен предать собственного родителя. Опять же, это тот самый случай, когда реальное событие могло быть подано по-другому.

Так или иначе, но за свою недолгую жизнь Басманов успел жениться на царской родственнице, княжне Сицкой, от которой имел двух сыновей. Правда, на них эта ветвь рода и пресеклась. Темная история, связанная с возвышением Федора Басманова и его гибелью, дала простор писателям фантазировать о нем самом и о природе его отношений с Иваном Грозным.

В окружении государя и его приближенных было слишком много таких «Федоров» – людей, о которых остались крайне скудные данные. Насколько свободно они себя вели? Имелись ли у них увлечения, помимо узаконенных отношений? Повторюсь – информация о насилии над пленницами, о том, как принуждали к сожительству юных дев – во многом дошла до нас из иностранных источников. Имелись ли у людей высокого положения полюбовницы среди прислуги? Вне всякого сомнения, такое могло быть. Адюльтер – не изобретение нашего времени.

А когда на Руси стали распространяться питейные заведения (то есть в царствование Ивана IV), среди обслуги попадались вполне готовые к свободным отношениям женщины. Те самые, лишенные средств к существованию, которые обращались к услугам сводни. То, что они не плод воображения историков, подтверждается более поздним распоряжением государя Алексея Михайловича. Закон запрещал сводничество и велел отправлять в тюрьмы «блудных девок», предварительно обложив их штрафом. Сын Алексея Михайловича в 1697-м требовал от воеводы Степана Траханиотова: «Беречь накрепко, чтобы в городе, на посаде, и в уезде… и в деревнях *** и табаку ни у кого не было».

Откуда брались эти самые «распутные девки» при тогдашней строгости нравов? Ну, во-первых, с чего мы решили, что нравы были такими уж строгими? Да, вне всякого сомнения, «жена убоялась мужа», а ранее за нее отвечали родители. Но давайте не забывать, что кроме вполне благополучных «теремных девушек» – дочек бояр и князей, кроме купеческих красавиц, тоже не ступавших лишний раз со двора – существовали и обездоленные сироты. Вдовы, оставшиеся без средств и без родни. Холопки-беглянки, скрывавшиеся от жестокого барина. Погорелицы, чьи дома и все добро погибли в пожаре… Далеко не каждая женщина или девушка, оказавшаяся в тяжелой ситуации, могла опереться на родных, знакомых, даже пойти в монастырь. Конечно, никто не исключает и «любви к искусству» – во все времена в статистике торгующих собой обязательно находился процент тех, кто пошел на это по доброй воле и даже с большим желанием.

Воспитание человека XVII века отличалось от нашего бо́льшей погруженностью в духовный мир. Буквально каждый день имел свое значение, действовали правила на каждое время суток. Но все это оказывалось неважным перед лицом подлинного горя или нищеты, толкавшими на крайний шаг.

Но распространенность проституции в Московском царстве времен Алексея Михайловича или в великом княжестве Ивана III заметно отличалась от того, что происходило в Венеции, Риме, Париже…

Правда, говоря откровенно, и в европейских странах периодически начинались гонения на распутных женщин и куртизанок. В 1575 году, когда Венеция пережила страшную эпидемию чумы, церковники объявили произошедшее Божьей карой. Женщины, продававшие себя, были вынуждены или бежать из города, или подвергнуться чудовищным наказаниям, многие погибли. Самая знаменитая в то время куртизанка Вероника Франко покидала Венецию в спешке и налегке, в результате чего потеряла практически все – толпа с упоением громила дома проституток и разорила великолепный особняк Франко.

В Османской империи в разные времена тоже начинали борьбу с распутницами. Однажды на стол падишаха Сулеймана Великолепного легла жалоба на пятерых жительниц района Эюп. Они приглашали мужчин в свой дом и просили за услуги плату. Расследование началось немедленно.

Одна из допрошенных женщин не отпиралась, но сообщила, что ее муж-янычар все время пребывает в разъездах, и жалованье у него не позволяет содержать семью. Пристыженный султан, который оказался косвенно виноват в подобном положении вещей, отпустил проститутку, но велел выслать ее за пределы Константинополя.

Но настоящим борцом с продажными женщинами в XVI веке в Османской империи стал великий визирь Лютфи-паша, женатый на родной сестре Сулеймана Великолепного. По всей видимости, он имел ярко выраженные садистские наклонности, поскольку задержанным за торговлю телом велел прижигать половые органы. Причем известно, что визирь лично присутствовал при экзекуции. Действовать подобным образом Лютфи-паша не имел права без одобрения кадия – судьи по мусульманскому праву. Когда на визиря стали поступать жалобы и вскрылись его злоупотребления, жена-султанша немедленно развелась с ним. А Лютфи-пашу ждала высылка в отдаленный греческий город.

Впрочем, уже в царствование внука Сулеймана проституция приобрела такой размах в Константинополе, что целые кварталы – возле башни Галата и Эюп – стали прибежищем «блудных девок». Представить себе такое в Москве того же столетия нереально. Примерно в то же самое время, когда Лютфи-паша обрушил гнев на падших женщин, в Московском царстве был написан «Домострой», где, кроме прочего, встречались и такие строки:

«Следует оберегать душевную чистоту и телесное бесстрастие, имея походку кроткую, голос тихий, слово благочинно, пищу и питье не острые; при старших – молчание, перед мудрейшими – послушание, знатным – повиновение, к равным себе и к младшим – искреннюю любовь, нечестивых, плотских, любострастных людей избегать, поменьше говорить да побольше смекать, не дерзить словами, не засиживаться в беседах, не бесчинствовать смехом, стыдливостью украшаться, с распутными бабами не водиться, опустив очи долу, душу возносить горе, избегать прекословия, не стремиться к высокому сану и ничего не желать, кроме чести от всех. Если же кто из вас сможет другим помочь, тот и от Господа способится награды и вечных благ наслаждения».

Итак, со времен крещения Руси до петровского времени явление, которые мы называем «проституцией», имело совсем иные формы. Люди и в XIII веке позволяли себе «блудодейство», но их возможности реализовать свои потребности были намного скромнее, чем в XIX столетии. Мы не можем найти примеров, чтобы в каком-либо русском городе массово открывались заведения, где предавались разврату. Но исключения из правил всегда есть. И в XVII столетии бордели открылись в… славном древнем Великом Новгороде. Правда, сделаю важнейшую оговорку: с 1611 по 1617 год город был оккупирован Швецией. Так что публичный дом был создан под влиянием, так сказать, внешнего воздействия.

Сохранившийся в Государственном шведском архиве «Оккупационный архив Новгорода» рассказывает о том, как жили рядовые граждане. Например, в 1612 году на Лубянице некий Денис Сапожник организовал приют разврата в доме другого новгородского жителя – Федора Портного. Летопись поясняет нам причину такого выбора: Денис жил у Федора, часто общался с немцами (значит, знал немецкий язык), которые постоянно к нему ездили.

«У него во дворе… воровские жонки живут и во двор к нему для тех жонак воровства незнакомые люди приходят, и в скорпе нам уличаном десяти двором десяцкий рассказывал, что поп Федор вышел с того двора с товарищами своими».

Другой оплот блудодейства в Великом Новгороде – улица Рогатица, куда опять же приходили «жонки» и «немецкие люди». На этот раз в документе причины их интереса описаны без экивоков – для соития[17].

Однако столь позорный эпизод из жизни Великого Новгорода был полностью перечеркнут в 1617 году. Россия вернула себе город, и самые заинтересованные в блуде персонажи – немцы и шведы – покинули Лубяницу и Рогатицу, а притоны закрыли. Как мы видим, если не брать исключительные условия (вроде оккупации), ни само общество, ни церковь не допускали открытия заведений, как в Венеции или Константинополе. По крайней мере, до нас не дошли свидетельства, способные опровергнуть этот факт.

Глава 3. Новая столица – новые пороки

Итак, в Древней Руси мы не найдем точных сведений о существовании проституции. Только упоминания о блуде. В XVI и XVII веках ситуация была похожей. Но все изменилось, когда всю полноту власти в государстве обрел сын царя Алексея Михайловича – Петр. Говоря по правде, в юности он оказался в беспрецедентной ситуации – 25 июня 1682 года в Успенском соборе в Москве венчались на царство сразу два царя: Иван V и Петр I. Два брата от разных жен отца. Для них даже изготовили разные короны! Это был разумный компромисс, чтобы примирить две могущественные клики, соперничавшие за трон. В ином случае могло вспыхнуть противостояние, грозившее кровавыми распрями…

Лишь в 1696 году Петр I стал единоличным правителем – его тридцатилетний брат, никогда не отличавшийся крепким здоровьем, скоропостижно скончался 29 января. С той самой поры младший царь становился единственным помазанником Божьим. Он мог не опасаться соперничества со стороны потомства Ивана V – у того рождались только дочери, в количестве пяти человек. Причем две старшие девочки, царевны Мария и Феодосия, скончались во младенчестве. Екатерина была к тому времени четырехлетней крошкой, Анне исполнилось три года, а младшей, Прасковье, – всего-то полтора. И их мудрая мать не стала добиваться для дочерей престола – отлично понимала, что с Петром ей лучше не ссориться…

Итак, обретя власть, Петр I довольно-таки скоро принялся менять привычный русскому человеку уклад жизни. Преобразования оказались столь масштабными, что в некоторых умах зародилось сомнение: а сделал ли это настоящий Петр? Не получилось ли так, что государя… каким-то образом подменили? Версию о том, что сын царя Алексея Михайловича захворал в заграничном вояже, а на его место поставили неизвестного иностранца, до сих пор с удовольствием подхватывают многие любители теории заговоров.

Удобным случаем для подмены Петра считают Великое посольство, которое выдвинулось за рубежи государства в марте 1697 года. И оно было весьма представительным: двести пятьдесят слуг, а еще истопники и толмачи, лекари и священники. Они сопровождали Петра Алексеевича Романова, который предпочитал представляться обычным десятником Преображенского полка. А то и просто «Петром Михайловым». Фамилия появилась неслучайно – это дань уважения первому русскому государю из династии Романовых, Михаилу Федоровичу. Фамилия же «Романов» вообще нигде не звучала. Из соображений секретности.

Для человека конца XVII века это было дико, странно, невообразимо. Правящий государь, чье божественное предназначение править огромной державой подтверждено путем миропомазания, вдруг устраивался на работу в верфи. Самолично изучал, как делается оружие. Ковал, строгал, рубил…

Петр осваивал десятки профессий, что до него не делал ни один русский царь. Он впитывал все новое, диковинное, все, что интересовало и занимало его. Спал в походных условиях, не придирался к еде. Достаточно ли этого, чтобы делать предположения о подмене?

Разумеется, нет. Давайте будем честными: просто Петр был человеком, опередившим свое время. Как Леонардо да Винчи, который в XV веке чертил проекты летательных аппаратов, так и Петр намного превзошел современников. Но разве недюжинный ум и грандиозные способности обязательно свидетельствуют о том, что царь не настоящий? Почему его кипучая энергия давала повод для странных предположений?

Начнем с того, что Петр вырос в непростой семье. Доподлинно известно, насколько образованным был его отец, царь Алексей Михайлович. Доподлинно известно, что недюжинными способностями обладал и его старший брат, царевич Алексей, скончавшийся в юном возрасте. Молодой человек был прекрасно воспитан и получил образование у лучших педагогов. Наконец, вспомним о царевне Софье, старшей сестре Петра. Со времен Елены Глинской не было на Руси ни одной единоличной правительницы-женщины. Причем Софья взяла в руки власть не по праву матери-регентши (как Глинская), не по праву вдовы (как княгиня Ольга). Она даже не была старшей среди дочерей Алексея Михайловича! Однако сестры покорно склонили перед ней головы, поскольку именно Софья оказалась самой сильной, самой образованной и самой решительной.

Так что Петр не «возник просто так». Считать его первым незаурядным человеком в семье – значит, грешить против истины. У него имелось немало талантливых предшественников! Да, он был уникальным в своем роде, но это вполне закономерный результат! Даже европейское платье начали носить впервые не при нем. Да, он сделал его обязательным. Но мода на «польские» наряды стала проникать в Русское царство еще в правление Алексея Михайловича. Жена старшего брата Петра, молоденькая и рано умершая царица Агафья Грушецкая[18], тоже обожала польскую моду. Красавица и умница, она не раз пыталась задобрить золовок с помощью дорогих подношений – дарила им бархатные шапочки с меховой опушкой и те же польские наряды. Особенно охочей до них была царевна Екатерина, прославившаяся в семье также и тем, что обожала искать клады…

Предшественница Петра I, его сестра Софья, не только держала в руках власть над русским государством, но и вводила новые налоги, поощряла торговлю с иностранцами, проводила военные преобразования, и при ней же произошло важное историческое событие: выкуп Киева у поляков. Цена города составляла 146 тысяч рублей или четыре с половиной тонны серебра. «Вечный мир» с Польшей был подписан 6 мая 1686 года, и с русской стороны подпись поставил под договором уже упомянутый князь Василий Голицын, фаворит Софьи. Кстати, к вопросу о цене: много или мало она заплатила? Давайте сравним. Килограмм сливочного масла стоил в ту пору… 2 копейки.

Кроме того, деятельная правительница получала, помимо Киева, Смоленск и его окрестности, Запорожье, Чернигово-Северскую землю… Далеко вперед смотрела сестра Петра I!

Но вернемся к вопросу о подмене. Уверяли, что Петр уезжал, облаченным в традиционно русское платье. Вернулся в голландском камзоле и сапогах, сшитых по европейской моде. Чем этот момент так примечателен для исследователей? По мне, очевидный исход – в традиционном (особенно боярском или княжеском!) облачении было трудно передвигаться и работать. Петр просто предпочел удобную форму одежды.

Есть разногласия относительно его роста – дескать, откуда взялся такой верзила среди Романовых? Не подкидыш ли, как Гадкий утенок? Конечно, замеров перед отъездом никто не делал. Но упор делается на значительно превосходящий рост Петра, по сравнению с его близкими. Подсчитали, что царь Алексей Михайлович вырос примерно до 170 сантиметров. Дед Петра был примерно такого же роста. А вот сам первый русский император вырос до 204 сантиметров… Опять-таки, и это не является доказательством его стороннего появления. Сын английского короля Эдуарда III, Лайонел Антверпенский, вымахал аж до 202 сантиметров – и это в XIV веке! Сам правитель гигантом не был, однако ни у кого не возникало сомнений, что Лайонел – тот самый королевский сын. Так что рост – весьма слабенькое доказательство подмены!

Еще одним «несомненным» фактом подлога называют отказ Петра от царицы Евдокии. И уверяют, что после возвращения Петра молодая женщина сама признавалась: «Не узнаю тебя, батюшка». На самом деле это явное искажение действительности. Петр и Евдокия перестали понимать друг друга еще до Великого посольства. В 1694 году, отправившись в Архангельск, государь не писал жене. И то, что до европейского турне он избрал в качестве дамы сердца обитательницу Немецкой слободы Анну Монс, тоже было хорошо известно. Евдокия стала постылой женой и «утвердилась» в этом статусе во время путешествия Петра. Находясь далеко за пределами родины, государь, по всей видимости, окончательно убедился в справедливости принятого решения. Ему не нужна была женщина, навязанная в развернувшейся гонке за наследником. Петра срочно женили, когда стало известно, что у его брата, Ивана V, вот-вот появится ребенок. Их не знакомили заранее, они не интересовали друг друга и не сумели поладить после свадьбы. Даже рождение детей не сделало Евдокию и Петра близкими людьми. Поэтому супруга была удалена в монастырь очень скоро после возвращения царя.

При жизни Петра о чем только не говорили! Например, что якобы он оказался в темнице по приказу «царицы Стокгольма». И тут снова промах – с 1697 года (когда Петр и путешествовал) в Швеции правил Карл XII, тот самый, которой после был разбит русскими (на школьных картах Полтавской битвы его всегда изображают в полулежачем виде – из-за ранения). А Карл, между прочим, даже не был женат. Так откуда же взяться стокгольмской царице? Есть еще необычная версия – якобы Петра заменили двойником, когда в 1691 году он был смертельно ранен во время забав потешного полка. И снова вопросы: как нашли подходящего парня? Как удалось скрыть? Как смогли убедить молчать царицу Евдокию? – (в ту пору она еще была близка с мужем?).

Другую подмену связывают с заговором боярина Ромодановского и Бутурлина: якобы они вызвали во время путешествия гнев Петра, поэтому государь был убит и заменен корабельным мастером Яаном Мушем, голландского происхождения. Сходство между двумя мужчинами очевидно, только Муш младше примерно на 4–5 лет.

Версия не выдерживает критики, потому что тогда Петр не смог бы свободно говорить по-русски, изменился бы его почерк, да и манеры были бы совсем иными. За короткий срок трудно стало бы научить двойника всему, что отличало царя. У каждого человека есть индивидуальные способности и привычки, которые очень сложно перенять. На это требуется время! А выдать может сущий пустяк!

Знаете ли вы, что считают основной причиной, почему сбежавший во время революции с семьей король Франции Людовик XVI был узнан на постоялом дворе? Самая живучая версия – его узнали по профилю на монете… Но это просто смешно! Профиль чеканят по одному образцу, он не меняется годами, да и на двух квадратных сантиметрах не сильно что-то разглядишь… нет! Причиной стали… духи Марии-Антуанетты. Обычные рядовые женщины так не душились.

А королева Франции знала толк в духах, обожала их и не могла прожить не дня без своих флакончиков. Ее вычислили по запаху… По запаху денег, роскоши и тщеславия.

Да и нет свидетельств тому, что Петр как-то сильно поменялся внешне, не говорил по-русски, когда вернулся! Ни одной настоящей зацепки, кроме теорий заговора!

Доказательством называют даже… родинку на портрете. На одних она есть, а на других – нет. Однако государь – не дама, которая с удовольствием позирует с мушками на лице. Портрет царя предназначен для других целей. В первую очередь – показательно-парадных. Живописец мог счесть такую деталь необязательной для воспроизведения. Или сам заказчик потребовал, чтобы родинку не писали. Чай не придворная кокетка! Ни к чему такие украшения! Добавим и манеру художников создавать полотна – у каждого она была своя. Если вы сличите, как изображал женщин Джошуа Рейнольдс, великий английский портретист, вы найдете между ними много общего. Как и на полотнах Кранахов, хоть старшего, хоть младшего. А если брать портреты кисти Франца Винтерхальтера, сделанные в XIX столетии, то там практически все дамы предстают редкими красавицами. Живописец прекрасно зарабатывал на иллюзиях. Он писал женщин такими, какими они сами хотели себя видеть!

«Стрельцы не признали царя, поэтому подняли бунт» – такое объяснение тоже можно нередко встретить на просторах Всемирной паутины. На самом деле в 1698 году причины восстания были совсем иными. В первую очередь стрельцы бунтовали против тяжелых условий своей службы – обычно они находились в разлуке с семьями, но зимой возвращались в Москву. Однако в ту пору их оставили зимовать вдали от родных (а некоторые почти три года не были дома), да еще и в крайне неподготовленных условиях. А жалованье платили скудное, и при выросших ценах на хлеб его едва хватало на две недели. Многие стрельцы начали дезертировать.

Вторая важная особенность восстания – это последняя попытка Софьи взять власть в свои руки. До сих пор не установлено, писала ли она письма, но перед стрельцами зачитали два послания, адресованных им. Бунт был подавлен, но допросы и розыски продолжались еще в 1700 году. Допросам подвергались все сестры царя. Кстати, Софью в результате отправили в Новодевичий монастырь, где она и скончалась в 1704-м.

Так что никакого «неузнавания» царя не было. Простенькое объяснение стрелецкого бунта – это явная попытка выдать желаемое за действительное. И все же людская фантазия безгранична. При жизни Петра шушукались, что он-де сын Франца Лефорта. И по той же причине так любит немецкую слободу. Более того! Иногда можно встретить рассуждения, что именно Петр и есть «железная маска», неизвестный (и до сих пор не изученный на сто процентов) узник Бастилии. И как же он, прости господи, там оказался? Как удалось убедить французского короля совершить подлог? Что посулили?

Сам Петр долго не придавал значения слухам, которые стали множиться. В конце концов была допрошена крепостная помещика Алексея Кикина, распускавшая сплетни, будто бы жена царя Алексея Михайловича в 1672 году родила девочку, а не сына. А потом Наталья Кирилловна[19] подменила ребенка на мальчика служанки, потому что хотела добиться трона для себя и для наследника. Версия не выдерживает критики по многим причинам. Хотя бы по той, что на момент рождения Петра ни о каком троне для этого ребенка не могло быть и речи – у него имелись живые здравствующие старшие братья! Петр плелся в самом конце очереди к престолу… Его даже учить начали как следует, когда поняли, что у династии немного шансов на выживание.

Так что никто и никогда не менял Петра на двойника. А каким же он был? Сын царя Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны Нарышкиной вырос умным, дерзким, сложным человеком, который за несколько десятков лет полностью изменил государство, доставшееся ему по наследству (конечно, пришлось приложить усилия, чтобы отодвинуть в сторону сестру, но это уже детали). Он искал новые пути, возводил новые города. И замыслил – и осуществил! – строительство новой столицы империи.

Новый великолепный город, задуманный Петром I, стал местом притяжения не только талантливых архитекторов, скульпторов, ремесленников и мастеровых, но и… проституток. Растущий город нуждался в рабочей силе. На заработки в Петербург потянулись все, кто мог там пригодиться. Оставляя жен и детей в селах и других городах, в столицу съезжались свободные мужчины. Вот они-то и стали клиентами молодых женщин, которые подрядились в Петербург торговать собой. Помните, мы уже говорили об этом? Проституция расцветает в условиях, где в одном пространстве скапливается множество мужчин и у них имеются свободные деньги…

По одной из версий первыми «бабочками» новой столицы стали предприимчивые голландки. «Петербург будет другой Амстердам» – такую фразу приписывают нашему императору. Дескать, ему настолько полюбился город, пронизанный сетью каналов, что он решил создать в России такой же. На самом деле Петербург вобрал в себя все лучшее, что присмотрел Петр в Европе – итальянскую и французскую манеру в архитектуре, немецкую практичность при строительстве мостов и набережных и, конечно, голландские каналы. Без них Северная столица потеряла бы часть своего очарования!

Мастера из Голландии стали переселяться в Россию еще при отце Петра, царе Алексее Михайловиче. По всей Европе говорили об их невероятных успехах – они создавали лучшие корабли, преуспели в создании часов и ювелирных изделий, фарфора и компасов… Перефразируя знаменитый рекламный лозунг, в XVIII веке «голландское – значит лучшее».

При Петре специалисты из окрестностей Амстердама хлынули в Россию с удвоенной силой. Их знания пригодились: порт столицы строили голландские специалисты. Ян Роозен начертил первый план Летнего сада. А Кунсткамера? Это же отзвук «кабинета редкостей»…[20]

Вести о том, как в далекой России приезжие быстро и основательно богатеют, применяя навыки и умения, распространились с пожарной скоростью. Ни одна европейская страна не могла в ту пору предоставить таких возможностей. Франция растеряла богатства в бесконечных войнах, в Великобритании правила истеричная и несчастная Анна Стюарт, хоронившая детей одного за другим, в Испании медленно сходил с ума тамошний король Филипп V. Трем крупным державам было не до жиру. А Петербург манил к себе людей самых разных профессий.

«Россия – страна возможностей» – таким мог бы быть лозунг нашего государства в начале XVIII века. Вот поэтому и стремились к нам со всех концов Европы. Сели на корабли и дамы с пониженной социальной ответственностью. В строящемся городе они легко находили клиентуру: процентное соотношение мужчин и женщин в возводимой столице оказалось как раз в их пользу.

Скрасить досуг, предаваясь любовным утехам, были не прочь как соотечественники голландок, так и русские мастера. К чему лукавить, что-то скрывать, если сам Петр привечал женщину, не обремененную моральными принципами?

О том, что его новая спутница, Марта Скавронская – то ли портомоя, то ли маркитантка, которую государь отыскал в постели сподвижника Алексашки Меншикова, – говорили, не таясь. В глазах русского обывателя эта женщина не только принадлежала к низшему сословию, но еще и отличалась скандальной репутацией. Начнем с того, что Марта сожительствовала с мужчинами вне брака.

До сих пор до конца непонятно, что стало с первым мужем Скавронской. По одной версии, он пропал без вести задолго до Петра I. По другой – просто находился в расположении своих войск и впоследствии даже заявил о себе. Государь тоже пребывал в неопределенном состоянии. Он отправил в монастырь законную венчанную жену, царицу Евдокию, хотя та ни в чем перед ним не провинилась. Вдобавок она была матерью его сына.

Ситуация выглядела несколько странно. Петр стремился быть похожим на европейских государей, вводил в России западные порядки и перенимал буквально все: от законов до платья. И в то же самое время, вел себя совершенно не так, как короли, с которыми он встречался во время вояжа. Французские правители Людовик XIV и Людовик XV заводили любовниц, причем совершенно открыто (это называлось фаворитизмом), но их жены оставались при дворе и сохраняли высокий статус. Более поздний современник Петра, король Англии Георг I, заточил в Альденском замке жену, но прежде он поймал ее на любовной связи с графом фон Кеннигсмарком. И ни один из упомянутых государей не снизошел до отношений с женщиной-простолюдинкой. А Петр не только приблизил к себе Марту Скавронскую, но еще и прижил с ней детей, женился на любовнице и сделал ее императрицей. Только византийские императоры могли себе позволить выкинуть подобное «коленце».

Марта, конечно же, не была проституткой в классическом понимании этого слова. Она не торговала собой, хотя получала определенные выгоды от отношений сначала с Меншиковым, а потом и с государем. И все же ей несказанно повезло. Сотни женщин, которые следовали за полками, перевязывали раны, кормили солдат и дарили им свою ласку, даже на миллиметр не приближались к положению, которое сумела приобрести Скавронская.

Маркитантки занимались мелкой торговлей и попутно оказывали разные услуги. В XV столетии за армией французского короля Карла VIII тянулся столь длинный обоз, что число идущих за государем людей увеличилось едва ли не вдвое. И войско Карла столкнулось с проблемой, которую позже узнали и в других частях Европы, – солдаты стали умирать. Причем десятками. Их косили болезни, моментально распространявшиеся по лагерю.

Петр I тоже понимал, что женщина в действующей армии может представлять угрозу как раз по этой причине. В 1716 году он жестко запретил проституцию в полках. Помнится, античный Сципион подобным образом изгнал две тысячи проституток из армии…

Петр еще и потребовал, чтобы заболевших «французской хворью» немедленно лечили. Причем за их же собственный счет! Что за болезнь имелась в виду? Так элегантно называли сифилис. Любопытно, что французы прозвали заразу «неаполитанской болезнью», поскольку масштабно познакомились с нею впервые как раз в эпоху Итальянских, а точнее Неаполитанских, кампаний государя.

Сифилис появился в России не при Петре, и это абсолютно точно. Считается, что его завезли приблизительно в 1499 году со стороны Польши и Литвы (так что и называли иногда «польской хворью»). Распространение оказалось очень быстрым по той простой причине, что медикаментов, способных оперативно помочь, еще не существовало. Да и знаний рядовому обывателю о болезни явно не хватало. Но постепенно сведения о методах борьбы собирались, накапливались. Европа применяла против венерического сифилиса ртуть – оттого-то в останках людей XVI–XVII веков так часто находят это вещество, причем в объемах, которые современного человека привели бы в ужас. Ртуть была известна с давних времен как чудодейственное средство. В Баопу-цзы – даосском трактате 317 года – говорится, что снадобье из киновари и меда позволяет вырасти новым зубам на месте выпавших! И вообще, употреблять ее – едва ли не прямой путь к бессмертию!

Болезнь представляла собой поистине страшное явление:

«На следующий день, гуляя, он встретил нищего, покрытого гнойными язвами, с потускневшими глазами, искривленным ртом, провалившимся носом, гнилыми зубами, глухим голосом, измученного жестокими приступами кашля, во время которых он каждый раз выплевывал по зубу»[21].

Страшным было и то, что болезнь передавалась по наследству. Младенец в утробе матери мог заразиться от нее недугом и медленно угасать на протяжении всей своей короткой жизни. Врожденным сифилисом страдал, например, французский писатель Ги де Мопассан. Кстати, в его произведениях эта тема – конечно же! – тоже представлена. Достаточно вспомнить «Койку № 29» о молодой женщине, которая гордится тем, что заразила и погубила множество солдат-пруссаков…

Прекрасно понимая, какую угрозу таит в себе болезнь, на Руси начали планомерно бороться с сифилисом в XVII веке. В 1667–1679 годах Аптекарскому приказу назначалось осматривать лиц с «прилипчивыми болезнями». Отчеты об осмотрах можно прочесть и теперь:

«Фрянки по всему телу… и болезнь лечить у него можно… а как вылечится, ему государеву службу служить можно»[22]. Такую характеристику дали лекари стряпчему Ступонину, трудившемуся в царском дворце. А вот осмотр князя Ивана Барятинского в 1679 году показал, что болен дворянин уже изрядно и работу ему придется оставить.

Дело в том, что сифилис не только менял внешний облик человека, но и сказывался на его умственных способностях. Современные ученые уже знают, что после пяти лет заражения может развиться ранний сифилис нервной системы. Затем формируется нейросифилис. Больные с таким диагнозом отличаются повышенной импульсивностью, тревожностью, у них может возникать мания преследования, меняется самооценка, а приступы агрессии чередуются с крайней апатией. Есть версия, что истинной причиной смерти Владимира Ильича Ленина стал как раз прогрессирующий нейросифилис. И заражение вполне могло произойти бытовым путем в то время, когда вождь пролетариата жил в Самаре. Уровень распространенности болезни и тогда, и потом был весьма высоким…

Так что предупредить распространение заразы во все времена было задачей номер один. И Петр, как никто другой, понимал, что в условиях городской среды, при высокой плотности населения, сифилис может стать грандиозной проблемой. Поэтому с проституцией начали бороться в первую очередь ради здоровья русских людей. А вовсе не из-за чопорности или высокомерного отрицания проблемы.

Проститутки становились огромной сложностью для большинства крупных европейских городов. В XVIII веке в столице австрийской империи их число доходило до 10 тысяч. Еще больше – в Париже и в Лондоне. Но именно Вена сделала самый большой шаг для борьбы с ними – женщин «недостойного» поведения выслеживали с такой тщательностью, что в скором времени любая дама могла попасть под подозрение, если ходила по улицам одна. Суровая императрица Мария-Терезия считала, что праздно «шататься» без дела могут только с единственной целью – подыскивая для себя клиентов. А нравственность правительница Австрии ставила очень высоко. У нее были на то причины.

Дело в том, что император Франц, с которым Марию-Терезию соединили брачными узами, вовсе не отличался кристальной честностью перед правящей женой. Рожденный герцогом Лотарингским, он приобрел высокий титул через жену. Именно Мария-Терезия «унаследовала» империю от отца. Но, поскольку консервативные круги искренне считали, что женщина не способна управлять, вопрос о браке престолонаследницы был решен. В XIX столетии под таким же нажимом выйдет замуж за принца Альберта молодая королева Виктория. Правда, тот не именовался королем и навеки остался принцем-консортом. А вот Франц надел императорскую корону.

Мария-Терезия горячо любила мужа, а вот он заметно охладел к ней после рождения многочисленных детей (всего их было шестнадцать). В 1755 году в свите императрицы появилась хорошенькая новая фрейлина, графиня Вильгельмина фон Нейпперг. Миловидная блондинка с голубыми глазами была на тридцать лет моложе Франца I и сразу привлекла его внимание. Завязался роман, который продолжился даже после замужества графини. А ведь императрица намеренно выдала замуж фрейлину в надежде, что супруг сумеет оказать на нее влияние!

Однако Вильгельмина поддерживала отношения с Францем вплоть до его смерти в 1765 году. Действовать им приходилось осторожно, ведь уже в 1752 году в Австрии работала «комиссия целомудрия».

Это особое подразделение по выявлению прелюбодеев создавалось с одной целью – изменить облик города, лишить его репутации европейского вертепа. Пятьсот комиссаров наделялись исключительной властью – они имели право врываться в дома, трактиры, гостиницы, если им казалось, что за закрытыми дверями совершается преступление против нравственности.

Те, кто выбирал путь распутства, подвергались наказаниям. Самое легкое – штраф. Для представителей знати могли выбрать ссылку. Для людей попроще практиковалась порка.

Одиноко идущая девушка становилась мишенью комиссаров. Ее могли остановить и спросить, куда она направляется и с какой целью покинула дом.

Не дала вразумительных ответов – под арест. Если по улице двигалась пара, то она должна была доказать свою респектабельность. Прогуливаться вместе имели право родственники: брат и сестра, супруги, тетушка и племянник. К остальным присматривались с подозрением.

«Ночные бабочки» в скором времени предпочли «улететь» из Вены. Для них арест оборачивался самой нехорошей стороной – им обривали головы, их могли вымазать дегтем и выставить в таком виде на всеобщее обозрение. Развратники спасались бегством! Даже знаменитый итальянский ловелас и писатель Джакомо Казанова вынужденно покинул Вену (по другой версии – был выслан) как раз из-за нарушения правил целомудрия. С иностранцами обходились чуть лояльнее: на первый раз их просто предупреждали. Но если застигали дважды… Тогда венские власти указывали на выход.

Многие представители знати честили почем зря государыню. Марию-Терезию называли чопорной, считали, что она ханжа, втихомолку ругали ее, но… сделать ничего не могли. Им приходилось либо подчиниться, либо уезжать. Некоторые дворяне покидали Австрию, чтобы обосноваться в Париже или в Лондоне.

Среди наказаний для распутников было и то, что мы сейчас называем общественными работами. Девушки, предоставлявшие за деньги интимные услуги, отправлялись на улицы с вениками и метлами. Они драили венские мостовые, отмывали окна домов, выносили мусор. Отъявленных «преступниц» могли выслать в… Банат. Австрийцы отвоевали эту область у турков и теперь столкнулись с необходимостью освоить и заселить территорию. Как англичане высылали в Австралию каторжан, так и правительство Марии-Терезии предпочитало поступать подобным образом с «асоциальными элементами».

«Комиссию целомудрия» некоторые использовали и для сведения счетов. Соседка оказалась конфликтной? Слишком ласково смотрела на вашего мужа? Можно написать в комиссию и от души насочинять: приводила в дом после заката мужчин, закутанных в плащи… Пока комиссары разберутся, что да как, женщине успеют потрепать нервы и испортить репутацию. Все люди одинаковы!

Но параллельно происходил и другой процесс. Публичные дома не закрывались, а… переезжали. Проститутки взвинтили цены на услуги, потому что им приходилось таиться и вырастали риски. Вертеп поменял адрес, чуть видоизменился, а его обитатели стали держаться осторожнее. Однако в корне ситуация не изменилась. Только на склоне лет императрица Мария-Терезия осознала, сколь бессмысленной была ее борьба. Комиссары уже не были столь ретивы, а к окончанию XVIII столетия эта страница истории Вены была уже окончательно перевернута.

Петр I также действовал не слишком успешно. Женщины-распутницы должны были помещаться, по его распоряжению, в «прядильный дом». Отсылали девок для исправления и в «мануфактур-коллегии». А те бежали оттуда при первой возможности со всех ног…

Глава 4. Исправление трудом

Прядильный дом – двухэтажное здание на берегу Фонтанки – был построен[23] для создания в его стенах качественного полотна. Государь принес в Россию новую моду, заставил все общество буквальным образом переодеться, а облачаться оказалось… не во что. Одежду поначалу везли исключительно из-за рубежа. Это долго, дорого и невыгодно. Не хватало собственных производств, тканей, которые удовлетворяли бы высокому вкусу потребителей. Так что Петербург (да и вся Россия) остро нуждались в хороших мастерах и в результате их труда.

Специалистов везли из той же Голландии (ох уж эта кузница кадров!). Еще в 1702 году Петр велел начать поиск в Европе профессионалов, готовых трудиться в России. Условия были чрезвычайно заманчивыми! В первую очередь платили огромное жалованье. Известно, что архитектор Жан-Батист-Александр Леблон, автор «генерального плана» Петербурга, получал за свои услуги пять тысяч рублей в год. Причем ему даже не требовалось тратиться на съем жилья – все готовое ему предоставил щедрый русский государь.

Кстати, и в смерти Леблона тоже иногда винят царя. Дескать, оставшись недовольным одним проектом француза, вспыльчивый Петр ударил архитектора палкой. Не вынеся оскорбления, тот очень скоро умер.

На самом деле история куда прозаичнее – 10 мая 1719 года Леблон скончался, заразившись оспой.

Параллельно с привлечением иностранных специалистов велась работа по обучению русских мастеровых, а еще собирали желающих для выезда за границу, чтобы они могли там, на месте, приобрести необходимые навыки. Кто-то шел изучать судостроение, кто-то – ткацкое дело, а художников, например, отправляли в Италию для изучения стиля великих живописцев эпохи Ренессанса.

В России нужно было все! Шелк, шерсть, пуговицы, позумент. Петр переодел не только светских людей, но и всю армию. Требовалось сукно, не хуже голландского. Так что фабрики и мануфактуры стали возникать повсюду и пользоваться спросом. Шелковая фабрика возникла в 1714 году, а тремя годами позже – специальная «Мануфактур-коллегия», которая призвана была бы осуществлять надзор над всеми производствами. К середине века число суконных, полотняных и шелковых фабрик приблизилось к отметке в полторы сотни! Так что решение трудоустроить проституток диктовалось не только борьбой за чистоту нравов, но и настоящими экономическими потребностями государства.

Идея казалась хорошей: дать женщинам, которые часто не умели даже правильно написать собственное имя, возможность честно трудиться. Они приобретали профессию, которая способна была бы их прокормить. Да, конечно, труд на фабриках и мануфактурах был изматывающим (четырнадцатичасовой рабочий день нам сложно сейчас даже представить), но зато гарантированный заработок.

Кто-то с интересом воспринимал новую возможность. Другие старались убежать, не желая тяжело трудиться. Возвращаясь к прежнему ремеслу, они сильно рисковали: во-первых, при повторной поимке с ними обращались намного строже, во-вторых, они попросту могли заразиться венерическими болезнями. В «прядильном доме» их осматривали, составляли рекомендации по здоровью, многих отправляли лечиться. Обретя свободу, женщины уже не получали врачебной помощи…

В год, предшествующий смерти Петра I, в Прядильном доме учились и работали 139 женщин. Ничтожно малое число по сравнению с теми, кто был занят в «интимной отрасли». А уже после его кончины, в 1727-м, фабрику закрыли. Она не приносила дохода, вокруг нее ходили нехорошие разговоры – о смерти работниц, о ненадлежащем обращении с ними, о скудном пайке. Говорили, что мастера, призванные строго следить за дисциплиной, на самом деле откровенно пользовались бывшими проститутками и даже… приторговывали ими. В царствование Анны Иоанновны здание Прядильного дома передали Измайловскому полку, а вот при императрице Елизавете Петровне фабрика возобновила работу. Дщерь Петра сочла начинание отца удачным. Так что женщины, занятые в проституции, снова отправлялись на берег Фонтанки. Русский поэт и драматург Василий Иванович Майков даже упомянул заведение в поэме «Елисей, или Раздраженный Вакх», сочиненной в 1771 году:

Там комнаты в себя искусство их вмещали:

Единые из них лен в нитки превращали,

Другие кружева из ниток тех плели,

Иные кошельки с перчатками вязли,

Трудились тако все, дела к рукам приближа,

И словом, был экстракт тут целого Парижа:

Там каждая была как ангел во плоти,

Затем что дом сей был всегда назаперти…[24]

Герой поэмы, написанной в ироничном стиле, попадает в пристанище «исправляющихся» дев и оказывается весьма по душе местной начальнице. Судя по всему, внешнее благообразное поведение, которое демонстрировали работницы, не более чем маска, прикрытие. Ведь Елисею прямо говорят:

Молчание всего на свете сем дороже:

Со мною у тебя едино будет ложе,

А попросту сказать, единая кровать,

На коей ты со мной здесь будешь ночевать;

Но чтоб сие меж нас хранилось без промашки,

Возьми иголочку, садись и шей рубашки.

Так что не очень-то верили современники, что вчерашние «ночные бабочки» вдруг превратятся в прилежных и смирных работниц. «Сколько волка ни корми, а он все равно в лес смотрит».

К дому прикрепилось еще одно название – Калинкинский[25]. По сути, это искаженное финское название деревни Кальюла, существовавшей в тех местах до строительства Петербурга.

Но есть и другое объяснение, более древнее: еще в XVI веке существовала деревня Калганица, где жили рыболовы. На разных картах их населенный пункт именовался по-своему: шведы писали Kallina, в других источниках – упомянутая Кальюла. Когда Петербург начал застраиваться, этот берег Фонтанки по-простому назвали Калинкой, так и Прядильный дом стал Калинкинским.

Кстати, площадь Репина в Адмиралтейском районе Петербурга до 1952 года тоже называлась… Калинкинской.

Но самым серьезным образом с проституцией и блудом боролись в действующей армии. В «Инструкциях и артикулах военных» от 26 апреля 1715 года есть целая глава, № 20, посвященная содомскому греху, насилию и блуду. Государь Петр I не только разобрал разнообразнейшие ситуации, которых следовало избегать, но также дал подробные пояснения, что именно считать нарушением.

Привожу текст практически в полном объеме – уж больно любопытное чтиво:

Артикул 165: Ежели смешается человек со скотом и безумною тварию и учинит скверность, оного жестоко на теле наказать.

Артикул 166: Ежели кто отрока оскверни или муж с мужем мужеложествует, оные яко в прежнем артикуле помянуто имеют быть наказаны. Если же насильством то учинено, тогда смертию или вечно на галеру наказать.

Артикул 167: Ежели кто женский пол, старую или молодую, замужнюю или холостую, в неприятельской или дружеской земли изнасилствует и освидетельствуется – и оному голову отсечь или вечно на галеру послать, по силе дела.

Толкование. Скверные женщины обыкновенно, когда… многие скверности учинят, предлагают, что насилством чести своей лишены и насилствованы. Тогда судье их такому предложению вовсе не надлежит верить, но подлиннее о правде выведать, и через сие насилие мочно освидетельствовать, что оная с великим криком других на помощь призывала. А ежели сие дело в лесу или ином какой единаковом месте учинилось, то оной женщине, хотя б она и в доброй славе была, невозможно вскоре верить. Однако же судья может при том случившееся обстоятельство рассмотреть. И егда обрящет ее честну, то может оного пытать или к присяге привесть.

А такие обстоятельства… могут быть сии:

1. Ежели у женщины, или у насильника, или у них обоих найдется, что платье от обороны разодрано.

2. Или у единого, или у другого или синевы, или кровавые знаки найдутся.

3. Ежели изнасиленная по скором деле к судье придет и… жалобу принесет. При котором случае ее притвор и поступки гораздо примечать потребно. А ежели несколько времени о том умолчит, того часу жалобы не принесет, но умолчит единый день или более потом, то весьма повидомому видно будет, что и она к тому охоту имела.

Хотя правда, некоторые права насилие над явной блудницею не жестоко наказать повелевают, однакож все едино. Ибо насилие есть насилие, хотя над блудницею или честной женой…

Артикул 168: Кто честную жену, вдову или девицу тайно уведет и изнасилничает… оного казнить смертию, отсечь голову.

Толкование: Сие обыкновенное наказание силы не имеет, ежели уведенная… была невеста зарученная, а отеческой… воле подвержена не была.

Артикул 169: Ежели муж женатый с женою замужнею телесно смешается и прелюбодеяние учинят, оные оба наказаны будут, по делу и вине смотря.

Артикул 170: Одинкакое прелюбодеяние, когда единая особа в супружестве обретается, а другая холостая есть, оная, по состоянию особ и обстоятельству, имеет жестоким заключением, шпицрутеном и оставлением от полку или посылкою на каторгу на время наказана быть.

Толкование: Ежели невинной супруг за прелюбодеяющую супругу просить будет и с нею помиритца, или прелюбодеющая сторона может доказать, что в супружестве способу не может получить телесную похоть утолить, то мочно наказание умалить.

Артикул 171: Кто при живой жене своей на другой браком сочетается и тако две жены разом имеет будет, оного судить по церковному правилу.

Артикул 172: А ежели супруг или хотя супруга к тому обмануты, в супружество вступит с тем, кто уже женат, оный от наказания уволен и в прежней чести и достоинстве содержан будет.

Артикул 173: Блуд, ежели двое из ближних свойственников (которым по правам в супружество вступить невозможно для свойства) телесно смешаютца, и правда в восходящей и нисходящей линии смертию казнен бывает.

Артикул 174: Ежели же учинитца в побочной линии и между ближними свояками, то разсуждению судейскому наказаны, и виновные явное церковное покаяние принести имеют.

Артикул 175: Никакие блудницы при полках терпимы не будут, но ежели оные найдутца, имеют оные без разсмотрения особ, чрез профоса раздеты и явно выгнаны быть.

Артикул 176: Ежели холостой человек пребудет с девою и она от него родит, то оный для содержания матери и младенца, по состоянию его, и платы нечто имеет дать. И сверх того тюрьмою и церковным покаянием имеет быть наказан, разве что он потом на ней женитца и возьмет ее за сущую жену, и в таком случае их не штрафовать.

Толкование: Ежели кто с девкой пребудет или обрюхатит ее, под уговором чтобы на ней женитца, то он сие содержать и на чреватой женитца весьма обязан. Ежели отговоритца, что будто ей не обещал о женитьбе, а признает при сем, что он ее обременил, к томуж иные свидетельства явятца, из чего мочно будет видеть, что он всеконечно о супружестве обещал. Надлежит его под присягою спросить, что он с ней ни в какие супружеские дела не вступал, ниже оной обещал… Ежели оный не захочет и не возможет присяги учинить, то должен он на чреватой женитца. Також, когда доказательства и признаки, что он обещал женитца, велики и сильны суть, а опасаясь нарушения присяги, то более надлежит оного к супружеству принуждать, нежели присягою поступать.

Артикул 177. От позорных речей и *** песней достойно и надобно всякому под наказанием удержаться[26].

Артикул 176-й – о холостом человеке, «пребывавшем» с девкою, интересно вспомнить, говоря об истории, произошедшей в царствование дочери Петра, императрицы Елизаветы. Тот нечастый случай, когда история человека самого низкого происхождения дошла до самых верхов.

Итак, представьте себе: весна 1754 года, Петербург. Двое дворовых, Федор и Егор, получили указание от барина: схватить девку Авдотью и доставить немедленно к нему. Ослушаться невозможно, хотя молодую красавицу парням было жаль: ясно ведь, для какой цели они ее вели! Зажав Авдотье рот, они потащили сопротивлявшуюся крепостную на двор к хозяину.

Дело происходило ранним утром. Учинив насилие над Авдотьей (по одной из версий, дворовые держали девку, чтобы господину было сподручнее), майор Иван Михайлович Евреинов (которому принадлежали Федор и Егор), сразу выставил несчастную за порог. А та, плача и причитая, отправилась к себе домой. Точнее, в дом барина – поручика Василия Ивановича Сытина. Ну а тот, узнав о произошедшем, потребовал немедленных разбирательств.

Во-первых, совершено насилие над невинной девушкой. Во-вторых, причинен ущерб чужой собственности. Дворовая Авдотья принадлежала Сытину. Таким образом, майор Евреинов покусился на чужое добро. Двойной скандал!

Сытин и Евреинов жили на одной улице, но в разных ее частях. Практически не были знакомы и обменивались формальными приветствиями при встрече. Терпеть нанесенное оскорбление поручик не захотел, а потому прямиком отправился в столичное полицейское управление. Там изложил все, что знал, жалобу его составили письменно, под ней Василий Иванович росчерком пера подтвердил справедливость сказанного и принялся ждать наказания для обидчика.

К Ивану Михайловичу, двадцати семи лет от роду, пришли в тот же день. Говорил он невнятно, с похмелья соображал не слишком хорошо. По всей видимости, «удаль молодецкую» он решил проявить перед дворовой Авдотьей как раз под влиянием выпитого. Впрочем, эти детали не обсуждались, остались за кадром и о них остается только догадываться. Попытался было отпираться, но крепостные Федор Алексеев и Егор Дмитриев убоялись следствия и признались во всем сами: как получили от барина приказ, как схватили Авдотью, как доставили ее в дом и как над девушкой учинили насилие.

Дело можно было бы уладить с помощью штрафа или ареста. Однако Евреинов решил задействовать все связи, чтобы избежать позора. Принялся за дело и поручик Сытин. Для него это стало вопросом чести: не спустить майору! Рыдающую Авдотью опрашивали, как и что происходило – ведь Евреинов посмел утверждать, будто бы крепостная сама согласилась. Польстилась на обещания подарков!

Бумаги о споре Сытина и Евреинова кочевали от одного следователя к другому. Пытаясь замести следы, майор наследил еще больше. В итоге о произошедшем донесли императрице Елизавете Петровне, которая решила принять самое непосредственное участие в судьбе несчастной дворовой. Пострадала-то она, а не барин! Именной указ государыни до сих пор хранится:

«Девку Авдотью Алексееву, которая взята силой от качелей людьми майора Евреинова и приведена в дом его… ежели он холост, отдать в замужество за него, Евреинова. А буде он женат, то взять у него… из недвижимого имения половину, отдать ей в награждение. Да с него же за тое взыскать деньги… и отдать объявленному Сытину».

Во время расследования оказалось, что Иван Михайлович был женат. Была у него супруга, Татьяна, которая бо́льшую часть времени проживала в Москве и занималась хозяйством. Если бы Евреинов не состоял в законном браке, его бы принудили к союзу с дворовой Авдотьей. В точности по артикулу Петра I…

Но справедливость восторжествовала. Авдотья получила от поручика Сытина вольную, а от обидчика – часть имущества, которым тот обладал. Ее барину определили выплату в 2 тысячи рублей за хлопоты, а вот крепостных наказали нещадно: Федора и Егора прилюдно подвергли «кошкам»[27] на петербургской площади.

Что касается майора, то годом позже он овдовел и вскоре снова женился на помещице Любови Ивановне. В 1782 году скончался, и более никаких сведений о нем не сохранилось. Как нет данных и о судьбе изнасилованной девки Авдотьи.

Являлась ли такая ситуация чем-то исключительным? Да, разумеется!

Делом простой девушки занялась сама императрица. Часто можно слышать, что только с Екатерины II начали разбирать истории об издевательствах над крепостными – на примере дела душегубицы Салтычихи, убивавшей и мучавшей людей. Однако нет. И Елизавета Петровна не была равнодушна к подобным событиям.

Впрочем, историй, когда барин использовал девку и это оставалось никак не наказуемым, было куда больше.

«В молодости я вел дурную жизнь, – признавался Лев Николаевич Толстой в дневнике, – преступление, которое я совершил с горничной Глашей, жившей в доме моей тетки. Она была невинна, я ее соблазнил, ее прогнали и она погибла».

В каждом поместье были молодые здоровые девушки, способные привлечь внимание барина. Так что дворянский сын (впрочем, и его отец), если у него возникала потребность в необременительных отношениях, всегда знал, куда он может обратиться. Но угодьями владели не все. И население России делилось не только на помещиков и крепостных. Имелось множество и других сословий – мещанство, купечество, экономические (лично свободные) крестьяне. Жили в городах уже упомянутые приезжие иностранцы, наемные работники… Иными словами – было кому интересоваться продажной любовью.

Глава 5. «У податливых крестьянок…»

Проституция – в том или ином виде – часто возникала на ключевых станциях трактов. Когда Петр возвел столицу на севере, дорога между Москвой и Санкт-Петербургом стала едва ли не самой оживленной в империи. Да-да! И сейчас, когда летают «Сапсаны», и в более «медленную» эпоху, ежедневно находились сотни желающих добраться из точки М в точку П. Во-первых, шло активное переселение части дворянства и чиновничества, во-вторых, шел и обратный процесс. Впавшие в немилость частенько бежали из столицы в провинцию (какой в то время стала Москва). Например, бывший фаворит императрицы Екатерины II, Иван Римский-Корсаков, будучи уличенным государыней в измене (речь шла исключительно о личных делах, ибо красавец Ванюша увлекся ближайшей подругой Екатерины, графиней Прасковьей Брюс), помчался как раз в Москву.

Еще один фаворит, граф Александр Дмитриев-Мамонов, подорвал доверие стареющей государыни тем, что влюбился во фрейлину Щербатову. И даже вознамерился жениться на ней.

«Пред вечерним выходом сама ее величество изволила обручить графа А. М. Мамонова с княжной Щербатовой, стоя на коленях, просили прощения и (были) прощены», – записал статс-секретарь Храповицкий в дневнике 20 июня 1789 года.

Княжну должно было подготовить ко свадьбе подобающим образом. Она считалась фрейлиной государыни. А по давнему заведенному обычаю, императрица в день венчания сама убирала невесту бриллиантами (что важно – камни были подарком государыни к свадьбе за верную службу, что иногда являлось очень хорошим дополнением к приданому девушки, а иногда становилось и его единственной составляющей, поскольку фрейлин Екатерина брала за ум, а не за знатность). И вот представьте себе картину: Екатерина II, правительница огромной России, та, без разрешения которой не стреляла ни одна европейская пушка, вынуждена выдавать замуж младую соперницу! За того, кого она же сама к себе приблизила!

Уверяли, что императрица не сдержалась и несколько раз больно затянула волосы Щербатовой, а еще ткнула ее хорошенько шпильками. Однако формально все выглядело лучшим образом: на шейке княжны появилось новое бриллиантовое украшение, подаренное государыней. Кроме того, Дмитриев-Мамонов получил 2250 крепостных душ в качестве подарка к свадьбе, 100 тысяч рублей «на обустройство», однако от молодоженов требовалось сразу же покинуть Санкт-Петербург. Не желала царица наблюдать чужое семейное счастье, построенное на… ее же собственном несчастье. Дмитриевы-Мамоновы не стали перечить и моментально собрались в дорогу. Поехали, разумеется, в Москву.

Ну а путь лежал через Новгородскую и Тверскую губернии. Через Валдай. И вот там-то на всю Россию прославились те самые податливые крестьянки. Хорошенькие девушки, стоявшие вдоль дороги, предлагавшие приют, обед и собственные прелести за вознаграждение.

Сколько времени требовалось на дорогу из Петербурга в Москву? От трех дней до бесконечности. Все зависело от экипажа, лошадей и опыта кучера. Состоятельные люди старались как можно быстрее попасть в губернскую столицу, в Тверь. При Екатерине, кстати, там выстроили великолепный Императорский путевой дворец, как раз чтобы члены правящей фамилии могли с комфортом отдыхать во время переездов. Ведь короновали-то в Москве! Там были царские регалии, оттуда пришли Романовы… В самом дворце императрица находилась 12 февраля 1767 года, а вот ее потомки жили там уже подолгу – например, внучка, Екатерина Павловна, тверская генерал-губернаторша. На правах почетного гостя заглядывал и любимый братец великой княжны, император Александр I.

Благодаря постоянному стремлению ездить туда-сюда, все городки и селенья, попадавшиеся на пути, только выигрывали. Это сейчас мы можем заправить машину, взять пару канистр с собой, чтобы не терять время на заправках, загрузить лед в сумку-холодильник, где будет храниться перекус… В XVIII столетии подобных удобств не существовало. Провизия в карете могла испортиться (хотя корзинки со снедью, конечно, брали), лошади уставали и их требовалось менять или давать время для восстановления сил. Нужен был отдых и путешественникам. Ехать в тряском экипаже совсем не одно и то же, что в кресле поезда или на кожаном сиденье личного авто. Так что дорога сопрягалась с расходами: на еду, на отдых, на ночлег, в конце концов.

Обитатели городков и деревень, располагавшихся вдоль тракта, пользовались возможностью. У них всегда были наготове комнаты, еда и – на постоялых дворах – лошади.

Случались и невероятные истории, когда благодаря дороге менялись судьбы людей! Помещица Смирнова, владелица скромной деревеньки и дюжины крепостных душ, узнав, что сама императрица отправилась в дорогу, решила непременно дождаться государыню. У Смирновой был четкий план действий – она планировала во что бы то ни стало вымолить высочайшую милость.

Супруг помещицы, в чине капитана, был повешен Емельяном Пугачевым во время печально знаменитого бунта. Дети остались сиротами, семья без кормильца. Жили трудно, почти впроголодь. Поэтому Смирнова хотела упасть в ножки Екатерине II.

Нет точных сведений, сколько прождала помещица императрицу, но ей все же улыбнулась удача. Она дождалась кортежа. Сумела рассказать о своих бедах и чаяниях, после чего государыня дала распоряжения пристроить деток Смирновой в учебные заведения. Умницу Женечку, дочь помещицы, определили в Смольный институт. И там девушка сумела проявить себя, попала в число лучших учениц, а по окончании института обзавелась престижным фрейлинским шифром: теперь она находилась при дворе, при императорской особе. Спустя короткое время Женечку именовали уже Евгенией Сергеевной, потому что стала она княгиней Долгоруковой – представитель древнего рода сделал ей предложение. Это был очень счастливый брак! Вот так судьба бедной сироты сложилась благодаря дороге из Москвы в Петербург!

Валдай – населенный пункт на пути из столицы в столицу – в 1770 году обрел статус города. В империи он славился звонкими колокольчиками. Возможно, вы знаете народную песню:

Вот мчится тройка удалая

Вдоль по дорожке столбовой

И колокольчик, дар Валдая,

Глядит уныло под дугой.

Ямщик лихой, он встал с полночи

Ему взгрустнулося в тиши,

И он запел про ясны очи,

Про очи девицы-души…

«Вы очи, очи голубые,

Вы сокрушили молодца.

Зачем, зачем, о люди злые,

Вы их разрознили сердца?

Теперь я бедный сиротина!..»

И вдруг махнул по всем по трем

И песнью тешится детина

И заливался соловьем.

Что же за очи описаны в тексте? Это о девушке с Валдая? О местных барышнях слагали легенды, воспевали их приятный внешний облик и… очень свободное поведение. Валдайские красавицы торговали баранками и бубликами, которые считались визитной карточкой тех мест. Помните у Пушкина? Он тоже предлагал другу в Валдае прикупить баранок и скорее приезжать.

Но слава о девушках и женщинах, привечавших случайных путников, сложилась намного раньше. Александр Радищев, автор «Путешествия из Петербурга в Москву», в главе «Валдай» изрядно «припечатывает» местных жительниц.

«Всякого проезжающего, – писал он, – наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие, воспользоваться его щедростью на счет своего целомудрия. Сравнивая нравы жителей сея в города произведенные деревни со нравами других российских городов, подумаешь, что она есть наидревнейшая, и что развратные нравы суть едины токмо остатки ее древнего построения. Но как немного более стал лет, как она населена, то можно судить, сколь развратны были и его первые жители.

Бани бывали и ныне бывают местом любовных торжествований. Путешественник, условясь о пребывании своем с услужливою старушкой или парнем, становится на двор, где намерен приносить жертву всеобожаемой Ладе[28]. Настала ночь. Баня для него уже готова. Путешественник раздевается, идет в баню, где его встречает или хозяйка, если молода, или ее дочь, или свойственницы ее, или соседки. Оттирают его утомленные члены, омывают его грязь. Сие производят, совлекши с себя одежды, возжигают в нем любострастный огонь, и он препровождает тут ночь, теряя деньги, здравие и драгоценное на путешествие время. Бывало, сказывают, что оплошного и отягченного любовными подвигами и вином путешественники сии любострастные чудовища предавали смерти, дабы воспользоваться его именем. Не ведаю, правда ли сие, но то правда, что наглость валдайских девок сократилася. И хотя они не откажутся и ныне удовлетворить желаниям путешественника, но прежней наглости в них не видно…

Любовная летопись гласит, что валдайские красавицы от любви не умирали… разве что в больнице. Нравы валдайские переселилися и в близлежащий почтовый стан, Зимногорье. Тут для путешественника такая же бывает встреча, как и в Валдаях. Прежде всего представятся взорам разрумяненные девки с баранками. Но как молодые мои лета уже прошли, то я поспешно расстался с мазаными валдайскими и зимногорскими сиренами»[29].

«Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева появилось в 1790 году, а написано было чуть ранее. То есть уважаемому автору исполнилось только сорок лет. Отчего же он приписывает себя к старикам? И уж не легкая ли зависть к молодым и рьяным, готовым пойти за валдайскими прелестницами, двигала им при сочинении этих строк?

Книгу Радищева признали вредной, поскольку она вобрала в себя все худшее, что можно было увидеть на тракте Москва – Петербург: от рассказов о развратных крестьянках до бесстыдной торговли людьми. А запретное всегда вызывает повышенный интерес… Конечно, текст искали и находили. И главу про Валдай многие взяли на заметку. Вот ведь интересное место!

Кроме Пушкина и Радищева писали о Валдае и заграничные путешественники. Александр Дюма-отец совершил поездку в нашу страну и сделал интересные заметки:

«Нас окружили торговки с пряниками, напомнившие мне… девиц в Париже. В самом деле, девушки эти были в коротких юбках и, как мне показалось, не столько занимались торговлей»[30].

В общем, все как у его предшественников… Да только слава Валдая уже сходила на нет. Между двумя главными российскими городами протянули железную дорогу, а она миновала Валдай. Поэтому красавицы с баранками и не отягощенные моральными принципами уже не получали той прибыли, что прежде.

Но это случилось уже заметно позже, в XIX столетии. А мы пока поговорим о том, как боролись с проституцией женщины на русском троне.

Глава 6. Как русские императрицы с проституцией боролись

При появлении государевых людей желательно было спрятаться. Молодые женщины старательно изображали из себя прислугу, а мужчины, застигнутые полуодетыми врасплох, старались убежать через задние двери. В 1736 году императрица Анна Иоанновна завинтила гайки: теперь в трактирах и гостиницах запрещалось предоставлять интимные услуги. Такой указ был подписан еще при ее предшественнике, молодом императоре Петре II, но после его смерти пришла надобность повторить начинание: проституция, несмотря на усилия власти, никуда не делась.

После кончины Петра I последовал короткий период политической чехарды – правители сменяли друг друга с поразительной быстротой. Сначала эстафету приняла его вдовая супруга, Екатерина I. 7 мая 1724 года государь лично подвел жену к Царским вратам, где архиереи совершили над ней чин миропомазания. Корону на голову Екатерины Петр возложил лично (почти сто лет спустя точно так же поступит с Жозефиной Наполеон). А 8 февраля 1725 года государь упокоился. Однако Екатерина недолго находилась на троне и, умирая, подписала завещание, по которому власть передавалась в руки ее неродного внука Петра. Мальчик-правитель, сын печально известного царевича Алексея, не успел даже жениться, хотя ему дважды подбирали родовитых невест. Он скончался от оспы в ночь с 18 на 19 января 1730 года. Распорядиться о наследниках четырнадцатилетний государь Петр II не успел. Россия могла оказаться ввергнутой в смуту, поэтому срочно требовалось найти правителя, удовлетворявшего всем основным положениям:

– из династии Романовых;

– дееспособного;

– не младенца, при котором нужен регент.

Существовало и еще одно негласное требование. Этот новый правитель должен был оказаться фигурой несамостоятельной. Благодарной за то, что ее посадили на престол, а значит, не слишком заинтересованной в продвижении собственной политики. Влиятельные фамилии посчитали, что идеальной кандидатурой станет курляндская вдова Анна – дочь царя Иоанна V, родная племянница Петра I, не избалованная ни властью, ни деньгами. Ее неудачно выдали замуж, женщина рано овдовела и жила на положении бедной родственницы.

Как ошибались дворяне! Как высокомерно вели себя с урожденной царевной, ожидая от нее послушания! Анна оказалась не настолько глупа, чтобы не понять, во что именно ее пытаются втянуть. Едва короновавшись, она публично разорвала все «кондиции», которые должны были ограничить власть. Оцепеневшие царедворцы увидели перед собой разъяренную тигрицу вместо кроткой лани. Анна Иоанновна быстро заявила о себе.

Среди ее многочисленных указов есть и такой, что касался женщин легкого поведения. В 1736 году императрица издала предписание для трактирщиков и владельцев гостиниц изгнать и не держать больше непотребных девок «под жестким страхом и наказанием»[31]. Таким образом, Анна продолжала дело Петра, преследуя проституток. Впрочем, бороться с этим явлением оказалось все равно что рубить голову гидре: вместо одной вырастали две новые.

Конечно, некоторые владельцы заведений предпочитали не рисковать. Анна Иоанновна не выглядела женщиной, с которой можно было шутить. И хотя ее правление часто рисуют преувеличенно мрачным, через Тайную канцелярию при ней прошли примерно десять тысяч человек, а в Сибирь была отправлена тысяча[32]. Никто не хотел лишний раз навлекать на себя гнев царицы, поэтому многим проституткам приходилось искать для себя другие пути поиска клиентов. Легче оказывалось тем, кто обзаводился широкой сетью знакомств. Иные просто выходили на улицы, кто-то настойчиво прогуливался возле учебных заведений.

Преемница Анны Иоанновны, ее племянница Анна Леопольдовна, не успела ничего добавить к указам о «срамных девках», а вот Елизавета Петровна занялась проблемой всерьез. 1 августа 1750-го она предписала главной полицейской канцелярии заниматься розыском и поимкой всех, кто причастен к торговле телом. Арестованных отправляли в уже упомянутую Калинкинскую больницу, возобновившую свою работу. Заведение, замышлявшееся как место для исправления, по сути, переквалифицировалось в клинику для проституток. Их осматривали, чтобы выявить венерических больных, кому-то помогали в родах (иногда женщины поступали туда беременными), другим требовались простые медицинские процедуры – лечение ожогов, ушибов, травм.

Для «непотребных» существовали и особые смирительные дома. Еще в 1721 году Петр I учредил такие места для содержания людей невоздержанных и ведущих аморальный образ жизни. Предполагалось, что в смирительных домах заключенные займутся постоянной работой и, таким образом, встанут на путь исправления.

Вцарствование Елизаветы Петровны удалось вскрыть одну из самых глубоких «язв» Петербурга – дом терпимости под руководством Анны-Кунигунды, или, попросту говоря, Дрезденши. Жизнь этой женщины была похожа на авантюрный роман, а вот финал – как довольно часто происходило с авантюристками – оказался весьма неприглядным.

Считается, что фрау Фелкер появилась в России приблизительно в 1742 году (на самом деле временной промежуток колеблется – от 1739 до 1742 года). Звали ее Анной-Кунигундой, а прозвище прикрепилось чуть позже. Считалось, что эта предприимчивая дама пожаловала в Петербург из Дрездена. На самом деле информации о ее ранних годах крайне мало. Например, по одной из версий она была замужем, но супруг оставил ее. По другой – муж Дрезденши умер молодым от болезни. Была и другая теория, что на самом деле Анна-Кунигунда никогда не сочеталась браком. Она называла себя фрау только ради статуса.

Так или иначе, но за короткий срок Дрезденша сумела создать заведение, которое пользовалось неизменным спросом у посетителей. Причем входной билет стоил немало – один рубль. По ценам XVIII века – весьма изрядная плата. На рубль можно было обновить гардероб и отобедать вчетвером… С чем связана популярность притона? Да с тем, что публике предлагали «экзотику» – восточных красавиц, утонченных француженок и пышных немок.

Сама она рассказывала, что родилась в крайней бедности. Множество ртов в семье (у девушки были братья и сестры младше ее) и отсутствие денег, чтобы их прокормить, заставили Анну-Кунигунду торговать собой. По всей видимости, первого клиента для нее нашла собственная мать, когда девушке исполнилось 13 лет. А потом она попала прислугой в приличный дом, где девушку даже выучили грамоте… Так началось ее постепенное восхождение на самый верх – в доме бюргера Дрезденша познакомилась с важным господином, который взял ее в содержанки. От него попала к немецкому дворянину… Надо отдать Анне должное: она хотела учиться. К восемнадцати годам уже разбиралась в литературе, немножко – в философии, умела играть на музыкальном инструменте и сносно держалась в обществе. Конечно, у нее не было манер герцогини, но Анна-Кунигунда не упала бы лицом в грязь в присутствии знатных особ[33].

Считается, что большую роль в ее жизни сыграл герцог Бирон. Да, тот самый, что считался ближайшим человеком императрицы Анны Иоанновны (молва даже приписала им общего ребенка). Мужчина платил приятной молодой особе, чтобы она скрашивала его досуг, однако со временем все изменилось. Скончалась императрица, затем лишилась власти Анна Леопольдовна, и при новой государыне, Елизавете Петровне, Бирон растерял прежнее могущество. Ощутила на себе это и Дрезденша. Ей требовался постоянный доход, отчего и возникла мысль о публичном доме.

Первым делом надо было отобрать готовых на все девушек. С этим не возникло трудностей, ибо желающих заработать хватало. Затем следовало найти помещение, где вертеп мог бы существовать, не привлекая внимания. Кроме непосредственных интимных услуг у Дрезденши предоставлялись и другие – например, самые обычные комнаты для ночлега. Те, кто хотели провести время и не быть узнанными, шли к Анне-Кунигунде. Не было надобности отправляться в гостиницу. Ну а Дрезденше все равно, венчаны ее постояльцы или нет. Точнее, она отлично понимала: коли явились к ней, то уж точно не сочетались узами брака. Внешне же все выглядело благопристойно: одинокая вдова сдает комнаты внаем (и кто тут может возразить?), а еще подрабатывает шитьем (поэтому у нее всегда на подхвате несколько мастериц) и чуть-чуть торгует женской косметикой. Румяна и пудра здесь всегда имелись в ассортименте…

Иностранок-проституток у Дрезденши было больше, чем русских. Преимущественно в доме жили голландки и немки. Тут сыграл свою роль языковой барьер: с соотечественницами Анне-Кунигунде было проще объясниться. К тому же «ночные бабочки» из Европы ехали за деньгами – трудиться, чтобы обустроиться на месте или послать что-то близким. Они были сговорчивы, готовы на все и не обременены моральными устоями.

Елизавета Петровна услышала о заведении Дрезденши от кого-то из придворных. А возможно, ей специально донесли. Императрицу возмутило не только то, что все происходило под носом «у Вознесенья», как говорилось впоследствии в материалах дела, но и размах предприятия. Государыне докладывали, что в подчинении у фрау находятся сотни девушек. И пользуются их услугами самые привилегированные слои (поскольку Дрезденша берет дорого). Выходило, что ушлая немка поставила проституцию на поток.

А теперь представим себя на месте царицы. Ей сообщают о тайном пристанище для жаждущих утех. Там регулярно собираются небедные и влиятельные люди.

Все отлично понимают, что нарушают закон, но запретный плод сладок… Значит, вероятно, со временем начнут смеяться над властью: не углядели, что есть такое заведение. Им удалось ловко водить за нос императрицу! А там и до крамольных мыслей недалеко… Елизавета, получившая трон в результате дворцового переворота, отлично знала цену таким тайным разговорам. Понимала человеческую сущность, падкую до денег и удовольствий. Раздавить каблуком гнездо порока стало делом не только принципа, но и сохранности власти.

Правительница старалась предупредить возможный заговор.

Требование отыскать даму и начать расследование в отношении нее прозвучало в июне 1750 года. Ответственным за выполнение поручения был назначен действительный статский советник Василий Иванович Демидов.

В помощь ему был выделен целый (и весьма многочисленный) отряд. С расходами попросили не церемониться – главное, чтобы был результат. Потребовалось подкупить трактирщиков, раздать золото мелким воришкам за информацию, взять в информаторы уличных мальчишек… Сеть оказалась раскинута очень профессионально. Когда сведения собрали, начались решительные действия. Три дня шла облава, удалось задержать множество женщин. В ночь на 30 июня Анну-Кунигунду Фелкер застигли врасплох в квартире на Васильевском острове. Рапорт Демидова звучал так:

«Сыскана и взята в крепость, при ней две девки, из которых одна вынута из сундука, а при допросе ее из доброй воли через немалое увещевания и потом под пристрастием батогов ни в чем непотребном не призналась, но потом под кошками многие гнезда непотребных открыла… сыскано сводниц и блудниц больше пятидесяти человек».

Получается, признание было сделано под пытками? Да. Но факт, что в итоге были найдены проститутки в разных частях Петербурга, подтверждает, что сутенерша сказала правду.

По предварительным подсчетам, аресту подверглись примерно две сотни женщин. Елизавета Петровна получала свежие новости напрямую от Демидова и с большим интересом следила за происходящим. «Непотребные девки» во главе с их атаманшей Дрезденшей попали в Петропавловскую крепость, отчего пришлось срочно просить переносить допросы в другое место. Не справлялась крепость с таким обилием падших!

«Прошу донесть… что в крепости ныне они с утеснением, – писал Демидов, – все казематы заняты, как содержать и расспрашивать их негде… Не соизволите ли… указать тое комиссию производить в Калинкинском каменном доме»[34].

И снова Калинкинский дом! Предложение признали разумным.

Наибольший интерес у следствия вызывала именно Дрезденша, как организатор притона. Кроме того, от нее тянулись ниточки к важным клиентам. А там было кого «зацепить»! Знатнейшие люди XVIII века отметились у немецкой «мамки» – так позже, в XIX столетии, будут называть хозяек борделей.

Посещали приют разврата князь Борис Васильевич Голицын (обер-цехмейстер, а впоследствии адмирал), офицер Иван Воронцов (из графской династии), прапорщик Петр Татищев – будущий знаменитый масон и член литературного новиковского кружка… Императрица оказалась довольна – она успела предотвратить момент, когда все эти люди сумеют договориться и направить свои мысли против нее. Ну а пикантные подробности пристрастий клиентов Дрезденши шли забавным бонусом. Так, хозяйка притона рассказывала на допросе, что князь Голицын, например, предпочитал принимать «девок» у себя на дому. Он старался не показываться в заведении и присылал за проститутками слугу. Однажды по его требованию была отправлена к нему проститутка Анна Элизабета, но эту молодую особу Борис Васильевич почему-то забраковал и вернул назад.

Разумеется, Анна-Кунигунда пыталась представить дело так, что заниматься предоставлением интимных услуг она была вынуждена. Рассказывала печальную историю, как вышла замуж, всего десяток дней прожила с супругом, а потом он попал в действующую армию. Долго ждала фрау Фелкер своего ненаглядного… А поскольку иных средств к существованию у нее не было, пришлось как-то выкручиваться. О знакомстве с Бироном Дрезденша благоразумно умолчала. Впрочем, этот факт вскоре стал известен.

Фрау Фелкер была подвергнута пыткам – батогами[35] и кошками – и созналась во всем, не утаила ни имен клиентов, ни чем занималась в доме на Вознесенской перспективе. Пока шел процесс, многие женщины, вовлеченные в проституцию и еще не пойманные Демидовым, попытались скрыться из Петербурга. Однако удавалось такое не всем: от императрицы прозвучал приказ арестовывать каждую, кто будет вызвать хоть какое-то подозрение. Судя по всему, Дрезденша скончалась в казематах. Основная версия говорит о том, что у нее открылась чахотка, которая и свела ее в могилу. Что же стало с остальными? Их приказали выслать из Петербурга… в Сибирь. Весьма значительная часть женщин поселилась в Оренбургской губернии.

А вот Василий Иванович Демидов в 1751 году получил от императрицы Елизаветы Петровны потомственное дворянское звание. Герб статского советника выглядел так: голубой столп на золотом поле, поверх которого – лилия с короной. Также он был украшен дворянским шлемом и золотыми крыльями…[36] Впоследствии России послужил и сын Демидова – Иван. При Екатерине II он стал генерал-поручиком и генерал-цехмейстером флота (звание соответствует начальнику морской артиллерии).

Ввиду кратковременности правления Петра III вопрос о проституции в его царствование мы опустим. Специальных распоряжений государь не оставил. А вот его супруга, Екатерина II, также рьяно выступала против торговли женским телом. К слову, именно при ней впервые и прозвучало само слово «проституция». Едва ли не в первые месяцы правления, в 1763-м, императрица запретила мужчинам и женщинам совместно посещать публичные бани (именно там интимные услуги стали предоставляться особенно часто, когда трактирщики прогнали «ночных бабочек» вон). Впоследствии приказ пришлось повторять еще в 1782 году. Однако частные, расположенные в домовладениях бани, под запрет не попадали. Так что семейный поход для помывки считался вполне допустимым.

В том же 1763 году, когда озаботились проблемами бань, около 40 столичных военнослужащих оказались зараженными «франц-венерией» – так замысловато в то время именовали сифилис. Был издан особый Сенатский указ 20 мая 1763 года, повелевавший офицеров и солдат подвергать допросу, чтобы установить источник заражения. Мужчины обязаны были вспомнить, с кем и когда вступали в контакт, указать, можно ли найти женщин, от которых они, предположительно, подхватили болезнь. Затем, на основании записей по результатам допроса, начинался розыск. Проституток отлавливали и отправляли на принудительное лечение. А многих из них ждала ссылка.

Судя по документам об отправке женщин, в 1760-е проституцией занимались в основном четыре типа женщин: уже упомянутые иностранки, солдатки (женщины, чьи мужья отправлялись на длительную военную службу), солдатские вдовы и беглые крепостные девки. Императрица приказала вернуть солдаток к их мужьям, вдов сослать на Нерчинские рудники, а вот крепостных отправить к владельцам за государственный счет. Рудники в Забайкалье пугали уже самим своим названием – все знали, как это далеко. В 1739 году там открылась каторжная тюрьма и свинцово-серебряный рудник. Любопытная деталь: среди знаменитых заключенных Нерчинска был революционер Григорий Котовский. Он отбывал там наказание в 1911–1913 годах, пока не совершил удачный побег.

Екатерина II требовала, чтобы девок и жен за беспорядочное поведение сопровождали под караулом (приказ об этом был подписан в 1765-м), а шесть лет спустя приказала отправлять проституток на фабрики. Позже – еще и в смирительные дома. А если удавалось доказать, что кто-то занимался сводничеством, то виновного ожидал штраф и тот же смирительный дом.

Но запретительные меры, аресты, ссылки не дали эффекта, на который рассчитывала императрица. Промысел существовал. Женщины продолжали торговать собой, не находя иного применения собственным силам. Причин было множество, и они формировались многие и многие годы.

Во-первых, не существовало обязательного (да еще и бесплатного) образования. Девочки из бедных семей не имели возможности иногда даже просто выучиться письму, не говоря уже о большем. Отсутствовали стабильные и достаточные меры поддержки для семей, которые оказались в трудной жизненной ситуации. Если кто-то из родителей заболевал или умирал, а постоянных источников дохода (например, от сдачи внаем комнат или аренды земли) или состоятельных или сколько-нибудь готовых помочь родственников не было, то судьба детей оказывалась незавидной.

Не имелось достаточного числа профессий для женщин. Спрос намного превышал предложение. Прислуга в домах чаще всего была собственной, приобретенной, поскольку до 1861 года существовало крепостное право. Нанимали извне только очень хороших или редких специалистов, чаще иностранных. Выучиться на портниху или белошвейку занимало несколько лет. Кто бы кормил девочку из бедной семьи в тот период?

Разве только ей повезло бы попасть к мастерице, которая учила бы и кормила, чтобы потом вычесть затраты из заработка…

Замужество – как способ выбраться из нищеты – тоже подходило не всем. Откровенные бесприданницы не пользовались популярностью. Блестяще описал это в своей драме Александр Николаевич Островский. Его Лариса Огудалова – типичный пример молодой особы, которая с легкостью может ступить на шаткий путь содержанки. Попросту – дорогой проститутки. У Ларисы нет приданого, положение ее семьи не дает надежды на хорошую партию (иногда выгодно выходили замуж представительницы древних фамилий, даже если у них не имелось средств), так что она или может стать женой такого же бедного мелкого чиновника, что означает для нее жизнь, полную лишений, или превратиться в дорогую игрушку богача. Сама Лариса это прекрасно понимает:

«Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят, как на забаву. Никогда никто не постарался заглянуть мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала теплого, сердечного слова. А ведь так жить холодно. Я не виновата, я искала любви и не нашла… ее нет на свете… и нечего искать. Я не нашла любви, так буду искать золота» (А. Н. Островский, «Бесприданница»).

Пьеса была написана в 1874–1878 годах, а столетием ранее возможности женщины были еще скромнее. В то время, когда жила Огудалова, девушки уже могли устроиться секретарями или стенографистками (как, например, Анна Сниткина, вторая жена Федора Михайловича Достоевского). Но и для этого требовалось сначала получить образование…

Так что действовал порочный круг. Нет возможности учиться – нет возможности работать – неоткуда ждать помощи. Лишенные шанса выбраться шли на панель. И Екатерина II поняла, что избавиться от явления она просто не может. Поэтому в 1782 году был разработан устав, который предписывал проводить осмотры женщин, постоянно занимавшихся интимным трудом. Им запрещалось торговать собой где-либо, кроме специально отведенного квартала. Если у работницы отрасли выявлялась «французская болезнь», то ее незамедлительно лечили.

Но уже сын императрицы, всегда с подозрением относившийся к материнским проектам, занялся притеснением проституток. При Павле I был проведен массовый отлов «ночных бабочек» в столице, после чего женщин выслали в Иркутск за государственный счет. Проституткам велели надевать платья желтого цвета, которые бы сразу выделяли их из числа порядочных дам. У женщин из интимной отрасли появилась своя отличительная черта. Нужно сказать, в этом вопросе русский император не проявил оригинальность – еще в Древней Греции практикующих гетер заставляли одеваться иначе, нежели благородные матроны. Они не могли собирать волосы в прическу, их следовало свободно распускать по плечам. Причем предпочтение отдавали рыжим волосам! Древнегреческие проститутки обожали красить свои шевелюры! А вот платье должно было обязательно приоткрывать грудь…

Занятно, что в России отличительным цветом продажных женщин был выбран именно желтый! В цветовом спектре у большинства он ассоциируется с радостью, весельем и теплом. В императорском Китае, в то же самое время, когда правил Павел I, желтый оставался особенным цветом правящей династии, и даже не всякая фаворитка имела право носить одежду такого оттенка. Какие разные взгляды на один цвет…

Для тех, кто торговал собой, устанавливали и тюремные сроки заключения. На первый раз можно было обойтись недельным заточением, максимум провести три месяца за решеткой. Бордельных владелиц наказывали строже – годом тюрьмы. Тем, кто попался вторично, грозила как раз высылка. В лучшем случае можно было обойтись общественными работами.

Впрочем, приказы исполнялись не в полной мере и вовсе не с таким рвением, как рассчитывал император. В 1800 году во время облавы в Москве задержали 69 проституток, но в Иркутск отправились лишь 19.

Строгим оставалось отношение к падшим женщинам и при Александре I. Государь, который сам не отличался верностью по отношению к жене, открыто ухаживающий за чужой женой (та родила ему по разным подсчетам от 4 до 5 внебрачных детей), морщил нос от прелюбодейства на улицах. К слову, супруга царя тоже не была верна ему. Красавица Елизавета Алексеевна умудрилась дважды быть беременной… не от императора. В обоих случаях плодами любви стали девочки, вскоре умершие, так что российскому престолу не угрожали бастарды.

Все также знали, что не отличается нравственным поведением и брат правителя, Константин Павлович. Его собственная супруга, великая княгиня Анна Федоровна, сбежала из дворца и уехала к себе на родину, поскольку испытывала глубочайшую неприязнь к грубому мужу. Эти скандальные отношения нашли отражения во многих записках современников. Анна Федоровна, к слову, впоследствии родила детей, к которым Константин Павлович не имел ни малейшего отношения.

Двор жил так, как считал нужным. Внебрачные связи считались рядовым явлением и даже не всегда скрывались. Однако проституцию продолжали считать постыдным явлением и указывали на нее пальцем. Пока не пришло другое время – другое царствование.

Глава 7. Не можешь бороться – возглавь

1 декабря 1825 года из Таганрога полетели тягостные вести – скончался император Александр I. Эта новость, без всякого преувеличения, потрясла русское общество. Сорокасемилетний правитель не подавал признаков тяжелой продолжительной болезни. Напротив. И все произошло очень быстро.

Все началось с того, что 27 октября, во время поездки в Крым, император подхватил простуду. Лейб-медик Виллие отмечал, что хвороба развивалась стремительно. Но Александр I не придавал особого значения своему состоянию и даже 8 ноября отказывался принимать какие-либо лекарства. А ведь у него сильно повысилась температура, участился пульс! Лихорадка тревожила медика, поэтому, по его настоянию, государь все-таки проглотил восемь пилюль со слабительным (вполне нормальное решение для того времени). За этим наступило кратковременное облегчение, но продлилось оно недолго. Течение болезни приобрело очень опасный оборот: лихорадка вскоре вернулась и больше уже не отступала. 13 ноября, вставая с постели, Александр I упал в обморок. Ему было только сорок семь лет!

Что предприняли врачи? Все в духе XIX века: за уши императора поставили… три с половиной десятка жирных пиявок. Считалось, что, потребляя зараженную кровь, пиявки помогают снизить температуру. Однако в данном случае медик просчитался, и жар никуда не делся. Началась настоящая агония, периодически возникали тяжелые приступы икоты, дыхание стало затрудненным.

«Ни малейшей надежды спасти моего обожаемого повелителя»[37], – записал Я. В. Виллие в четверг 19 ноября…

Смерть если не в расцвете сил, то в то время, когда ей было еще рано приходить[38]. И ни одного наследника мужского пола, которому бы покойный император мог передать власть. Однако в предыдущее царствование был установлен порядок престолонаследия, и, согласно ему, претендовать на трон мог следующий по старшинству брат. Таким образом, власть переходила великому князю Константину, наместнику в Варшаве. На момент оглашения смерти государя он находился именно там.

Регламент был отработан до автоматизма. Полки приняли заочную присягу Константину, еще не понимая, что тот не собирается править. Вскоре пришли официальные вести из Польши: великий князь отрекается от грандиозной роли. Некоторая заминка привела к тому, что на монетном дворе уже успели отчеканить партию «константиновских рублей», которые сейчас представляют огромную историческую ценность[39].

Второе важное последствие – не все полки оказались готовы присягать следующему мужчине в роду – великому князю Николаю Павловичу.

Так вспыхнуло восстание, вошедшее в историю России как восстание декабристов.

Не будем разбирать подробности и причины. Среди декабристов было немало тех, кто искренне верил в необходимость полного отказа от власти самодержца, нашлись и те, кто ратовал за «мягкие перемены». Так или иначе, восстание подавили. Николай I стал полноправным преемником старшего брата и взошел на престол вместе со своей супругой, императрицей Александрой Федоровной, урожденной прусской принцессой.

В отличие от предыдущей правящей четы, в жизни этих двоих царила полная гармония. Николай обожал жену, она отвечала ему тем же. Их детская регулярно пополнялась новыми великими князьями и княжнами… Император мог не беспокоиться за преемственность власти – ему было кому передавать трон после смерти.

Как раз страстная любовь супружеской пары и привела к тому, что ей пришлось отказаться от ее физической стороны. После семи родов Александры Федоровны, в октябре 1832 года, врачи сокрушенно качали головами: еще один ребенок убьет императрицу.

Отныне она не должна допускать интимных отношений. На тот момент женщине было тридцать четыре года. Ее венценосному супругу исполнилось на два года больше.

В истории встречаются случаи, когда супружеские пары добровольно отказывались от секса. Такие союзы называли «белыми», и даже некоторые коронованные особы поддерживали их. Генрих II, император Священной Римской империи, и его жена Кунигунда Люксембургская принесли обеты вечного целомудрия. Их обоих впоследствии причислили к лику святых… Однако брак Николая I и его жены изначально никаким белым не был. Мог ли физически здоровый мужчина, едва-едва перешагнувший порог среднего возраста, навсегда забыть про интимную жизнь из-за болезней жены?

У императора завелись любовницы. Однако ни их точное число, ни их имена достоверно не известны, за исключением одной дамы сердца – Варвары Нелидовой. Относительно всех прочих – молва причисляла к разряду фавориток и княжну Урусову, и Мусину-Пушкину, и нескольких актрис… Впрочем, все осталось на уровне слухов. Николай I проявлял невероятную осторожность. Даже про Нелидову не удалось прояснить до конца: стала ли она матерью? Если да, где оказались их общие с императором дети? Существует несколько версий, но сейчас важно не это.

Николай I имел возможности для встреч с женщинами в ситуации, когда его супруга не могла разделить с ним ложе. Его положение было таковым, что многие и многие сочли бы за честь считаться государевыми фаворитками. Он также мог обставить свои встречи максимально корректным образом, втайне от жены (хотя известно, что Александра Федоровна все же получила представление о связях мужа)… Однако большинство его подданных располагали куда более скромными возможностями для реализации собственных запросов.

Не секрет, что браки и в XIX веке редко совершались по любви. Да и союзы, изначально заключенные по взаимному чувству, тоже не всегда оказывались счастливыми (дочь Николая I, великая княжна Мария, два раза выходила замуж именно по любви, но оба раза разочаровывалась в мужьях). Между тем развод продолжал оставаться сложным и позорным делом. Во-первых, получить его было необычайно трудно. Во-вторых, одной из сторон приходилось признавать вину в распаде брака. А виновные могли повторно жениться только спустя длительный срок или вообще не получить разрешение на венчание… Возникал закономерный вопрос: каким же образом подданные русского императора могут устраивать личную жизнь?

Спрос на услуги женщин легкого поведения продолжал оставаться стабильно высоким. Николай знал об этом. Как знал и о безуспешных попытках предшественников положить конец проституции в России. Позиция императора была, в общем-то, честной: пусть уж лучше это явление находится под государственным контролем, нежели его станут замалчивать и стыдливо обходить стороной. Проституция никуда не исчезнет, но сколько судеб покалечится!

Было бы наивно считать, что решение легализовать торговлю телом приняли исключительно с целью заботы о тех, кому не удавалось получить тепло и ласку в браке. Одной из главнейших причин стало распространение венерических болезней в России – снова то самое зло, о котором говорил еще Петр I. Около миллиона человек оказались заражены в разных российских губерниях. Распространение инфекции напоминало пожар, а вот предпринятые меры не помогали.

Первоначально Николай, как и правители до него, попробовал ввести новые заградительные методы. Крестьянам (речь шла о государственных, которые располагали личной свободой, в отличие от крепостных) запрещались «блудодейственные сборища». Затем были обновлены уголовные законы – в 1842-м за разврат полагалось двойное наказание. Прежде всего тюремное. А кроме того – церковное. Как мы помним, моральный облик подданного российской империи во многом контролировался церковью. Именно этот институт решал, возможен ли брак и правомочен ли развод (за исключением случаев, когда к императору за разрешением обращались лично, если церковь устанавливала преграды. Но воспользоваться такой возможностью могли только избранные, представители самых знатных семейств). Ничего не помогало. Жаждущие оплаченной любви все равно находили возможность ее получить.

Но главное, не менялись сами условия, при которых было бы возможно эффективно бороться с проституцией. По-прежнему огромное число девушек и женщин не располагали другим способом заработка. «Большая половина женщин попала в омут, запутавшись в цепях нужды, в тисках крайностей, не имея места занятий»[40]. Причем практически 62 % проституток изначально не собирались заниматься этим ремеслом и трудились вполне честно. Однако уйти на нелегальное положение их вынудили тяжелые условия работы, низкий заработок, не позволявший даже снимать комнату (не говоря уже о том, чтобы кормиться и одеваться), невозможность двигаться по социальной лестнице (те самые лифты, о которых любят говорить теперь) и обстоятельства непреодолимой силы. У кого-то внезапно оказывались на иждивении больные родственники, кто-то рожал ребенка вне брака, не получив никакой помощи от его отца, другие сталкивались с потерей имущества при пожаре или при переезде из города в город… Добавим разницу в условиях оплаты труда. На одном и том же производстве женщины получали в несколько раз меньше, чем мужчины! Сравните: рядовой сотрудник фабрики в Москве мог рассчитывать на ежемесячный оклад в 18,5 рубля. А женщина при таких же условиях – всего на восемь. Неудивительно, что среди «бабочек» оказывалось немало бывших работниц предприятий.

Таким образом, в России сложилась ситуация, когда легализация проституции оказалась почти вынужденной мерой. Требовалось срочно отследить все очаги возникновения венерических заболеваний и погасить их – то есть взять под контроль немыслимое число «работниц интимной сферы», подвергавшихся насилию, пыткам и жестокому обращению со стороны клиентов и сутенеров, поскольку их труд никак не регламентировался и не отслеживался. Кроме того, существование домов терпимости обеспечило казне дополнительные доходы.

Любопытно, кто стоял за легализацией! Разработкой положений и правил занималось Министерство внутренних дел, которое с 1841 года возглавлял граф Лев Алексеевич Перовский. Пусть вас не вводит в заблуждение его титул. В дворянское достоинство он был возведен в двенадцатилетнем возрасте. Дело в том, что от рождения он являлся… бастардом графа Алексея Кирилловича Разумовского и мещанки Марии Соболевской. Свою фамилию Лев Алексеевич получил от имения Перово, принадлежавшего Разумовским, благодаря хлопотам графа. И как было принято в обществе начала XIX века, воспитывался в доме отца на положении не сына, но близкого родственника. Таковых тактично называли «воспитанниками», хотя все прекрасно понимали, кто кем кому приходится. Вот и Лев Алексеевич мог именовать батюшку только «дяденькой».

Так что граф Перовский лучше многих понимал, насколько много в обществе проблем, касающихся отношений между людьми. По большому счету ему крупно повезло. Не всегда бастардов признавали, помогали им выучиться и двигали вперед. Будь Лев Алексеевич сыном той же мещанки Соболевской и небогатого офицера, его судьба сложилась бы иначе – пошел бы работать прислугой, рабочим и вряд ли дослужился бы до министра. А уж незаконнорожденная девочка при бедных родителях легко попала бы на панель.

Итак, в марте 1843 года граф Лев Алексеевич Перовский дал задание подчиненным начать разработку мер против распространения инфекций. Кроме того, следовало предпринять шаги в поиске удобоваримого протокола для учета «ночных бабочек». По сути, так и стартовала кампания по легализации проституции. К августу проект был представлен государю Николаю I: предполагалось учреждение врачебно-полицейского надзора над путанами. Император, ознакомившись с документами, дал разрешение внедрить в жизнь это начинание. Правда, в ту пору речь не шла об использовании мер повсеместно. Затея касалась только столицы, Санкт-Петербурга, причем был установлен двухлетний срок для эксперимента.

В первую очередь Перовского интересовало сокращение числа заболевших «венерушкой» – так именовали болезнь в интеллигентских кругах. Алексей Гаврилович Венецианов, помещик из Тверской губернии, более известный нам как талантливый живописец, жаловался в письмах соседу Милюкову, что даже его крепостные страдают от «венерушки»:

«Временному моему лакею четырнадцатый год… Его, скотницу и ее доброго мужа сковала злая Венерушка… Теперь я устроил лазарет для всех троих».

И это в условиях поместья, жившего весьма обособленно! Известно, что Венецианов не приветствовал браки между собственными крестьянами и соседскими. Не позволял отдавать крепостных «на выход». Алексей Гаврилович предпочитал благословлять браки среди своих, причем нередко с большой разницей в возрасте. Так откуда же в тихом губернском захолустье та самая «венерушка»?

Врачебно-полицейский надзор над проститутками помог бы выявить все очаги болезней. Потушить пламя. Направить на лечение тех, кто уже занедужил. Предотвратить распространение сифилиса и прочей дряни. Вопрос вставал ребром: где оказывать помощь «бабочкам»? Очевидно было, что Калинкинское учреждение не справляется, при двух штатных единицах врачей… Вот поэтому следующим шагом стало открытие особой женской больницы в столице. Работа по легализации проституции началась…

Глава 8. «Желтое» дело

Уже практически в самые первые дни существования надзорного ведомства за проститутками стало очевидным, что одним Петербургом ограничиться не получится. Требовались аналогичные меры и в других крупных городах, вроде Нижнего Новгорода, проводившего регулярные ярмарки. О, это невероятное событие! Торговать в Нижний приезжали не только со всех концов России, но и из-за рубежа. С середины июля и до начала сентября там шла настолько оживленная торговля, что слава о нижегородской ярмарке распространилась по всей Европе. В 1846 году там было продано товаров на сумму в 49 миллионов рублей серебром. Александр Сергеевич Пушкин при жизни тоже успел посетить ярмарку (в 1833 году) и писал о ней с восторгом:

Сюда жемчуг привез индеец,

Поддельны вины европеец;

Табун бракованных коней

Пригнал заводчик из степей,

Игрок привез свои колоды

И горсть услужливых костей;

Помещик – спелых дочерей,

А дочки – прошлогодни моды.

Всяк суетится, лжет за двух,

И всюду меркантильный дух[41].

Разумеется, в Нижнем процветала проституция! Спрос-то огромный! Еще в XVII веке одних армян, торгующих на Нижегородчине, насчитывали полторы тысячи человек. Правда, в ту пору ярмарка находилась в Макарьеве – в маленьком городке на левом берегу Волги (а потом дело расширилось и перекинулось на противоположный берег). Торговых помещений там было около тысячи четырехсот… И воеводу Глеба Исааковича Патрикеева неравнодушные люди регулярно и с гневом извещали, что «в банях парятца всякие люди, мужики и жонки вместе, а так делают, как бы забыв про суд Божий, и друг друга в телесном обнажении не стыдясь, и родственного происхождения не берегучи». Получалось, что в местных банях – по сообщениям осведомителя – процветало то самое явление, которое решили взять под контроль в XIX столетии в столице.

Проститутки маскировались. Они посещали трактиры под видом странствующих, богомолок, торговок… Чем шире торговля, тем больше спрос в сфере интимных услуг.

Когда ярмарка расцвела в Нижнем Новгороде, там же расцвел и разврат. Так что пришлось ввести надзор за проститутками. А еще «подтянулась» Москва, а потом Вильно… По количеству «гнезд разврата» Нижний не уступал крупным городам Российской империи. В 1889 году он стал четвертым по числу публичных женщин. Тройку лидеров попеременно возглавляли Москва и Санкт-Петербург, а за ними следовала польская Варшава (не забудем, что Польша являлась частью Российской империи)…

Помимо сверху введенного надзора, местные власти пытались контролировать проституцию и своими силами. Нижегородский губернатор Алексей Алексеевич Одинцов (он занял пост в 1861 году) издал приказ, требовавший соблюдать приличия в увеселительных заведениях. Упор особенно делался на те места, где танцевали:

«Посетители и посетительницы должные вести себя скромно, не допуская… пошлых шуток и бранных слов…»

Впрочем, никто не рвался исполнять приказ Алексея Алексеевича. Слишком прибыльным было «желтое дело».

Итак, почему «желтое»? И как вообще выглядел тот самый надзор? В чем заключался?

«Желтизна» применительно к продажной любви популяризировалась еще во времена Павла I. Я уже писала, как император предлагал всем женщинам-проституткам надевать желтые платья, чтобы отличать их издалека.

Почему государь выбрал такой цвет? Вероятно, из-за его низкой востребованности в конце XVIII – начале XIX века. Любопытно: если бы Павел Петрович родился лет на 150 раньше, да еще в Европе, он бы поразился, как много разгуливает по улицам дам с низкой социальной ответственностью.

Потому что желтый оттенок нарядов переживал период бешенной востребованности!

Его называли «изабелловым» и связывали с именем инфанты Изабеллы. В 1600 году, при описании платья королевы Англии, Елизаветы I Тюдор, впервые упомянули этот тон: «Из сатина цвета Изабеллы с серебряными блестками». Считается, что правительница Нидерландов, Изабелла Клара Евгения Испанская, дала торжественное обещание не менять белья, пока не будет взят город Остенде. По всей видимости, инфанта предполагала, что события будут развиваться стремительно, тем более что руководил осадой супруг молодой женщины, эрцгерцог Альбрехт Австрийский. К разочарованию дамы, осада завершилась три года спустя… Так что Изабелла Клара Евгения Испанская облегченно сменила пожелтевшую от грязи и пота рубашку на свежую. Ну а цвет стал популярным! Во-первых, у него был героический «контекст», во-вторых, это было что-то новенькое…

Мода бывает очень причудливой. В эпоху последних Бурбонов при французском дворе полюбили «цвет блохи», а одно время даже «дофин кака» – цвет детской неожиданности, порожденной долгожданным наследником престола. Людовик XVI и Мария-Антуанетта семь лет прожили в браке, прежде чем смогли стать супругами в физическом смысле слова (у короля был фимоз, ему требовалась крошечная операция, но он страшно боялся хирургического вмешательства, так что убеждать его приезжал даже шурин), а первой у них родилась девочка. Когда же в детской поселился престолонаследник, то ликованию не было предела. Ребенка буквально носили на руках, интересно было все, что с ним связано, даже грязные пеленки… Так чего же удивляться «изабелловому цвету»? Вот в XVII столетии дамы всех возрастов, от знатных принцесс до рядовых торговок, и стали наряжаться в оттенки желтого… Ох и удивился бы их внешнему виду император Павел I.

Окончательно желтый цвет «закрепился» за ночными бабочками в XIX веке. Вместо паспорта проституткам выдавался специальный «заменительный билет». И он довольно быстро из сероватого становился желтым. Так и повелось. «Пошла по желтому билету», – говорили про женщин, торгующих собой.

«Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти, – говорится в романе Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание” устами отца Сонечки Мармеладовой. – Ибо бывает такое время, когда непременно надо хоть куда-нибудь пойти! Когда единородная дочь моя в первый раз по желтому билету пошла, и я тоже тогда пошел… (ибо дочь моя по желтому билету живет-с…)»[42].

Любопытно, да, что фамилия героини такая сладкая – Мармеладова? Сонечка – девушка для утех, но по сути своей – несчастное страдающее существо. Она приносит усладу для других, жертвуя собой. Советский литературовед Валерий Яковлевич Кирпотин считал, что «Мармеладова» у Достоевского появляется не просто так:

«Семья Мармеладовых – фокус, в котором преломлены все несчастья неправильно устроенного эксплуататорского общества, и то, как “сладок” этот мир, рисуется уже горько-иронической фамилией, подобранной Достоевским»[43].

Итак, Сонечка и многие женщины ее времени избрали для себя профессию проституток (о том, почему подобное происходило и кто вовлекался в эту сферу, поговорим позже). И с того самого времени, как придумали заменительный билет, как начали работать врачебно-полицейский комитеты, жизнь проституток в России должна была подчиняться множеству установленных правил.

9 мая 1844 года Министерство внутренних дел (то самое, что возглавлял граф Лев Перовский) утвердило специальные «Правила публичных женщин». А двадцатью днями позже – «Правила для содержательниц домов терпимости»[44]. Таким образом, чиновники постарались как можно подробнее описать явление, которое отныне могли контролировать.

Самым первым правилом было – соблюдение установленных правил. Поскольку женскую проституцию в России признали «терпимой» (отсюда и название домов для утех), следовало не уклоняться от разработанного свода разрешенных и запрещенных моментов. Второе и наиважнейшее правило касалось как раз медицинского освидетельствования. Если женщина проживала отдельно, работала самостоятельно, она была обязана являться в больницу в часы приема проституток. Революционерка Екатерина Брешко-Брешковская рассказывала в своих воспоминаниях, как наблюдала очередь во врачебный кабинет в день приема «бабочек»:

«У здания выстраивались проститутки, явившееся на медицинское обследование. Среди них попадались и очень элегантные женщины, и не столь нарядные. Замыкали процессию толпы женщин в лохмотьях и даже просто полуголых»[45].

Обитательниц борделей подвергали осмотру по месту их работы.

Если же выяснялось, что та или иная женщина больна, то она должна была немедленно приступить к лечению. Зараженные и явившиеся в больницу по собственному желанию, обслуживались в медицинском учреждении бесплатно. Если о состоянии становилось известно через врачебный осмотр, то оплата взималась. Так что проститутки были заинтересованы как можно раньше выявлять у себя признаки венерической хвори. Соответственно, следовало так же внимательно относиться и к внешнему виду клиентов – при явных признаках заболевания от такого посетителя разумнее было отказаться.

Кстати, если публичная женщина покидала пределы дома, она всегда должна была брать с собой медицинский билет. А если меняла место жительства, то была обязана сообщить полиции. К слову, эта мера уходит корнями в далекое прошлое – еще венецианские куртизанки XVI века вносились в реестр, где указывался род их деятельности и их дом. Переехала? Будь обязана передать новый адрес властям. Любопытно, что на рубеже XIX и XX веков в случае переезда проститутка в России не получала назад паспорт. Она обращалась в комитет, уведомляла, где теперь она будет жить, и ее документы просто переправлялись другому комитету, расположенному в непосредственной близости от нового жилья. Самой же женщине вручали на руки проездной билет или проходное свидетельство.

Опрятный вид считался важным пунктом № 3! Следовало регулярно менять белье, обмываться после посещения мужчины и вообще как можно чаще использовать воду для омовений «известных частей тела» (так стыдливо писали в документе). Запрещалось предоставлять интимные услуги во время месячных и рекомендовалось не увлекаться косметикой – румянами, белилами, духами… Посещение бани предписывали устраивать не реже, чем раз в неделю.

Содержательница дома терпимости имела право устанавливать внутренние правила (если они только не противоречили министерским), и проститутка была обязана им подчиняться. Ну а если на женщину жаловались и существовали обоснованные причины считать ее нарушительницей, то к «желтобилетнице» могли применять меры самые строгие, вплоть до тюремного наказания. Остерегаться обвинений следовало и хозяйкам борделей. Потому что их регламент был тоже весьма строгим.

Прежде всего на открытие дома терпимости нужно было получить разрешение. То есть самовольно создать заведение не позволялось. И это была первая важная ограничительная мера. Следовало подать прошение в комитет, показать паспорт и документ из полиции о благонадежности. Тайный разврат запрещался! Интимные услуги в банях, трактирах, кабаках и гостиницах требовали пресекать и докладывать о подобных фактах нарушения. Периодически проводились проверки – полицейские выезжали в бордели и требовали документы у хозяек.

Например, в городе Верхнеудинске 8 февраля 1880 года открылось заведение некоей Ходы Эйрогольской. Полька по происхождению, она была названа в документах «поселенческой женой». То есть находилась в этих местах как жена ссыльного поселенца. История не сохранила до нас, по какой именно уголовной статье был осужден муж Эйрогольской. Но факт открытия ею дома терпимости есть. Хода наняла крестьянских и мещанских девушек в возрасте от 16 до 25 лет, а когда к ней приехали с проверкой и потребовали предъявить разрешение на создание «дома», ничего показать полицейским не смогла. Бордель по итогам проверки закрыли.

Хозяйки домов терпимости были вольны нанимать женщин для обслуживания клиентов из разных сословий (но об этом поговорим позже), однако их возраст не мог быть меньше шестнадцати лет. Почему шестнадцать? Да потому что минимально установленный брачный возраст равнялся тем самым шестнадцати годам. Такую планку ввели в 1833 году по распоряжению Николая I. Раньше замуж выходили даже в тринадцать лет… А вот хозяйкой дома терпимости могла стать только тридцатилетняя женщина. Не моложе! Позже, в 1861 году, рамки стали еще уже: владелицы борделей должны были достигнуть возраста 35 лет, но не быть старше 55.

В борделях запрещалось обслуживать клиентов в воскресный или праздничный день до окончания обедни. То есть в то время, когда порядочному человеку было пристойно творить молитву, разврат не допускался!

Хозяйка отвечала за персонал полностью: «На ответственности содержательницы, – говорилось в “Правилах”, – лежит сохранение в борделе тишины и возможной благопристойности. Она удерживает женщин своих от излишнего употребления крепких напитков… В определенный врачом для посещения день содержательница обязана представить ему к свидетельству всех женщин своего борделя. Она безоговорочно исполняет все распоряжения его по сему предмету, осматривает состоящих в ее борделе сама, каждый день, и заболевших отсылает тотчас же в особую женскую больницу…»

Считалось допустимым, чтобы оплата услуг девушек происходила таким образом: одну четвертую часть получала проститутка, три четвертых – ее хозяйка. Ведь владелице надобно обеспечивать аренду жилья, прокорм подопечных, охрану заведения и содержать штат прислуги. В борделях проститутки не убирались сами и не готовили еду. Для этого существовали кухарки и горничные.

Для учета поступивших средств всем рекомендовали завести специальные расчетные книжки, упрощавшие взаимодействие с хозяйкой и облегчавшие решение возможных споров.

«Женщина, коей принадлежит книга, – говорилось в “Правилах”, – должна записывать в нее ежедневно и собственноручно на одной странице всю сумму ею приобретенную, а на другой весь забор, сделанный ею у содержательницы. Содержательница ведет такой же расчет в своей книжке. По истечении недели содержательницы и женщины делают между собою расчет и утверждают правильность сих расчетов своими подписями в обоих экземплярах книжки».

Конечно, когда дома терпимости легализовались, многие моменты, отражающие их жизнь, правила просто не учитывали. Не было достаточного опыта! Поэтому в доработанной редакции 1861 года появились дополнительные главы. Например, очень подробно разбиралось, как следует обращаться с проститутками, работающими по найму. С ними хозяйке надо было держаться кротко, ни в коем случае не бить, не принуждать, не притеснять. Малейшие случаи издевательства грозили бы содержательнице наказанием. По крайней мере, так выходило на бумаге. А еще следовало принимать к себе женщину на годовалый срок. Ну а потом проститутка могла сама решить, стоит ли ей продолжать «контракт».

Особенно оговаривалось, что любая, кто пожелает ступить на честный путь, может оставить дом терпимости и даже не выплачивать долг хозяйке! Однако от нее требовали отправиться в Общину сестер милосердия или другое учреждение с похожим назначением. Иначе все проститутки могли бы просто разбежаться от содержательницы под благовидным предлогом. Иными словами, свое намерение жить не блудно следовало подтвердить действием. Только тогда полиция могла бы встать на сторону бывшей «бабочки». Иначе хозяйка имела право заявить на сотрудницу вполне обоснованно – жила, ела, пила, одевалась за счет борделя, а значит, должна погасить расходы. Разбирая подобные дела (а они, конечно, были), полиция всегда обращала внимание, что именно сделала проститутка, которая покинула тот или иной дом. Если выяснялось, что она просто начала принимать клиентов на квартире или перешла в другое заведение, с нее могли потребовать изрядную сумму денег.

Может показаться, на первый взгляд, что хозяйки борделей находились в заведомо невыгодном положении. От них требовали отпустить блудницу, если она «одумалась». Они должны были следить, чтобы в доме терпимости имелся сытный стол, отопление, освещение, комнаты для проституток, одежда и обувь, предметы гигиены… Но если бы заведения оказались убыточным предприятием, они не росли бы как грибы в городах Российской империи. Для открытия борделя не нужно было иметь никакой квалификации, обслуга стоила недорого (поскольку предложение всегда превышало спрос), а доход оказывался заметно больше расходов. Повторюсь, проститутка оставляла себе только одну четвертую от заработка! Прибыток от открытия домов имели не только содержательницы, но и владельцы помещений, у которых «мамки» арендовали площади.

Приведу такой любопытный пример: в 1909 году в городе Чите владельцы доходных домов в районе Старая Теребиловка попросили врачебно-полицейский комитет перенести квартал «красных фонарей» к ним. Прежде он располагался у Сенной площади. Зачем добропорядочным гражданам это понадобилось? Да все просто! За гостиничные помещения они могли брать с арендаторов по 200 рублей в месяц. А бордели оплачивались по повышенной ставке – по 300 рублей! Так что дельцы из Старой Теребиловки знали, о чем просили: они хотели заработать больше денег… К слову, размещение домов терпимости считалось невозможным в непосредственной близости от церквей, общественных учреждений и школ (примерно в трехстах метрах). Проститутки не должны были вызывающим видом смущать обычных рядовых обывателей, спешащих по своим делам…

Со временем пришло понимание, что шестнадцать лет для начинающих проституток – это слишком мало. Возраст жриц любви изменился – в новой редакции правил уже говорилось, что надобно разрешать идти в профессию тем, кто достиг двадцати одного года. Появилось и еще одно уточнение, направленное против… торговли женщинами. Стало очевидным, что вокруг борделей постепенно складывается криминальный бизнес, что в проституцию вовлекали силой и даже откровенно продавали женщин для разврата. Закон «О мерах к пресечению торга женщинами в целях разврата» 25 декабря 1909 года подписал император Николай II. Этим документом Россия подтверждала приверженность общемировой тенденции – еще в 1904 году в Париже составили соглашение, направленное против торговли женщинами.

Это делалось, чтобы уберечь девушек и женщин от непорядочных сводников. Но меры оказались весьма бестолковыми… А про то, как ни о чем не подозревающие юные особы попадали в дома разврата, написаны тонны произведений. Живой товар пользовался спросом. Особенно в удаленных от центра регионах.

Сибирь и Дальний Восток всегда испытывали потребность в женщинах – их не хватало с момента освоения этих земель. В правление Елизаветы Петровны и Екатерины II в дальние остроги присылали каторжанок, чтобы у местных мужчин появилась возможность реализовать свои потребности. Но нужны были не только честные жены, но и легкодоступные «бабочки», ведь не все планировали вступать в брак (Сибирь осваивали и уже женатые люди). За столетие мало что изменилось: женщин по-прежнему не хватало, а те, что осели с первыми поселенцами, принадлежали если не к элите, то к крепким традиционным семьям… Вот поэтому в тех местах до трети проституток являлись иностранками.

В начале XX века в Забайкалье открывались целые сети японских борделей! Они были сравнительно небольшими, в них трудились меньше десятка девушек, и такие экзотические «бабочки» пользовались спросом не столько у местного населения, сколько у… своих же сограждан! В Чите проживало несколько сотен японцев до революции 1917 года.

О японской проституции на Дальнем Востоке в конце XIX столетия оставил свидетельства и русский писатель Антон Павлович Чехов. Задержавшись в Благовещенске, он тоже решил попробовать «экзотический плод» (поскольку вообще не чурался покупать женские интимные услуги). К слову, к 1890 году в этих краях треть всех проституток была именно с Японских островов. Всего же на примерно двадцать тысяч человек населения работали шесть борделей.

«Эти маленькие брюнетки с большой мудреной прической… В деле (японка) выказывает мастерство изумительное, так что вам кажется, что вы не употребляете, а участвуете в верховой езде высшей школы, – писал Чехов. – Кончая, японка тащит из рукава зубками листок хлопчатой бумаги, ловит вас за “мальчика” и неожиданно для вас происходит обтирание, при этом бумага щекочет живот. И все это кокетливо, смеясь»[46].

Японская проституция – совершенно отдельная, уникальная тема. В начале XX века огромное число девушек и женщин покидали родные места, чтобы заработать денег для содержания семей. Иногда их приглашали специально нанятые рекрутеры, порой им предлагали заняться работой далеко от дома собственные родители. Чаще всего им обещали места горничных или кухарок в богатых китайских домах. Уже на пути в сторону континента некоторые начинали догадываться об истинной цели поездки, но повернуть назад было практически невозможно.

У них не оставалось денег на билет! Японки массово шли в проститутки, их развозили по борделям Китая, Сайгона, Австралии и Забайкалья.

Конечно, далеко не всегда речь шла именно о сманивании и обмане. Многие девушки добровольно торговали собой, поскольку только таким образом обеспечивали пропитание оставшимся в Японии родителям и младшим членам семьи.

Экономика островов находилась в таком плачевном состоянии, что тысячи семей выживали лишь благодаря проституции.

Возвращались ли эти несчастные впоследствии домой? Отвечу так: их не ждали на родине. Проституцию в начале XX столетия считали обыденным явлением в Японии. Однако в 1920-е годы все изменилось. Курс страны стал иным, наблюдался «подъем национального самосознания». Поэтому те же самые люди, что охотно отдавали дочерей в дома терпимости, начинали стыдиться их занятий. Девушка, на чьи деньги семья построила новый дом и открыла лавку, могла получить письмо следующего содержания: «Лучше не возвращайся. Ты для нас умерла».

И в Чите, и в Санкт-Петербурге содержательницы борделей были заинтересованы в том, чтобы у полиции не появлялось причин явиться к ним и закрыть заведение. Поэтому многие из них легко вступали в контакт с надзорными органами и начинали сотрудничество. Поводов для такого сближения оказывалось множество! «Мамки» могли проинформировать власти, если у них появился подозрительный тип в качестве клиента. Или вовсе разыскиваемый преступник! Работало это и в другую сторону – часто полиция, зная о нарушениях, которые допускаются в том или ином доме, просто закрывала на них глаза. Осведомители ценнее. Так что это была обоюдная выгода. Постепенно, кроме контроля за распространением венерических заболеваний, врачебно-полицейский комитет взял под контроль и некоторую часть преступного мира.

С самого начала существования врачебно-полицейского комитета предпринимались меры, чтобы выявлять и случаи тайной проституции. Боролись с явлением жестко и бескомпромиссно. Вот поэтому и проводились рейды по борделям, гостиницам и разным злачным местам. Но вот в глубинке выявить неучтенных «бабочек» было гораздо труднее. В 1870 году в Гродно доктор Шмидт из военного госпиталя буквально требовал ввести в городе штат специальных сыщиков. Медики могли бы эффективнее бороться с распространением венерических болезней, если бы им помогали агенты – искали и находили бы тайных развратниц. Но Шмидт зря растрачивал чернила и бумагу. Не хватало денежных возможностей, чтобы предпринять этот весьма актуальный и правильный шаг.

Общество постепенно свыкалось – вот там, в определенном городском квартале, наживаются за счет чужой похоти и чужого горя. Там продают молодость и ласку. Проститутки стали частью городского пейзажа, смотреть на который приличным барышням не позволялось, а матерям семейств предлагалось оказать посильную финансовую помощь несчастным через разнообразные общества. Юноши из хороших семей нередко приобщались к сексуальной жизни именно при посещении домов терпимости, а их солидные отцы даже могли быть завсегдатаями какого-либо из роскошных заведений.

Но одновременно во многих городах России звучали призывы закрыть дома терпимости… А число проституток росло с каждым годом. Многим женщинам было просто некуда пойти. Так, например, в годы Великой депрессии в Соединенных Штатах молодые пары шли на танцевальные марафоны, длившиеся по несколько дней, чтобы получить еду и крышу над головой. Они падали в обмороки от невероятной нагрузки, подрывали здоровье на потеху публике, зато имели шанс получить выигрыш. Или хотя бы побыть в тепле в разгар зимы. Так и у обездоленных, прибывших из глубокой провинции девушек часто не имелось элементарного ночлега.

Часть 2 «Бабочки» без запретов