У второй девушки волосы собраны в пучок на затылке, а на шее — золотая цепочка с узорным диском посередине. Пурпурные одежды подчеркивают стройные и грациозные линии ее тела.
Третья дама кажется старше двух других. Это цветущая крепкая женщина. Настоящая матрона, с мясистым лицом и длинным крупным носом. Сзади волосы убраны в пучок, а лицо обрамляют ряды изящных кудрей. Примечательны ее серьги, напоминающие две большие виноградины из аметиста, покачивающиеся при каждом движении головы. Но особенно привлекает ожерелье — это золотой ободок, с которого свисают сотни гроздьев из маленьких золотых же шариков.
Дамы разговаривают с двумя молодыми людьми, безусловно, они братья, поскольку похожи. Между делом мы узнаем имя матроны, Алина. Но все зовут ее Тенос. Это любезная и обходительная женщина, мать двух девочек. Все смеются и подтрунивают друг над другом. Потом, прибыв на место назначения, они вежливо прощаются с нами и сходят по шатким балкам на причал.
Наблюдая за тем, как они идут по мосткам, в своих длинных туниках и столах, трудно не вспомнить наряды индийских женщин. Если хотите понять, как выглядели люди в римскую эпоху, подумайте об индианках. Движения, складки одежд, взгляды, ароматы (а также касты) приблизительно передают суть образа.
То, что мы сегодня наблюдали на корабле, могут увидеть посетители некоторых музеев. Легко представить облик этих дам благодаря исключительным портретам, которые были заказаны ими еще при жизни, висели в домах, а затем были положены после смерти на их мумии. Пески пустыни донесли их до нас в идеальной сохранности, и теперь они выставлены в разных художественных собраниях мира (портрет Тенос, кстати, хранится в Берлине). Изображений этих довольно много, и они объединены общим названием «Фаюмские портреты». Некоторые из них настолько реалистичны, что кажутся фотографиями. Их можно принять за снимки Оливьеро Тоскани,[139] сделанные в древности.
Не утруждая себя походом в музей, можете рассмотреть эти лица дома, в интернете. Возникнет чудесное чувство, как будто перед вами — знакомые лица, вы где-то уже встречались. Поистине поразительно, насколько каждое лицо может быть одним из тысяч современных итальянцев. Вы обязательно «узнаете» в них коллегу по работе, продавца из магазина около вашего дома или бывшего школьного товарища…
Но больше всего поражают их проникновенные взгляды. Это глаза живых людей, которых мы встречали здесь, в Египте, в римское время. Некоторых, как Тенос, прямо в пути. Например, на корабле.
Гробницы фараонов
Наконец мы прибываем в Фивы (современный Луксор). Отсюда группа экскурсантов начинает маршрут, и по сей день привлекающий миллионы туристов. Осмотр захоронений фараонов. Это может показаться необычным, но местные гробницы были уже известны и посещаемы в римскую эпоху. Свидетельством тому являются не только античные тексты, но и граффити на стенах, начертанные римскими туристами. Можно сказать, что туризм в античности в зоне Восточного Средиземноморья, то есть в Египте, достиг своего наивысшего расцвета благодаря установленному миру. Ни врагов, ни пиратов. Поэтому начиная с I века и впоследствии можно спокойно путешествовать (бури — отдельная тема). Этот удивительный период завершится только с приходом арабов в VII веке.
Солнце уже высоко. Нил остался позади, и группа философов делает первую остановку у двух огромных статуй, словно стерегущих дорогу в Долину фараонов, царей и цариц.
Обе статуи — размером с шестиэтажный дом. Они изображают фараона Аменхотепа III, одного из самых могущественных, правившего около 1400 года до н. э. Но римляне (а до них — греки) уверены, что перед ними Мемнон, мифологическая фигура, — эфиопский царь, сын Авроры, прибывший в Трою с собственным войском ради спасения троянцев, но убитый в бою Ахиллом. Римлян сбило с толку то, что у статуй нет лиц. Их наполовину разрушило землетрясение. Прочитываются только очертания сидящего на троне человека. Но римляне убеждены, что речь идет о сыне Авроры, поскольку одна из статуй на заре издает протяжный стон, как бы обращаясь к матери, то есть к Авроре… По правде говоря, такое бывает уже при взошедшем солнце, но это частности…
Группа греческих философов останавливается перед парой статуй. Они тронулись в путь ночью и теперь ожидают вместе с остальными туристами прихода заветного момента. Небо тем временем из черного стало синеватым, и за их спиной горизонт продолжает светлеть. Наконец выглянуло солнце, обнимая своим светлым взором рельефы, скрытые в гробницах фараонов и их цариц. Кое-кто тихо переговаривается. Потом все внезапно замолкают. Момент близок. Как верующие, застыв в молитве перед двумя странными полуразрушенными божествами, пришедшие образуют полукруг. Наконец одна из статуй производит звук. Он пронзителен, как будто кто-то задел струну музыкального инструмента. «Не совсем внятный свист», — повествует нам географ Страбон. «…Звук, похожий на пение струны лиры или цитры», — пишет Павсаний, историк греческого языка, живший во II веке. Всем ясно, что это говорит статуя. Многие, в том числе философы, настроены скептически. Страбон — в их числе. Не зная, как объяснить происхождение звука, он тем не менее оставался рациональным и с позиций науки заявлял: «…легче поверить любому логическому объяснению, чем полагать, что звук порождают эти камни…» (он задавался также вопросом, не издает ли шум где-нибудь спрятавшийся человек).
Действительно, вполне возможно, что музыкальный эффект происходит от перехода камня из охлажденного состояния ночью в нагретое днем. Нам в любом случае так и не удастся выяснить причину звучания. Реставрация статуи при Септимии Севере заставила ее навсегда замолчать…
Теперь многие отправляются восвояси. Продолжать движение означает углубиться в огненные жерла Долины царей и цариц. Однако некоторые так и делают, включая группу греческих философов.
Какие же гробницы они посетят?
Захоронение Рамзеса VI, принимаемое за гробницу Мемнона. Затем гробницу Рамзеса IV (по непонятной причине она станет христианским святилищем) и немногие другие. Всего они увидят три-четыре места, не больше.
Откуда мы все это знаем? Лайонел Кэссон объясняет нам систему, с помощью которой ученым удалось узнать привычки и даже имена римских туристов. Многие из них (среди прочих даже некий убийца) специально оставили следы в форме… граффити.
Стены гробницы Рамзеса VI содержат больше тысячи надписей! В общей сложности было обнаружено 1759 граффити, нанесенных резцом, 300 — черной тушью и 40 — красной. Чтение и сопоставление этих строчек выявило множество деталей.
Что мы выяснили? Например, что туристы путешествуют не поодиночке, а в группах (в точности как в наших экскурсионных турах). Среди посетителей — семьи, императорские чиновники в рабочих командировках, солдаты либо группы интеллектуалов, как, скажем, философы.
Другой интересный факт — откуда прибывают туристы. Понемногу отовсюду: из Италии, из Персии, из Малой Азии, из Греции. Некоторые даже из Марселя или с берегов Мертвого моря. Это говорит об известности гробниц фараонов в рамках империи и за ее пределами.
Здесь побывали офицеры армии, адвокаты, юристы, поэты, профессора, ораторы, врачи (почти тридцать человек), а также философы. В общем, люди с определенным уровнем образования.
Поскольку каждый вместе с подписью оставлял дату, удалось выяснить, на какой период приходился «туристический сезон»: с ноября по апрель. Наилучшее время, когда не так знойно. Так же, как в наши дни… Как раз в этот период прекращалась навигация, позволяя провести большее время в поездках и странствиях внутри Египта.
О чем же повествуют эти граффити и надписи? Это восхищения красотой гробниц и росписями.
«Уникально! Уникально! Уникально!» — написал кто-то.
«Укоряю себя за то, что не смог прочитать надписи», — пишет другой, тщетно попытавшись разобраться в иероглифах.
«Вот я и завершил свое путешествие», — сообщает третий…
Кто-то, заскучав, ударяется в написание иных вещей. Таких, например, как анаграммы собственных имен: «Oniopsromse» (Семпрониос), «Onaysisid» (Дионисиас).
Но больше всего ошеломляет своей иронией и современностью следующее граффито: «А твоя мама знает, что ты здесь?»
В направлении Красного моря
Плавание по Нилу продолжается вплоть до самой южной границы земель, Асуана. Преодолев первый порог, философы продвигаются еще южнее, чтобы полюбоваться храмом на острове Филы. Но дальше не идут. Римское присутствие там обозначено несколькими пограничными аванпостами, небольшими населенными фортами, где царит далекая от реальности обстановка в духе фильма «Татарская пустыня».[140] Таковы крайние южные рубежи империи. Терзаемые жарким солнцем, атакуемые песчаными бурями, оторванные от окраин цивилизации. Жизнь в египетских фортах описана в некоторых письмах, обнаруженных нетронутыми под слоями песка. Кое-что в них очень напоминает послания с других окраин, из Виндоланды. Содержание писем можно обобщить следующим образом: в трети передаются военные новости, в другой трети — просьбы привезти пива, еще треть посвящена женщинам… Жизнь легионеров на границе одинакова — что на студеном севере, что на жарком юге…
Но сходство этим не ограничивается. Помните домашнее задание сына начальника форта Виндоланда, дошедшее до нас вместе с чудесным образом сохранившимися письмами? Мальчик должен был написать строчку из «Энеиды» Вергилия (IX, 473), продиктованную ему учителем.
Самое поразительное обстоятельство заключается в том, что примерно в тот же период за тысячу километров оттуда происходило то же самое. Во время раскопок Фаюмского оазиса в местечке Хавара был найден папирус с прописью ученика, где семь раз повторялась одна и та же фраза. Она также была взята из «Энеиды» Вергилия, который, очевидно, считался «классиком» для учителей того времени. На этот раз, правда, другой фрагмент (II, 601): «Non tibi Tyndaridis facies invisa Lacaenae» («Нет, не спартанки краса Тиндаринды, тебе ненавистной»).