не, а главное – к сыну императора? В конце концов я пришла в крайнее раздражение и села. С нами в ложе была и Агриппина. Клавдий всегда ее приглашает. Считает своим долгом – ведь они родня, родители Агриппины мертвы, а сама она вдова и в одиночку растит сына. Когда я села, Клавдий велел встать племяннице вместе с ее прыщавым щенком, маленьким Нероном. Нумины яйца! Грянули такие рукоплескания, что у меня в голове помутилось. Ей хлопали без конца – почему? Мне пришло в голову лишь одно: люди прочли ее скучные мемуары, где она спесиво расписала во всех красках собственные страдания. Ты читал это, Тит?
– Нет, не пришлось, – ответил он.
Строго говоря, он не солгал, хотя большинство историй из книги Агриппины он знал в пересказе жены. На Хризанту произвел сильнейшее впечатление рассказ женщины, которая родилась в привилегированном обществе, но Фатум вынудил ее бороться за себя и своего малыша. Перед сном, дочитав главу, Хризанта в назидание Титу на одном дыхании излагала все взволновавшие ее подробности.
У Мессалины осталось явно другое впечатление.
– Мерзавка излагает свои горести с таким пафосом, точно она Кассандра в горящей Трое. Дочь великого Германика и безупречной матери, которые скончались во цвете лет, – ну так у всех родители рано или поздно умирают. Сестра Калигулы, который выступил против нее, конфисковал имущество и сослал ее на Понтийские острова, где ей пришлось нырять за губками, чтобы прокормиться. Конечно, она ни словом не обмолвилась ни о кровосмешении с Калигулой, ни о своем заговоре против него. Дважды вдовая и вынужденная растить единственного праправнука Божественного Августа, хотя подозрительная смерть ее последнего мужа принесла ей немалое состояние. Бедная мученица Агриппина! Судя по тому, как народ отнесся к ней во время Троянского шествия, она вполне успешно завоевывает любовь толпы. А когда загремели приветствия, прыщавый отпрыск встал перед матерью и начал поворачиваться и так и сяк, и улыбаться, и делать публике ручкой – как там говорят, Мнестер, в актерской братии? Выдаивать аплодисменты?
Мнестер невнятно буркнул, избегая участвовать в этом разговоре.
– Затем Агриппина объявила, что Нерон присоединится к Троянскому шествию, хотя ему всего девять, а остальные мальчики старше, и вот он спустился, надел шутовские доспехи, взял деревянный меч и взгромоздился на пони. Овация! Впрочем, должна признать, что для девятилетки он неплохо ездит верхом.
– Прирожденный всадник, – пробормотал Мнестер.
– Мелкий кривляка! – фыркнула Мессалина. – Клавдий называет его скороспелком, как будто это похвала. Некоторые находят его манерность очаровательной, а мне в нем видится нечто отталкивающее. Как и в его матери. Выставлять свои беды на публику, искать одобрения черни – тебе не кажется, что это ужасно вульгарно?
Настойчивый взгляд императрицы требовал ответа. Мнестер снова украдкой пнул Тита, и тот отчаянно закивал.
– План мегеры совершенно ясен, – заявила Мессалина. – Она считает, что следующим императором должен стать малютка Нерон.
– Ни в коем случае, – сказал Тит.
– Клавдий не молодеет, а Нерон наденет тогу на день раньше Британника, и щенок в самом деле прямой потомок Августа. Разумеется, таким же был Калигула, и нам известно, чем кончилось дело.
– Ты правда считаешь, что Агриппина загадывает так далеко?
– Конечно! Слезливые мемуары, квохтанье над Нероном и то, как она выводит его на публику, угодничество перед Клавдием, просчитанная роль добродетельной вдовы – о да, Агриппина ничего не делает просто так. За подлой тварью и ее молокососом надо зорко присматривать.
Мнестер откатился еще дальше. Покрывало соскользнуло и обнажило его мясистые ягодицы. Мессалина схватила хлыст с рукоятью слоновой кости и звучно хлестнула актера по заду.
– Ты чему улыбаешься?
– Я не улыбался, Лициска! – Дрожа всем телом, Мнестер зарылся лицом в подушку. Тит подумал, что он трясется от страха, но вскоре понял – от смеха.
– Грубиян! – Мессалина хлестнула снова.
– Лициска, прошу тебя! – возопил Мнестер, хотя Титу показалось, что он не только не попытался избежать удара, но даже приподнял таз и чуть повилял им. До сих пор Мессалина щадила Тита и не стегала его; порка обнаженного скульптурного тела Мнестера возбуждала, но Тит не желал подвергнуться ей сам, даже в исполнении Мессалины. Вдобавок он устал. Если это было прелюдией к новым ласкам, то Тит сомневался в своей состоятельности.
Он напрасно беспокоился. Разговор привел Мессалину в скверное настроение, а смешки Мнестера охладили ее пыл. Она велела Титу одеться и, когда он вновь облачился в трабею, протянула ему мешочек с монетами.
– Что это? – спросил он.
– Расчет. Разве не принято платить авгуру за его услуги?
– Но я не выполнил свою работу.
– Выполнил другую. Ведь жена ждет небольшого пополнения семейной казны? Теперь ступай.
– Ты пошлешь за мной еще раз?
– Кто знает? Нет, не надувай губы! Ненавижу, когда мужчины так делают. Ты показал себя неистовым жеребцом и заставил меня таять от экстаза – честное слово. Конечно, мне захочется увидеться вновь. Но сейчас уходи!
Тит покинул дом на Эсквилине со смешанными чувствами. Он совершенно не ожидал, что предастся разврату, а после оплаты услуг отчасти почувствовал себя спинтрием, как называли городских мужчин-проституток, приспособив словечко Тиберия. Но все-таки он был на высоте, раз уж Мессалина, которая могла заполучить кого угодно, выразила желание устроить новую встречу.
Осенний день был короток. Сгущались тени; наступил час фонарей. Легко сбежав по склону Эсквилина и пройдя Субуру, Тит миновал нищенский переулок, где обитал Кезон. Какое ужасное, скучное существование влачит брат по сравнению с его собственной полнокровной жизнью!
48 год от Р. Х.
Прошли дни, затем месяцы, а Мессалина более так и не призвала Тита. Забвение немного уязвляло его, но так, может статься, было и лучше. День, проведенный в роли игрушки Лициски, обогатил Тита приятным новым опытом, но при мысли об опасности у него перехватывало дыхание. К тому же Тита вполне устраивала домашняя жизнь. Редкий мужчина мог похвастать столь любящей женой, как Хризанта.
Именно от супруги Тит впервые услышал сплетню, которая объяснила, почему Мессалина утратила к нему интерес.
– Ты не поверишь, что я слышала утром от жены соседа, – такими словами однажды встретила Хризанта Тита, когда тот пришел домой после авгурства в храме на Квиринале.
– Давай проверим.
– Речь об императорской жене.
– И? – Тит притворился, будто заинтересован лишь слегка.
– Всем известно, что она распутная женщина.
– Неужели? Я всегда считал Мессалину преданной женой и матерью.
Хризанта насмешливо фыркнула:
– Подобное можно сказать про племянницу императора, Агриппину, но вряд ли про жену. Ты явно не осведомлен насчет этой женщины, муж мой, как и твой друг император. Конечно, в периодическом появлении у Мессалины любовников нет ничего удивительного. Клавдий намного старше, а если вспомнить, как вели себя члены правящего семейства, начиная с дочери Божественного Августа, то может показаться, что царственные матроны и вовсе не в состоянии соблюдать приличия. Но Мессалина зашла слишком далеко. Говорят, теперь у нее остался один-единственный любовник, сенатор Гай Силий. Ее-то стараниями он и стал в нынешнем году консулом.
Тит знал этого человека. Он был молод для консула, широкоплеч, бесспорно красив, тщеславен и честолюбив – весьма подходящий любовник для Мессалины.
– Продолжай.
– Поражает, что она называет Силия мужем. Представляешь? Будто Клавдия нет. Или скоро не станет.
– Откуда же соседской жене известны такие подробности?
– Рабы разболтали, – ответила Хризанта, как и обычно в тех случаях, когда слухи распространялись необъяснимым образом. Она вскинула брови. – Говорят, Клавдий ничего не замечает и ни о чем не подозревает.
Тита кольнула ирония ситуации: молодая, в здравом уме Хризанта ни разу не заподозрила в неверности собственного мужа. Хотя бы тут всеведущие рабы смолчали!
Тит нахмурился. Если сплетня, переданная Хризантой, правдива, то возникает дилемма. Может быть, Мессалина всерьез подумывает покончить с Клавдием? Не перешла ли она в своей безобидной распутной игре черту, за которой – убийство и дворцовый переворот? Если да, то Тит, безусловно, обязан предупредить старого друга и наставника о мятежном поведении Мессалины, но как это сделать, не скомпрометировав самого себя?
Он отложил решение до утра.
Тит не лишился сна из-за новости о Мессалине и ее новом «муже». Он попросту задвинул неприятную мысль на задворки сознания. С чего он взял, что должен действовать? Если знает даже соседская жена, то знают все, и Тит вовсе не обязан мчаться к Клавдию с предупреждением о неверности супруги, которая то ли интригует против него, то ли нет.
На следующее утро Тита вызвали в императорскую резиденцию письмом от самого императора. Посыльный вручил Пинарию восковую табличку, заключенную в красиво изукрашенные бронзовые пластины и перевязанную пурпурной лентой. На воске было кое-как нацарапано, должно быть, рукой самого Клавдия: «Приди, мой юный друг, – быстро, как спаржа! Мне нужно авгурство весьма секретного свойства».
Тит не понял, к чему тут спаржа, но поспешно надел трабею и прихватил литуус.
Он не был у императора уже довольно давно. Когда посыльный вел гостя через многочисленные коридоры и покои, Тит отмечал изменения в убранстве: новые напольные мозаики, свежие настенные панно с цветами и павлинами, блестящие статуи из мрамора и бронзы. Поскольку Клавдию не было дела до красот, Тит решил, что здесь постаралась Мессалина.
Им с посыльным велели ждать в помещении, где на зеленом мраморном полу друг против друга стояли две статуи. Мраморное изваяние Мессалины уже стало делом привычным. В городе было несколько ее статуй, каждая из которых изображала ее заботливой матерью. Здесь тело императрицы скрывала просторная стола, закрывающая и голову наподобие накидки. С безмятежным выражением лица Мессалина взирала на обнаженного младенца Британника, которого держала на руках.