Луций уже собирался отвергнуть идею как полную нелепицу, но вдруг сообразил: Флавия наверняка знала, что именно в этом и заключается причина его вызова во дворец. Катулл открывал Луцию доступ к императору и, возможно, даже предоставлял возможность заручиться его доверием. Но как подобная головоломка приведет к результату, которого жаждут они с Флавией? Луций не знал, но понял, что Флавия настраивала его на сотрудничество с Катуллом.
– Ты сознаешь, что я, в отличие от деда и отца, не авгур? – спросил он.
– Да. Но твой отец вовсю занимался наукой толкований для Нерона, пока ты рос. Ты должен был хоть что-то запо мнить, попросту наблюдая за ним.
Ровно столько, подумал Луций, сколько требуется для правдоподобного исполнения притворного авгурства.
– Да, мне много раз случалось наблюдать ритуал. Я знаю порядок.
– И отец наверняка поделился с тобой какими-нибудь тайнами ремесла, определенными уловками?
– Откровенно говоря, ты угадал. Ему нравилось рассказывать об авгурстве. Думаю, он надеялся, что я когда-нибудь последую по его стопам.
Луций вспомнил последний раз, когда видел отца. В тот день Тит Пинарий покинул дом, чтобы присоединиться к Нерону в роковом побеге, и захватил с собой запасной литуус, оставив семейную реликвию, красивый авгурский посох слоновой кости, сыну. С тех пор Луций и не взглянул на вещицу, а об искусстве предсказаний даже не помышлял. Старый литуус по-прежнему хранился у него: лежал в сундуке с памятными подарками в вестибуле, под нишей с отцовской восковой маской.
– Цезарь просит тебя получить ауспиции, – заключил Катулл. – Он желает, чтобы ты обозрел небеса на предмет молний и дал толкование не как член коллегии авгуров, но как внук и тезка Луция Пинария.
– Здесь? Сейчас?
– Почему бы и нет? День ненастный, знамений хватает.
– Совершенная нелепость. Ведь толкованием молний уже занимается германский прорицатель Цезаря?
– Государь выслушает вас обоих и сравнит мнения. Ты согласен или нет?
– А если я откажусь?
– Не такого ответа я жду.
Луций сделал глубокий вдох:
– Я сделаю то, о чем просит Цезарь.
Без поводыря, пользуясь только посохом, слепец провел Луция через маленький промокший сад и ряд коридоров. Их целью являлся гравийный дворик, окруженный низким портиком. Луций узнал Авгураторий; он видел, как отец получал здесь ауспиции. Раньше площадка находилась вне императорского дворца, но Дом Флавиев поглотил ее целиком.
Под крышей портика, укрывшись от моросящего дождя, сидел Домициан в окружении придворных. Он поднял взгляд, когда прибыли Катулл и Пинарий. Луций внезапно ощутил неуверенность. Вряд ли удастся почерпнуть вдохновение у Учителя для пародии на религиозное действо перед человеком, которому Луций желает смерти.
Чтобы выиграть время, он заявил Катуллу, что ему понадобится литуус предков.
– Но ведь любой подойдет, – возразил тот.
– Мне совершенно необходим литуус слоновой кости, который я храню вместе с отцовскими вещами. Я должен сходить домой и взять его.
– Нет, оставайся здесь. Посох принесут.
Вперед шагнул ближайший придворный, присутствовавший при разговоре, – человек средних лет с мохнатыми бровями и аккуратной бородкой.
– Я схожу, – предложил он.
– Отлично, Стефан, – кивнул Катулл. Луций, услышав имя, навострил уши. – Пинарий скажет, где он лежит, а я объясню Цезарю причину задержки.
Как только Катулл отошел подальше, Луций шепнул:
– Сегодня, до прихода сюда, я уже слышал твое имя.
Стефан кивнул.
– Через десять дней, – произнес он тихо, едва шевельнув губами.
Луций наморщил лоб. О чем он?
– Через десять дней, – повторил Стефан. – За четырнадцать дней до календ месяца домициана, в пятом часу дня. Запомнишь?
Секунду Луций непонимающе смотрел на него, потом кивнул.
– Итак, – сказал он обычным голосом. – Я храню посох в вестибуле в старинном сундуке под восковой маской отца. Ты не ошибешься – красивая древняя вещь из цельной слоновой кости. Тебе поможет мой вольноотпущенник Илларион.
– Тогда я пошел, – отозвался Стефан. – Вернусь как можно скорее.
Домициан остался недоволен проволочкой. Он забарабанил пальцами по подлокотникам кресла. Нервно притопнул ногой. Сверкнул глазами в сторону Луция. Что-то бросил Катуллу.
Тот покачал головой:
– Господин, наверняка лучше подождать, пока…
– Привести его сейчас же! – приказал Домициан. – И пусть Пинарий где-нибудь посидит, пока не будет готов к авгурству.
Когда Луция вели прочь, он разминулся с человеком вида столь нарочито чужеземного, что его обладатель казался пародией на германца: непокорная грива рыжих волос, густая рыжая борода, меховые сапоги, дубленые штаны и туго зашнурованный жилет, открывающий значительную часть широкой волосатой груди. Голые руки были украшены браслетами в виде свернувшихся драконов, испещренных рунами.
Луция препроводили в маленькую приемную и оставили одного. Высоко в стене он заметил зарешеченное оконце. Встав на стул, Луций обнаружил, что, если глядеть вбок по ходу портика, видна значительная часть императорской свиты, включая Домициана, и почти все слышно.
Катулл обратился к переводчику:
– Скажи Эбервигу, что Цезарь готов выслушать отчет.
Толмач перевел. Германец разразился пространной репликой.
Домициан нетерпеливо подался вперед:
– Что он говорит?
Переводчик замялся:
– Эбервиг спрашивает, что с ним будет, если он скажет нечто неприятное Цезарю?
– Вели ему говорить, – распорядился Домициан. – Скажет правду – получит награду, и его не тронут. Но если не заговорит тотчас, велю его удавить.
Переводчик и Эбервиг вступили в продолжительную беседу. Наконец толмач дрожащим голосом сообщил Домициану:
– Господин, прорицатель заявляет, что доскональнейшим образом изучил все свидетельства об ударах молний и убежден в правильности своего толкования. Он утверждает, что частота и места ударов предвещают скорые перемены на высочайшем уровне власти. Он говорит, что речь может идти только… о тебе.
– Выражайся яснее.
– Эбервиг полагает, что скоро в Риме будет новый император.
Домициан откинулся в кресле, нервно пощипывая кожу на лбу.
– Когда?
– Он не может сказать точно. Но очень скоро.
– Вопрос месяцев?
Переводчик задал Эбервигу уточняющий вопрос.
– Не месяцев, господин. Дней.
Сверкнула молния, грянул гром.
– Уведите его, – сказал Домициан.
Эбервиг что-то возразил. Переводчик кашлянул:
– Он спрашивает о вознаграждении.
– Если пророчество сбудется, пусть спросит с того, кто займет мое место! – отрезал Домициан. – Уведите и глаз с него не спускайте.
Наступила тягостная тишина. Наконец появился Стефан, слегка запыхавшийся от бега. Луция отвели обратно во двор. Стефан шагнул вперед и вручил ему литуус.
Больше откладывать было нельзя. Луций сделал глубокий вдох. Он посмотрел на литуус, к которому не прикасался много лет. До чего же прекрасная вещь и как замысловато вырезаны на ней звери и птицы!
Подражая отцовским действиям, которые он не раз наблюдал в детстве, Луций взглянул на небо и очертил область для авгурства. Небеса благоволили ему: темные тучи на севере почти сразу прорезала первая молния, затем вторая. Луций чуть выждал и был вознагражден третьей вспышкой – столь близкой, что весь двор осветился призрачным голубоватым светом. За нею последовал чудовищный громовой раскат, от которого подскочили все, кроме Луция, который всецело со средоточился на том, что собрался сказать.
Он повернулся к Домициану:
– Ауспиции получены, господин.
– Так быстро?
– Знамения недвусмысленны.
– И?..
– Грядут великие перемены. Настолько крупные, что затронут весь мир. Если счесть ветви всех трех молний и обратить внимание на их отношение к стволам, то можно точно исчислить дни и часы, начиная с нынешнего момента. Событие произойдет…
– Тише, глупец! – рыкнул Домициан. – Шепни на ухо.
Луций подошел к императору. Он еще никогда не оказывался так близко к нему. Настолько близко, чтобы обонять дыхание Домициана и уловить, что тот недавно отведал лука. Чтобы видеть черные волоски в ноздре и бородавку на лбу. Чтобы убить императора, будь у него оружие. Подавив отвращение, Луций произнес Домициану в ухо:
– Ровно через десять дней, в пятый час дня[32].
Домициан прикинул:
– За четырнадцать дней до календ, в предполуденный час. Ты уверен?
– Абсолютно.
Домициан схватил Луция за кисть и больно сжал.
– В тот день ты вернешься сюда, Луций Пинарий. Ты будешь со мной в назначенный час. Если предсказание ложно или ты затеял некое лукавство, тебя задушат у меня в ногах. Понятно?
– Понятно, господин.
– Никому не говори об открывшемся тебе.
– Конечно, господин.
Домициан отпустил его и откинулся на спинку кресла, нервно теребя бородавку. Другой рукой он коротко махнул гвардейцам, и те сопроводили Луция через двор, дворец и до самого дома. Он заметил, что один преторианец занял пост напротив его двери, на другой стороне улицы. Очевидно, за приходами и уходами обитателей дома будут пристально следить, и ни один гость не останется незамеченным. На появление Флавии Домициллы надеяться не приходится.
Ночью он составил для Аполлония шифрованное письмо, поведав о дневных событиях – вызове во дворец, нервозном поведении Домициана и обманном авгурстве, которое описал особенно подробно. Но где сейчас Аполлоний? Нерва должен знать. Закончив с шифрованием, Луций поручит Иллариону передать письмо посреднику, а тот отнесет его Нерве. Они никогда не общались напрямую.
Завершая послание традиционным «прощай», Луций почувствовал, как по телу пробежали мурашки.
Утром четырнадцатого дня перед календами домициана, бывшего октобера, в дом Луция Пинария явились преторианцы.
Он ждал их, нарядившись в лучшую тогу. Ночью Луций спал на удивление крепко. Встал на рассвете и написал прощальные письма старым друзьям – Диону и Эпиктету; оставил даже милое послание для Марциала. Илларион хлопотал рядом с хозяином, ни о чем не подозревая. Луций не сказал ему о визите во дворец; чем меньше будет знать верный помощник, тем лучше для всех. Опасайся Илларион, что Луций умрет еще до полудня, утро вышло бы нестерпимо грустным. А так вольноотпущенник был бодр и уговаривал хозяина поесть, не понимая, почему у Луция нет аппетита.