– Отнюдь, – произнес Хоквуд, а король Кипра и Иерусалима молча кивнул, соглашаясь с этими словами.
– Ну и ладно. Ну как там? Договорились уже? – спросил он сам у себя и, взойдя на бруствер большого редута, окружавшего весь лагерь, прильнул к подзорной трубе. Мог бы, конечно, запросить и с воздушного шара диспозицию. Тот висел аккуратно посреди лагеря, обозревая все вокруг на многие километры. Но хотелось самому посмотреть.
Укрепления лагеря были сделаны таким образом, чтобы кавалерия, даже легкая, их преодолеть уже не могла. А вот пехота, даже без специальных средств, смогла штурмовать. Хоть и с трудом. И руководители исламских армий тоже обратили внимание на этот нюанс, потому как кавалеристы стали спешиваться. Баркук разделил свою армию на две равные части, которые должны были атаковать с двух флангов укрепленный лагерь. Полководец султана Йемена собирался ударить по третьему флангу. Оставшийся четвертый фланг, по всей видимости, отводился армии халифа, сидящей в Иерусалиме.
С крестоносцами, кстати, никто даже не пытался вести переговоры. Их хотели просто уничтожить, вырезав всех до последнего. А потом бросить гнить под палящим солнцем Палестины. Как выяснилось потом. Впрочем, догадаться о таком настрое в свете поступков Императора было несложно.
Видя, что скоро последует атака, Дмитрий подошел к бледному епископу, сопровождавшему его в походе.
– Вынести крест, – скомандовал он ему, и тот, мелко кивнув, поспешил в шатер, где хранился большой символ похода, изготовленный еще в Москве осенью 1378 года.
Крест вынесли и водрузили на землю, удерживая служками. А Император подошел к нему шагов на десять, присел на одно колено и максимально громко стал молиться. Очень нестандартно, надо сказать.
– Господь мой! К тебе обращаюсь я, потомок одноглазого мудреца, вставшего под твою длань и принявшего твое величие. Услышь меня. Как и пристало воину, я не прошу тебя о помощи, но уповаю, что ты обратишь свой взор на ту ратную молитву, которую не словом, но делом я и мои воины вознесем во славу твою и величие. Аминь!
Дмитрий перекрестился. Поднялся с колена и обернулся.
Воины, окружавшие его, смотрели на него изумленно. Их поразила не только сама молитва, совершенно выбивавшаяся из традиции, но и признание Императора в том, что он потомок одноглазого мудреца[49]. О том давно ходили слухи, но Дмитрий их старательно игнорировал.
– Ну что?! – громко спросил он окружающих воинов. – Удивим Всевышнего крепостью своей молитвы?!
– Да. Да. Да, – несколько не уверенно отозвались воины.
– Разгромим врагов во славу его?!
– Да! Да! Да! – вновь отозвались воины, только куда энергичнее.
– К бою! По местам! – вновь крикнул Дмитрий, заметив, что враги пришли в движение.
Пехота мусульман атаковала лавами, не знающими строя, сразу с трех фронтов. Войска халифа задерживались.
Бабах! Бах! Бабах!
Заговорили орудия, возвещая выход войск из пролома в стене.
Бух! Бух! Бух!
Повзрывались картечные гранаты в воздухе, осыпая плотную массу пехотинцев смертоносными шариками.
Бах! Бах! Бах!
По второму кругу отстрелялись восемь «Единорогов» своими слабенькими, по сравнению с «Кракенами», но все же очень опасными «подарками».
Эта артподготовка по скученной толпе людей, практически ничем не защищенных, привела к сокрушительному результату. Атака войск халифа захлебнулась, так толком и не начавшись. Оплеуха получилась настолько сильной, что у бедняги едва хребет не сломался. Сколько там погибло меньше чем за минуту? Несколько сотен точно. И если «Кракены» с «Василисками» не могли быстро перезарядиться, то «Единороги» не унимались. Каждые десять секунд они выплевывали по восемь картечных гранат. Слабеньких, но часто. Поэтому небо над атакующими войсками халифа буквально разверзлось кромешным адом.
Бах! Бах!
Отработали «Кракены», заряжаемые намного быстрее, чем «Василиски». Только вот одна беда – артиллеристы перепутали в спешке и вместо картечных гранат зарядили обычные. Они смачно шлепнулись прямо посреди живой массы паникующих людей и спустя несколько секунд взорвались, разбрасывая пыль, мусор и фрагменты тел по округе.
Бах! Бах! Бах! Бах!
Наперебой, слово пытаясь перебить друг друга, ударили «Саламандры» дальней картечью.
Виии!
Виии!
Виии!
Засвистели центурионы, и арбалетчики дали свои первые залпы, накидывая по толпе болты не прицеливаясь.
А потом свистки центурионов едва не заглушили новые выстрелы «Саламандр», унитарно-картузное заряжание, когда в один картуз увязывается и заряд пороха, и пыж, и снаряд, давали просто потрясающую скорострельность.
Но пехота врага уже совсем близка.
Удар!
И множественный гулкий удар по периметру редута. Это пикинеры, взявшие вместо пик большие щиты, приняли массу противника на них. За их спинами резко и жестко работали алебардисты своими смертоносными «железками».
Бум! Бум! Бум!
Последовала огромная серия взрывов, буквально слившаяся в единый рокот. Это гренадеры отправили первую порцию своих гранат на головы нападающих.
Бум! Бум! Бум!
Вновь сработали многочисленные ручные гранаты в боевых порядках мусульман. Гренадеры кидали каждые три-четыре секунды по новому «подарку» не особо целясь – на кого Бог пошлет.
Как несложно догадаться, натиск на легионеров со щитами и прикрывающих их алебардистов при такой поддержке гренадерами был весьма вялый. А тут еще и арбалетчики помогали и «Саламандры». Эти легкие орудия так и вообще перешли на ядра, вместо картечи. Толпа была столь густой, что от ядра было больше толку, чем от картечи, застревающей практически сразу. А так – стрельнул – сделал коридор. Удобно. И эффектно. Ядро пробивало эту просеку, смачно обдавая всех соседей кровью и внутренностями павших, что их сильно деморализовало.
Армия халифа прекратила свой натиск первой, оставив на участке обрушенной стены целое поле трупов. Вернется ли она в бой? Бог весть. Но явно не скоро. Деморализация там был полнейшая.
С остальными приходилось пока бодаться.
Ни кавалерию, ни оперативные резервы пехоты Хоквуда и Лузинья Дмитрий пока в бой не вводил. Со стороны Иерусалима, где стояли пушки, прикрытие было самым слабым. Но туда никто и не лез. Многие видели, что стало с воинами халифа, вот и не хотели соваться под жерла страшных орудий. Кто его знает, чем это закончится?
Жух!
Улетела маленькая дубовая бочка с задорно горящим фитилем. Это минеры сделали из подручных средств примитивную метательную машину – порок[50]. И теперь, скопом дергая за веревки, закидывали в толпу врагов свои мины. А взрывы от таких мин были похлеще, чем от гранат «Кракенов».
Раз – и участок в несколько квадратных метров освобожден от врагов. Плюс немало контуженных и оглушенных.
Бах! Бах! Бах!
Вновь ударили «Саламандры», пробивая новые аллеи в рядах вражеского воинства.
Виии!
Виии!
Виии!
Вновь засвистели в свои свистки центурионы, заставляя арбалетчиков дать организованный залп.
Жух!
Улетела новая мина, взрыв которой стал последней каплей. Воинство ислама дрогнуло и побежало.
Дмитрий вообще был крайне удивлен тем, что они так долго держались. И никогда бы не поверил, что люди, не привычные к взрывам, так себя показали. Он даже зауважал их безумный боевой дух. Впрочем, бегство было не общим. Еще минуту-полторы держался фланг воинов Йемена, но и там очередной массированный вброс гранат гренадерами окончательно сломил волю к сопротивлению.
– Джон, – крикнул он Хоквуду, который все это время был подле него. – Бери всю кавалерию и атакуй вот этих, – указал он на бегущих йеменцев. – Пленные мне не нужны. Просто руби столько, сколько получится. Чем больше они потерь понесут сейчас, тем меньше проблем будет потом. Понял?
– Да, – кивнул командир «Белой роты» и бегом направился к своему коню.
– Петр, ты остаешься защищать наш лагерь. Эти из города могут вновь атаковать. Думаю, пехотинцев «Белой роты» и твоих будет достаточно.
– А ты?
– А я атакую! – задорно бросил ему Император и приказал выводить пехотинцев легиона за редут. Нужно было как можно скорее ударить по армии мамлюков и захватить их обоз. Сколько их убили на подступах к редуту? Несколько тысяч. Армия в беспорядке отошла, но не разгромлена. Если же лишить их обоза, то с армией будет покончено. Ни одна армия не в состоянии питаться святым духом и молитвой. А продовольствие находится в этом обозе.
Не прошло и пяти минут, как стальная пехота легионеров выстроилась перед редутом и под барабанную дробь пошла вперед. Заодно прихватив гренадеров. Все-таки войско мамлюков было все еще довольно многочисленно…
Казалось бы, победа. Однако, когда кавалерия, возглавляемая Хоквудом, скрылась из вида, а Дмитрий с легионерами отошел на три километра, халиф приказал атаковать лагерь. Для чего из Иерусалима, находящегося на грани бунта черни, были выведены все имеющиеся войска. Бунт и потом подавить можно, если удастся разгромить стан гяуров и захватить их страшную артиллерию.
От звука сигнальной трубы Император вздрогнул и удивленно обернулся. Остановил легионеров и, спешно достав подзорную трубу, всмотрелся в диспозицию.
Из двух ворот Иерусалима выходила пехота противника примерно равными группами. Совокупно тысяч семь с гаком. Ничего серьезного с военной точки зрения они не представляли. Судя по снаряжению – кочевое ополчение в тряпье вместо доспехов при саблях и легких копьях.
Но кто им мог противостоять в лагере?
Полторы тысячи пехотинцев «Белой роты» и семь сотен, приведенных королем Кипра. Двадцать две сотни в принципе неплохо, если бы они не были фактически вооруженными слугами. Да, в кольчугах, да, с клинками, но их выучка и боевой дух стремились к нулю. Грабить пейзан им было под силу, но не воевать. Да, нападающие мусульмане тоже не были воинами, являясь кочевым ополчением в основном. Но их крайне высокий боевой дух и численное превосходство превращало пехоту «Белой роты» и Кипра в смазку для мечей. От осознания этого факта Дмитрий скривился и громко выругался.