Прибалтика под ударом
Глава XVIIПрибалтика IX–XIII вв. в сфере новгородской экспансии: известия русских летописей о новгородских колониальных войнах
Что ж, настало время отвлечься от перипетий суздальско-новгородских отношений и мысленно перенестись в ранний Новгород, а точнее на его границы. Не секрет, что в средние века на востоке они простирались почти до Уральских гор.
Так было на востоке.
А кто подскажет, что происходило на западном направлении новгородского колониального фронта? Да и существовал ли он, этот фронт, вообще? Для массового сознания эти вопросы могут показаться странными. На западных рубежах, – скажет уверенный в своей правоте читатель, – России всегда угрожала смертельная опасность со стороны католической Европы, а Новгород стоял на страже общерусских интересов и один за всех отбивался от вражеских атак.
Если вы будете допытываться дальше, вам приведут в пример победоносные войны с крестоносцами и тевтонами, а также расскажут историю, как новгородцы и благоверный князь Александр Невский разбили в устье Ижоры шведов, а на Чудском озере немцев.
Однако действительность была намного сложней, а роль Новгорода в истории стран Балтии далеко не такой однозначной.
Исторический Новгород вел активную захватническую политику не только на северо-востоке европейского континента. Им была развязана бесконечная череда захватнических войн в Эстонии, Латвии и даже в Литве.
В учебниках и научных трактатах сложно найти упоминания об этой странице новгородского колониализма. Об этом стеснялись писать раньше, не пишут и сейчас. Как следствие, для целых поколений тема новгородских войн в Балтии остается закрытой, а потому кажется несуществующей.
На самом же деле Новгород был государством-агрессором и представлял колоссальную опасность для балтийского региона. Новгородская дань, как тугая сеть рыболова, стократ забрасывалась в «чудскую» землю и приносила республике богатый улов.
Русские князья играли не последнюю роль в балтийских войнах, но все же их подлинным инициатором была Новгородская республика. Поэтому с некоторой долей условности можно говорить, что это была, по преимуществу, славянская или, в крайнем случае, славяно-русская колониальная экспансия. Русский дом эксплуатировал Балтию косвенным путем, получая долю через богатый новгородский «выход». Князья, сидевшие в Новгороде, дополнительно зарабатывали на грабеже и балтийских контрибуциях. Но основным бенефициаром балтских даней был великий и ужасный Новгород.
Впрочем, давайте по порядку.
Начало начал – рождение грабительского симбиоза
В недатированной части Начальной летописи среди «языцев», издавна платящих дань «Руси», летописец уверенно перечисляет балтские народы «ямь», «литву», «зимиголу», «корсь», «норому» и «либь»599. Главным предметом экспорта русских варягов с самого первого их появления на севере была драгоценная пушнина600. Из «Повести» известно, что варяги до Рюрика брали дань с чуди, новгородских славян, мери, веси и кривичей «по беле и веверице от дыма»601.
Изгнание варягов из Ладоги в 862 г. было напрямую связано с борьбой местных этнотерриториальных групп за установление контроля над экспортной торговлей. Вокняжение Рюрика в Ладоге, а затем перенос его столицы в Новгород открыли широкое «окно возможностей» для ильменских славян. Великий Новгород действовал при Рюрике как торговая варяжская фактория. Одновременно с варяго-русами в нем росла собственная торговая элита полиэтнического состава. Все вместе – разноязыкие варяги и новгородские купцы, общавшиеся на языке больших денег, – остро нуждались в дополнительной пушнине для экспорта.
Новгородцы знали, что к северо-западу от Новгорода по Неману и Западной Двине вплоть до берегов Балтийского моря жили «эсты» и латышско-литовские народы, чьи земли обладали огромным контрибутивным потенциалом. Из-за многочисленности балтов, их воинственного духа и труднопроходимой местности завоевание этого региона превращалось в неподъемную задачу для торгово-купеческого города.
Однако после того как Новгород сыграл ключевую роль в войне Олега Вещего с югом, его верхи заручились поддержкой великих киевских князей и с тех пор постоянно пользовались их военной силой. Само собой разумеется, что русские князья с готовностью помогали своей «новгородской отчине». Начиная с 882 г., когда Олег, опираясь на новгородцев, захватил киевский трон, старшие сыновья киевских Рюриковичей княжили в Новгороде и успешно воевали за его колониальные интересы.
По известиям скандинавских саг, в которых, к сожалению, нет точных датировок, некий норманн, служивший в дружине Владимира I, где-то в последней четверти X в. собирал от его имени дань с жителей Эстонии. Сосолы, о которых идет речь, скорее всего, обитали в районе Уганди (Унгавнии) на юго-востоке Эстонии. С.М. Соловьев считал, что этот район мог быть подчинен Новгородом еще до Владимира I и его новгородского наместника Добрыни602. Думаю, не будет большой ошибкой предположить, что начало массированной новгородской атаки на южную Эстонию относится к 970–980-м годам.
С конца Х в. и далее в течение всей домонгольской эпохи отношения Новгорода с эстами больше походили на бесконечный военный сериал, в котором Новгород исполнял роль захватчика, а эсты вели против него освободительную борьбу.
Балты, как правило, придерживались оборонительной тактики и не совершали нападений на русские земли. Иначе строила свою политику Новгородская республика.
Первый крупный поход русских войск в юго-восточную Эстонию из тех, что надежно зафиксирован в источниках, состоялся в 997 году. Это случилось после того, как Киеву удалось сбить градус печенежской опасности, грозившей «Русской земле» с юга. Отогнав печенегов, киевский князь Владимир I моментально переключился на новгородские проблемы и бросил часть дружины из Киева в Прибалтику; как сказано у В.Н. Татищева, «умыслил идти на Чудь». Поход киевских русов походил на акт усмирения бунтующих данников, с которыми Новгород не мог совладать. Эсты войну 997 г. проиграли603. Их колониальная зависимость от республики сохранилась.
Территориальные интересы Новгорода на северо-западной границе долгое время представлял город Изборск604. Первоначально это был самый дальний форпост славяно-русского вторжения в Прибалтику. К западу от него лежала балтская «terra incognita». Для ее дальнейшего завоевания Новгороду требовалось завладеть западным берегом озера Пейпси, именуемого славянами «Чудским». На его берегах новгородцы мечтали построить сильную военную базу.
Приступить к выполнению этой задачи удалось в 1030 году.
В Ипатьевской летописи содержится запись о том, как Ярослав Мудрый, объединявший на тот момент новгородский и киевский столы, вторгся вглубь эстонских земель и оккупировал центральную часть Уганди. Здесь, на месте древнего эстонского поселения на берегу реки Эмайыги Ярослав построил город и дал ему имя Юрьев605. В дальнейшем, в зависимости от того, кому он принадлежал, город назывался Юрьевом, Дорпатом (Дерптом) или Тарту.
По сведениям В.Н. Татищева, Ярослав велел сосолам приносить в «оный» град дань от всей их земли606. Новгородская колония в Уганди получила столь необходимую ей опору и могла теперь безболезненно отодвигать свои границы на запад, поглощая новые эстонские земли. И действительно, с 30-х гг. XI в. Юрьев постоянно угрожал спокойствию ближних и дальних эстонских границ, полностью оправдывая роль центра колониального новгородского фронтира607.
Постепенно вокруг пограничной крепости селились славянские колонисты. Когда из них сформировался достаточно плотный пригород, «юрьевская волость» превратилась в отдаленную, но очень важную в колонизационном отношении провинцию Новгорода.
Отпочковываясь от Юрьева, в восточной части Балтии стали появляться другие пограничные крепости. Они разбрасывали вокруг себя густую сеть погостов и занимались сбором эстонской дани. Новгород нанимал для этого особых людей, которых новгородские источники именуют «послами» или «гонцами». Эти же люди в случае малейшего недовольства со стороны эстонских общин срочно вызывали из Новгорода карательные войска608.
Стремясь увеличить подвластные территории и обезопасить себя от эксцессов, новгородские власти применяли не только силу, но также старались опираться на местную знать, чем, несомненно, способствовали ее политической консолидации609. С другой стороны, частичный коллаборационизм балтских элит ослаблял общий фронт борьбы против новгородских колонизаторов.
В 40–50-х гг. XI в. Новгород в своей балтийской политике неожиданно испытал конкуренцию со стороны Пскова. Новгородское боярство нейтрализовало активность своего пригорода с помощью Ярослава Мудрого. Великий киевский князь не забыл об услугах, которые новгородцы оказали ему в борьбе за престол.
В противостоянии двух соперничающих сторон он выбрал Новгород и нанес Пскову чувствительный удар. Ярослав спалил все городские постройки и на долгие годы упрятал псковского князя Судислава, своего младшего брата, в застенок610.
В итоге за Новгородом прочно закрепился статус важнейшего центра русской колониальной державы и «законного» владельца балтийского края. Ощутив упрочившееся положение, новгородцы с еще большим азартом устремились вглубь Эстонии.
Эстонские войны. Борьба сосолов за независимость и свободу
Растущая новгородская экспансия вызвала у балтов новую волну сопротивления. Закономерно, что ее первая вспышка случилась в земле сосолов. Вторая по счету война с ними состоялась в 1054 году. В Киеве тогда умер Ярослав Мудрый611, и слух о его кончине послужил сигналом к началу беспорядков среди эстов.
Освободительное движение быстро набирало силу. Новгородцы, недолго думая, обратились за помощью к старшему сыну Ярослава – новгородскому и туровскому князю Изяславу Ярославичу, вступавшему на киевский трон. По их призыву Изяслав отложил коронацию и вместо намеченных торжеств срочно поспешил на Волхов612 – спасать новгородскую отчину от колониального кризиса.
Новгородцы тем временем решили не дожидаться князя и сами отправились в южную Эстонию карать восставших данников. Посадник Остромир, управлявший Новгородом на общественных началах, набрал среди горожан охотников до легкой добычи, ибо новгородцы намеревались не только наказать эстов, но и взять с них большую контрибуцию – особую дань победителя, да еще и сопроводить ее мародерством и грабежом.
Слух о предстоящей поживе с быстротой молнии разнесся по Новгороду и его уветам, так что не было отбоя от желающих попасть в войско Остромира. Ополченцы спешно двинулись в поход и где-то на южном берегу Чудского озера неожиданно наткнулись на войско эстов. В битве эстонцы нанесли им сокрушительное поражение. Посадник Остромир и множество его горе-сподвижников погибли в жестоком бою613. Грабеж колонии не удался.
Трагическая гибель Остромира и разгром первого новгородского ополчения не изменили, тем не менее, колониальную политику Новгорода: торговые аппетиты республики росли слишком быстро, чтобы идти на попятный даже после такой крупной неудачи. Урок, извлеченный из нее новгородцами, показал, что в одиночку, без профессиональных княжеских дружин, вторгаться в эстонские земли по-прежнему опасно.
Когда Изяслав прибыл на Волхов, вече субсидировало сбор нового ополчения, после чего добровольцы и княжеская дружина отправились мстить за посадника Остромира. Согласно Софийской первой летописи, Изяслав в сражении разбил армию эстов и захватил у них крупный город Осек-Декипив614. Победители восстановили уплату дани и казнили зачинщиков бунта.
Около 1060 г. сосолы вновь подняли крупное восстание.
Новгородцы поспешили к Изяславу, уже не смея самостоятельно лезть на рожон. В том же году Изяслав Ярославич вторично «ходил на сосолов» в беспокойную страну Уганди615. Военные действия продлились недолго. Русская дружина разбила повстанцев, и, согласно неписаному праву победителя, Изяслав сопроводил свой триумф показательными казнями, поджогами, грабежом и захватом пленных. (Других сценариев завоевательная политика русского средневековья практически не знала.)
Война 1060 г. закончилась для эстонцев провалом. Изяслав заставил сосолов выплачивать ему 2 тысячи (!) гривен ежегодной дани616. Часть этой немалой суммы предназначалась Новгороду. В стране эстов восстанавилась новгородская колониальная администрация.
После заключения мира с эстами Изяслав поторопился увести войска в Киев. Но уже ближайшие события показали, что он сильно недооценил свободолюбие и «коварство» балтийских туземцев. К тому же Изяслав перегнул палку с размером дани, непомерно большой и разорительной для маленькой эстонской страны.
Как только великий князь вернулся в свою столицу, в разоренной колонии вновь вспыхнуло восстание. Эсты прогнали из своей страны ненавистных сборщиков дани. Ближе к лету они осадили и сильно пожгли Юрьев. Затем, «творя много зла» и «воюя» русские поселения, сумели приблизиться к Пскову.
Новгородцы решили оказать помощь «младшему брату», и на берега реки Великой срочно прибыли сборные новгородские полки. Это был редкий случай единства Новгорода с Псковом, двух соперничающих торгово-колониальных гигантов. Лишь объединившись между собой и привлекая дружины своих князей, они смогли остановить движение эстов и подавить вспышку «колониального бунта».
В крупном сражении новгородцы потеряли до тысячи человек убитыми. Эсты пострадали гораздо сильней. Согласно Софийской первой летописи, «бесчисленное множество» их пало в битве с русскими войсками617. После поражения под Псковом сосолы, скорее всего, были примерно наказаны. От репрессий могла пострадать вся местная родо-племенная верхушка. Эстам надолго пришлось смириться с колониальным статусом и стать данниками Новгорода. В республику, укрепляя ее благополучие, снова потекли богатые эстонские подати618.
Третья колониальная война: сопротивление эстов продолжается
После памятного поражения 1060 г. вплоть до начала XII в. юго-восточные эсты покорно терпели господство Новгорода. За это время, пользуясь их спокойствием, новгородцы всемерно развивали свою колониальную систему. Они подчинили влиянию республики балтские народы «торма», «ерева» и латгальскую «очелу»619.
Чем больше колоний захватывал Новгород в Прибалтике, тем больше росло недовольство покоренных народов и увеличивалась опасность новой освободительной войны. Никому не хотелось вечно жить под иноземной властью. И вот в начале XII в. северные эсты и их ближайшие соседи латгалы подняли крупное антиновгородское восстание и сбросили с себя колониальное ярмо.
Волнения тут же перекинулись на колонии Новгорода в юго-восточной Балтии – угандийские сосолы присоединились к общему антиновгородскому движению и в короткое время сумели захватить Юрьев.
Новгороду снова пришлось взывать о подмоге к русским князьям и устраивать совместные карательные походы. Лишь в 1113 г., как следует из Новгородской первой летописи младшего извода, новгородцы вместе с Мстиславом киевским сумели вернуть себе Юрьев620. В состоявшейся вскоре битве «на Бору» остатки повстанческой армии сосолов потерпели поражение от армии Мстислава621 и были полностью рассеяны.
Четвертая колониальная война – падение Медвежьей Головы
Новгородцы с трудом удерживали власть над прибалтийскими колониями, но все же продолжали вести захватническую политику. Без колониальных владений Новгороду неоткуда было собирать вожделенную дань622. Торговый гигант поглощал целые потоки даннических поставок. Для процветания ему нужны были новые земли, новые дани и новые объемы экспорта. Новгородский триумвират: посадник, князь и тысяцкий – какие бы сложности не возникали в их отношениях – четко придерживался линии на захват и эксплуатацию человеческих и природных ресурсов Балтии.
Начиная с 1110-х гг. Новгородом была спровоцирована длинная череда войн, которые он методично развязывал в отдаленных землях Эстонии, Латвии и Литвы.
В 1111 г. новгородцы под командованием князя Мстислава Владимировича ограбили и вторично покорили латгальский народ «очелу»623. В 1116 г. ими была оккупирована Ливония – область литовского народа «ливы» («либь»), лежавшая к югу от Уганди. Тогда же под новгородскую оккупацию попал значительный ливонский город Отепя (Оденпе, Медвежья Голова)624. В.Н. Татищев утверждал, что в нем находилась столица ливов.
С падением Отепя ливонское сопротивление стало слабнуть, и вскоре Ливония стала новгородской колонией со всеми вытекающими из этого статуса последствиями. В завоеванной стране победители вели себя жестоко и бесцеремонно. Мстислав во время нападения на ливов разорил «бесчисленное множество погостов» и всюду захватывал пленных625. Завершая войну, новгородцы увели с собой многочисленные ливонские «полоны»626. Пленных обращали в рабство и продавали на невольничьем рынке.
Разорительный по характеру военный поход в Эстонию новгородцы спланировали и провели зимой 1130 года. Скорее всего, он был вызван перебоями в поставках дани. Новгородская летопись рассказывает, что воины под командой князя Всеволода «иссекли» множество туземцев, пожгли их «хоромы», «а жен и детей привели домой»627.
В январе 1131 г. Новгород вторично вторгся в Эстонию. На сей раз эсты сумели дать им отпор. Как сетовал новгородский летописец-патриот, при встрече с эстами «створися пакость велика»: «много новгородцев, добрых мужей было избито»628. Воодушевившись победой, эсты перешли в наступление. В 1131/1132 гг. они снова захватили и отняли у новгородцев Юрьев. Республике пришлось потратить несколько месяцев, чтобы вернуть себе этот стратегически важный колониальный пункт629.
Пятая колониальная война (1176 г.). Истребление очелы
В XII в. борьба Новгородской республики за удержание и расширение балтийских колоний продолжалась. Ее кульминация пришлась на вторую половину 1170-х годов.
В 1176 г. Мстислав Ростиславич Храбрый, сын смоленского князя Ростислава Мстиславича и правнук Мономаха630, собрал внушительное войско численностью в двадцать тыс. человек, и с этими силами вторгся в «Чудскую землю». Согласно С.М. Соловьеву, русские сразу принялись жечь и уничтожать поселения эстов на своем пути. Оно и понятно, ведь поход совершался с карательными и грабительскими целями. Завоеватели набрали среди безоружных балтов огромное количество «челяди и скота» и возвратились домой, где их встретили с великой «славою и … честью»631.
В.Н. Татищев, описывая эти события, дает более развернутую картину случившегося. Он сообщает, как новгородцы пригласили к себе на княжение смоленского князя Мстислава Ростиславича специально для нападения на Чудскую землю. «Он же … ведая, что Новгородцы весьма охотно в Ливонию на войну желали, тотчас созвал вельмож на совет, объявил им, что имеет охоту идти для взятия дани с Ливонии, которой они несколько не платили (курсив мой. – С.М.). Новгородцы охотно соизволили, и не медля велели войска собрать, и совокупя 20 000 пошел Мстислав с оными в Чуцкую землю, и пришед послал к старейшинам их объявить, чтобы немедленно собрав дань, что повинни вывезли к нему; но как те, яко безглавные, не имея Князя, согласиться не могли, и послов напрасно удержали: то Мстислав вшед в землю их, всюду разорял, пленил и жег до моря и реки Трейдеръ, имея с ними три раза бой, и всюду ово храбростью, ово хитростью побеждал»632.
На рубеже реки Трейдер, о которой упомянул В.Н. Татищев, новгородское войско неожиданно столкнулось с объединенными силами ливонцев, либи, семигалов, куршей, тормы и еревы. Вся балтийская «земля», как пишет В.Н. Татищев, укрепилась «засеками» и ощетинилась стрелами и копьями.
Новгородцы не знали, что предпринять, но были спасены военной прозорливостью Мстислава. По его приказу воеводы совершили обходной маневр, неожиданно вышли в тыл оборонявшимся балтам и выбили их из укрытий. Когда туземцы побежали, полки Мстислава бросились за ними вдогонку и преследовали до самой Двины, разоряя по пути встречные села и города.
После завершения активной фазы военных действий новгородцы перешли к будням, заполняя их тотальным насилием и грабежом. С иных, как сказано у В.Н. Татищева, они взяли «великий окуп», неплатежеспособных обратили в рабство и, набрав множество скота, возвратились домой633.
Сразу после этого балты по горячим следам организовали ответный поход в северорусские земли. Не имея достаточных сил, чтобы идти на Новгород, они напали на Псковскую землю и дали армии Мстислава крупное сражение. В нем обе стороны понесли большие потери. Новгородцы не досчитались троих знатных бояр, несколько фигур помельче и множества рядовых ратников. Убитых среди балтов счесть было некому. Разгромленные, они отступили634, неся большие потери.
Кампания 1176 г. осталась, по сути, незавершенной. Но Новгород сохранил стратегическое преимущество, и его колониальный механизм продолжал успешно работать. Спустя три года новгородцы нанесли смертельный удар латгальской «очеле» – народу, впервые покоренному во второй половине XI века. Вместе с дружиной Мстислава Храброго новгородское ополчение выжгло всю очельскую волость от края до края. Целый народ должен был бежать из родных мест к берегам Финского залива, опасаясь полного истребления635.
Почему новгородцы действовали в этот раз с чрезмерной ожесточенностью? Скорее всего, истребление «очелы» было отзвуком неудачной войны 1176 г., после которой Новгород восстанавливал колониальный порядок и примерно наказывал «бунтовщиков».
Не исключено также, что латгалы упорнее других отказывались повиноваться и платить Новгороду колониальные поборы. В отместку новгородское вече применило к ним позорную тактику геноцида.
Буря начала 1190-х
В 1190-х гг. в Эстонии сформировались условия для начала следующего этапа антиколониальной борьбы.
По водам Чудского озера эсты из северных провинций спустили лодочную флотилию к Пскову, намереваясь штурмовать этот город, но еще на подступах потерпели поражение и были разбиты псковичами636.
На следующий год, когда новгородцы были отвлечены грабительским походом на Финляндию637, эсты снова взялись за оружие и захватили Юрьев, справедливо считая его символом новгородского колониального господства. Насколько безрассудным с их стороны был этот героический поступок, показывают последовавшие события.
Новгородцы собрали крупное ополчение, подключили войска из Пскова, привлекли к делу других союзников. Зимой 1191 г. новгородский князь Ярослав Владимирович с союзниками подступил к Юрьеву. Эсты не имели возможности сопротивляться сильному противнику, и после недолгого штурма город был взят. Разобравшись с его защитниками, новгородцы огненным рейдом прошлись по эстонской земле, оставляя после себя дымящиеся руины и захватывая в плен всех, кто попадался им на пути638.
Как сообщает неутомимый В.Н. Татищев, в 1191 г. новгородцы еще раз наведывались в «Ливонию».
Их спешное возвращение было вызвано заминкой в сборе дани. Обобранные до нитки, ливонцы не спешили раскошеливаться. Казалось бы, после того выгребания карманов, которое устроили люди Ярослава истекшей зимой, ни о каких долгах не могло быть и речи. Но в Новгороде считали иначе – грабеж грабежом, а дань, как говорится, данью. Такие рассуждения плохо согласовывались со здравым смыслом, зато полностью отвечали интересам новгородского купечества.
Армия Ярослава явилась к эстам во всеоружии. Князь с дружиной расположился в Юрьеве, где вел себя как полновластный хозяин, собирающий мзду с нерадивых подданных.
Чтобы избежать карательных акций, эсты наспех собрали дань «от всех волостей», а «достальное», что не успели вовремя подвезти, обещали прислать позже. Ярослав получил контрибуцию и, «не учиняя им (эстам. – С.М.) никакого вреда» (ведь он недавно полностью разорил их страну), отвез добытое имущество в Новгород639.
После ухода Ярослава эсты, видимо, так и не выплатили Новгороду недостающий остаток долга. (Наивные, кого они хотели перехитрить!) Новгород ответил на их забывчивость в излюбленной манере.
В 1192 г., направляясь воевать в Семигалию (Земгалу), новгородцы и псковичи проходили мимо Юрьева. Ярослав воспользовался случаем и отправил часть подразделений в сторону от основного маршрута. На Петров день, когда у христиан принято молиться за святых мучеников, карательные отряды Ярослава сожгли эстонскую Отепя (Медвежью Голову)640.
Столица эстов сгорела, потому что Новгород не терпел, когда с ним играли в «кошки-мышки». Колонии завоевывались не для того, чтобы оказывать им филантропическую помощь. Когда балты начинали мешкать с уплатой дани, на берегах Волхова включалась тревожная кнопка и заводилась карательная машина. Как минимум дважды уничтожая Отепя за последние семьдесят шесть лет, новгородцы демонстрировали, кто в прибалтийском доме хозяин.
Похоже, что 1192 г. стал завершающей датой в затянувшейся антиколониальной войне конца XII века. Новгородцы сначала победили повстанцев, а затем расквитались с теми, кто посмел их поддержать. Новгородская дань была восстановлена, а Юго-Восточная Эстония усмирена.
К концу XII в. народы ерева, очела, торма, город Юрьев, провинции Уганди с городом Отепя, Вайга и Вирумаа, – словом, все эсты, проживавшие между Чудским озером и Балтикой, – надолго превратились в новгородских данников и поставляли ресурсы для великой новгородской торговли641.
В Новгороде были довольны успехом; купцы спокойно собирали с туземцев дань и через незамерзающие эстонские порты везли ее в Северную Европу.
Торма. Беспричинная война 1212 года
С 1192 до 1212 гг. войны с Эстонией временно затихают. В это двадцатилетие русские хроники пестрят другими событиями, но о столкновениях Новгородской республики с чудью не сообщают.
Положение резко меняется в 1212 г., когда иллюзорный мир разрывается вспышками новой войны. Новгородская летопись, как основной источник сведений о колониальной политике Новгорода, утверждает, что никаких внешних причин для ее начала не было. Балты вели себя осмотрительно и старались не дразнить новгородцев, то есть не поднимали восстаний и покорно выплачивали дань.
Недовольство было спровоцировано самим Новгородом, где местная чернь и знать договорились напасть на собственные колонии. Князем в Новгороде в то время был Мстислав Мстиславич Удатный. Как известно, это был великий воин, победивший сильнейших Владимиро-Суздальских князей. С его участием дело казалось выигранным, да и сам он не отказывался от похода. Словом, новгородцы решили ограбить и разорить своих данников, полагая, видимо, что за двадцать мирных лет балты существенно поправили материальное положение.
Первым делом решено было идти на эстонскую «торму», жившую к северо-западу от Юрьева, а потом наведаться в многострадальный город Отепя.
Согласно Новгородскому летописанию, события разворачивались следующим образом. Армия Мстислава Удатного и его брата Владимира без видимого сопротивления опустошила владения тормы. Тысячи аборигенов попали в плен и были обращены в рабство. Продуктивный скот эстов был полностью конфискован («скота бещисла приведе»)642.
Удачно завершив этот грабительский поход, той же зимой Мстислав повел своих людей на недавно восстановленный балтами Отепя. Если верить летописи, город принял решение сдаться на милость победителя. Не желая штурма и всерьез опасаясь поголовного истребления, горожане выслали парламентариев и заплатили Мстиславу выкуп. В Новгородской первой летописи говорится, что князь взял с них дань и дело закончилось миром. Однако та же летопись сообщает, что в ходе переговоров почему-то сильно пострадали пригороды («села») Отепя, большинство из которых новгородцы буквально стерли с лица земли643.
С.М. Соловьев, опираясь на осведомленный немецкий источник, вносит в этот подозрительный сюжет необходимые объяснения. Оказывается, эстонская крепость сдалась Мстиславу не сразу. Балты затворились в своем городе, и князю понадобилось восемь дней осады и сражений с эстами, чтобы принудить их к сдаче. Главной причиной капитуляции явилась угроза голода, начавшегося среди защитников Отепя. Новгородцы, которые на сей раз грабили, а не наказывали бунтовщиков, сняли осаду, как только увидели на ее башнях белый флаг. Они дали эстам мир и ушли, взяв с них «400 марок ногат» выкупа.
Немецкая хроника пишет также, что русские крестили некоторых эстов в свою веру и обещали прислать священников для дальнейшей христианизации края, чего, однако, не сделали. С.М. Соловьев справедливо заключает, что Новгород не проявлял «надлежащего внимания к делам эстонским»644. Распространение русской культуры и религии среди колониальных народов не входило в круг его первейших намерений. Для Новгорода важнее было, чтобы старейшины эстонских племен поклонились князю и покорились республике645.
Ерева. Ливонская война 1214 года
Взыскав по «долгам» с тормы и ограбив защитников Отепя, новгородцы отправили князя Мстислава к берегам Балтийского моря, в эстонскую провинцию Харьюмаа, туда, где уже давно волновалась непокорная и непокоренная еще «ерева».
Поход на Балтику состоялся в 1214 году. В.Н. Татищев, подчеркивая дерзость замысла и масштаб исполнения, называл эту вылазку новгородцев не иначе как «Ливонской войной»646. Опираясь на его мнение, я поступлю также. Вместе с Мстиславом на ереву, что «дани платить не хотели», подвизались идти псковский князь Всеволод и торопецкий князь Давыд, каждый со своими отрядами647. Мстислав собрал достаточно сил, чтобы начать большую завоевательную кампанию.
Вторжение в Северную Эстонию задумывалось с далеко идущими целями. Новгород торопился завершить покорение отдаленных балтских земель, пока этого не сделал Ливонский орден, обосновавшийся в Прибалтике в начале XIII века. Мощь объединенных северо-русских дружин должна была сокрушить сопротивление еревы, после чего Новгород смог бы присоединить их край к своим балтским колониям.
Ливонская война 1214 г. началась с планомерного разорения русскими районов Центральной Эстонии. Крепости («осеки»), в которых спешно прятались эсты, русские брали с боем и предавали огню; города и села повсеместно разорялись. С неутомимостью, достойной лучшего применения, русская армия проследовала до конечной цели своего похода и окружила столицу Харьюмаа, город Варболу (Герсике, Воробьин). Через своих старейшин эсты передали Мстиславу просьбу о пощаде и изъявили князю свою покорность. Взяв с еревы клятву («роту») о верности Новгороду, Мстислав победоносно возвратился в новгородскую ставку648.
Мстислав Удатный чувствовал себя триумфатором – благодаря его военному таланту богатая провинция Харьюмаа пополнила список новгородских земельных достояний. Трофеи, доставшиеся победителям, с трудом умещались на подводах. Деньги, изъятые у эстов в виде контрибуции, были распределены между участниками похода «по справедливости». Две части добычи получили новгородцы, третья пошла в пользу Мстислава и его «дворян». Такова была обычная схема дележа. Все, что помимо этого самостоятельно награбили псковичи и торопчане, новгородский князь милостиво даровал им без раздела с другими полками.
Уходя из Эстонии русские, по обычаю, взяли большое число пленных и толпами вели их за собой649. После этой войны многие домовладельцы в Новгороде и соседних землях обновили состав рабов в своих хозяйствах.
Положение Южной Латвии
С XIII в., вследствие широкого распространения новгородской дани, колониальные войны республики становится невозможно описывать, выделяя по отдельности эстонское, латвийское или литовское направление. Сами новгородцы этого никогда не делали и видели в Балтии единый плацдарм для развертывания своих захватнических операций. Поэтому и нам теперь придется описывать войны Новгорода на всем прибалтийском театре действий, двигаясь вслед за его колониальными аппетитами.
Южная часть Латвии впервые попала в подчинение к Новгороду через Псков не позднее середины XI века. В своей «Хронике» Генрих Латвийский частенько упоминает о псковских сборщиках дани, действовавших в районе Толовы650. Сюда же, в случае надобности, захаживали на подмогу псковичам отряды из новгородских Великих Лук651. Более западные племена «ливов», «зелов» и «летов» первоначально имели дело с полоцкими князьями652, и это обстоятельство затрудняло проникновение в Западную Латвию новгородского колониализма. Полоцкие князья владели землями по Двине почти до Балтийского моря и полностью контролировали дань с этих мест653.
Новгородская дань и немецкое культуртрегерство
В начале XIII в. в католической церкви созрела идея христианизации Прибалтики. Для ее исполнения в 1201 г. епископ Альберт из знатного рода Буксгевденов прибыл в устье Западной Двины со скромным отрядом тевтонских пилигримов. Несмотря на свою малочисленность, тевтоны сломили сопротивление ливов, на чью землю они ступили, и основали город Ригу – будущий центр немецкой Ливонии. Отсюда новоявленный «тевтонский остров» стал широко распространяться по землям Балтии, поглощая окрестные латышские племена.
У братьев-пилигримов были грандиозные цели, ибо они пришли в Балтию, чтобы крестить язычников и навсегда приобщить их к европейским ценностям. Крестоносцы встретили в Ливонии острейшее сопротивление – балты вооружались против католического креста и отказывались расставаться с языческими богами. Казалось бы, новгородские «акции» должны были вырасти в цене. Но колониальная политика Новгорода никогда не импонировала балтам.
В итоге, при всех минусах католической христианизации «огнем и мечом», немцы предлагали Балтии более широкие исторические перспективы, чем Новгород, который фискальные цели ставил выше задач культуртрегерства. Для рыцарей Тевтонского ордена (в религиозном и культурологическом плане) важно было сделать балтов такими же, как они, европейцами. Для Новгорода важнейшей задачей было покорение во имя «золотого тельца». Как только балты хоть на йоту осознавали себя католиками, они тут же отворачивались от Новгорода с его неконкурентной колониальной доктриной и чуждой им православной культурой.
Первый «межкультурный» контакт русских и немцев на эстонской территории, которую одни хотели удерживать в данницах, а другие включить в свое религиозное пространство, состоялся в 1206 году. Как и следовало ожидать, встреча произошла не за дружеским столом, а на кровавом поле боя. В этом году полоцкий князь («король») Владимир собрал большие силы, чтобы выбить немцев из Риги и Гольма.
По сведениям Генриха Латвийского, кроме полочан в военной кампании принимали участие отряды «соседних королей», союзников Владимира654. Скорее всего, это были дружины и люди из Новгорода и Пскова. Жители Торейды в этот раз поддержали русских655, видимо напуганные миссионерским пылом рижского епископа и сверхнабожных католических рыцарей. Поход на Ригу не принес удачи полоцкому королю, и после одиннадцати дней осады русские ушли с побережья Балтики, понеся большие потери656.
Пример благотворного сотрудничества (судьба Зонтагана)
Католики-тевтоны и православные русские были историческими противниками в Прибалтийском крае. Однако в начальный период присутствия немцев в Балтии случались весьма удивительные вещи. Иногда непримиримые соперники, позабыв о конфессиональных нестыковках, собирались вместе и начинали карательные войны против балто-языческих племен.
Один из таких случаев, произошедший в 1210 г., подробно описан хронистом Генрихом Латвийским. Первыми идею совместного военного похода язычников высказали рижские немцы. Это было время, когда эсты еще конфликтовали с ними на почве культурной идентичности. С приближением Рождества, когда морозы сковали ливонские болота, из Риги был брошен клич по всей Ливонии и Лэттии собираться на месть «эстонским племенам». Призыв рижских «старейшин» докатился до Пскова. Город на тот момент находился в мире с Орденом, и псковское вече сочло возможным принять сомнительное предложение. В Ригу был выслан «очень большой отряд русских» на помощь католической армии657.
Большое православно-католическое воинство, подкрепленное толпами ливов и лэттов, двигаясь днем и ночью по берегу моря, вышло к границам эстонской области Зонтаган. Сторожа, караулившие подступы к дорогам, бросились врассыпную. Сообщить о смертельной опасности было некому.
Союзники незаметно подступили к деревням эстов. Воспользовавшись фактором неожиданности, немецко-русское войско «разделилось <…> по всем дорогам и деревням», чтобы начать массовое истребление жителей. Как писал Генрих Латвийский, нападавшие «перебили <…> повсюду много народа». Эстов преследовали «по соседним областям», захватывая женщин и детей в плен и убивая мужчин. В течение трех дней солдаты обходили окрестности и «разоряли и сжигали» все, на что падал их безжалостный взгляд. Только крупного рогатого скота было угнано 4 тысячи голов, «не считая коней, прочего скота и пленных, которым числа не было».
Эсты пытались спастись бегством, устремляясь в леса или на морской лед, и погибали там от холода.
На четвертый день рижане и псковичи взяли и сожгли три эстонских замка и отступили из Зонтагана, отяжеленные непомерной добычей. Разорение приморской провинции закончилось. Победители «поровну разделили захваченное» добро и, обменявшись рукопожатиями, пошли молиться каждый своим богам658.
Что касается ливов и лэттов, то их участие в нападении на Зонтаган было актом возмездия за пролитую кровь: их братья приняли христианство и мученически умерли за новую веру от рук эстов-язычников. Схожие резоны (помимо банального грабежа) имелись и у рыцарей Ордена, ведь они дали обет крестить Балтию любым способом. И только псковские «богатыри» громили балтские волости без идеологического подтекста. Как истинные «художники» меча и топора, они пустили в дело свое оружие исключительно в меркантильных интересах.
Сожаления о Сакале
После разорения Зонтагана Ливонию охватила культуртрегерская лихорадка. В 1210–1230-х гг. магистр братьев «Христова рыцарства» Фольквин покорил многих эстов и эзельцев, наложил на них дань и заставил принять католичество. В битве при Вильянди 21 сентября 1217 г. он отвоевал у южных эстов – а значит, и у Новгорода – провинцию Сакала, укрепил замки Феллин и Ревель, построил в них каменные башни и окружил глубокими рвами. Стараниями Фольквина были возведены укрепления около Юрьева-Дерпта и Оденпе659.
Два этих города были новгородскими центрами в землях эстов, и их захват Фольквином прозвучал как громкая пощечина республике, терявшей «исконные» балтские колонии. От Новгорода также ускользала Сакала, которую новгородцы облюбовали в начале XIII в., вплотную подойдя к восточным границам этой земли. Расположенная в непосредственной близости от Юрьева, Сакала была обречена стать очередным новгородским приобретением. И вот все планы рушились из-за магистра Фольквина.
Изгнание «захватчиков», или 700 «марок ногат»
Реальная угроза потерять все свои западные колонии принудила Новгород, а вместе с ним и Псков, разработать программу ответных действий. Новгородцы объявили Ордену негласную войну и вели ее многие годы, несмотря на монгольское нашествие и другие перемены в жизни республики.
Первый раз сразиться с немцами за единоличное обладание Балтией новгородцы собрались еще в конце 1212 года. Эта попытка увенчалась успехом, хотя Новгород не получил того результата, на который мог бы рассчитывать. Князь Мстислав Удатный мобилизовал для похода на Орден 15 тысяч ратников и двинулся с ними в Эстонию, желая изгнать оттуда «захватчиков». Мстислав осадил противника в замке Варбола в эстонской области Гервен (Гариэн), бился с ним несколько дней и вынудил немцев капитулировать.
Логично предположить, что новгородский князь должен был потребовать от них навсегда очистить Гервен от своего присутствия. Но события пошли по другому сценарию. Прежде чем сдаться, немецкие рыцари предложили Мстиславу 700 «марок ногат» за окончание войны и возвращение в Новгород660. Стоило этому произойти, как воинственность Мстислава куда-то улетучилась, он тут же прекратил осаду, принял от тевтонов указанную сумму и… отступил. Новгород не возроптал на своего князя, а, напротив, разделил с ним 700 полновесных марок по традиции и по справедливости.
Осада Оденпе и наказание угандийцев (1216/1217 гг.)
Пятью годами позже Новгородская республика была уже не так податлива на денежные посулы рыцарей. После потери южной Эстонии в 1217 г. новгородцы старались восстановить заметно пошатнувшееся влияние в Балтии. С этой целью в Ливонию вторглись новгородские отряды князя Владимира Мстиславича. Они внезапно появились под стенами Оденпе. Жители города и округи не успели толком подготовиться к защите. Тем не менее они затворились в крепости и приняли осаду.
Новгородцы проявили завидную смекалку, вынуждая угандийцев к сдаче. Они, например, забросали воду у подножия горы, на которой стоял Оденпе, разлагающимися трупами убитых эстов, так что из реки невозможно было пить. Пока шла осада, новгородцы «причиняли вред, какой могли, разоряя и выжигая всю область кругом»661.
Эсты разыграли перед русским князем сцену покорности. Для отвода глаз они начали собирать для него новгородский выход, но тайно «послали к Немцам» за помощью.
Рыцари не заставили себя долго ждать. Они подошли к Оденпе и готовились к совместному с эстонцами нападению на Владимира Мстиславича. В.Н. Татищев сообщает, что новгородцы успели напасть первыми и разгромили стан своих врагов. Новгород одержал важную победу над силами Ордена. Жители Уганди, чьей столицей был город Оденпе, лишились немецкой поддержки и подверглись репрессиям со стороны новгородцев. Владимир Мстиславич приказал арестовать всех, кто был замешан в организации сопротивления, а также их близких и дальних родственников. Судя по всему, таковых среди эстов оказалось немало. Генрих Латвийский, а вслед за ним и В.Н. Татищев, сообщают, что новгородцы взяли в плен «множество чуди» и разграбили «все их богатство»662.
Владимир Мстиславич принудил южных эстов к заключению мирного договора. Согласно его статьям, Оденпе и вся страна Уганди брали на себя торжественные обязательства никогда не предаваться немцам663. Новгороду удалось вернуть себе старую колонию и восстановить приток эстонской дани.
Оставалось урегулировать отношения с тевтонами и рижским архиепископом Альбертом.
В следующем 1218 г. новгородцы вступили с Ригой в мирные сношения по поводу Уганди и Сакалы. Однако они вели двойную игру. Одновременно они «сговаривались с эстами, обдумывая способы, как бы раздавить тевтонов и уничтожить ливонскую церковь»664.
Судя по дальнейшим событиям, переговоры новгородцев и эстонских язычников завершились успехом, и в 1219 г. новгородцы перешли в наступление. Желая единовластно управлять Ливонией, они напали на немцев, разбили их передовой отряд и даже осадили замок Венден, где базировалась резиденция магистра.
Однако после двух недель топтания под стенами замка, напрасно потратив время и силы, новгородцы сняли осаду и свернули неудачную кампанию665. Республике не хватило сил, чтобы одним ударом расправиться с немецкими миссионерами. Но этим дело не кончилось.
Военные экспедиции Новгорода 1221 году. Эстонские колонии в огне
В ответ на коварные действия новгородцев рижский архиепископ и братья Тевтонского ордена сами перешли в наступление и нарушили мирный договор 1218 г., заключенный между Ригой и Новгородом. Они объявили себя самостоятельными владельцами Сакалы и Уганди. Сразу же после этого немцы ввели туда свои войска.
Интересы Новгорода были полностью проигнорированы. Немецкое католическое мессианство и новгородский меркантилизм уперлись лбами посреди балтийских сосновых лесов. Орден черпал силы со всей Европы, новгородцы решили ответить тем же и обратились в стан своих злейших врагов. В 1221 г. послам Новгородской республики удалось договориться с великим князем владимирским Юрием Всеволодовичем об общем походе на Ливонию. Как верховный сюзерен обширного края, Юрий в короткое время собрал армию в 12 тысяч человек. Неожиданными союзниками Новгорода в этой войне стали литовцы, присоединившиеся к ним уже в землях Ливонии666.
Удивительным образом благородная война с Орденом стала перерастать во что-то до боли знакомое. Оставив Венден с его неприступными стенами в стороне, русско-литовская армия перешла Койву и принялась грабить и разорять ливонскую область Торейду. Генрих Латвийский пишет, что вся она была опустошена до последней захудалой избушки, люди взяты в плен или перебиты, хлеб, лежавший собранным на полях, сожжен вместе с окрестными деревнями. Литовцы шли за русской армией и уничтожали все, что случайно уцелело после ее прохода667. На своем пути отряды Юрия Всеволодовича разрушали все латинские церкви и монастыри668.
В следующий день и ночь грабежу и сожжению подверглась область Икевальдэ и население Имеры. Наконец союзники прибыли в Уганди и здесь, в более спокойной обстановке, не опасаясь погони рыцарей Ордена, четыре дня методично стирали с лица земли и опустошали эту область669.
Разорение балтами новгородской Ижоры
Возможно, что страшное разорение Прибалтики, учиненное русскими в 1221 г., стало своеобразной точкой невозврата, пережив которую многие балты начали гораздо более враждебно относиться к Новгороду. Это замечание в первую очередь касается ливов, латышей, жителей Уганди и Сакалы, перешедших в католичество.
Знаменательное событие в этом отношении произошло в том же 1221 г., когда толпы вооруженных туземцев перешли русскую границу и опустошили земли республики, дойдя почти до самой ее столицы670. Раньше вооруженных балтов невозможно было встретить в Новгородской земле, теперь же они повели себя как единая антиновгородская сила.
Единение эстов произошло при значительном, если не сказать определяющем, влиянии католического рыцарства. Оккупировав Уганди и Сакалу, рыцари крестили местное население и насадили среди аборигенов европейские порядки. Орден модернизировал на своих землях судебную систему, упорядочил сбор податей, выстроил для эстов и существенно укрепил военные замки, окружив их водоемами и усилив новейшим вооружением (баллистами и другим оружием). Братья-крестоносцы пригласили крещеных балтов жить вместе с ними671, вселив в них веру в новые церковные идеалы. В 1221 г. жечь новгородские поселения во множестве шли христианские прозелиты. Но и эсты-язычники рады были случаю поквитаться со своим давним врагом.
Случай же, о котором идет речь, состоял в том, что в этот крайне опасный для себя момент Новгород оказался без защиты. Князь Всеволод неожиданно убежал из города со своим двором и дружиной, а прибывший ему на смену Ярослав переяславский враждовал с «вечниками» из-за чрезмерного властолюбия и корысти. Защищать новгородские провинции от ярости балтов в тот момент было некому672.
В итоге отряды из Сакалы и Уганди беспрестанным потоком потянулись в «Руссию», мстя новгородцам и псковичам за долгие годы угнетения. Они использовали те же приемы и методы, что и новгородцы: убивали виновных и невинных людей, брали огромные полоны, захватывали добычу673.
В середине зимы 1221 г. старейшины Уганди и Сакалы поочередно организовали вторжение в Ижорскую землю (Ингрию). Новгороду пришлось на собственном опыте испытать, что значит нападение жестокого, безжалостного врага. Эсты карали всех без разбора, «перебили много мужчин, увели массу пленных обоего пола», а скот, что не могли захватить с собой, истребили. «И воротились они, – пишет Генрих Латвийский, – с большой добычей, наполнив Эстонию и Ливонию русскими пленными, и за все зло, причиненное ливам русскими, отплатили в тот год вдвойне и втройне»674.
Враги становятся «друзьями». Война 1223 года
Что могло быть ужасней, чем этот страшный сон, в котором данники бунтуют и убивают своих господ? Новгород не мог уже, как раньше, влиять на эстонские колонии, а эсты, хлебнувшие свободы и осознавшие свою значимость, заметно активизировались и начали действовать непредсказуемо.
В 1223 г. они подняли восстание против Ордена и заключили договор – подумать только – с Новгородской республикой! Эсты допустили русских в Юрьев, Феллин и другие замки, чтобы вместе сражаться против тевтонов и всех латинян675. Новгороду нежданно-негаданно снова улыбнулась удача: не успели его жители оплакать потерю южной Эстонии, как она сама бросилась к ним в объятия! Вдобавок и соседняя Сакала торжественно отреклась от католичества.
Все возвращалось «на круги своя».
Но времена уже были не те: вместе с этими «кругами» возобновились массовые войны «на всем пространстве Эстонии»676, и Новгород быстро растерял еще даже не установившийся контроль над своей бывшей колонией.
Восстание 1223 г. началось как антизападное, однако в Прибалтике нашлось немало сторонников католической веры. Братья Ордена объединились вместе с ливами и лэттами, чтобы «биться с эстами» и силой вернуть их в лоно Христово.
Эсты понадеялись на Новгород, хотя и понимали, что в случае победы торговая республика скорее всего лишит их независимости и свободы. Слишком разными были цели у этих временных союзников. Возможно, поэтому реального взаимодействия между повстанцами и их бывшими «сюзеренами» не получилось.
В любом случае Новгороду не удалось оказать эстам достойную помощь. Из «Хроники» Генриха Латвийского известна судьба последнего новгородского отряда, находившегося в Эстонии в 1223 году. Это небольшое подразделение участвовало в обороне крепости Вилиендэ от крестоносцев. Когда ее защитники сдались, все новгородцы были повешены «на страх другим русским» за помощь «вероотступникам»677.
Единство интересов. Колониальный конфуз
Усмирение южных эстов и их насильственный возврат в лоно католической церкви вызвали бурю недовольства в Сакале. Эту провинцию Новгород не так давно рассчитывал присоединить к своим колониальным владениям.
Теперь же, узнав о начавшихся там волнениях, новгородцы задумали заключить с Сакалой союз против тевтонов. Однако ее старейшины отправили послов «с деньгами и многими дарами» не в Новгород, как того бы хотелось местным обывателям, а во владимирскую «Руссию», чтобы призвать себе на помощь влиятельных русских «королей».
Стремясь не оказаться в стороне от решения судьбы своих эстонских колоний, Новгород поддержал инициативу Сакалы и постарался защитить свои позиции в начавшихся переговорах.
Подарки эстонских старейшин, богатая добыча в предстоящей войне и роль главного борца с «латинством» подтолкнули владимиро-суздальского князя Юрия Всеволодовича к «великому» походу на Балтию. С этой целью он направил к эстам армию, собранную со всех городов Низовской земли. Вместе с присоединившимися полками из Новгорода и Пскова ее численность достигала 20 тысяч человек678.
Грозной силой союзники вторглись в Уганди и молниеносно захватили Юрьев. Новгородцы старались играть в походе заглавную роль. Действуя через князя Ярослава переяславского, сидевшего у них на княжении, они закрепили Юрьев за собой, а затем, сопровождаемые разбойниками из числа угандийцев, повели армию в разорительный рейд по центральным и северным провинциям Эстонии.
Пока русские полки отсутствовали, мятежная Сакала подверглась нападению рыцарей Ордена. Два ее замка были захвачены, а их русские защитники повешены (инцидент в Вилиендэ).
Обнаружив это, Ярослав, как пишет Генрих Латвийский, пришел в такую ярость, что «срывая гнев свой на жителях Саккалы», приказал «истребить всех, кто уцелел от руки тевтонов». Спастись, по свидетельству того же автора, удалось весьма и весьма немногим679. Не разбирая правых и виноватых, новгородцы перебили остатки жителей Сакалы вместо того, чтобы освободить их от власти тевтонов и укрепить дружеские отношения с этой страной.
Новгородское войско и низовские князья поступили с балтами, как поступают со строптивыми иностранцами жестокие завоеватели. Сакала, еще даже не ставшая русской колонией, получила от Новгорода и владимиро-суздальских великороссов урок на будущие времена.
Неудачный штурм Линданисе и разорение Ряволы
Частью кампании 1223 г., предпринятой Новгородом и князьями Северо-Восточной Руси, стало их вторжение в самую дальнюю эстонскую землю Рявала и осада крепости Линданисе. Русские называли ее Колыванью, а сейчас это город Таллин.
Новгородцы не впервые оказались в тех местах. Уже в начале XIII в. они начали хозяйничать в окрестностях будущей эстонской столицы. Однако в 1219 г. Рявалу захватили датчане, построили в Линданисе крепость, переименовали ее в Ревель и основали герцогство Эстляндское.
«Даны», пренебрегая правами Новгорода, как первого завоевателя Эстляндии, выгнали отовсюду русских «заборщиков» дани и запретили туземцам вступать ними в контакты680. Эти события и послужили поводом для вторжения русских в Рявалу, начавшегося сразу же после расправы над Сакалой.
Русско-новгородское войско окружило датский замок Ревель681. Четыре недели длилась его осада. Русским не хватило навыков взятия укрепленных крепостей и современного военно-технического арсенала, чтобы сломить сопротивление Ревеля. «В замке, – как сообщает Генрих Латвийский, – было много балистариев, убивавших немало русских и эстов. Поэтому в конце концов король суздальский в смущении возвратился со всем своим войском в Руссию»682.
Русские источники и, в частности, «История» В.Н. Татищева дают более подробную и, скорее всего, более верную картину событий.
Согласно В.Н. Татищеву, после четырех недель осады Ярослав потребовал от Ревеля дать ему откуп золотом, серебром и богатыми товарами683. Лишь после этого русское войско ушло прочь от города. Однако прежде, чем покинуть Эстляндию, владимиро-новгородские полки изгоном прошли по ее территории. Они сожгли и разрушили жилые дома, изъяли все драгоценности и деньги, которые эсты не успели унести с собой или спрятать, а самих жителей провинции интернировали. Только тогда Ярослав приказал трубить отбой и вывел из Эстляндии свою грозную армию684.
Как видим, в начале 1220-х гг., когда Балтия испытывала мощное давление со стороны Запада и сотрясалась антикатолическими восстаниями, Новгород не оставался в стороне от событий. Несколько раз новгородцы даже поддержали восставших в их освободительной борьбе, но, в конце концов, скатывались к более привычному для них колониальному грабежу.
Последняя надежда метрополии – князь Вячко начинает и проигрывает
В отличие от Новгорода, Орден меченосцев действовал более последовательно. Тевтоны продолжали насаждать в Балтии культурную гегемонию, то есть старались планомерно превратить всех местных язычников в христиан.
После ухода из Уганди русских войск рыцари Ордена вторглись в эстонскую Харьюмаа (Ерева или Гервен), восставшую против их господства.
Новгородцы должны были следить за этой новостью с особым интересом, ведь не так давно (в 1214 г.) Мстислав Удатный завоевал Ереву для Новгорода, и эта область в течение нескольких лет являлась его колонией.
Тевтоны были религиозными фанатиками и считали в порядке вещей резать, жечь и убивать за грех вероотступничества. По этой причине многие гервенцы сильно пострадали от их вторжения; многие были убиты, другие захвачены в плен. Однако никто из них не поспешил за помощью в Новгород. Этому не способствовали вести о зверствах Ярослава и новгородцев в Сакале, Эстляндии и других местах.
Видя мучения своего народа, старейшины Гервена выбрали из двух зол меньшее и отправили мирное посольство в Венден к магистру Ордена. Их послы клятвенно обещали «вечную верность тевтонам и всем христианам»685. Область Гервен стала доступной для немецкой колонизации; многие туземцы крестились и приняли католичество.
Из-за этих событий Новгород практически потерял для себя северную часть Эстонии, но за южноэстонские земли готов был еще побороться.
Как раз в это время на берегах Волхова оказался подходящий для этой цели человек. Это был князь Вячко, незадолго до того изгнанный тевтонами из его отчины в эстонском Кукейносе. Вячко был непримиримым врагом Ордена и к тому же отличался воинскими дарованиями.
Новгородцы дали ему двести дружинников и, снабдив на первое время деньгами, заслали управлять Юрьевом686. Когда новый «король» явился в замок, эстонское население приняло его с радостью. Многие загорелись надеждой выступить вместе с Вячко против Ордена (стать «сильнее в борьбе против тевтонов»)687.
При Вячко Юрьев обрел славу прибежища для врагов католической Эстонии688. По словам немецкого летописца, Вячко начал с того, что восстановил сбор дани со всех эстонских областей, до которых сумел дотянуться, а затем стал вести разорительные войны с теми, кто ему не подчинялся. «Против тех, кто не платил податей, он посылал свое войско, опустошил все непокорные ему области от Вайги до Виронии и от Виронии вплоть до Гервена и Саккалы, делая христианам зло, какое мог»689.
В Новгороде могли гордиться его успехами, но к великому разочарованию новгородских бояр, летом 1224 г. Вячко был убит, его дружина повешена, а Юрьев перешел во власть Ордена.
Смерть героя из Кукейноса произошла в ходе штурма юрьевской крепости, организованного ливонским епископом Германом и его союзниками ливами и лэттами. Юрьев, где собрались противники латинства со всей Эстонии, пал после упорнейшего сопротивления690.
Его потеря была критичной для новгородской дани: теперь Новгород вновь лишился контроля над Уганди, Сакалой, Гервеном и Виронией, на краткое время покоренных князем Вячко.
Согласно В.Н. Татищеву, новгородцы поспешили собрать большое войско, чтобы защитить свои права на юго-восточную Эстонию. Скорым маршем они прибыли в Ливонию. Но как только пересекли границу, то, по старой привычке, решили начать дело с грабежа и распустили войско «в загоны» по окрестным деревням. Немцы же в это время объединились с ливонцами и почти полностью истребили русское войско, так что мало кто из них возвратился домой691.
Итогом военных действий 1224 г. стало заключение в Риге мира между епископом Германом, с одной стороны, и Новгородом, с другой. Новгород просил вернуть ему подати с латышского племени «толова», на что получил согласие рижского епископата. Однако большая часть эстонцев и лэтты перестали подчиняться Новгородской республике692.
Битва на Эмайыге и шауляйская катастрофа – конец всесилия меченосцев
В течение ближайших десяти лет после описанных событий Новгород вынужденно соблюдал условия рижского договора. Но из этого не следовало, что республика простилась со своими колониями. Как только представился случай, новгородцы поспешили нарушить сложившийся баланс интересов и в 1234 г. нанесли силам Ордена сокрушительный удар.
В Новгороде в это время княжил знакомый уже нам владимирский князь Ярослав Всеволодович. Источники не сообщают сведений о каких-либо особых обстоятельствах, вызвавших нападение русских войск на Юрьев именно в 1234 году. Видимо, сама эта дата во многом оказалась случайной. Закономерным же было сохранение новгородских колониальных претензий и обычай русских князей зарабатывать на грабительских войнах. В новгородско-псковском летописании говорится: «Иде князь Ярослав с новгородцы и с полки своими на Немцы под Юрьев и ста не дошед города, и пусти воя своя в зажития воевать»693.
Как видим, новгородские и суздальские полки с первого дня войны приступили к грабежу туземного населения. Немцы из Юрьева и из соседнего Отепя (Медвежьей Головы) вышли, чтобы защитить людей от разорения, но были разбиты Ярославом, и многие из них, выдавленные на хрупкий лед реки Эмайыги, утонули, провалившись в воду. Остатки рыцарей укрылись в своих крепостях694, потеряв способность к сопротивлению. В битве погибло несколько знатных крестоносцев и очень много эстов, воевавших на их стороне.
Сражение на реке Эмайыге было довольно крупным для средневековья событием. В.Н. Татищев, например, по сходству некоторых деталей сравнивал его с Ледовым побоищем. И хотя масштабы последнего преувеличены русскими источниками, все же для Новгорода одержанная под Юрьевом победа имела большое значение.
Орден временно потерял способность сопротивляться, и немцам пришлось едва ли не вымаливать у Ярослава мир, одаряя его за это щедрыми подарками. Как сказано в летописи, «и поклонишася Немцы князю и смирившеся отъидоша»695.
Летопись сообщает, что Ярослав Всеволодович взял от них «богатые дары и возвратился в Новгород почти без потерь»696. Республика снова обрела власть над южной Эстонией.
Через пару лет Ордену меченосцев суждено было пережить еще более страшную катастрофу. Во время вторжения в Литву немецкие рыцари и крещеные в «латинство» эсты (а также псковичи числом в двести человек) потерпели сокрушительное поражение в битве под Шауляем. Случилось это 22 сентября 1236 года697.
Хитроумные жемайтийские князья обманули крестоносцев и заставили биться в болотистой местности. Тяжелая немецкая кавалерия застряла в вязкой жиже и превратилась в легкую мишень для врага698. В битве под Шауляем погиб великий магистр Ордена Фольквин, сорок восемь рыцарей и множество эстов. Почти все псковичи тоже пали в этой, в общем-то, чужой для них войне699.
Поражение меченосцев вызвало панику во всей Ливонии700, и только поддержка Тевтонского ордена спасла немцев от полного истребления. В 1237 г. остатки меченосцев объединились с тевтонами. Крупные поражения немцев на Эмайыге (1234), при Шауляе (1236) и при Дорогичине701 (1237) вдохнули новые силы в новгородскую колониальную политику.