Великий князь всея Руси самодержец
Глава XXVIИмперия Ивана III Васильевича. Дела «внутренние»
Предварительные объяснения
Великий князь Иван III (1462–1505 гг.), о котором пойдет дальнейшее повествование, продолжил территориальную политику своих предшественников. Он неустанно расширял границы, поглощал уделы, княжества, республики, вольные города и степи. При нем Московская Русь стала одной из крупнейших стран средневековой Европы. В начале XVI в. Москве подчинялись все земли, населенные великороссами. На севере ею были завоеваны карелы, саамы-лопари, коми, ханты и манси, на юго-востоке – мордва и удмурты1363.
Внешне могло показаться, что Иван III создает русское многонациональное государство1364, как выразился однажды А.А. Зимин. Однако истина в том, что Московское княжество Ивана III было крупнейшей для своего времени территориальной империей с русскими князьями во главе и многонациональными колониями на окраинах. Даже великороссы не чувствовали себя по-настоящему дома в этом разноязыком территориальном конгломерате.
Иностранцы, иногда попадавшие в «Московию» – как они называли государство Ивана III, – поражались увиденному. В XV–XVI вв. Западная Европа быстро урбанизировалась, во многих городах развивались современные формы коммерции, ремесленное производство заменялось мануфактурой. У нас же преобладала сельская жизнь, а главным занятием людей оставалось хлеборобство1365. В Западной Европе создавались картели, вырастали финансовые корпорации, применялся кредит и вексельное обращение, зарождалась колониальная торговля, на предприятиях работали наемные рабочие, наука и искусства проникали в общество1366. Что же касается Москвы, то она отвечала полным безразличием к развитию мировой экономики и культуры.
Иван III заботился об укреплении власти и считал опасным просвещать население. Не потому ли в годы его великого княжения Москва опустила вдоль своих границ железный занавес и стала закрытым государством?
Польский путешественник и ученый Матвей Меховский, побывавший в Московском княжестве в 1517 г., указывал, что оно «отовсюду охраняется стражей, чтобы не только рабы или пленные, но и свободные туземцы или пришлые не могли без княжеской грамоты выйти оттуда»1367.
При закрытых границах никакие новшества технического, агрономического или культурного свойства не могли проникнуть в Москву и ее пределы.
Матвей Меховский подметил еще кое-что: «…в государстве москов, – писал он, – как и в землях турок, людей перебрасывают с места на место и из области в область для заселения, а на смену им посылают и размещают других»1368. При такой динамике и географии населения как можно было создавать передовую экономику, перенимать лучшие образцы ведения хозяйства, заимствовать новые формы управления, кредита и так далее?
Не случайно поэтому, что земледелие, бывшее при Иване III экономической базой Московского государства, оставалось крайне примитивным. Куда ни кинь, везде господствовала огневая подсека. Вырубать новые площади под пашню крестьянам приходилось в дремучих и заболоченных местах. Это отнимало у них уйму времени, сил и здоровья.
Подсечно-огневое земледелие имело экстенсивный характер. Раз в три-четыре года крестьяне забрасывали старое поле и шли вырубать и жечь новую делянку, чтобы превратить ее в плодородную, но, увы, недолговечную ниву1369.
Известно, что во второй половине XV в. во Владимирском, Вологодском, Звенигородском, Дмитровском, Коломенском, Костромском и Московском уездах – то есть в наиболее населенных и экономически развитых частях Московского княжества – начался переход к трехполью1370.
Историки привыкли считать трехпольный севооборот передовой технологией по сравнению со старинной подсекой. Однако обращение к нему было вызвано, скорее всего, уничтожением лесов в центре Московского государства и существенным истощением пашни. Трехполье – хороший выход из положения для зажиточных дворов. Но если в хозяйстве одна лошадь и одна корова, где взять достаточно удобрений для подкормки полей? У большинства крестьян их хронически не хватало1371.
Короче, трехполье не спасло центральные московские районы от падения урожайности. По этой причине подсечно-огневая система оставалась для большинства великорусских крестьян незаменимой формой земледелия. Не стоит забывать и то, что в непосредственной близости от леса – куда толкало их подсечно-огневое хозяйство – крестьяне могли заниматься промыслами, охотиться, рыбачить, добывать воск и мед1372.
По мере того как центральные районы Московского княжества беднели природными ресурсами, богатая флора и фауна его окраин процветала. Чтобы подтвердить это, еще раз сошлюсь на Матвея Меховского.
«В Литве и Московии, – писал он, – много <…> крупных рек и озер, куда в бесчисленном множестве впадают малые реки и ручьи. Все они в высшей степени обильны рыбой. <…> Рыбных садков и прудов с искусственно разводимой рыбой там не устраивают за ненадобностью. Скот у них самый разнообразный, а диких зверей больше, чем во всем христианском мире. Рощи, пустыни и леса в этой стране огромны: они тянутся иногда на десять, пятнадцать и даже двадцать пять миль. По окраинам пустынь и лесов встречаются деревни и жители. Так как леса там большие, то во множестве попадаются и ловятся крупные звери: буйволы и лесные быки, которых они на своем языке зовут турами или зубрами; дикие ослы и лесные кони, олени, лани, газели, козы, кабаны, медведи, куницы, белки и другие породы зверей. Кроме того, там много птиц, и между прочим <…> прилетают дрозды, жиреют и бывают вкусны для еды»1373.
Матвей Меховский красочно описал богатства неосвоенных московских просторов. Из-за их существования в Московском государстве XV–XVI вв. не было ни одного человека, кровно заинтересованного в интенсификации крестьянского труда. Все знали, что спасение от голодной смерти следует искать в колонизации окраин1374, а если нужно, то и в захвате пограничных территорий.
Земля не была для великоросса – начиная от простого крестьянина и заканчивая великим князем – особой ценностью. Ее пахали и боронили наскоро «без применения железа», засыпая посеянные зерна древесными ветками. Недозревший из-за частых ранних морозов урожай косили, досушивали в избах, выдерживали до зрелости и молотили»1375 в хлевах и амбарах.
Еще более беззаботно относилась к своим наделам растущая как на дрожжах московская служилая знать. Один из знатоков русского средневековья, С.Б. Веселовский, писал, что русская аристократия, «все эти Минины, Бутурлины и прочие дети боярские не вели в своих владениях никакого земледельческого хозяйства: вся их деятельность выражалась в эксплуатации природных богатств самыми примитивными способами – в бортном пчеловодстве, ловле рыбы и охоте на зверя и птицу»1376.
В государстве Ивана III никто не собирался вечно сидеть на одном месте. Для великорусских крестьян желанной перспективой была земледельческая и лесная колонизация, а для великих князей и знати – военная экспансия чужого земельного фонда.
Крестьяне в этой расстановке сил выступали обычно на вторых ролях. Они осваивали то, что присоединял к Москве великий князь, находивший все больше вкуса в территориальном расширении.
По этой причине Иван III, подражая предкам, продолжал взращивать вокруг себя культ войны и ратного дела. Ратник, округляющий московские владения захватом соседних земель, становился героем своего времени. Военные всегда находили работу в Московском княжестве. При Иване III они составят привилегированный слой населения огромной страны. Правительству некогда будет думать о мирной жизни: вместо этого начнется новая череда завоеваний, захватов и покорения соседей.
При Иване III московская экономика обретет ярко выраженные милитаристские черты. Он построит централизованную империю, где всем будет указано их место; империю, в которой бесправие станет главным признаком и отличительной чертой жизни народов. Великороссы при Иване III разделятся на три социальные группы: одни, как прежде, будут холопами и рабами, другие понесут государево тягло, а третьи станут воевать за имперские интересы. Жизнь при великом князе Иване изменится: централизованное Московское государство быстро скатится под откос вседержавного своеволия, растущего беззакония и системных злоупотреблений.
Захват власти. Начало русского самодержавия
Когда 28 марта 1462 г.1377 Иван III сел на трон, жизнь Московского государства не была еще до конца свободной от груза накопившихся в княжеском семействе проблем.
Иван III родился в 1440 г. и захватил лишь последний этап войны своего отца с звенигородско-галицкими князьями, да и тот наблюдал детскими глазами. Однако в последние годы княжения Василия Темного он был уже достаточно взрослым человеком, чтобы осознать опасность династических смут.
По этой причине с самого начала своего правления Иван III делал все необходимое, чтобы окончательно подорвать и ликвидировать остатки удельно-вотчинного строя. В этой борьбе ему бесспорно помог отец, передавший старшему сыну основную часть московских владений1378. Надел Ивана III отличался компактностью, тогда как его младшим братьям достались земли вперемешку и без общих границ1379. Эта бросающаяся в глаза несправедливость была частью плана Василия Темного и его двора. Вряд ли стоит сомневаться, что к его созданию Иван III имел самое непосредственное отношение.
Существенное укрепление великокняжеского удела предопределило дальнейший ход действий великого князя в отношении братьев. При нем родственные связи продолжили эволюционировать из символа власти в тягостную и даже опасную обузу. Всех близких родственников – не говоря уже о прочем окружении – князь Иван низвел до уровня личных слуг, а сам возвысился до положения подлинного автократора.
Первым делом он ограничил права родственников на выморочные уделы. В конце 1470-х гг. младшие братья великого князя – Борис и Андрей Большой – жаловались друг другу: «Неслыханное насилие должны терпеть мы…; старший брат князь Юрий умер – князю великому досталась вся его вотчина, а нам не было никакого подела»1380.
Надеюсь, вы обратили внимание на эмоциональную сторону переписки – действия Ивана III воспринимались родней как «неслыханное» притеснение! Однако Иван пошел дальше: он перестал давать братьям доли в завоеванных землях и обращался с ними неподобающим образом. «Новгород Великий с нами взял, – продолжали жаловаться князья, – но все досталось ему одному, нам не дал жребия; а теперь уже <…> ставит нас ниже бояр своих, позабыв отцовское завещание»1381.
После того как в 1484 г. умерла княгиня-мать Марфа, разорвался «последний и самый крепкий узел между братьями». Из детей Василия Темного в живых к тому времени кроме великого князя оставались лишь наши жалобщики – Борис и Андрей Большой.
Уже через два года после похорон матери Иван III снял с них все наследственные привилегии. Под его нажимом они отреклись от претензий на Новгородскую, Псковскую и Тверскую области, завоеванные их общими усилиями, дали слово никогда не сноситься с польским королем Казимиром, с изгнанными тверскими князьями, с литовскими панами, с новгородской и псковской оппозицией1382.
Подписавшись под этими пунктами, братья великого князя действительно сравнялись в положении с московским боярством.
Что было им толку в родстве с Иваном III?
Что касается Андрея Большого, то его родственные связи вскоре привели к гибели. В 1492 г. Ивану донесли, будто брат плетет против него интриги и тайно склоняет к себе москвичей1383. Одних только слухов оказалось достаточно, чтобы засадить Андрея в темницу, где он провел остаток своих дней.
Говорят, что Иван Васильевич сожалел о его аресте, но, несмотря на жалость, заключил вместе с ним под стражу двух его сыновей. Андрей Большой вскоре умер в застенке; детям же его долго еще пришлось впитывать науку покорности вместе с тюремной похлебкой.
Жаль мне брата моего, говорил Иван III анонимному собеседнику, и не хочу его погубить, но если его пожалею, то после моей смерти он внесет раскол в мое семейство, поссорит внука Дмитрия и сына Василия, и станут дети мои воевать между собой, придут татары грабить русскую землю, видя ее «нестроение», прольется невинная христианская кровь, и «вы будете рабы татарам»1384.
Казалось бы, железная логика руководила мыслями и действиями великого князя.
Однако мне его рассуждения кажутся искусственными. Если думать, как он, тогда всю ближнюю родню Ивану пришлось бы душить в колыбели или сажать под арест. Почему он вдруг решил, что внук Дмитрий и сын Василий в будущем не поссорятся между собой без участия Андрея Большого? После смерти Ивана III они могли начать войну без всяких подсказок с чужой стороны! Да на подсказчиков Москва всегда была богата. Турецкие султаны были в этом вопросе последовательнее Ивана – они истребляли всех своих родственников по мужской линии, однако все равно не спасались от борьбы за власть.
Иван III легко находил оправдания своим поступкам, ибо все они были направлены к одной и той же цели. Возвышаясь в своем единодержавии, Иван создавал вокруг своей фигуры вакуум доверия.
Андрей Курбский писал, что великий князь всегда советовался с боярами, принимая важные решения. Но это только половина дела. Бояре боялись его гнева, и мало кто из них решался давать советы, не совпадающие с мнением великого князя. Малейшего подозрения было достаточно, чтобы лишиться свободы или жизни.
Приведу самые яркие примеры. При Иване III показательной казни подвергся князь Семен Иванович Ряполовский. Морозным февральским днем на Москва-реке ему прилюдно отрубили голову. Иван Юрьевич Ряполовский и его сын Василий Кривой были пострижены в монахи и сосланы в северные монастыри1385. В Галич заточили Федора Бельского, заподозренного в симпатиях к Литве1386. В опалу попали два мезецких князя1387. С.М. Соловьев рассказывает, как Ивану III не угодил князь Иван Оболенский Лыко. Раздосадованный на своеволие великого князя, Оболенский отъехал к его младшему брату Борису волоцкому. По старым правилам боярин имел право сменить своего хозяина. Но в царстве Ивана III действовали другие законы. Когда Борис отказался выдать ему беглеца, московский князь отдал тайный приказ схватить Оболенского, как безродного холопа, сковать и привезти в Москву1388. Расправа также постигла бывших фаворитов Василия Темного – Федора Басенка и митрополита Феодосия1389.
Так Иван III строил монолитное самодержавное государство.
Для успешной борьбы с вотчинами «молодой великий князь нашел сильное средство для укрепления своей власти», начав «превращение измельчавших удельных князей в московских бояр, а их вотчин – в поместья»1390.
Приструнив братьев, расправившись с фаворитами отца и наиболее влиятельными оппозиционерами, он обрушился на удельную аристократию. Первыми от его рук пострадали ярославские князья.
Весьма показательно, что инициатором их падения источники считают московского дьяка Алексея Полуэктова1391. Безродные выскочки при Иване III приобретали гораздо больший вес, чем старая родовая знать.
Ярославских князей было несколько сотен. Они жили в укрепленных усадьбах, содержали вооруженную свиту и представляли бы опасность в случае сплочения1392. Но никто из них не имел храбрости сопротивляться тирану. Когда пробил их час, они покорно подчинились воле московского самодержца. Как сказано в летописи, «простилися со всеми своими отчинами навек, подавали их великому князю Ивану Васильевичу»1393.
Это, конечно, не означало, что ярославские князья пошли по миру с сумой. Иван III дал им другие владения, хотя и поскромней, и взял доселе вольных потомков Рюрика к себе на службу. Вскоре в Ярославскую землю по его приказу прибыл московский дьяк Иван Агафонович – сущий дьявол, как называла его летопись1394. Этот человек должен был окончательно уничтожить княжеско-боярские гнезда.
Коронный дьяк и его худородные помощники набросились на ярославских бояр и детей боярских, служивших ранее своим князьям. Начались массовые земельные конфискации в пользу великого князя. У бояр отнимали их села и деревни, а самих приписывали к Москве («а кто будет сам добр боярин или сын боярский, ин его самого записал»)1395.
Действуя с полной бесцеремонностью и частыми злоупотреблениями, администрация великого князя Ивана поверстала всю местную знать в московское войско. Уже в 1495 г. многих ярославских князей можно было видеть в свите Ивана III1396.
Так, действуя на опережение, великий московский князь подавлял ростки княжеского сепаратизма1397 и боярского неповиновения, подчиняя себе периферийную знать на правах сильнейшего русского князя.
Следующей жертвой Ивана III после «пленения» ярославцев стали ростовские князья с детьми и братаничами. В 1475 г. они продали ему свою отчину – «половину Ростова со всем»1398, что ее окружало.
Пусть нас не смущает цивилизованная форма отъема собственности – это была сделка, от которой ростовским Рюриковичам нельзя было отказаться.
Наконец, в 1486 г. Иван получил в наследство Верейско-Белозерский удел, принадлежавший до этого князю Михаилу Андреевичу, внуку Дмитрия Донского. Михаил Андреевич единственный сохранил свой удел при Василии Темном.
Иван III терпел его формальную независимость до 1465 г., а затем потребовал отдать Москве несколько волостей. Не остановившись на этом, Иван потребовал от Верейского князя признать себя моложе даже самых младших великокняжеских братьев. В 1482 г. он вынудил Михаила Андреевича уступить ему Белоозеро. Михаил соглашался со всеми требованиями, опасаясь, как бы московский князь не отнял у него Верею.
Ивану III нужен был для этого какой-нибудь, пусть даже самый нелепый, предлог, и он вскоре нашелся.
У Михаила Андреевича был сын Василий, женатый на племяннице великой княгини Софьи. Узнав, что Софья отдала в приданое за свою родственницу некоторые вещи, принадлежавшие его первой жене, Иван приказал вернуть в Москву все приданое целиком и пригрозил посадить Василия вместе с женой в заключение. Василий от страха убежал в Литву. Старик Михаил Андреевич остался один и покорно ждал своей участи.
Иван III отнял у него Верейский удел, а затем пожаловал им старого князя на правах условного держания и с обязательством передать его после своей смерти обратно великому князю. Умирая, Михаил выполнил волю московского самодержца и первым из удельных князей назвал великого князя «государем»1399.
На этом, в общем, заканчивается краткий список территориальных приобретений, покупок и дарений, совершенных под политическим давлением московского великого князя. Далее начинается череда военных интервенций и завоеваний, которые с завидным успехом осуществляли воеводы московского самодержца.
Иван III
Прежде чем перейти к их описанию, хотелось бы отметить, что история, случившаяся с братьями великого князя и верейскими князьями, во многом поучительна.
Князь Михаил Андреевич и его сын Василий не представляли реальной угрозы Ивану III, и все же он их очень боялся. Окажись мы во второй половине XV в. при московском дворе, мы увидели бы царившую там атмосферу неуверенности, страха и болезненной подозрительности.
Чем больше правил великий князь Иван, тем сильнее мучился он синдромом смутных лет, пережитых в юности. Он боялся повторить судьбу отца и по этой причине часто впадал в дикие крайности.
Иностранцы, посещавшие Москву, свидетельствовали, что Иван III не считался с жизнью и собственностью людей из ближнего круга. Это была разительная перемена с правлением Василия Темного, который не мог, да и не хотел шага ступить без верных советников. Теперь же наблюдатели видели, как государь делался «все недоступнее для подданных»1400.
Причину отдаления и высокомерности московского самодержца нередко объясняют влиянием на него второй жены, византийской принцессы Софьи Палеолог. Для этой особы было абсолютно недопустимо панибратство монарха с вассалами.
Другую причину появления «нестерпимой надменности московских государей» историки находят в освобождении от «ига татар»1401. После стояния на реке Угре Иван III, если угодно, почувствовал себя заместителем татарского царя на Руси и стал вести себя, как его полноправный преемник.
Какое из объяснений не оказалось бы более правдивым, в любом случае результат был налицо и фигура Ивана III все больше возвышалась над его ближним и дальним кругом.
Овладение Пермской землей
Один из крупных завоевательных походов своего времени Иван III совершил в 1472 г. для завоевания Великой Перми.
Руководство войском было возложено на воеводу князя Василия Пестрого. Пестрый начал свое наступление с Усть-Черной реки. С ее берегов московская пехота и конница на плотах переправилась под город Анфаловский и разделилась на два больших отряда. Перед каждым стояла задача покорять пермяков и приводить их к московской присяге. Каждый очаг сопротивления предписывалось уничтожать.
Двигаясь раздельно, отряды прошли по верхним и нижним пермским «городкам», захватывая и сжигая их на своем пути1402. На реке Колве «пермичи» дали Пестрому крупное сражение («и бысть им бой меж собою»), в котором защитники севера были разбиты. Их князь и воевода Кач попал в плен.
На следующем этапе войны Федор Пестрый срочно двинулся к главной крепости верхней земли Искору, осадил и взял ее штурмом. Пермские князья Бурмот, Ичкин и Зынар пополнили список военнопленных.
Сопротивление в целом удалось сломить, но московское войско стояло в Великой Перми еще целую зиму. В устье Почки при ее впадении в Колву Федор Пестрый построил крепость, ставшую центром московского присутствия.
Весной, когда московская рать закончила приводить туземцев к присяге, пленные пермские князья отправились на государев суд в Москву. С ними ко двору прибыли вещественные трофеи. Среди них особенную ценность составляли шестнадцать сороков соболей и соболья шуба1403. Этими дарами Пермь подтверждала статус поставщика качественной, дорогостоящей пушнины.
Как это часто бывало в истории русских завоеваний, вскоре пермяки, не пожелавшие терпеть московскую власть, подняли восстание. Согласно летописи, зимой 1472 г. Великая Пермь взбунтовалась.
Пестрому снова пришлось собираться в дальний поход, «воевать их за их неисправление»1404. Летописи не уточняют, как протекала новая кампания в Перми, но отрицать, что она имела выраженный карательный характер и закончилась погромами, я бы не рискнул.
После двух лет, проведенных в состоянии оккупации и военного давления, Великая Пермь затихла, опасаясь дальнейших репрессий.
В Москве же, напротив, думали, как навсегда успокоить новую колонию и усилить в пермяцких землях свое присутствие. Помимо мер административного и карательного характера, на которые Москва никогда особенно не скупилась, было решено обратить пермский народ в христианство.
Как писал Матвей Меховский, Иван III «принудил» пермяков «принять крещение по русскому или греческому обряду». Воцерковление неофитов происходило под жестким контролем властей и московского войска. В Перми был поставлен православный епископ, но после ухода военных насильно крещеные язычники «содрали с него кожу заживо и умертвили. Князь, воротившись, побил их и снова поставил им другого главу, под духовной властью которого они…» наконец успокоились1405.
Христианизации были подвергнуты все народы Великой Перми. Епифаний Премудрый (XIV в.) перечисляет семнадцать племен, ставших жертвой религиозной реформы1406.
Сбылось предсказание верховного волхва коми-зырян Пама сотника. Ближе к концу XIV в., когда на север впервые явился крестить пермяков святитель Стефан, между христианским подвижником и религиозным лидером язычников состоялся примечательный разговор, в котором финно-угорский колдун предупреждал земляков, что новая религия усилит в Перми иноземную власть, с приходом которой край постигнут великие беды. «А от Москвы может ли добро придти? – говорил Пам сотник Стефану. – Не оттуда ли к нам тягости приходят, дани тяжкие и насилие, тиуны, и доводчики, и приставы?»1407
Начиная с 1472 г., все это стало обыденностью для народов Великой Перми, к которым москвичи относились с плохо скрываемым презрением.
Разгром Новгородской республики
Колонизация Пермского края принесла Москве большие дивиденды. Однако не пермские финно-угры с их драгоценной данью, а Господин Великий Новгород стал главной мишенью, в которую полетели острые московские стрелы.
После заключения Яжелбицкого мира 1456 г. новгородцы попали в политическую зависимость от Москвы. На всех документах республики стояли теперь московские печати. Новгород потерял Волоколамск, Бежецкий Верх и Вологду. Иван III бесцеремонно нарушал территориальную целостность соседнего государства: благодаря предвзятым судебным решениям, утвержденным на Боровицком холме, московские бояре массово получали имения в Новгороде. Новгородцы жаловались великому князю на судебный произвол. Москва отвечала упреками в крамоле. В течение пятнадцати лет со дня подписания мира отношения между странами только ухудшались.
Во второй половине XV в. Новгород все еще оставался территориальным гигантом, простиравшим свои границы от Нарвы до Уральских гор1408. О его богатствах в Москве слагались легенды. Северные колонии служили новгородцам неисчерпаемым источником развития1409.
Однако из-за низких налогов на торговлю и предпринимательство новгородской казне всегда не хватало денег. Республика не могла содержать постоянную армию. По сути, Новгород располагал только земским ополчением, ни в какое сравнение не шедшим с профессиональным войском Москвы.
Самоуправство Ивана III, проявившееся в судебном крючкотворстве его дьяков и изъятии чужих земель, поставило новгородское вече перед выбором – мириться с московским произволом и окончательно лишиться, в итоге, независимого существования или искать помощь на Западе?
Новгородцы встали на «предательский» путь, как восприняли это в Москве, и избрали второй вариант. Последовало их обращение к польскому королю и великому князю литовскому Казимиру IV1410. По соглашению сторон в 1458–1459 гг. новгородские пригороды Ладогу, Копорье, Ям, Орешек, Корелу и Русу1411 охранял от Москвы литовский князь Юрий Семенович. Его краткосрочное присутствие не смогло, тем не менее, спасти Новгородское государство от краха, и вскоре Иван III от мелких уколов перешел к ударам посильнее.
Московско-новгородская война 1471 года
Конфликт двух русских миров обострился в 1471 году. После смерти владыки Ионы новгородцы избрали архиепископом монаха Феофила. Согласно Яжелбицкому договору его назначение следовало подтвердить в Москве.
Иван III подписал необходимые бумаги и в них, между прочим, назвал Новгород своей «отчиной», что полностью соответствовало представлением московского самодержавия о его политической роли среди русских земель.
Однако в Новгороде «фамильярность» великого князя вызвала бурный протест. В защиту суверенных прав республики выступила влиятельная группа новгородских бояр во главе с кланом Борецких. Марфа Борецкая и ее сыновья стремились отколоть Новгород от Москвы и как можно прочнее сблизиться с Литвой. На вече Борецкие и их сторонники кричали: «не хотим за великого князя московского, ни зватися вотчиною его, волны есмя люди Великий Новгород; а Московский князь велики многи нам обиды чинит, но хотим за короля Польского и великого князя Литовского Казимира»1412. В Новгороде едва не разразилась гражданская война, ибо Литва манила гарантией от произвола, но порывать с Москвой было страшно. «И велико нестроение бяше в них, – писал летописец, – и меж себе ратяхуся, сами на ся въстающе»1413.
В этой малой новгородской смуте верх взяли противники московского диктата. К Казимиру IV выехало посольство просить защиты и литовского подданства. В челобитной новгородцы указывали королю, что они люди вольные1414, и просили дать им князя «из своей державы» к ним на службу.
Казимир IV откликнулся присылкой в Новгород Михаила Олельковича киевского, человека православного, приходившегося Ивану III двоюродным братом1415. Польский король не стремился к политическому обострению. Но Новгород не заметил его осторожности. Новгородцы тут же схватили и сослали московского наместника князя Василия Горбатого «в Заволочье, в заставу на Двину»1416. В застенок его не упрятали, но Москве дали понять, что они теперь под надежной защитой.
Было ли обращение новгородцев к Казимиру ошибкой? Или у них действительно не оставалось другого выхода? Как бы то ни было, но бурные события в Новгороде подтолкнули Москву к расправе.
Иван III даже в мыслях не допускал отдавать Новгород Литве, и когда шпионы донесли ему о том, что новгородцы склонились к «измене», тут же последовал приказ о подготовке к войне. Яжелбицкий мир больше не устраивал великого князя. Он приготовился больно ударить по его основанию, чтобы полудружбу-полувражду соседних государств заменить военной аннексией.
Как человек с явными дипломатическими задатками, Иван III сначала попробовал метод переговоров и отеческих убеждений. Был ли это спектакль, разыгранный на время мобилизации войск, или московский самодержец действительно что-то хотел доказать новгородцам, мы не знаем. Однако для нас полезно ознакомиться с его аргументами – все они построены на принципах русского экспансионизма.
Вы, «люди новгородские», писал Иван III в Новгород, моя личная отчина, и так повелось «изначала от дед и прадед наших, от великого князя Владимира, <…> от правнука Рюрикова, первого великого князя земли вашей, и от того Рюрика даже и до сего дня знали <…> един род тех великих князей, прежде киевских <…> даже до меня, род их мы владеем вами, и жалуем вас, и бороним отвселе, а и казнить вольны же есмы, коли на нас не по старине смотрити почнете»1417.
Стоит ли что-то добавлять к этим словам князя Ивана? По его мнению, законная власть на русских землях принадлежит Дому Рюрика, русское господство держится на праве сильного и русские князья по своему хотению вольны наказывать всех, кого завоевали когда-то их далекие предки.
Удовлетворив свою потребность в самовыражении и заново обосновав русскую экспансионистскую доктрину, Иван III с легким сердцем двинулся на Новгород, чтобы теперь уже на деле показать, что значит его потомственное право казнить непокорных.
Князь Михаил Олелькович покинул Новгород незадолго до московского вторжения1418. По сказанию одной из летописей, он пытался укрепить позиции Казимира IV в республике и даже предлагал Марфе Борецкой выйти замуж за одного из польских вельмож, чтобы вместе с ним управлять делами от имени короля1419. Но брак, как известно, не состоялся. Новгородцы не решились на столь крутые перемены в своей судьбе. Они всё еще хотели самостоятельности.
Насколько были нерешительны новгородцы в начале войны, настолько же твердо своих намерений держался князь Иван III. В короткое время он мобилизовал все военные силы Московского государства, отправил в Новгород разметные грамоты, уличавшие дерзких вечников в их «неисправлении», тверским князьям – пока еще независимым от Москвы – он вежливо предложил принять участие в новгородском походе, в Псков от его имени поехал дьяк Якушка Шабалцов с просьбой-приказом отказаться от присяги Новгороду и поддержать Москву1420.
Уничтожение Новгородской республики началось с захвата Заволочья (Двинской земли). Эта старинная колония Новгорода по экономической значимости была сравнима с Пермской землей и потому в первую очередь привлекла внимание Москвы.
Двинская кампания началась 31 мая 1471 г. и завершилась в середине лета захватом всего Заволочья. Москвичам помогали наводить порядок устюжские, вятские и вологодские рати. Окончательная победа произошла 17 июля. В этот день Иван III получил сообщение о том, что воеводы великого князя в упорном сражении с 4-мя тысячами ратников разбили троекратно превосходившее их двинское войско1421.
В четверг 6 июня 1471 г., на троицкой неделе, Иван III двинул свои основные силы на Новгород1422. Погода стояла жаркая. Пока московские ратники шагали в Новгород, утираясь от пота и поднимая тучи пыли1423, Иван III отправился по церквям совершать молебен1424, как будто и взаправду шел воевать со злым супостатом. Впрочем возможно, что так он и думал. Не зря же позднейший московский летописец сравнивал поход Ивана III на Новгород с хождением Дмитрия Донского на «безбожного Мамая»1425. На Москве новгородцев считали неискренними христианами, так сказать, людьми с другой группой крови.
На Предтечево Рождество 24 июня 1571 г. Иван III прибыл на Волок, чтобы лично встать во главе армии1426. Здесь вместе с русскими полками в ожидании облавы стояли татары Даньяровой орды, лично приглашенные Иваном III1427. Довольный тем, что никто не ослушался его приказа и все, кого он звал на войну с Новгородом, прислали свои полки, московский князь отдал приказ о наступлении.
Движение началось сразу в нескольких направлениях. Охватив разрозненными потоками весь фронт наступления, московские войска начали истреблять новгородские села и города так, как если бы действительно воевали с ордынцами. «Братья же великого князя все с многими людьми, – сказано в летописи, – каждый из своей отчины, поидоша разными дорогами к Новугороду, пленующе и жгуще, и люди в плен ведуще; такоже и князя великого воеводы таже творяху, каждый на свое место послан»1428.
Впереди войска шли воеводы великого князя Данило Дмитриевич и Федор Давидович. Сметая все на своем пути, они распустили воинов «на многие места», чтобы жечь, пытать, забирать в плен и казнить «без милости…». В таком режиме, оставляя после себя трупы и пожарища, передовые силы москвичей дошли до Русы, опустошили город и повернули к Ильмень-озеру1429.
Здесь под стенами города Коростыня на берегу реки Шелони москвичей встретила новгородская судовая рать. Увы, большинству ее участников суждено было пасть в сражении. Но те, кто остался в живых, позавидовали мертвым. Москвичи подвергли их жестокому поруганию. Страшно писать, но они отрезали им носы, губы и уши и в таком виде прогнали домой. Москвичи изломали доставшиеся от пленных доспехи, демонстрируя свое превосходство над Новгородом1430. Оно и вправду становилось очевидным, особенно когда потерпела поражение еще одна рать, присланная новгородцами в подмогу первому эшелону1431. Над республикой нависла смертельная опасность.
Битва на Шелони – подробности
Преамбула начавшейся войны была написана Москвой яркими красками, но в тот момент, когда наступил решающий день и силы противников еще раз сошлись на Шелони, вдруг показалось, что Новгород сможет изменить ход событий.
Все войско Ивана III на тот момент насчитывало не более 5 тысяч ратников: остальные были разосланы по новгородской земле для карательных операций и грабежа. Новгороду же удалось собрать на битву 40 тысяч человек1432. Перевес в силах был настолько очевиден, что исход сражения предугадывался заранее.
Но, увы, как это часто бывало, новгородцам не хватило воинского умения. Несмотря на численность, их гигантское войско было слабым и небоеспособным. Мало того, что многие ополченцы никогда не держали в руках оружие и в жизни не садились на боевого коня, часть из них была мобилизована насильно под страхом смерти и конфискации имущества1433.
С этими-то плотниками и гончарами, как презрительно называли их в московском стане, предстояло сразиться закаленным в битвах ратям Ивана III. Вдобавок москвичам помогло сверхжаркое лето – в Новгородской земле с мая палило солнце и не было дождей. От жары Шелонь пересохла, и московские полки легко перешли ее вброд, чем удивили и испугали суеверных новгородцев.
От первого же натиска огромное войско северян рассыпалось на неуправляемые группы. Ругаясь и топча друг друга в давке, они начали беспорядочно отступать. Москвичи стреляли по ногам новгородских лошадей, и те сбрасывали с себя неумелых всадников1434. В битве на Шелони новгородцы потеряли 12 тысяч человек убитыми, да еще 2 тысячи попали в плен1435. Двадцать верст гнали и секли новгородцев московские полки.
Шелонская победа была одержана Иваном III 14 июля. Новгород сложил оружие и перестал оказывать Москве военное сопротивление. Было бы логично предположить, что москвичи тоже прекратили свои атаки на собратьев. Но Иван III не дал такого распоряжения своим полкам. По его приказу армия продолжила оккупацию и расправу над мирным населением. Солдаты московского государя разграбили новгородские уезды до «Немецкого рубежа» на Нарве, «поплениша и пожгоша» все вокруг1436.
Крайне некрасиво в сложившейся ситуации повели себя псковичи. Выслуживаясь перед Москвой, они стали грабить и жечь, запирая в «хоромы», жителей новгородских уездов. Услыхав об их «подвигах», великий князь не нашел ничего лучше, как послать к ним Севастьяна Кулешова на подмогу1437.
Иван III не скрывал искренней радости от итогов войны. Ему первому удалось сделать то, о чем мечтали целые поколения русских князей. Москва получила в распоряжение все новгородские территории и их богатства. Теперь несносные новгородцы никогда больше не смогут противиться слову великого князя и не посмеют считаться независимым от Москвы уделом.
В честь шелонской победы Иван III приказал построить церковь во имя апостола Акилы1438. Отдав богу богово, князь-победитель занялся великим правежом, и 24 июня, как раз «на память святых великомучеников Бориса и Глеба», приказал казнить новгородских посадников. Дмитрий Борецкий, Василий Селезнев, Еремей Сухощек и Киприан Арбузьев были обезглавлены при большом стечении народа. «Заговорщиков» рангом помельче оставили в живых, но раскидали и заточили по дальним тюрьмам1439.
В тот же день новгородцы избрали угодное Москве правительство и умоляли великого князя прекратить казни, грабежи, поджоги и аресты. Они выплатили Москве контрибуцию в 16 тысяч серебряных рублей. Большие суммы получили братья Ивана и знатные бояре, которых новгородцы просили «печаловаться» о них перед великим князем. Лишь после того, как город основательно раскошелился, Иван III изъявил побежденным свою милость и простил им былые ошибки. Карательная кампания прекратилась, пленные вышли на свободу и разошлись по домам1440.
Мы до сих пор считаем Ивана III вершителем исторической справедливости, называем его «собирателем Руси» и рассматриваем уничтожение Новгородской республики как закономерный этап складывания единого русского государства. Однако для новгородцев война 1471 г. была полной катастрофой. Все земли республики от южных границ до Балтийского моря были опустошены. Как написал летописец, «не бывала для них такова война и как земля их стала»1441. В политическом отношении Новгород потерял еще больше, сделавшись полуколонией Москвы.
Прошу обратить на это внимание! Не областью с местным самоуправлением и автономными правами, а полуколониальным придатком с искусственно расшатанной экономикой и ослабленной демографией. В XV в. по территории и уровню экономического развития Новгородская республика ни в чем не уступала Московскому государству1442. Завоевав ее земли, Москва вдвое укрепила свои позиции и создала благоприятные условия для роста военного могущества.
Издержки «ручного» управления
Уже первые годы политического господства Москвы над Новгородом показали, что у московской модели колониального управления имеются существенные недостатки.
В силу ее излишней централизации рутинные обязательства по суду и администрированию новгородских дел возлагались на московский аппарат и самого великого князя. С 1471 по 1476 гг. Ивану III постоянно приходилось принимать новгородские делегации, доносившие ему о произволе московских чиновников1443. Жалобы и обвинения в насилии, грабежах и захвате имущества за этот период были поданы более чем на двадцать три высокопоставленные персоны из обновленного новгородского правительства1444.
Раньше новгородцы сами находили на себя управу. Теперь же все их обиды и споры должен был решать московский великий князь. В 1476 г. Иван III прибыл в Новгород с инспекторской проверкой. Лишь благодаря его присутствию большая гора мертвых дел сдвинулась с места. Впрочем, нам никогда не узнать, с какой мерой справедливости Иван III судил своих и наказывал чужих.
Завершив судебную расправу, Иван III позволил себе расслабиться.
Нужно сказать, что московский великий князь был известен как страстный почитатель Бахуса, то есть, иными словами, любил заложить за воротник. В Новгороде ему захотелось, что называется, тряхнуть стариной. Но даже гуляя и пьянствуя, он продолжал третировать бывшую республику, заставляя местных бояр и купцов дрожать, низко кланяться и нести дорогие подношения.
В течение декабря великий московский князь не менее десяти раз ездил на пиры к новгородским нобилям, каждый раз возвращаясь от них с кучей добра. В январе череда шумных гулянок продолжилась1445. Пока московский государь упивался заморским вином, все более или менее знатные и состоятельные новгородцы нескончаемым потоком несли ему деньги, украшения, пушнину. Это была коллективная новгородская взятка страшному в своей непредсказуемости государю.
Так формировалась традиция управлять колониями, основанная на поборах, произволе и коррупции. Посадники и тысяцкие, что не успели учинить великому князю пиров, выстраивались в очередь, чтобы лично вручить ему заготовленные дары. Так же поступали купцы и все лучшие «житьи люди». Как сказано в летописи, в целом Новгороде не осталось никого, кто не поднес бы Ивану подарка1446. 26 января, вдоволь нагулявшись и собрав богатый урожай подношений, Иван III устроил Новгороду ответный обед и уехал в Москву1447.
В одном лишь вопросе новгородцы хотели получить от Ивана III уступку, но столкнулись с глухой стеной непонимания. Как ни просили они пощадить арестованных в 1471 г. бояр, московский князь остался глух к их просьбам. Не помогли и дополнительные дары, привезенные в Москву владыкой Феофилом1448.
Ясно, конечно, что Иван III ездил в Новгород не для того, чтобы наводить порядок и исправлять колониальную администрацию. Произвол, творящийся в покоренной республике, его вполне устраивал. И он совсем не удивился, когда на следующий год с берегов Волхова на него посыпался град новых судебных дел.
В 1477 г. в Москву толпами ходили новгородцы – от знатных посадников до житьих людей – жаловаться друг на друга и искать у Ивана правды1449. По словам очевидцев, такого не видано было от начала Новгорода1450.
Но иначе и быть не могло. Москва уничтожала в провинциях центры земской власти, создавая вместо них бюрократические канцелярии, открывая простор наместникам и их слугам наживаться на человеческих нуждах. Это было одним из родимых пятен московской территориальной империи, от которого ей никогда не суждено было избавиться.
Русские князья не были искусными управленцами. Разделение властей, делегирование полномочий, областное самоуправление, ассамблеи и парламенты, политика сдержек и противовесов – даже малейшей доли этого не могло вырасти из единодержавия, укреплявшегося в Москве.
Новгородцы острее других чувствовали свое ущемленное положение. В марте 1477 г. они вновь попытались вырваться из медвежьих лап Ивана III. Это была их последняя попытка, и она закончилась катастрофическим провалом.
«Господарь» или «господин»? Нюансы имеют значение
Весной 1477 г. к Ивану III явились новгородские послы Назар подвойский и вечный дьяк Захарий. От имени всей земли они просили Ивана III отказаться от титула новгородского «господаря» и называться, как встарь, «господином»1451.
Следует пояснить, что между этими терминами имелась принципиальное различие: если «господарем» или «государем» встарь называли владельца, собственника земли и имущества, то обращение «господин» ничего не значило и ни на что особое не претендовало. Это была обычная фигура речи, вежливое обращение и не более того.
Посольство, по сути, предлагало вернуть Новгороду самостоятельность. Иван III воспользовался случаем и направил на Волхов своих послов с вопросом: «какова хотят государства их отчина их Великий Новгород?»1452
Но дальше начались необъяснимые, на первый взгляд, странности. Новгородцы, словно передумав на середине пути, отвечали ему, что никаких послов в Москву не посылали и требований не требовали1453.
За этой непоследовательностью решений скрывался внутренний раздор в новгородском обществе. В Новгороде обострилась борьба московской и литовской партий, ни одна из которых не могла одержать верх.
Противостояние в гражданском обществе завершилось вспыхнувшим в мае 1477 г. мятежом. Пролитовски настроенные горожане собрали вече и отказались признавать Ивана III своим государем. На площади перед Софийским собором произошел публичный разрыв старых обязательств – разъяренная толпа прикончила Василия Микифорова за то, что целовал крест великому московскому князю на Новгород без их согласия1454.
Иван III с усмешкой наблюдал за разгоравшейся смутой – именно так он расценивал вспышку освободительного движения в Новгороде. Теперь, когда новгородцы сами вызвали его на разговор о политическом статусе Новгорода в Московском государстве, он лишь ждал удобного момента, чтобы выложить свои козыри.
Наконец, 30 сентября 1478 г. Иван сложил с себя все обязательства перед новгородской стороной и объявил подготовку к войне. Уже 9 октября москвичи двинулись «казнить войною» новгородских отступников за их преступление1455. Иван III основательно подготовился к любым непредвиденным случаям. В Никоновской летописи одно только перечисление князей, земель и городов, пославших к нему полки громить Новгород, занимает целую страницу1456.
Война могла разразиться в любую минуту.
Здравомыслящие люди понимали, что сопротивление Москве теряет смысл. В Новгороде начались колебания. Среди обывателей нарастал ужас перед тем наказанием, которое мог наложить на них великий московский князь. Но даже этот непомерный страх не мог пересилить в них приверженность к старине и победить любовь к политической свободе.
Не желая терять лица, новгородцы приготовились к худшему, и когда низовские войска подступили к их столице, они скорее потребовали, чем попросили Ивана III сложить с них «нелюбье», унять свой гнев и выпустить из тюрьмы новгородских бояр. Они также хотели, чтобы Иван ездил в Новгород один раз в четыре года, брал с них только тысячу рублей, отменил вызовы в Москву и вернул судебные дела в новгородскую юрисдикцию. От московского наместника требовалось прекратить вмешательства во владычные и посадничьи суды1457.
Как видим, новгородцы не отказывались (уже) от власти Москвы. Но они хотели порядка в отношениях, хотели существовать хотя бы как значимая территориальная единица с автономным режимом. Это был максимум из того, что в действительности могла получить от Ивана III бывшая вечевая республика, если бы в Москве умели слушать и идти на компромиссы.
Иван III воспринял новгородские предложения как вызов лично себе и всему московскому делу. Как только закончились переговоры, он приказал войскам пересечь замерзшее Ильмень-озеро, захватить новгородское Городище и все пригородные монастыри1458.
Получив этот недвусмысленный сигнал, новгородцы, тем не менее, все еще не отступали. Они упросили владыку Феофила быть их посредником, но к его доводам Иван III тоже не прислушался. Напротив, в присутствии Феофила он во всеуслышание объявил новгородцам свою волю.
«Раз уж ты сам, владыка, и вся наша отчина Великий Новгород передо мной, великим князем, признаете себя виноватыми, – гордо произнес Иван III, – сами на себя свидетельствуете и спрашиваете, какому государству быть в моей новгородской отчине, объявляю вам, что я, великий князь, хочу государства своего: как есть у меня на Москве, так хочу, чтобы было на отчине своей Великом Новгороде»1459. Этими словами он поставил жирную точку в историческом споре между русским княжеским авторитаризмом и вольностью древнего торгового государства.
Свою решимость навсегда покончить с новгородским особнячеством Иван III подкрепил грохотом пушек и пролитой кровью. Он приказал артиллерии беспрестанно обстреливать город и нанес ему крупный урон. Многие новгородцы были убиты градом московских ядер1460. По приказу своего князя москвичи возвели мост через Волхов и взяли город в круговую осаду1461. В январе среди осажденных начался сильный голод и мор. В это время из Новгорода к Ивану III переметнулся князь Шуйский. Часть московского войска, не занятая осадой, была брошена на разорение новгородских земель. От московских загонщиков досталось даже соседним «немецким» землям, где было захвачено большое количество пленных1462.
Литва молча наблюдала за крахом восточного соседа. Помощи ждать было неоткуда, и новгородцы сдались.
«И учини его якоже прочии его градове»
Иван III торжественно въехал в бывшую столицу бывшей свободной республики. Он приказал военным не бесчинствовать среди горожан и быстро привел новгородцев к присяге1463. Не стоит, однако, думать, что московский князь руководствовался идеями добра и гуманизма, спасая Новгород от разорения. Такому поступку есть объяснение попроще: ему незачем было отдавать солдатам свой собственный город, свою «отчину», в которую теперь окончательно превратился Новгород. Этот город был слишком богат.
По свидетельству Матвея Меховского, в 1478 г. Иван III захватил все новгородские сокровища и вывез «в Московию до трехсот возов, доверху полных <…> золота, серебра и драгоценного жемчуга»1464.
Но это еще было не все. Согласно тексту присяги, новгородцы отдали ему половину всех частных земель, на все новгородские волости была возложена ежегодная дань с сохи по полугривне1465, все пригороды, Двинская и Заволочская земли слагали с себя целование к Новгороду и переподчинялись Москве1466.
Великий Новгород поклялся в верности Ивану III 15 января 1478 года. Не прошло и восьми лет с шелонской битвы, как бывшая республика окончательно пала перед московским самодержцем. Иван с гордостью сообщил своей матери и митрополиту Геронтию, что привел новгородскую отчину в свою волю и «учинился» в ней «государем, как и на Москве»1467.
Уже через месяц после принесения присяги Иван III начал «зачистку» новой провинции от «государевых» врагов.
1 февраля 1478 г., на Масляное заговение, в Новгороде был репрессирован купеческий староста Марк Памфильев. Затем арестовали Марфу Борецкую и ее внука Василия Федорова. 6 февраля был схвачен известный противник московизации Григорий Арбузьев. На следующий день всех арестантов в количестве восьми человек этапировали в Москву. Владыка Феофил за участие в «заговоре» был сослан в московский Чудов монастырь и лишен имущества. Еще сто главнейших заговорщиков были схвачены, подвергнуты пыткам и казнены. Сто знатных новгородских семей Иван выслал в низовские города.
Сыскные мероприятия с перерывами продолжались до 1484 года. За это время тридцать человек больших и житьих людей были арестованы, лишены имущества и подвергнуты истязаниям. Перед виселицей, прощаясь с жизнью, они каялись в том, что напрасно под жестокими пытками оговорили друг друга. Когда об этом доложили Ивану III, у него хватило ума не убивать неповинных людей. Но и свободы они не получили. Новгородцев заковали в кандалы и оставили гнить в тюрьме, разлучив с женами и детьми, которых тоже послали в заточение1468.
Иван III удалил из Новгорода самых рьяных поборников старины. Имущество репрессированных новгородских бояр, их имения и села по его приказанию были описаны и перешли в великокняжескую собственность1469.
В начале марта Иван вернулся в Москву. Новгородцы провожали его с чувством внутреннего облегчения в душе. Все думали, что испытаниям пришел конец, но московский князь припас для них последнюю горькую пилюлю. Уже из Москвы он отдал приказ забрать из Новгорода вечевой колокол и поместить его на одну из московских колоколен1470.
После 1478 года
Автор Иоасафовской летописи, подводя итог завоеванию Новгорода, писал: «А как и стал Великий Новгород и Русская земля, такого изневоление на них не бывало ни от которого великого князя да ни от иного ни от кого»1471.
Записывая эту фразу, русский хронист имел в виду нечто большее, чем разорения и репрессии 1478–1484 годов. Перед отъездом Иван III обещал новгородцам не трогать ту половину владений, которая осталась у них по присяге, и никого не ссылать в низовскую землю1472. Однако он не сдержал этой клятвы.
Чтобы вытравить из памяти новгородцев воспоминания об их прошлом и сделать население города послушным, Иван «прибегнул к мере бессердечно крутой, но в высшей мере действительной»: он начал переселять новгородскую элиту в Москву, а на их место направлял жить москвичей.
В 1487 г. он переселил во Владимир пятьдесят крупнейших новгородских купцов с их семьями. В следующем году на жительство в Москву было отправлено более 7 тысяч новгородских житьих людей, заподозренных в убийстве наместника Якова Захарьевича. На следующий год более тысячи бояр, житьих людей и купцов были переведены из Новгорода в Москву, Владимир, Муром, Нижний Новгород, Переславль, Юрьев, Ростов, Кострому и другие города. На их место из Москвы и низовской земли отправились многие лучшие московские люди, гости и дети боярские1473. Переселения конца 1480-х гг. сопровождались репрессиями: в Москве, например, многие участники заговора против Якова Захарьевича были казнены1474.
Историки считают, что уже в 1489 г. практически все земли Новгорода были конфискованы и затем после переписи населения розданы Иваном III в виде мелких поместий ратникам-дворянам1475.
Русские «тимариоты»
Новгородцам было невдомек, что у московского самодержца с самого начала имелись большие виды не только на их движимое имущество, но и на земли.
Для усиления Московского государства, о чем неусыпно заботился Иван III, ему требовалось большое профессиональное войско. Мудрые советники указали московскому князю на то, как построена армия Мехмеда II в Османской империи, и посоветовали взять за образец принцип ее формирования.
Внезапно появившаяся в конце XV в. русская поместная система была необычайно схожа с турецкой1476. В двух словах, костяк османского войска составляли «тимариоты» или «сипахи» – конные воины, для обеспечения которых султан выделял поместье, называемое «тимаром». Размер поместья исчислялся в денежном доходе. Начальный тимар, дававшийся молодому воину, назывался «сабельным» и обычно приносил доход, равный десяти московским рублям1477.
В Московии воину за службу стали давать поместье с крестьянами, остававшееся при этом государственной собственностью. Новоиспеченный помещик получал лишь платежи, зафиксированные в переписных листах. Начинающему воину, «новику», выделяли 150 десятин земли с десятью крестьянскими дворами. Бояре и воеводы получали до 1500 десятин и за это должны были приводить с собой дополнительно наемных слуг или боевых холопов. Дворянин, состарившийся на службе, сохранял право на часть поместья – «прожиток». Если сын помещика поступал вместо него на службу, то имел право на первоначальный участок земли1478.
Внедрение поместной системы полностью решило проблему с военными кадрами в Московском государстве. В конце XV в. Иван III мог в короткое время собрать войско в 100 тысяч сабель. Как считают специалисты, на Западе в это время не было столь крупных армий1479.
Новгородская республика стала первой московской колонией, где местных землевладельцев массово лишили собственности, чтобы отдать ее военным слугам великого князя. С этого момента 100-тысячная русская армия становится дополнительным двигателем территориальной экспансии.
С ее появлением порочный круг русского колониализма замкнулся; после захвата Новгорода в Москве постоянно думали, как бы прибрать к рукам побольше земель и нарубить в них «дачи» для новых дворян.
Эпитафия на гибель Новгорода
В ряду последовавших при Иване III территориальных захватов присоединение Новгорода, как мы уже видели, было не случайным. В низовской Руси этот город-гигант всегда недолюбливали. С одной стороны, завидовали его независимости и богатству, с другой, подозревали в связях с католическим Западом и ненавидели за разбойничьи походы «ушкуйников», частенько разорявших волжские прибрежные города1480. «Вот чем, – писал В.О. Ключевский, – объясняется радость, с которой низовая Русь встретила разгром Новгорода при Иоанне III. На новгородцев здесь привыкли смотреть, как на крамольников и вероотступников, вознесшихся гордостью»1481. «Неверные, – писал московский летописец, – исконе не знают бога; а эти новгородцы долго были христианами, а под конец стали отступать к латинству; великий князь Иоанн пошел на них, не как на христиан, а как на идолопоклонников и вероотступников»1482.
И действительно, весь этот далекий от Москвы северо-западный край был особым местом, со своей уникальной исторической и культурной спецификой. Москва действовала против него так, как если бы завоевывала удаленную морскую колонию. Разница была лишь в том, что между Москвой и Новгородом простирались не морские глади, а густые, труднопроходимые леса.
Последнее и самое очевидное, что следует назвать среди причин уничтожения Новгорода, это его богатая пушная торговля.
По мнению Москвы, Новгород оттягивал на себя слишком большой кусок пушного экспорта. По свидетельству итальянца Контарини, в 1476 г. Новгород являлся главным портом русского Севера, где скапливались в большом количестве драгоценные меха, шедшие на вывоз во Фландрию и Верхнюю Германию1483.
Москва до захвата Новгорода торговала пушниной со странами центральной Германии, Польшей и южной Европой, куда вывоз шел через Кафу. После ликвидации новгородской независимости северо-европейское направление пушной торговли досталось московским купцам. Доходы от продаж теперь в изобилии оседали на берегах Москва-реки. Московский пушной рынок с его соболями, лисицами, горностаями, белками и рысями, добыча которых происходила «за много дней пути от города Московии, больше в областях на северо-востоке, на севере и <…> на северо-западе»1484, богател и развивался за счет присоединения обширных колониальных владений.
Конец тверского государства
Следующая очередь после Великого Новгорода была за Тверью.
Хотя Тверское княжество заметно ослабло в середине XV в., однако, по сведениям Матвея Меховского, тверичи все еще могли выставить в случае войны «не менее сорока тысяч вооруженной знати»1485. Вместе с зависимыми Холмским, Зубцовским и Клинским княжествами их армия возрастала до 53 тысяч человек1486. Тверь была большим, хорошо укрепленным городом. Помимо обширного населения в нем имелся прочный дубовый замок1487.
Великий тверской князь Михаил Борисович приходился Ивану III шурином. Однако родственные связи не мешали Ивану третировать и унижать тверского государя. Их владения соприкасались своими границами. Это приводило к частым стычкам и спорам служилых людей.
Иван III крайне остро реагировал на малейшие действия против его слуг. Если там, где «межи сошлись с межами, обидят московские дети боярские, – писал летописец, – то пропало; а если тверичи обидят, то князь великий с бранью и угрозами посылает к тверскому, ответам его веры не дает, суду быть не позволяет»1488.
Напомню, что продолжительная пауза, в ходе которой Москва мирилась с независимостью Твери, началась в 1446 году. Тогда тверской князь Борис Александрович помог Василию II Темному разбить Шемяку и вернуть московский трон. За эту услугу Тверь получила сорок лет относительно спокойной жизни, в течение которых ни Василий Темный, ни его сын Иван не покушались на ее независимость.
Тверские князья, со своей стороны, вели себя тихо и старались не раздражать грозного соседа1489. Однако такое положение дел вело Тверь к политической деградации.
Постепенно тверские князья теряли важные династические связи: сначала с Москвой (1468 г.), когда умерла тверская жена Ивана III Мария Борисовна, а потом и с Литвой (1483 г.), со смертью жены Михаила тверского Софьи1490.
Тверские котировки устойчиво падали вниз, и вместе с ними из Твери в Москву перебирались честолюбивые тверские бояре, желавшие служить первому из всех князей Русской земли.
Тверской сепаратизм упал почти до нулевой отметки, когда у Михаила Борисовича появилась возможность жениться в третий раз. Его избранницей стала внучка польского короля и великого князя литовского Казимира IV.
Сторонники великой и независимой Твери, прозябавшие в хроническом унынии, воспряли духом и устремили взгляды на запад1491. Женитьба была задумана в 1483–1484 годах. По предварительной договоренности тверской князь Михаил после свадьбы должен был стать вассалом польского короля.
Эта перспектива совпадала с чаяниями тверских патриотов, ибо давала возможность Тверскому государству не опасаться Москвы. Впрочем, пример с Новгородом показывал, что ни Польша, ни Литва, ни обе они вместе не готовы были воевать с таким противником, как великий московский князь. И тем не менее сношения продолжались, пока тайное не стало явным.
К 1485 г. тверской «заговор» был раскрыт, и Иван III официально объявил тверичам войну. В начале сентября с сыном Иваном, со всеми братьями, воеводами и со всеми силами, не забыв обязать новгородцев, он окружил перепуганного Михаила и начал жечь тверские посады1492. На следующий день тверские князья и бояре предали своего господина и перебежали к Ивану на службу. Ночью того же дня всеми оставленный Михаил Борисович тверской бежал в Литву1493.
Дело было сделано – тверского княжества больше не существовало.
С новыми подданными Иван III поступил милосердно: всех тверичей он привел к присяге, аристократов принял на службу и запретил войскам повальный грабеж1494.
Возможно, это было сделано потому, что Тверь досталась в отчину наследнику престола Ивану Ивановичу Молодому. Возможно также, что московские князья привыкли видеть в Тверском княжестве часть «русского клина» и потому считали нужным соблюдать его неприкосновенность.
Есть, правда, одно «но» – некоторые источники не поддерживают версию о мирном присоединении Тверской земли. Так, по данным Псковской летописи, в 1485 г. Иван III сильно разгневался на тверского князя за его дружбу с «литовским королем» и послал на Тверь воевод со множеством воинов, которые пленили всю землю, взяли и сожгли два тверских города1495.
Из этого сообщения, заключает современный биограф Ивана III Н.С. Борисов, следует, что московские войска нанесли большой урон не только приграничным районам Твери, но и всей Тверской области1496.
Вина Михаила холмского
Открытость московского двора для тверских перебежчиков привела к тому, что в Кремле оказалось слишком много людей, которым Иван III не склонен был доверять. Московский самодержец еще не знал, что строительство империи – процесс не однолинейный. Когда присоединяешь целые государства, как в случае с Новгородом и Тверью, встает вопрос о судьбе побежденных элит. Их можно уничтожить, – так было сделано со многими новгородцами, – или взять к себе на службу, как поступили с тверской знатью. Тверичи были рады такому исходу, а Иван III опечалился. Он стал бояться заговоров.
Нет, Иван III не тронулся рассудком. Страх перед «предателями» – это черта, присущая любому абсолютному монарху, а тем более главе большой территориальной империи. С каждым следующим завоеванием новые партии аристократов прибывали в Москву, но что было у них на уме?
Кульминацию этого психоза мы увидим в годы правления Ивана Грозного. Что же касается Ивана III, то он обошелся, что называется, малой кровью. Московский государь разыграл любительский спектакль, в котором роль главного злодея отвел тверскому князю Михаилу холмскому. Иван III (подумать только!) обвинил этого главного тверского перебежчика в неверности своему князю Михаилу Борисовичу!
За это «ужасное» прегрешение, которым князь Холмский гордился, он был осужден и сослан в Вологду1497. Финал представления должен был сигнализировать тверскому боярству, что лучше им не гневить судьбу и верно служить избранному господину.
Тверь в ряду московских приобретений
Сразу после завоевания Тверского княжества оно было отдано в наследство Ивану Ивановичу Молодому. По этой причине Москва не сразу переварила лакомый кусок земли. Довольно долго Тверь сохраняла свою думу, в которой (неизвестно, правда, зачем) заседали остатки тверского боярства. Тверские землевладельцы сохранили свои владения. В княжестве действовала старая административная система и соблюдалась территориальная целостность.
Таков был внешний вид. Но за этим ложным занавесом повсеместно вводились московские порядки. В 1504 г., когда Ивана Молодого давно уже не было в живых, его отец приказал разделить Тверскую землю на несколько уездов и отдал под управление своим наместникам1498.
На этом закончилась история одной из крупнейших русских земель средневековья – независимого, самобытного государства, в котором русские князья успели прирасти к славянской земле, а население – притерпеться к их существованию. Возможно, из этого симбиоза мог выйти какой-либо толк, если бы существование независимой Твери не противоречило целям московской экспансии.
Тверь была уже вторым по счету государством и третьей территорией после Новгорода и Великой Перми, захваченной и покоренной Москвой. В империи Ивана III стало намечаться административно-территориальное разнообразие.
До 1504 г. Тверь в ее составе больше походила на римскую провинцию, а Новгород и Великая Пермь – на классические колонии. И в Новгороде, и в Перми была установлена московская администрация и обе территории беззастенчиво использовались в интересах метрополии. Из Перми Москва просто выкачивала экспортные ресурсы, а Новгород еще и заселялся колонистами.
Обычно переселение московских дворян, поверстанных землей в Новгороде, не считают проявлением колониализма, но не совсем понятно, почему? Методы очень похожи. Завоевание целой страны, насаждение пришлой администрации, конфискация туземных земель и их передача новым владельцам – все это соответствует принципам классической колониальной политики.