Империя Ивана III Васильевича. Дела внешние
Завоевание казанского Поволжья
В конце XIX в. известный русский историк А.В. Экземплярский, рассказывая о великих и удельных князьях Северной Руси, позволил себе увлечься и совершил непростительную для крупного ученого ошибку: он попал под влияние мифа, уже в те времена гулявшего по страницам разных исторических трудов.
«Постоянно повторявшиеся вторжения в Московскую землю и грабежи казанцев, – писал А.В. Экземплярский, – заставляли московское правительство изыскивать средства к устранению этих вторжений и грабежей и вообще стать твердой ногой на восточной окраине, в высшей степени важной в торговом отношении»1499.
Оставим это высказывание на совести автора. Мы достаточно хорошо изучили историю русско-булгарских войн и видели, как в домонгольскую эпоху складывались отношения между Русью и волжскими булгарами. С возникновением Казанского царства эта картина мало в чем изменилась. Казанцы, как и их предки булгары, предпочитали жить в мире с Москвой. На юго-восточные окраины Руси нападали в основном не казанские татары (их появление было величайшей и чаще всего оправданной ходом событий редкостью), а разрозненные орды золотоордынцев, ногаев и обитателей Крымского полуострова.
Удивительно, что застарелый миф о воинственности булгар закрепился за Казанским царством и сохранил свое влияние на умы не только в XIX, но и в XX, и даже в XXI веке. Нам придется поколебать это неверное представление о Казани и рассмотреть действительный ход событий, в котором не казанцы, а москвичи играли роль нарушителей спокойствия чужой государственной жизни.
Первое столкновение русских с казанцами, имевшее место в XV в., произошло в конце 1460-х годов. В это время Казань переживала период внутренних неурядиц, и Иван III решил воспользоваться ее слабостью. В 1468 г. часть татарской знати, невзлюбившая царя Ибрагима, решила возвести на трон собственного ставленника. Их выбор пал на царевича Касима1500. Он принадлежал к роду Улу-Мухаммеда, но для нас гораздо важнее то, что Касим являлся владетелем мещерских и городецких земель, подчиненных Москве. Более того, он находился на службе у Ивана III.
В своей вотчине Иван III не поощрял государственной измены, но для казанцев решил сделать исключение. Окажись затея с Касимом верной, и Казань превратилась бы в зависимое от Москвы государство. Такую возможность Иван III упускать не хотел.
Поэтому вскоре на Нижнее Поволжье свергать Ибрагима отправилась многочисленная московская рать воеводы Ивана Васильевича Оболенского Стриги. Был там и Касим «со своими мещерскими и городецкими татарами»1501.
Казанскому правительству удалось подготовиться к нападению, и москвичи, «не успев ничтоже», возвратились домой1502. Первая попытка грубого вмешательства во внутренние дела татарского государства оказалась неудачной, но далеко не единственной.
Действия Казани, последовавшие за московским вторжением, следует рассматривать как вполне предсказуемый ответ на военную агрессию. Они вылились в поход татарских войск на Галич, который, впрочем, тоже закончился неудачей. Иван III, «не веря татарам», – то есть понимая, что его нападение будет отомщено, – заранее укрепил заставами восточные границы государства1503 и приказал гарнизонам Мурома, Нижнего Новгорода, Костромы и Галича «сидеть в осаде и стеречься от Казани»1504.
Война с марийцами – новые страницы старым почерком
Неудача лишь подстегнула желание Ивана III ослабить Казанское царство, и он начал действовать против его ближайших союзников.
Одним из поволжских народов, связанных с Казанью тесными дружественными отношениями, были черемисы – предки современных марийцев. Осенью 1468 г. московские войска переплыли Волгу и двинулись на восток. Во главе с князем Семеном Романовичем в поход шли дети боярские, приписанные к великокняжескому двору1505.
Москвичам понадобился целый месяц, чтобы по зимнему бездорожью добраться до марийских селищ. 6 января, на праздник Крещения Господня, рать великого московского князя пересекла условную границу марийских владений и приступила к погрому. Летопись утверждает, что все марийские поселения были разорены. Людей, пишет летописец, без разбора рубили мечами, многих уводили в плен, других загоняли в избы и сжигали. Имущество зажиточных марийцев разграбили1506, «а коней и всякую животину», которых нельзя было увести, зарубили1507, обрекая уцелевших туземцев на верную смерть среди холодной зимы. Опустошению подверглась огромная территория. Как сказано в Никоновской летописи, москвичи «повоеваша всю землю ту, и досталь пожгоша». Одного дня не дойдя до Казани, они завершили погром и повернули в Москву1508.
В то же самое время муромцы и новгородцы по воле Ивана III воевали горную и низовскую сторону Волги (летописные «горы и бараты»), где разоряли окраины Казанского царства1509. Казанцы совершив ответную вылазку, сожгли Кичменгу в Вологодском крае1510, попытались действовать в Костромской волости и под Муромом, но были остановлены и затаились. Чрезмерная эскалация напряжения не входила в их долгосрочные планы.
Но Иван III думал иначе и возлагал на 1468 г. большие надежды. Еще до нападения татар на Кичменгу он отдал приказ о подготовке большого похода на Казань и назначил местом сбора город Владимир1511.
Значительные силы русских сконцентрировались на Вятке под Котельничем. С приближением весны эта часть московского войска вышла в поход и приступила к захвату казанских территорий.
Воеводы великого князя разорили земли черемисов на Вятке-реке, спустились по Каме вниз до самого «перевоза татарского», воюя, избивая встречных гостей и отнимая у них товары1512. Затем москвичи вторично, но уже в обратном направлении, прошли камско-вятским маршрутом, снова истребляя все на своем пути.
Далее их целью стал черемисский городок Белая Волшка1513. Каратели перебили всех его жителей, вырезали лошадей, а потом бросились в погоню за подоспевшим казанским отрядом, вступили с ним в бой и уничтожили двести человек. Никому из татар не удалось выйти живыми из кровавой бойни1514.
Чем же ответили казанцы на московское наступление? Единственным заслуживающим внимания действием с их стороны было заключение мирного договора с Вяткой. Татары принудили город к капитуляции и заставили вятчан присягнуть своему царю1515.
Стоит иметь в виду, что Ибрагим не потребовал от них военного союза. Суть договора состояла в принуждении Вятки к нейтралитету, который вятчане должны были соблюдать в конфликте между Москвой и Казанью1516.
Это требование показывает, что казанцы, отбиваясь от московских нападок, стремились сохранить свои отношения с северными торговыми городами. Воспринимать казанский поход 1468 г. на Вятку как акт агрессии со стороны Казани могут только люди, не разобравшиеся в ходе событий. В отличие от москвичей, Казань защищала в этой войне свои торговые интересы. Москва же, как это ранее было свойственно Суздалю и Нижнему Новгороду, занималась целенаправленным ослаблением мусульманского государства. В перспективе Иван III мечтал о покорении Казани. В крайнем же случае готов был удовлетвориться систематическим грабежом богатых казанских городов.
«Все хотим на татар за святые церкви и своего государя великого князя Ивана…»
На следующий год после учиненного Москвой черемисского погрома Иван III решил, что настало время напасть на Казань. Прощупывать почву была выслана нижегородская застава. В устье Камы ратники Ивана III разбили элитную гвардию казанского царя и взяли в плен князя Хозюм-Бердея1517.
Как только на Волге сошел лед, в сторону Казани устремилась крупная речная флотилия. Ее костяк составляли дворяне Ивана III и боярские дети из провинций, прибывшие от всех городов и «всех отчин братии» великого князя.
Московские обыватели не остались в стороне от событий, суливших немалую выгоду их участникам. В подмогу ратным людям московский посад сформировал народное ополчение. Сурожане, суконники, купчии люди и прочие обыватели, хоть как-то пригожие к военному делу, вооружились и двинулись грабить Казань. Командовал этими людьми воевода князь Петр Васильевич Оболенский Нагой1518.
Казанский посол из Вятки сумел известить татар об угрозе. Лишившись фактора неожиданности, Иван III изменил план наступательных действий. Он оставил часть войска в Нижнем Новгороде, а остальным разрешил грабить Казанскую землю по обеим сторонам Волги.
Когда в войсках услышали волю великого князя, ратники единодушно кричали: «все хотим на татар за святые церкви и своего государя великого князя Ивана и за все православное христианство»1519. Выбрав себе воеводой некоего Ивана Руна, охотники за удачей принялись выполнять княжескую волю. К концу мая они подобрались к самой Казани, и в течение семи дней бесчинствовали в казанском посаде, убивая и грабя его жителей1520.
Многие татары предпочли смерть русскому плену. Они закрывались в мечетях и сгорали заживо вместе с женами и детьми1521. Единственным светлым пятном среди этих мрачных событий было то, что в ходе погрома татарских усадеб москвичи освободили из неволи немало русских и литовских людей. Однако было бы неверно из-за этого забывать об истинной цели нападения москвичей на Казань. Освобождение невольников явилось побочным результатом разорительного грабительского набега.
На восьмой день москвичи узнали, что к Казани подходят силы царя Ибрагима. В ходе поспешного отступления состоялось несколько кровопролитных сражений. Вместе с Ибрагимом против московитов выступили все подвластные ему народы Поволжья. Впервые летописи упоминают об участии в антимосковской борьбе башкирских племен1522.
В итоге отступающее русское войско оказалось в меньшинстве перед превосходящими силами противника. В местечке Звенич, на месте временной стоянки москвичей, произошла решающая битва с татарами. Казанский царь напал на слабо укрепленный русский лагерь вместе со всеми своими князьями, с судовой и конной ратью «по берегу»1523. Битва длилась два дня и закончилась большими обоюдными потерями. Русский летописец не преминул написать о поражении казанцев1524. Тем не менее до Нижнего Новгорода добрались лишь остатки московского войска, таща за собой часть добычи.
Летом 1469 г. состоялась еще одна сеча на Волге. Пробравшись в устье Камы, дворяне великого московского князя и устюжские полки вновь напали на казанских татар. В сражении было множество убитых с обеих сторон. Часть москвичей попала в плен. Устюжанам пришлось бежать и тайно пробираться до нижегородской крепости1525. Русские летописи мало сообщают об этом сражении. Не потому ли, что оно было одним из немногих, начисто проигранных в этой войне?
В то же лето по приказу из Москвы на казанцев двинулись братья великого князя и его воеводы. Их конница успешно добралась до Казани1526. Чем закончился этот поход, летопись не сообщает. Однако события следующего года дают основание полагать, что в этот раз москвичам сопутствовала удача.
В 1470 г. казанское сопротивление Москве было приостановлено. В сентябре московские войска и касимовские татары1527 вплотную подошли к Казани. Казанцы, пишет летописец, вышли из града и «побившеся мало» бежали в крепость. Ратники Ивана III окружили город, а затем перекрыли жителям доступ воды. Царь Ибрагим вынужден был заключить с Москвой мир «на всей воле великого князя»1528.
Не исключено, что в тот раз Иван III попытался сделать Ибрагима своим данником. Такое предположение допустимо, хотя для него нет никаких документальных оснований.
Прошло восемь долгих лет, прежде чем казанцы осмелились на шаг, затрагивавший интересы Москвы. Зимой 1478 г., после того как Иван III расправился с Новгородской республикой, казанское войско двинулось походом на Вятку. Казанцы вели себя бесцеремонно, взяли много пленных, секли и грабили жителей на своем пути. В итоге они заставили вятские города присягнуть своему монарху1529.
Несмотря на откровенно насильственные методы казанской «дипломатии», Ибрагим все же не собирался захватывать Вятскую республику. Его давление на вятчан было вызвано, как и прежде, торгово-экономическими причинами. Казанцы хотели сохранить для себя вятскую торговлю в условиях, когда Вятка оказалась в непосредственной близости от Москвы.
Объективно татары способствовали сохранению вятской независимости, в то время как Москва готовилась ее уничтожить. Какое-то время между москвичами и Казанью в отношении Вятки сохранялся шаткий статус-кво. Москвичи считали ее своей отчиной, казанцы – торговым партнером, а сами вятчане думали, что владеют собственным государством.
Равновесие удерживалось около десяти лет, после чего Казань и Вятка получили от Москвы полную сатисфакцию.
О казанском взятии и пленении царя Ильхама
В конце 1480-х гг. уже при сыне Ибрагима царе Ильхаме Казанское царство было потрясено новым русским вторжением.
В том году Иван III решил, наконец, закончить дело, начатое почти двадцать лет назад, и посадить на казанский трон послушного Москве человека. Таковым оказался татарский царевич Мухаммед-Амин, живший изгнанником в Москве. 11 апреля 1487 г. Иван III отправил на войну самых лучших своих воевод, и уже 18 мая они рапортовали ему о взятии Казани.
Законный казанский царь Ильхам с женой и матерью были арестованы и отправлены в московский застенок. На его место Иван III возвел своего ставленника Амина. «Крамольные» казанские князья и уланы, а также более мелкие оппозиционные фигуры были схвачены, этапированы в Москву и казнены1530. Свергнутого царя и его жену заточили в Вологде. Мать и детей Ильхама сослали на Белоозеро1531.
С этого момента московский князь стал в московско-казанском тандеме «патроном», а казанский царь «подручником», хотя в грамотах оба тактично называли друг друга «братьями».
«Таким образом, влияние Москвы, хотя и ненадолго, утвердилось в Казани». В ней обосновался русский представитель, Федор Киселев, который начал собирать с казанских татар мыто. Пошлины в основном взимались натурой, в зависимости от того, чем были богаты казанцы – конями, овцами, мехами, медом и так далее.
Таможенная деятельность московских чиновников сопровождалась масштабными злоупотреблениями. Однако власть Мухаммед-Амина в Казани была столь ничтожной, что он даже не смел наказать московских лихоимцев. Лишь изредка, чтобы снизить накал народного недовольства, он строчил жалобы на Федора Киселева своему «брату» Ивану1532.
Казанская полуколония
Коронация Мухаммед-Амина была первым случаем в истории московского экспансионизма, когда на трон сопредельного государства удалось посадить фигуру, полностью зависимую от Москвы. По сути, при Амине Казанское царство являлось сателлитом Ивана III – территорией еще не захваченной, но политически подчиненной.
Понятно, что потеря самостоятельности и полуколониальный статус страны вызывали в Казани недовольство среди разных слоев населения. Представители высшей знати сформировали против Амина заговор, в который вошли казанские князья Калимет, Урак, Садыр и Агыш. Активную поддержку им оказал шибанский царь Мамук. В мае 1490 г. Иван III получил от Амина весть о том, что его положение становится слишком опасным. Заговорщики и шибанский царь готовились к его свержению.
На помощь Амину срочно выехал князь Семен Иванович Ряполовский с внушительным войском. Его сопровождали дети боярские из личной охраны Ивана III и ратники из Нижнего, Мурома, Костромы и многих других городов. Узнав о том, что заговор раскрыт, Мамук и мятежные князья бежали в степи1533.
Марионеточный режим Амина был непрочен, и только московская поддержка спасала его от краха. По-видимому, московский гарнизон охранял Амина до 1497 года. Затем по каким-то причинам московский отряд покинул Казань. Как только слух об этом дошел до Мамука, шибанский царь собрал войско и двинулся к столице, надеясь схватить и арестовать Амина, но, пока его люди мешкали, вторгаясь во дворец, царь Амин выскользнул из города и опрометью бросился в Москву1534.
Мамук занял казанский трон. Он оказался своевольным и жестоким правителем. Шибанский царь расправился с татарскими купцами и земскими людьми. Между ним и оппозицией возникли острые трения. Недовольных князей поддержала Арская область. Пока Мамук воевал с арцами, князья-заговорщики покаялись перед Москвой за свои «преступления». Причиной «измены» Ивану III они называли непопулярность царя Амина в народе, его склонность к насилию и заоблачное корыстолюбие. Татарская знать ненавидела Ивана III, но в данный момент Мамук показался им гораздо большим злом. Вскоре шибанский царь добровольно оставил Казань, а через некоторое время умер.
Москва еще только училась тогда управлять колониальным хозяйством. Полузависимая Казань предоставила ей случай поупражняться в этом занятии. Казанцам не нравился царь, присланный из Москвы. Что ж, в метрополии готовы были подыскать другого.
Иван III щедро отблагодарил Амина за службу. Тот получил в управление Каширу, Серпухов и Хотынь со всеми пошлинами1535. Казанский царь снова превратился в московского боярина, а на его место Иван III назначил Абдул-Латифа, Аминова брата и пасынка крымского хана Менгли-Гирея1536.
Сажать Латифа на трон поехали князья Семен Холмский и Федор Палецкий. Именно они – два грозных московских эмиссара – пристально наблюдали, как присягают Латифу казанские князья, уланы и земские люди1537. Процедура, как водится, сопровождалась низкими поклонами, но в глазах казанцев как будто не виделось ни раболепия, ни почитания, ни страха.
Недобрые предчувствия чуть было не оправдались на следующий год, когда младший брат Мамука царевич Агалар с остатками казанской фронды попытался свергнуть Латифа.
Поход сорвался благодаря быстрой реакции Москвы – против Агалара выступила внушительная рать1538. Воевать шибанского царевича и оппозиционных казанских князей двинулась вся армия Ивана III. Тут была конница большого полка князя Федора Бельского, передовой полк князя Семена Ярославского, полк правой руки Юрия Захарьича, полк левой руки Дмитрия Шеина. В судовой рати по Волге плыли воеводы Иван Барбаш, Михаил Беззубцев и Андрей Сабуров1539.
Десятки тысяч экипированных, хорошо вооруженных бойцов против горстки казанской конницы и слабой дружины Агалара: понятно, почему татары отказались от сражения и бросились убегать.
В дальнейшем Москва старалась не оставлять Казань без военного прикрытия и держала там воинский контингент на постоянной основе. Можно сказать, что столица Татарии в тот момент не только управлялась московскими марионетками, но и охранялась московскими войсками.
Так, благодаря присутствию в Казани воевод Курбского и Ряполовского летом 1500 г. Латифу удалось отбить длительную осаду ногайских принцев Мусы и Ямгурчея. С большим воинством они намеревались свергнуть марионеточного царя и избавиться от москвичей. Ногайские мурзы три недели простояли под Казанью1540, координируя действия с союзниками внутри крепости. Но русские воеводы удержали порядок в городе и пресекли попытки «предательства» со стороны казанцев.
На примере Казани Иван III столкнулся с типичной для колониальной державы проблемой. Каждый из его ручных царей на казанском троне рано или поздно попадал в немилость из-за слишком откровенных злоупотреблений или из-за недостаточной лояльности.
Когда правитель – лишь игрушка в руках сильных мира сего, – он не чувствует за собой ответственности ни перед народом, ни перед своим господином. Из-за непомерной корысти и притеснений в 1497 г. из Казани был изгнан Мухаммед-Амин, а в 1502 г. за великую «неправду» перед Иваном III той же участи подвергся Абдул-Латиф.
Будь у московского князя на примете третий кандидат на казанский трон, он, несомненно, сделался бы царем. Но выбор ограничивался только двумя кандидатами, каждый из которых сумел показать себя с худшей стороны. Делать, тем не менее, было нечего, и Иван III произвел рокировку, заменив Абдул-Латифа на Амина.
Мы не узнаем с точностью, в чем непосредственно состояла та «неправда», что взбеленила Ивана III и выбила почву из-под ног казанского царя. Важнее другое. Великий московский князь продолжал хозяйничать в Казани так откровенно, что мог хватать и отправлять в ссылку действующего царя на виду у всей столицы1541. А чтобы казанцы не слишком роптали на его ставленника, возвращать Амина на трон прибыли московские князья Семен Суздальский и Василий Ноздреватый1542 со многими ратниками.
Антиколониальный взрыв
В 1505 г. в отношениях между Москвой и Казанью произошел крупный разрыв. Сбой случился 24 июня на открытии ежегодной Волжской ярмарки. Согласно русскому летописанию, царь Амин потребовал доли в прибылях от московских купцов, прибывших на ярмарку.
Его притязания, видимо, были завышены. Купцы нашли защитников среди городовых князей и отказались выполнять требования Амина. Казанский царь пожаловался на них в Москву, но присланный для урегулирования спора московский посол Михаил Кляпик откровенно пренебрег его интересами.
Амин впал в ярость и, на мгновение забывшись, нарушил правила игры. Он приказал арестовать и убить Кляпика, а русских купцов ограбить. Часть из них Аминовы слуги посекли, другую, согласно приказу, ограбили и выслали к ногаям1543.
«Казанский летописец» дает более детальную картину происшествия и освещает события, неизвестные авторам Никоновской и Иоасафовской летописей. По версии составителя «Летописца», репрессии против московских купцов, развязанные Амином, мгновенно переросли в антирусский погром, сопровождавшийся грабежом и страшной резней. «Поощрение правительства и зажигательные проповеди духовенства подогревали ожесточение толпы, возбужденной лозунгами фанатизма и бросавшейся убивать и грабить неверных. Все русские, оказавшиеся в пределах Казанского ханства, – а их было очень много ввиду царившего перед этим глубокого мира – обращены были в рабство»1544.
В дальнейших событиях русские историки находят яркое доказательство агрессивности Казанского царства. Имеется в виду состоявшееся в сентябре 1505 г. нападение немногочисленных войск Амина на Нижний Новгород. Простояв в бездействии под стенами нижегородской крепости два дня, казанский царь снял осаду и ушел – побежал, как сказано в летописи, – в Казань. За эти два дня городу не было нанесено никакого ущерба, а нижегородцы выходили за стены и побили много казанских ратных людей1545.
Читая сообщения летописи, трудно отделаться от мысли, что нападение Амина на нижегородскую заставу имело постановочный характер. Амин напал на пограничный русский город, но боялся действовать решительно.
Чтобы понять, почему он так сильно колебался, следует иметь в виду, что в это время Иван III боролся с серьезной болезнью. Возраст его был уже преклонным. Амин знал, какими силами располагал Иван III и как сурово он мог его наказать. Но русский князь умирал.
Нападение на Нижний состоялось в сентябре 1505 г., а в ноябре Иван III скончался. Лишь после этого Амин действительно осмелел. 25-летний наследник Ивана – великий князь Василий III – «далеко не отличался такими выдающимися качествами, как его отец»1546. На время сила московской экспансии в Поволжье ослабла, и Амин сбросил с себя личину московского подручника.
При чем тут казанская торговля?
Стремление подчинить Казань и установить над ней московский протекторат было вызвано торгово-экономическими причинами. Венецианский дипломат Иосафат Барбаро в воспоминаниях о России указывал, что после взятия Казани в 1487 г. Москва стала вести с берегов Камы и Волги крупную торговлю пушниной1547.
«Сейчас прошло, вероятно, лет двадцать пять с тех пор, как русские платили за плавание [по Волге] дань татарскому хану, – писал Барбаро. – В настоящее время они подчинили себе город, который называется Казань. <…>…он удален от Москвы на пять дней пути. Это – торговый город; оттуда вывозят громадное количество мехов, которые идут в Москву, в Польшу, в Пруссию и во Фландрию. Меха получают с севера и северо-востока, из областей Дзагатаев и из Мордовии»1548.
Многозначительное, хотя и не оригинальное свидетельство! То же самое можно говорить о московской политике в отношении Новгорода и Великой Перми. Благодаря военной экспансии Русского Севера и казанского Заволжья Москва завладела наивыгодной пушной торговлей. Тем самым уже при Иване III была подорвана экономическая база существования Казанского государства.
Покорение Севера. Вятская республика
Последний эпизод захватнических войн Ивана III, оставшийся нами не рассмотренным, связан с колонизацией Вятки и Угорской земли.
О средневековой Вятке принято думать, как о глухом северном захолустье. На самом же деле это было цветущее торговое государство. Как писал о ней Н.М. Карамзин: «Утвердясь в стране Вятской, россияне основали новый город близ устья речки Хлыновицы, назвали его Хлыновом и, с удовольствием приняв к себе многих двинских жителей, составили маленькую республику, особенную, независимую в течение двухсот семидесяти осьми лет, наблюдая обычаи новгородские, повинуясь сановникам избираемым и духовенству»1549.
Вятка была одним из самых притягательных мест в России, опережая многих по интенсивности заселения и хозяйственной жизни. В Вятке царили республиканские политические традиции, привнесенные из Новгорода. Республика процветала за счет торговли пушниной, которую местные купцы поставляли в Новгород, Москву и Казань.
Экономическое значение Хлынова и других вятских городов было слишком очевидным, чтобы Москва не обратила на них внимания. Между новгородскими и вятскими владениями клином располагалось Устюжское княжество, принадлежавшее Москве. Вятские земли мешали москвичам ездить на Север1550. Так сформировалась дополнительная причина для территориального захвата.
Первым Вятку к Москве присоединил великий князь Василий Дмитриевич, но из-за своей удаленности и твердого нрава жителей Вятка сумела сохранить при нем вечевое устройство. При Василии Темном москвичи окончательно утвердились в Галичском уделе, но Вятка, хотя и была частью последнего, ускользнула из-под власти Москвы1551.
В 1459 г. Василий Темный пошел на республику войной. Тем самым он добился от нее формальной покорности. Однако вятчяне пользовались любым случаем, чтобы вырваться из московских тисков. Так, в 1468 г., когда к Вятке подступило войско казанского царя, они признали над собой его власть1552. Через десять лет вятчане продлили мирный договор с казанцами. И хотя татары в тот раз вели себя словно разбойники, вятское правительство выбрало союз с Казанью, предпочтя взаимовыгодную торговлю с исламитами московскому колониальному диктату.
Как выразился современный историк Н.С. Борисов, «князь Иван хотел установить над Вяткой жесткий контроль московской администрации, использовать ее материальный и человеческий капитал в интересах Москвы»1553. Пожалуй, это мнение лучше объясняет мотивы поведения вятчан, чем то, что высказал А.В. Экземплярский, утверждая, что «вятчане при отдаленности Москвы и близости Казани более боялись последней и не хотели раздражать ее»1554.
Казанцы не стремились лишать Вятку самостоятельности – их интересовала торговля, Москва же хотела доминирования и политического господства. Вятчане дважды – в 1469 и 1485 гг. – отказывались идти с Москвой на Казань. Была ли это случайность или тенденция? В Москве решили проверить, и после последнего отказа на Вятку двинулось войско воеводы Юрия Шестак-Кутузова. Вятчане вынужденно согласились на мир, но он «кажется, был не искренний: по крайней мере, есть известие, что в 1486 году» они «нападали на Устюг…»1555 и угрожали Осиновцу1556.
Урегулировать отношения с мятежниками, каковыми считали вятчан в Москве, было поручено митрополиту Геронтию. Два раза духовный пастырь посылал к ним «увещательные грамоты», указывая, что северяне грубят «господарю великому князю», издавна пристают к его недругам, соединяются с «поганством», то есть с казанцами, беспрестанно воюют отчину великого князя и не бьют ему челом за свою грубость1557. Не получив ответа на свой призыв, Геронтий пошел на крайние меры: он пригрозил закрыть в Вятской земле церкви, изгнать священников и наложить проклятье на всех вятчан1558.
Угрозы сыпались до лета 1489 г., пока Иван III не решил прекратить бесплодную дискуссию. Письмам и увещеваниям он предпочел более грозные аргументы, отлитые для него Аристотелем Фиораванти из чистой меди. Речь, как нетрудно понять, шла о пушках. По разным источникам, покорять Вятскую землю двинулось от 16 до 64 и даже до 70 тысяч московских ратников. Командовать войском был назначен лучший полководец Ивана III князь Даниил Щеня1559.
В середине августа его гигантское войско подступило к Хлынову. Иван III намеренно привлек к войне отряды из северных городов, имевших давние счеты с вятчанами. Поквитаться со старым соперником явились полки из Устюга, Каргополя, Вологды, Белоозера, из Подвинья, с Ваги и Вычегды. Казанскому царю Амину Иван III также приказал участвовать в уничтожении Вятской республики1560.
Вятка затворилась от московских войск и приготовилась к длительной осаде. Однако на смену импульсивной храбрости быстро пришло понимание истинного положения дел. Лучшие люди Вятки вышли к воеводам Ивана III с челобитьем. Они просили не воевать их землю и обещали покориться великому князю на его условиях. Вятчане клялись во всем слушать Ивана III, давать ему дань и верно служить1561 московскому отечеству.
В ответ на предложение вятчан и, следуя инструкции своего князя, Даниил Щеня потребовал немедленной присяги всех жителей и выдачи главных зачинщиков крамолы – вятских бояр Аникиева, Лазарева и Богодайщикова1562. Эти люди были политической верхушкой Вятки, надеждой и последним оплотом сторонников независимости или хотя бы частичной вятской автономии.
Вятчане взяли срок обдумать требования Москвы. Два дня они пребывали в нерешительности, а на третий отказались предавать своих лидеров1563. Это был момент истины. Вятка показала, что дорожит своей честью и не желает превращаться в безгласную и бессовестную колонию.
Тогда Даниил Щеня начал готовиться к приступу. По его приказу Хлынов был обнесен просмоленными и обложенными берестой плетнями1564. Оставалось лишь поджечь этот гигантский факел и расстреливать всех, кто захочет вырваться из пылающего огня. Только после этого Вятка полностью капитулировала и крамольники были выданы Москве. Мне почему-то кажется, что они сами вызвались на этот шаг.
1 сентября 1489 г., в день святого Симеона Столпника, из Вятки в Москву вывезли лучших земских людей и купцов вместе с их семьями. Земцев поселили в Боровске и Кременце, а купцов отправили на жительство в Дмитров. Оставшихся жителей проверили на лояльность и привели к присяге. Лидеры сопротивления – Аникиев и товарищи – были биты кнутом и повешены.
Вместе с вятчанами в Москву доставили их союзников – вотяцких князей. Иван III жаловал их своей милостью и отпустил домой, но не свободными, как раньше, а бесправными московскими данниками1565.
На Югорскую землю и на вогуличи
В 1490 г. весной Иван III посылал своих людей на «Каянскую» (Югорскую) землю и на вогуличей, на десять рек. По московской разнарядке аннексировать северян были посланы рати из Устюга, с Двины, Онеги и Важи. Покорению подверглись ханты и манси, обитавшие по берегам Кеми, Торны, Колокола, Сиговой, Снежной и других рек.
Завоевание далось Москве относительно легко. Часть племен сдавалась без боя. «А кои живут на Лименге реке, – сказано в летописи, – и те биша челом за великого князя, и с воеводами приехаша в Москву, и князь великий их пожаловал отпустил»1566. «Князей и земских людей», выказывавших сомнения, хватали и насильно приводили к присяге.
Ханты-Мансийский край вошел в состав московской империи без крупных кровопролитий. Но сама логика завоевания подсказывает, что далеко не все северяне готовы были жить под властью Москвы. В Никоновской летописи имеется упоминание о том, как московские ратники безжалостно истребили всех, кто брался за оружие1567.
К сожалению, других подробностей югорского завоевания в источниках не сохранилось. Видимо, придворных летописцев не трогала за душу участь ханто-мансийских племен. Более важным казалось, что Москва приобрела ценную в экономическом отношении колонию.
Итоги княжения великого князя Ивана III
За долгие годы жизни Иван III добился невиданных успехов. Свое княжество он превратил в великую территориальную империю с огромным потенциалом к росту. Одновременно этот человек стал неформальным хозяином Русского Дома. Однако Иван не дорожил этой ролью. Своими действиями он уничтожил последние остатки русской семейной корпорации и заменил ее личной самодержавной властью.
Архиепископ ростовский Вассиан дал словесную характеристику той социальной ступени, на которую к старости поднялся Иван III. «…к великому князю всея Руси самодержцу, – обращался он к Ивану в своем послании, – …благоверному и христолюбивому, благородному и богом венчанному и богом утвержденному, в благочестии всея вселенныя в концах воссиявшему, наипаче же в царях пресветлейшему и преславному государю великому князю»1568.
После 1485 г. Иван III стал называть себя «государем всея Руси», а бояр именовать «государевыми холопами»1569. При Иване III на недосягаемую высоту вознеслась фигура русского самодержца. Бывшие удельные князья и вольные бояре навсегда перешли в разряд великокняжеских слуг, сформировался многочисленный слой дворянства – поместной служилой мелкоты, о которой у нас еще будет веский повод напомнить. В основании этой пирамиды тяжко трудились сотни тысяч холопов и тяглых людей.
Положение простолюдинов не изменилось к лучшему с тех пор, как Москва совершила свой стремительный рывок к общерусскому лидерству.
Иван III хотел, кажется, в чем-то изменить их судьбу, но начал слишком поздно и действовал нерешительно. В 1497 г., уже под конец жизни он повелел разработать первый в России судебный кодекс. В нем провозглашалась презумпция судебной «правды» – дело доселе в Москве неслыханное! Судебник 1497 г. устанавливал равенство сословий перед законом, предоставлял право общинам участвовать в суде вместе с наместниками и волостелями, пятикратно снижал судебные пошлины, облегчая доступ народа к правосудию, отменял взятки, заставлял судей быть внимательнее к жалобщикам1570.
Однако по моде того времени, заимствованной у турок, Иван III хотел бороться за справедливость крайними мерами. «Русская правда» киевских времен не знала столь жестоких казней и телесных наказаний, которые в Судебнике Ивана III полагались за многие преступления. Иван полностью усвоил главный принцип восточной монархии: защищать «правду» кнутом или плахой1571.
Трудно сказать, как бы работали в Ивановом государстве его судебные нормы, если бы не экспансия и колонизация, наполнявшие смыслом московскую жизнь. Обновленная московско-русская империя расширялась и росла, словно ее толкала к этому неудержимая сила.
Для охраны, администрирования и просто жизни на новых территориях Москве требовались люди, которых выискивали в старых московских волостях. Это приводило к их запустению. Центральные уезды старинной Московии и близких к ней великорусских районов теряли жителей. Шла активная перетасовка населения, о которой сообщал Матвей Меховский. Тут уж было не до справедливости.
Для создания эффективных правовых институтов Московскому государству требовалось спокойствие и время. Но экспансия и колониализм не давали ему ни того, ни другого. Лишь в расширении пассионарная Москва черпала свою жизненную силу. Из-за этого законы в Московии действовали плохо, а административный произвол нарастал. Судебник Ивана III был скорее декларацией, чем реально действующим инструментом. Подобно всем диктаторам и тиранам, Иван III хотел запомниться народу как крупный социальный реформатор, но справедливость, равенство и свобода плохо уживались с идеей монархизма, которую он лелеял и насаждал.
Его колониальная политика подбрасывала Москве все новые куски захваченных территорий. Думать приходилось о границах, заставах, крепостях, сторожевых постах, о служилых людях для пограничной службы, о заселении колоний переселенцами, о сборе дани, об увеличении налогов для содержания войска, о том, чтобы в государстве было вдоволь пашенных холопов, об ущемлении прав свободных крестьян, чтобы они не бежали от помещиков, и так далее. Московское государство Ивана III напоминало центрифугу, постоянно загружаемую сырьем. Все в ней было хаотично, собрано наспех и затиснуто в узкие рамки складывающегося порядка вещей. Пока барабан крутился, центробежная сила удерживала все на своих местах, создавая иллюзию устойчивости и порядка, и никто всерьез не задумывался, что будет, когда сырье закончится и вращение прекратится.
В XVI в. Антонио Поссевино слышал от московских собеседников, что из каждых десяти человек в Московии один служит или в царских телохранителях, или в походе, или в гарнизонах по крепостям1572. Так было при Иване Грозном, но начало массовой милитаризации Руси положил его родной дед. Московское великое княжество, которое в конце XV в. все чаще называли Россией, прочно встало на исторические рельсы, проложенные Иваном III, свернуть с которых было уже невозможно.