Василий III Иванович продолжает ликвидацию русских земель
Изнанка самодержавия
Иван III умер 27 октября 1505 г. на 66-м году жизни после долгого 43-летнего правления1573. Его последним прижизненным деянием было написанное в здравом уме и твердой памяти завещание, в котором он еще больше укрепил фундамент московской самодержавной власти. Своего старшего сына Василия Ивановича он сделал государем над братьями и вручил ему державные права1574.
Василий III получил в удельное правление шестьдесят шесть крупнейших городов с их округами. По сравнению с ним его братья вынуждены были довольствоваться малым. Впятером им досталось тридцать небольших городков с минимальным доходом. Василий III один имел право чеканить монету и вести иностранные дела; только он теперь наследовал выморочные уделы бездетных родственников и только его детям позволено было претендовать на великокняжеский трон, от которого заранее отказались младшие братья.
Василий III стал первым из московских великих князей, кто целиком заполучил себе столицу с ее волостями. По богатству с Москвой в те времена могли сравниться лишь Новгород, Тверь или Псков, но они тоже принадлежали Василию Ивановичу1575.
По завещанию отца он становился главой уголовного суда по тяжким делам, и большинство удельных земель в вопросах «душегубства» подчинялось теперь его наместникам. На долю братьев оставался сыск и суд по мелкому воровству. Перераспределение судебных полномочий унижало удельных родственников, било по их авторитету, зато укрепляло московское верховенство1576.
Став новым великим князем, Василий III обрел власть даже большую, чем имел его отец. Но вместе с ней к нему перешли его страхи и опасения заговоров. Самодержавие – занятие не для слабых и подозрительных натур. Чтобы повелевать подданными и быть их государем, нужны либо железные нервы, либо святая вера в свое предназначение. Самодержец – коль скоро судьба дает кому-то право сыграть такую роль – должен быть выше личного и наносного. Но был ли готов к ней Василий III?
Всю свою жизнь он искал случая расправиться с удельными князьями – своими братьями – и подвергал опалам всех, кого мог заподозрить в явной или мнимой измене. Он истреблял своих «врагов» целыми родами, травил их дымом в тюремных камерах, заковывал в кандалы и морил голодом, сажал под «железную шапку» и заставлял задыхаться без воздуха, засылал к ним убийц, травил ядом, подсаживал в камеру уголовников1577. Для многих из его «недругов» удачей было оказаться в монастырском застенке, а не на плахе.
Первой жертвой болезненных страхов Василия стал его племянник и венчанный русский государь Дмитрий Внук – сын покойного Ивана Ивановича Молодого. Иван III еще только испускал дух, а того уже вытащили из одной тюрьмы и пересадили в другую. В 1509 г., безмерно страдая в заключении, Дмитрий умер в нужде, крепко закованный в кандалы1578.
В ноябре этого же года подручники великого князя схватили воеводу Василия Даниловича Холмского, игравшего при Иване III видную роль. Он пробудет в заточении пятнадцать лет и тоже умрет насильственной смертью1579. В 1511 г. от страха за свою жизнь брат великого князя Семен Иванович пытался бежать в Литву, но был пойман слугами московского государя. Василий III помиловал беглеца, однако остаток дней Семен провел под бдительным присмотром московских бояр, которыми Василий наполнил его двор1580.
Запрет на деторождение
К побегу Семена Ивановича подтолкнуло самодурство старшего брата. Одним из своих решений он запретил братьям жениться, пока на свет не появится наследник престола.
Глубокомысленный историк скажет, что этим Василий III страховал свой род от рецидивов внутрисемейной борьбы за власть, и в чем-то будет, возможно, прав. У любого поступка всегда найдется веская причина. Но в данном случае она была вымышленной. Поводом запрета на рождение детей являлись фантомные страхи прошедших лет.
Будущее покажет, что все опасения Василия III не стоили выеденного яйца. Его братья не были ни заговорщиками, ни бунтарями, ни безумными авантюристами. Для этого у них не хватало личных способностей, да и реальные возможности не располагали к заговорам или бунтам.
Не случайно московские «принцы» безропотно покорились странному решению брата. Поначалу никто из них не думал, что запрет продлится долго. Однако ждать первенца Василию III пришлось целых двадцать пять лет.
Время шло, и братья умирали бездетными. В 1513 г. на тот свет отправился князь Федор Иванович волоцкий. Его выморочный удел перешел к Василию III. В 1518 г. скончался Семен Иванович калужский, в 1521 г. отпели Дмитрия Ивановича углицкого.
К моменту рождения долгожданного наследника из всех братьев Василия в живых остались только Юрий Иванович дмитровский и Андрей Иванович старицкий. Юрий умер через три года после рождения наследника неженатым и бездетным.
Князь Андрей, самый младший из братьев, успел жениться и родить единственного сына. С 1519 г. он жил отшельником в своем уделе, стараясь не привлекать к себе внимания великого князя1581.
Побочные ветви московского великокняжеского дома угасли. Вместе с ними угасла и удельная система, от которой и так уже немного оставалось после сорокалетнего княжения Ивана III.
Пожалуй, следовало бы порадоваться краху русской «удельщины». Ведь именно пресловутая раздробленность территорий и неспособность русских князей договориться о принципах разумного управления была причиной множества бед, свалившихся на славянскую, а затем и великорусскую землю.
Два деятельных московских князя (Иван Васильевич и Василий Иванович) за семьдесят лет правления излечили Московии от удельной болезни и раз навсегда покончили с неуправляемостью власти. Но как эта славная победа отразилась на состоянии русского общества, втиснутого в московские рамки и границы?
Историк А.И. Филюшкин, на которого я буду часто ссылаться в этой главе, поставил перед своим читателем схожие вопросы. Если бы не решительность Ивана III и его сына, пишет он в биографии Василия Ивановича, был бы велик риск «жить не в России, а в Новгородской демократической республике или в Независимой Московской республике, соседствующей с Суверенным Ярославским государством… И карта мира выглядела бы совсем по-другому. И уцелели бы на ней Новгород, Москва, Ярославль? И был бы, например, построен Санкт-Петербург? И… Кто знает?»1582
Действительно, Василий III истребил полудохлую гидру удельного сепаратизма и цепко держал в своих руках обширные колонии, доставшиеся ему от отца. Он никому не позволил даже в мыслях посягнуть на территориальную целостность Московской империи, в которой продолжали существовать Новгород, Ярославль, Тверь, Вятка и другие завоеванные земли.
Но какой жизнью они теперь жили? Куда подевалось их прежнее величие? Нужно ли было физически и морально подавлять в них местную аристократию, калечить земские институты и ставить в холопское положение народы?
История Западной и Восточной Европы знает примеры многовекового сосуществования мелких самостоятельных государств. И если бы сейчас на месте древнерусских княжеств возвышались самодостаточные русские земли, в этом не было бы ничего необычного, это всего лишь было бы фактом истории. Создание империи не предполагает обязательного уничтожения политических институтов завоеванных стран. Священная Римская империя германской нации строилась на основе ограниченного суверенитета древних племенных герцогств и существовала в виде ассоциации автономных княжеств1583.
Почему Василий III не пошел по этому пути? Для укрепления своей власти он – в противовес местным князьям – мог, например, опереться на городские и посадские слои, апеллировать к земству, которое бы его охотно поддержало. Он мог, но не захотел, вернуться к модели политического взаимодействия с широкими слоями населения, на основе которой строили свои протогосударства древние славянские князья. В конце концов, он мог выслать опасных родственников за границу, как это сделал Андрей Боголюбский с Всеволодом III. А мог бы и просто помириться с ними и не преувеличивать надуманных страхов.
Василий III был всесилен в своей земле – в его воле было выбрать путь для своего народа. Он мог бы прославиться как великий реформатор (о чем под конец жизни мечтал его отец), но вошел в историю как авторитарный деспот и защитник экспансионизма.
Гигантская сила власти, которой он обладал, развращала душу и сердце этого человека. Василий стал очередной жертвой московского монархизма. Соглядатаи и шпионы доносили ему о каждом чихе или пьяном разговоре его предполагаемых врагов1584.
Абсолютная власть исключала монарха из нормального круга человеческих отношений. Иван III еще «любил встречу», как выразился боярин Берсень-Беклемишев, не чурался обсуждения и споров по важным вопросам. А Василий III решал дела «запершись сам-третей у постели»1585, мало кому доверяя и всего боясь.
Родня Василия III жила в постоянном страхе перед пугающей неизвестностью. Служилые люди, на которых, казалось бы, мог безбоязненно опираться великий князь, тоже находились в затруднении. Стоило такому служаке попасть в подозрение – обычно боялись их бегства из Москвы, – как его тут же «брали под стражу и выпускали не раньше того, как он даст на себя крестоцеловальную запись, т. е. клятвенно обяжется не отъезжать, а служить московскому князю и его детям до конца дней своих. Для большей верности брали еще поручителей: в случае нарушения клятвы и отъезда лица, за которое ручались, они платились заранее оговоренной суммой денег… Позже, не довольствуясь поручителями, брали еще подручников, т. е. поручителей за поручителей. Бывали случаи, когда одно лицо выставляло за себя 118 поручителей, число же подпоручителей достигало еще большей цифры»1586.
Иначе говоря, все московское служилое сословие было опутано сетью перекрестных клятв и обязательств, превративших некогда свободных детей боярских в зависимый придаток московской военно-политической машины.
Страх перед свободой слова заставил Василия уже в 1507–1509 гг. сильно разбавить Боярскую думу карманными кандидатами. Решившись на этот шаг, он мимоходом разрушил непреодолимый антагонизм, разделявший бояр и окольничих. Боярскими чинами награждались теперь представители нетитулованной знати. Это были «новые русские» той поры. Их присутствие в Боярской думе заметно укрепило авторитет Василия в высшей служилой среде1587.
Но сама эта служилая масса находилась в закабаленном государством состоянии. Получалось так, что Василий III, начинив Боярскую думу своими холопами, разрушил ее прежнюю власть – не такую уж и великую – и резко ослабил единственный на тот момент институт ограничения монаршего произвола.
При Василии III продолжило укрепляться корпоративное сознание московских дворян. Как таковые, со всеми своими правами и привилегиями, дворяне получат сословное оформление в 1649 г., в статьях Соборного Уложения царя Алексея Романова. Но уже при великом князе Василии Ивановиче русские дворяне являлись значимой величиной. Они уже владеют поместьями и служат государю верой и правдой. Им уже принадлежат крестьяне и пашенные холопы. Они получают жалованье из казны и высоко ценят свой высокий статус. Они презирают любой труд кроме ратного и стоят выше тех, кто зарабатывает на жизнь земледелием и ремеслом. Они – верные рабы государя, его дворня и прислуга. У них нет политических прав, но нет также времени и воли к рассуждению. Вместо гражданского самоанализа в них преобладает идея службы московскому государю. Русские дворяне считали себя чем-то вроде святого воинства на службе помазанника-венценосца. Прозвище «государев слуг» звучало для них слаще меда. Они не раздумывая клали головы «за государево имя» и гордились своей военной принадлежностью. Им в жертву была принесена свобода русского крестьянства, все более закабаляемого Москвой.
Меньше всего в своей жизни Василий III думал о низших классах – не для простого человека он строил Московскую империю. При нем торгово-ремесленная жизнь в московских городах приходила в упадок даже по сравнению с удельными временами. Что уж говорить о странах Европы! Но больше других в годы правления Василия пострадали крестьяне. Ухудшение их положения в первой четверти XVI в. было отмечено не однажды. Прибывшего в Москву в 1518 г. Максима Грека нищета и забитость московских крестьян сразила наповал1588.
Лежа на смертном одре в начале декабря 1534 г., Василий III, наверно, вспоминал свои государственные дела. Какими они ему запомнились? Считал ли он, что жесткими мерами и военными походами сделал Московское государство крепким и внутренне спокойным? Или понимал, что созданная им социально-политическая система рухнет при первом же порыве ветра? Осознавал ли он, что войны, насилие и социальный раздрай не способны дать обществу то внутреннее спокойствие, без которого любое государство – всего лишь колосс на глиняных ногах?
Скорее всего, Василий III умер, так и не постигнув этой аксиомы. Перед смертью он сказал боярам, сильно удивив присутствующих, что относился к ним и их детям хорошо и что за это им следует поддержать малолетнего московского наследника и всю Русскую землю1589, которую он характеризовал как «державу», богом порученную великим московским князьям1590.
В переводе на более доступный язык эти слова означали, что власть теперь централизовалась и принадлежит наследникам Василия III. Никто из бояр не выступил против этого принципа династического централизма. И это значило, что он по-настоящему укрепился в Московской Руси.
Московское самодержавие первой трети XVI в. мало чем напоминало русскую великокняжескую старину. Теперь высокая политика вершилась в узком кругу, куда великий князь выборочно допускал своих верных клевретов. Вся остальная масса подданных должна была выполнять московские приказы, умирать в московских войнах, наполнять старые московские колонии и присоединять новые.
Московское великое княжество, имевшее одновременно черты царства и империи, продолжало мобилизацию для борьбы со злейшими врагами. При Василии III это были Казань, Псков, Смоленск и Литва, соперничавшая с Москвой за господство в Западной Руси.
Казанская печаль великого князя Василия III Ивановича. Московско-казанская война 1506–1507 годов
На востоке главной проблемой Москвы оставалось Казанское царство. Новое московское правительство стремилось упрочить свое доминирование на Средней Волге.
Смерть Ивана III вызвала в Казани подъем освободительного движения. После неудачного похода на Нижний Новгород царь Амин чудом избежал ответного визита 60-тысячной московской армии, которую поручено было вести на Казань воеводе князю Василию Холмскому – тому самому, который через несколько лет будет убит по приказу московского государя. Холмский дошел до Мурома и там остановился. Великий князь Иван III умирал, и в краткий период наступившего безвременья русское войско ударилось в пьянство и веселье, не смея двигаться дальше и ожидая распоряжений нового монарха1591.
В апреле 1506 г., утвердившись в роли великого князя, Василий III обратился к казанским делам. Ему уже было известно, что Амин разорвал отношения с Москвой и вышел из-под его подчинения. Объективно Казань вернула себе самостоятельность.
Формальным поводом для разрыва отношений стало обращение Василия III с низвергнутым племянником Дмитрием Ивановичем Внуком. «Аз, – писал Василию III Мухаммед-Амин, – есми целовал роту за князя великого Дмитрея Ивановича, за внука великого князя, братство и любовь имети до дни живота нашего, и не хочю быти за великим князем Васильем Ивановичем. Великий князь Василей изменил братаничю своему великому князю Дмитрею, поимал ero через крестное целованье. А яз, Магмет Амин, казанский царь, не рекся быти за великим князем Васильем Ивановичем, ни роты есмя пил, ни быти с ним не хощу»1592.
Дерзость царя-марионетки вызвала в Москве бурю возмущений. Василий III не был столь умен, как его отец, но даже он понимал, что казанский прецедент недопустим. Начавшаяся в 1506–1507 гг. война с Амином была с его стороны актом колониальной агрессии, мерой успокоения бунтующей полуколонии.
Насколько для Москвы было важно господствовать над Казанью, видно из численности войск, собранных для похода на Волгу. Тридцать (!) московских князей по воде и по суше двинулись на Амина1593. Едва ли эта армия была меньше той, которую возглавлял князь Холмский. Эта грозная сила должна была нанести смертельный удар по татарскому своеволию и сепаратизму.
Лишь маленькая и на первый взгляд незначительная деталь помешала москвичам осуществить их грандиозный замысел. Состояла она в том, что московский главнокомандующий князь Дмитрий Иванович Углицкий был начисто лишен полководческих талантов.
Судовая рать под его командой прибыла к цели 22 мая 1506 года. Войско беспорядочно выгрузилось на берег и, нарушая всякую осторожность, «с небрежением, вскоре и не осмотряся» пешим ходом направилось к Казани1594. Дмитрий Иванович был, скорее всего, уверен в близкой победе. В XVI в., как писал Матвей Меховский, все казанское войско не превышало 12 тысяч человек. Лишь в экстренном случае казанцы могли собрать 30–40 тысяч ратников1595, но, во-первых, для этого требовалось время, а во-вторых, это были ополченцы, плохо умевшие воевать.
Однако в этот раз казанцы сумели обойтись малыми силами. Их основное войско вышло против москвичей из ворот города, но была еще и «потаенная» часть всадников, сидевших в засаде в ожидании своего часа. Начался кровопролитный бой. В нужный момент казанская конница выскочила из засады и перерезала москвичам путь к отступлению.
Весть об окружении, далеко еще не решавшем исход сражения, тем не менее вызвала панику, и москвичи – пешие ратники и конные дети боярские, все кто был на поле, – дрогнули и побежали. Многие из них были убиты, многие пойманы, а иные многие утонули в «Поганом озере»1596. В этой катастрофе уцелела лишь та часть войска, что оставалась на судах, да еще разрозненные отряды, не успевшие вовремя подоспеть к месту брани.
Василий III узнал о поражении войска 9 июня. В тот же день он послал к Казани дополнительные силы князя Василия Холмского. Своему бестолковому брату Дмитрию он приказал дожидаться нового командира.
Однако Дмитрий Иванович сам хотел стяжать славу покорителя казанских татар. Собрав вокруг себя всех, кто уцелел 22 мая, присоединив к ним свежую конницу, не бывшую еще в деле, он ослушался приказа и 25 июня снова ринулся в бой.
Как сказано в летописи, второе наступление также велось с присущим Дмитрию Ивановичу «небрежением». Слабость казанского войска давала москвичам возможность победы даже с незначительными силами. Уже после их первого приступа татары побросали оружие и доспехи и кинулись бежать, но вместо того, чтобы продолжить атаку, москвичи принялись грабить трупы, тут-то их и настигло поражение от прибывшего с войском Амина. Множество москвичей было убито и утоплено в реке1597. Воеводы М.Ф. Курбский и Ф. Палецкий пали в сражении. Знатный боярин Д.В. Шеин попал в плен.
По одним данным, в тот день было разгромлено 50 тыс. человек. По другой версии, у Дмитрия Ивановича имелось 100 тыс. ратников, из которых в живых осталось всего 7 тыс. человек. Мухаммед-Амин «писал, что в русской сухопутной рати было 60 тыс., а с Дмитрием прислано 50 тыс. человек»1598.
Даже если погибло не 93 тысячи и не 60 тысяч, а 30 или 20 тысяч русских – это была страшная военная катастрофа. Дмитрий Углицкий, оставшись практически без войска, «бросивши пушки и осадные машины», поспешил с горсткой людей в Нижний Новгород1599. Согласно Никоновской летописи, москвичи бежали от Казани к Нижнему никем не гонимые, «грех ради наших, и людей многих истеряша»1600.
Любопытно, что в этой войне побеждать суждено было только татарам. В войске Дмитрия Ивановича находились царевичи Зеналей и Сатылган. Из-за рассогласованности в управлении полками они не участвовали в обеих битвах и начали отступать к Мурому со своей конницей. Казанцы послали за ними погоню и сорок верст скакали по их пятам до самой Суры. Здесь состоялось сражение, в котором казанцы были разбиты, многие из них попали в плен, а царевичи Зеналей и Сатылган вернулись в Москву1601.
Казань просит мира
Любимая жена Амина царица Каракуш убеждала мужа освободиться от власти Москвы. Она шептала ему темными ночами, что московский государь хочет умертвить всех татарских князей, заселить Казань русскими, посрамить мусульманскую веру и всех чад татарских обратить в христианство1602.
Что из этого было вымыслом экзальтированной женщины, а что настоящим предвидением, вскоре рассудит история. Со своей стороны, Амин предпринял попытку оправдаться в глазах своего народа. Он сразился с Москвой, неожиданно сорвал большую удачу и горько задумался: что делать дальше? Его раздумья усугубляли долетавшие из Москвы слухи о приготовлениях к походу на следующую весну1603.
Тяжкие сомнения привели Амина к тому, что в марте 1507 г., не дожидаясь прибытия московских войск, он отправил Василию III предложение о мире на старых условиях, в котором просил позабыть прежние обиды и снова «пожаловат его своей дружбой». Амин давал слово освободить задержанное московское посольство и тех ратников, что во время прошедшей войны попали к татарам в плен1604.
Василий III на удивление легко согласился на эту сделку, видимо, потому, что в тот момент его внимание резко переключилось на западные границы государства1605. Пока заключали мир, чуть не поссорились из-за вероломного нападения татар на Рязанскую землю. Московские воеводы догнали и разбили разбойников на Оке. Однако при допросе оказалось, что все они были крымцами1606 и Казань о своих планах не извещали.
8 сентября 1508 г. мирный договор был подписан. Братство и дружба, предусмотренные его статьями, на деле означали, что Казань снова становилась московским протекторатом. Для контроля и политического надзора в столицу татарского государства прибыли московский посол боярин Иван Григорьев Поплевин и дьяк Алексей Лукин1607.
Василий III вернул отношения с Амином на прежний уровень. Москва в них снова господствовала, а Казань подчинялась.
Но куда было деться тревогам царицы Каракуш? И что было делать с московским экспансионизмом?
Восточные границы Московского государства простирались до Нижнего Новгорода. Дальше, между Нижним и Казанью, лежала «терра инкогнита» – земля, на которую Москва решительно претендовала. Одновременно она входила в сферу интересов Казани и татарского Крыма. Крымские и казанские цари были родственниками.
Что, если они сумеют договориться, – думали в Москве, – соединятся с ногайскими ханами и начнут разорять восточные московские окраины? Или вдруг завтра выпадет случай самим напасть на Казань и покончить с ее автономией?
Вероятностей было много, и каждая из них подсказывала, что на Волге нужно иметь крепкую точку опоры. По-видимому, исходя из этих или подобных им соображений, в 1508 г. Василий III приказал итальянскому мастеру Петру Фрязину построить в Нижнем Новгороде каменный кремль1608.
Москва продолжает манипулировать казанскими царями
В 1517 г. в Казани разразился династический кризис. Мухаммад-Амин тяжело заболел и находился при смерти. Казанцы обратились к Василию III, прося прислать к ним принца Абдул-Латифа, чтобы передать ему царскую корону.
Надобно сказать, что Латиф, пребывая на службе московского великого князя, частенько попадал к нему в немилость. Вот и сейчас он коротал дни в заключении. Тем не менее ради такого случая Василий III выпустил царевича из «нятства» и снял с него опалу1609. Новый московский ставленник, казалось, был найден, но 19 ноября 1517 г. Абдул-Латиф скоропостижно умер1610. Примерно через год, 29 декабря 1518 г., скончался Мухаммед-Амин1611.
Никоновская летопись изображает дальнейшие события следующим образом. По ее версии, все казанцы – знать и простые люди, согласные между собой, – написали Василию III грамоту: «Земля Казанская Божия да и твоя Государь; и ты бы, государь, пожаловал, о нас омыслил и о всей земле казанской и о господаре бы еси пожаловал нам омыслить, как нам вперед быти»1612.
Летописец в данном случае несколько покривил душой. Конечно, не вся Казанская земля искала милости у московского великого князя. С таким заявлением выступили сторонники московской партии, периодически набиравшей силу в Казани. В начале января 1519 г. из Москвы на Волгу примчался гонец с вестью, что Василий III жалует казанцев царем из касимовской ветви – Шигалеем (Шах-Али), сыном царевича Шейх-Аулеяра.
Казанцы восприняли это назначение как неизбежность – одни обрадовались, другие задумались и загрустили. 1 марта 1519 г. тринадцатилетний мальчишка Шах-Али был утвержден казанским царем на условиях, которые существовали между Москвой и Казанью при Мухаммед-Амине1613. Нетрудно было догадаться, что управлять государством при нем будут московские советники.
Как это не раз бывало прежде, сажать на царство нового царя приехали знатные московские вельможи – князь Дмитрий Федорович Бельский с большой компанией1614. Шах-Али принял из рук Бельского корону, дал князю письменную клятву, «что ему, будучи в Казани, дела (московские) беречь» и вместе со всею Казанской землей неотступно быть в воле Василия III «до своего живота».
Такую же клятву дали Москве казанские князья1615. Многие из них ставили подписи лишь для отвода глаз. Из-за чрезмерного присутствия русского элемента в городе снова поднимались антимосковские настроения.
«В Казани Шах-Али был непопулярен. Русское засилье при дворе малолетнего хана достигло крайних пределов. В сущности, государством управлял русский посол Федор Андреевич Карпов, который считал необходимым вмешиваться во все внутренние дела. В Казани стоял русский военный отряд, введенный под предлогом обеспечить русских от возможности повторения резни 1505 года»1616.
Нетрудно было догадаться, что полуколониальный статус Казани не будет сохраняться вечно; когда-нибудь да захочется Москве заменить казанских марионеточных царей на русских наместников. При Василии III Москва начала отнимать у Польши и Литвы южнорусские земли. Ее завоевательная активность возрастала, и это могло отразиться на положении Казани.
Противники московского господства стали искать помощь вовне, понимая, что в одиночку им не справиться, и обратили взоры к семейству крымского хана. Это был безусловный риск с их стороны, ведь в Бахчисарае тоже вынашивались планы прибрать Казанское царство к рукам. Тем не менее другого выхода не существовало, и оппозиции пришлось лавировать между двумя враждебными силами.
К 1521 г. антимосковские настроения в Казани переросли в заговор. Его нити тянулись на Крымский полуостров к сыну крымского хана Сахиб-Гирею (Сахибу). Именно его заговорщики уговорили захватить казанский трон.
Юный Шах-Али был свергнут.
Посол Карпов и воевода Поджогин оказались совершенно не готовы к перевороту, до такой степени они верили в прочность своей колониальной власти. При появлении крымских войск оба полностью растерялись и не предприняли никаких защитных мер.
Сахиб-Гирей въехал в Казань без всякого сопротивления с их стороны. «Немедленно начался погром, русские лавки были разбиты, дома касимовских выходцев и русских купцов … разграблены, все русские арестованы»1617. По сообщению Казанского летописца, в резне погибло 5 тысяч касимовских татар из ханской гвардии и тысяча ратников воеводы Поджогина1618.
Свергнутого Шах-Али и московских бояр с отрядом в 300 человек Сахиб-Гирей выслал из Казани1619.
Неудача Сахиб-Гирея. Спаситель Сафа-Гирей
Царь Сахиб-Гирей взялся править Казанью жесткой рукой и сурово расправлялся с врагами. При нем колониальная московская администрация была разгромлена, а все, кто так или иначе сотрудничал с Москвой, расстались с жизнью на плахе или в петле. В подтверждение этому источники сообщают применительно к 1523 г., что Сахиб-Гирей много зла сотворил христианам «и кровь пролил яко воду». Московский посланник Василий Юрьевич Поджогин, видимо содержавшийся до этой даты в плену, был убит1620.
М.Г. Худяков считал, что с этих кровавых событий начинается новый период в жизни казанского народа: «происходит рост национального самосознания, поднимается волна протеста против иноземного гнета, организуется не только пассивная, но и активная оборона страны. Казанский народ делает усилия освободиться от русского протектората…»1621
Правительство Василия III еще больше подтолкнуло рост татарского недовольства, когда в 1524 г., вскоре после изгнания казанцами Шах-Али, оно, чтобы нанести вред взбунтовавшейся Казани, запретило русским купцам посещать казанскую ярмарку и назначило место для собственного торжища в Нижегородском уезде.
Так появилась на Волге знаменитая Макарьевская ярмарка. Эта мера была чисто политической и поначалу нанесла много вреда жителям Московского государства, которые почувствовали сильный недостаток в товарах с Каспия, из Персии и Армении. Особенно больно ударило по гастрономическим привычкам москвичей сокращение завоза астраханской соленой рыбы1622. Но и казанская торговля на Гостином острове сильно пострадала от московского запрета.
Казнь московского посланника показала, что настроения в Казани радикализуются. Эфемерные симпатии к Москве, и без того до крайности слабые, полностью сошли на нет. Московская дипломатия не смогла справиться с татарским «бунтом», и лидирующие позиции при дворе Василия III вновь перехватили воеводы.
Генералы уверены, что в международной политике нет средства лучше хорошей войны. На сей раз их мнение совпало с чаяниями великого князя. И вот, 23 августа 1525 г. москвичи в полном вооружении уже стояли под Нижним Новгородом, готовые к возмездию и захватам.
Первым с судовой ратью на Казань двинулся изгнанный царь Шах-Али. Вслед за ним вниз по Волге плыли суда с отрядами из разных городов. Полем, по берегу реки шло несметное конное войско1623. В.Н. Татищев подтверждает, что к казанской войне привлекались огромные силы1624. Василий III отдал приказ нанести казанцам максимальный вред и повсеместно «пленить Казанские места»1625. Сделать это одним-двумя полками было невозможно. Ход военных событий 1525 г. – и это уже не в первый раз – слабо отражен в русских летописных источниках. Никоновская летопись сообщает лишь, что «великого князя воеводы Казанские места плениша, возвратишася здравы, много плена с собой приведоша»1626.
Однако даже этой краткой формулировки достаточно, чтобы сделать правильные выводы. Во-первых, в конце лета 1525 г. москвичи не столкнулись с сильным сопротивлением со стороны татар, а во-вторых, они, скорее всего, разорили и разграбили не один только казанский уезд. Грандиозный поход Василия III на Казань и массовые бесчинства русских полков в провинциях вызвали волнения в казанской столице. Влияние партии Сахиб-Гирея, устранившегося от организации отпора, упало и ему срочно пришлось бежать в Крым.
Пока полки Василия III хозяйничали в казанских волостях, великий князь приказал поставить в устье Суры крепость Василь-град. С ее появлением граница Московского государства, проходившая до этого по реке Сундовик, отодвинулась на 70 верст к югу. Дорога до Казани сократилась на одну треть. Таким образом, Москва заявляла о расширении своего присутствия на Средней Волге.
Казанцы отнеслись к этому со всей серьезностью и после бегства одного крымского царевича пригласили к себе другого: на смену Сахиб-Гирею поспешил его брат Сафа-Гирей.
Чтобы помешать его воцарению, на Казань снова двинулось большое московское войско. В двадцати верстах от татарской столицы на левом берегу Волги состоялась битва. Татар поддержали горные черемисы и чуваши, однако «на том бою» коалиция поволжских народов была разбита. Внушительные московские силы подступили к Казани и завершили разгром противника. Сопротивление было сломлено, и казанцам пришлось капитулировать. Сафа-Гирей и вся казанская знать били челом московским воеводам1627, то есть официально признали протекторат Москвы. Гирей усидел на троне лишь потому, что при московском дворе решили не раздражать его отставкой крымского хана.
В Казань для надзора и восстановления московской власти отправились посол князь Василий Данилович Пенков и дьяк Афанасий Федорович Курицын1628. Этап нормализации отношений затянулся до лета 1529 года. Все это время Сафа-Гирей делал вид, что готов во всем подчиниться Москве. К Василию III приезжали его послы и подтверждали готовность царя помириться на московских условиях. Дипломатия Афанасия Курицына, казалось, приносила успех, но тут вдруг Казань отступилась от своих клятв и снова взялась за старое. Есть летописное упоминание, что казанцы учинили великую «нечесть и срамоту» одному из московских послов1629.
На языке большой политики это походило на «казус белли», то есть было поводом для объявления войны. Хлипкий мир рухнул, толком не начавшись. Казань приготовилась к худшему сценарию, и наступления Москвы долго ждать не пришлось.
Войной на Казань. Эпизод 1530 года
Василий III перешел к боевым действиям на следующий же год. Москва никогда не мелочилась, снаряжаясь на казанские войны. Вот и теперь судовая и конная рати были столь велики, что казанцы даже не решились дать им бой и позволили всей массе войск беспрепятственно переправиться на левый берег Волги. Сафа-Гирею практически нечем было сопротивляться Москве. Некоторую поддержку ему оказали ногайский царевич Мамай Мырзин, князь Яглыч со своими людьми и «азтороканские люди». С этой малочисленной подмогой Сафа-Гирей вышел-таки против грозного противника, проиграл сражение и со многими потерями укрылся в Казани.
Москвичи подвели к казанской столице артиллерию и начали бить по жилым кварталам из пушек и пищалей. Среди мирных жителей резко возросли потери. Чтобы не допустить еще больших жертв, казанцы выбросили белый флаг и начали сдаваться. Они обещали Москве принять царя, угодного великому князю, и жить по московской указке. Победоносное войско Василия III повернуло обратно1630. Сафа-Гирей остался в положении полуцаря-полуизгнанника, то ли правителя, то ли изгоя, которого разбили в войне, но не удосужились свергнуть.
Можно ли назначить суверенного правителя?
В Москве политическая судьба Сафа-Гирея была уже решена. Крымский царевич на казанском троне – в этом было слишком много экзотики. Москва любила сама сажать царей в своем протекторате. Дело оставалось за малым – требовалось найти новую кандидатуру. Однако на ком остановиться? Нужен был свой верный человек и одновременно слабый политик.
Василий III оказался в положении, столь свойственном властителям колониальных империй: при наличии огромного штата людей им всегда трудно было подыскать нужного исполнителя. В случае с Казанью, которую проглотили только до половины, дело осложнялось династическим этикетом. Любой правитель здесь пока еще не годился – обязательно требовался татарский царевич.
Василий III хотел вернуть на трон недавно свергнутого Шах-Али. За него, в частности, просил симпатизировавший Василию III казанский посол Табай-князь. Интересы Москвы и ее сторонников в Казани, обретших голос после поражения Сафа-Гирея, вроде бы совпадали. Партия Табай-князя стремилась получить на трон Шах-Али, от которого ожидалось, что он ни в чем не будет «грубить» казанской земле1631. Для Москвы было выгодно представить дело так, что казанцы сами изгоняют с трона крымского царевича и просят себе царя у московского великого князя.
Посоветовавшись с боярами и съездив на охоту, Василий III решился на казанскую рокировку. В это самое время в Москву поступили известия, сильно облегчившие эту задачу. В них сообщалось, что Сафа-Гирей поднял мятеж и уже готовился истребить московских служилых людей, но царевна, Булат-князь, Качигалей-мурза и прочие казанцы вплоть до самых простых людей не дали свершиться злодеянию. Они выгнали Сафа-Гирея из Казани, а ногаев и крымцев из его окружения перебили1632.
На самом деле Василий III уже заранее был в курсе происходящего. Он даже приложил руку к этим событиям. После переговоров с Табай-князем он отправил в Казань грамоту, в которой обещал жителям беречь и любить всех, кто признает его господство. Нашлись те, кто купился на эту грубую ложь.
Теперь, когда почва была подготовлена, можно было сажать на казанский трон царевича Шах-Али. Однако после изгнания его предшественника казанская знать раскололась, и большинство мурз и князей вскоре отмежевались от откровенно промосковской партии Табай-князя.
Лидеры нового направления – Булат-князь, Качигалей-мурза и другие влиятельные татары – убедили Василия III дать им в цари юного Джан-Али (Еналея), Шейх-Аулеярова сына, которому было тогда пятнадцать лет. Их расчеты строились на том, что мальчиком можно будет управлять в своих интересах. Василий III внял просьбам казанской знати, полагая, видимо, что при любом царе он все равно остается главной фигурой в Казани.
Новый царь прибыл в Казань вместе с послами-жалобщиками и московскими сторожами – Яковом Григорьевичем Морозовым и Афанасием Курицыным. 14 июня Джан-Али прислал Василию III сообщение, что «его государевым жалованием сел на царство»1633.
Колониальный политический цикл замкнулся. Зимой 1533 г. в Казани был пойман неудачник Шах-Али1634, прятавшийся от неизвестности и все еще мечтавший занять казанский трон. Его вывезли в Москву и дали в управление Каширу и Серпухов1635. Правда, вскоре Шах-Али попал в большую немилость за тайные сношения с Казанью и другими государствами. Василий III выслал его на Белоозеро и заключил под домашний арест1636. При московском доминате марионеточные казанские цари легко меняли царскую корону на робу государственных преступников и арестантов.