Заключительная
Щедрый подарок Ермака Тимофеевича. Магия Урала и Сибири
Первыми в район Северо-Западного Урала проникли еще средневековые новгородские купцы. Уже в XIII в. они прочно владели Югрой и хозяйничали в стойбищах, занятых вогуличами.
Москва стала проявлять интерес к этому региону в XV веке. Как и новгородцев, ее интересовали богатые экспортной пушниной подвинские и печерские места. В 1465 г. московский воевода Василий Скрябин впервые собрал с югорских хантов и манси дань в пользу московского великого князя. Воевода Федор Пестрый в 1472 г. подчинил Москве Великую Пермь и основал в Приуралье укрепленный городок Чердынь. С падением независимости Новгорода при Иване III все его северные провинции, включая Печору, вошли в состав Московского великого княжества2393.
Западная Сибирь не являлась для россиян абсолютной «terra incognita». В Москве имели представление о том, что примерно в XIV в. в районе реки Тобол стало складываться государство сибирских татар – Тюменское ханство2394. Слышали москвичи и о том, как в начале XV в. чингизид Хаджи-Мухаммед покорил ишимских татар и основал город Кызыл в месте слияния Туры с Ишимом, и о том, что в конце XV в. при хане Ибаке Тюменское царство достигло своего расцвета, охватив территорию от рек Туры, Тавды и Тобола до Ишима2395.
До середины XVI в. сибирским народам не приходилось напрямую сталкиваться с московской колониальной политикой.
Однако после завоевания Казани и Астрахани жизнь Западной Сибири изменилась. Цепь татарских юртов, тянувшаяся от Крыма до Сибири, была разорвана, и татарский мир вступил в кризис. В 1554 г. ногайский князь Исмаил присягнул на верность Ивану Грозному.
Для соседа ногаев – сибирского хана Едигера – эта новость стала сигналом пересмотреть отношение к России, мощь которой на восточном направлении ее экспансии была в то время неоспоримой.
С другой стороны, резкому развороту Едигера к Москве способствовало война, развязанная против Сибирского царства его опасным противником в лице хана Кучума, сына бухарского правителя Муртазы. Кучум намерен был завоевать Сибирь с помощь узбекских, ногайских и башкирских кочевников, и кое-что у него получалось.
Едигер, его соправитель Бекбулат и высшие мурзы Сибирского царства оказались в крайне затруднительном положении и последовали примеру князя Исмаила, обратившись за покровительством к русскому царю. Это случилось в январе 1555 года. Сибирские мурзы просили Ивана взять «всю землю Сибирскую … в свое имя», защитить от всех «сторон», положить на них свою дань и сообщить конкретный адрес ее пересылки (указать «дорогу…, кому дань собирать»). Иван принял предложение как должное и объявил, что не прочь стать покровителем и защитником сибирских народов2396.
Формальное господство и выгодные даннические отношения с Сибирью сами просились в руки Ивану Грозному. Едигер обещал платить ему по соболю и сибирской белке с каждого черного человека, а их в Сибирском царстве числилось 30 700 человек2397. Партия в тридцать с лишним тысяч соболей стоила на европейском рынке несметных денег, а вместе с таким же количеством белок сибирская дань могла дать Ивановой казне приличный доход.
Чтобы все эти посулы и обещания Едигера стали реальностью, от Москвы требовалось выслать в Сибирь небольшой отряд ратников и оказать Едигеру помощь в войне с Кучумом. Однако ничего этого сделано не было. Сибирский царь не получил из России необходимой поддержки ни в 1555 г., ни в течение следующих восьми лет. В результате к 1563 г. он проиграл войну Кучуму, попал вместе с Бекбулатом в плен и был казнен.
Смена власти свела на нет и без того номинальное господство Москвы над Сибирским царством. Лишь в марте 1569 г. московское правительство забросило за Уральские горы пробный шар. Грамота Ивана Грозного напоминала новому правителю Сибири о том, что он царский данник и должен московскому двору кругленькую сумму, или, говоря точнее, несколько партий драгоценной пушнины.
Кучум прислал Грозному ответ, исполненный царского достоинства. Он называл себя в нем вольным человеком и ни словом не обмолвился о сомнительных долгах. Да и почему он должен был о них писать? А тем более выплачивать? Даже Едигер не заплатил Ивану ни единой белки, потому что Москва не выполнила букву договора о дружбе и подданстве. Тем более этого не стал бы делать Кучум, объективно «освободивший» Сибирь от московской зависимости.
Резкость и неуступчивость Кучума, однако, имели под собой довольно шаткое основание. В год, когда велись переговоры, крымские татары, поддержанные Турцией, договорились было отвоевать у Грозного Астрахань, и Едигер мог позволить себе дерзость в отношениях с Москвой.
Когда же выяснилось, что планы Крыма и турок насчет Астрахани провалились, Едигеру пришлось срочно менять тональность, ибо он остался с Московией один на один. Скрепя сердце сибирский хан согласился считать Ивана старейшим братом и предпринял шаги, чтобы как можно скорее добиться с ним примирения. В 1571 г. он направил к «крестьянскому белому царю» послов и дань в тысячу соболей. В грамоте Кучум писал, «чтобы его царь и великий князь взял в свои руки, а дань со всей Сибирской земли имал по прежнему обычаю»2398.
Понятно, что искренности в заявления Кучума не было ни на грош. К гибкой дипломатии его склонило военное превосходство Ивана Грозного. Не случайно, что вскоре Кучум изменил своему слову и отказался подчиняться Москве. К этому его сподвигли трудности Ивана в Ливонской войне и возродившиеся надежды на помощь крымского хана, который периодически наносил Московскому царству чувствительные удары в то время, пока московиты жестоко терзали Ливонию.
Кучум решился покончить с русским влиянием на территории от Южного Урала до Нижней Оби. Его отряды в 1573 г. проникли через Уральские горы, вышли на Чусовую и подчинили себе землю хантов и манси. На Чусовой люди Кучума захватили московского посла, шедшего с миссией в Казахскую Орду, и убили его вместе с отрядом служилых татар2399.
Будучи натурой деятельной, Кучум сумел объединить под своей властью обширные регионы. Кроме хантов и манси, живших на Оби и Урале, ему присягнули другие соседние племена, а также некоторые башкирские улусы, кочевавшие на восточных отрогах Среднего Урала2400.
На рубеже 70–80-х гг. XVI в. Кучум послал войско на Чердынь с тем, чтобы изгнать москвичей из Великой Перми. Как пишет Р.Г. Скрынников: «Война не принесла ему победы, но русские поселения в районе Чердыни и камских городков оказались основательно разорены»2401.
К этому стоило бы добавить, что русские поселения в Приуралье появились как пограничные форпосты в захваченных и присоединенных колониях. Восточный московский фронтир сталкивался с типичными трудностями колониального пограничья, отделявшего завоеванное пространство от свободной зоны. В данном случае Кучум действовал так же, как действовала Москва – он пытался захватить то, что ему не принадлежало. Приуралье было землей местных народов, для которых сибирский хан и русский царь одинаково были захватчиками и поработителями.
Почему Строгановы? Столкновения неизбежны
В годы правления Ивана Грозного необычайно поднялся и разбогател торговый дом Аникея Строганова. Долгие годы центром соляной промышленности братьев Строгановых оставалась Соль Вычегодская. Однако по мере роста и процветания компании Аникей задумал расширить соледобычу и перенести ее центр в Пермский край.
На одном из приемов в Кремле он предложил Ивану Грозному проект развития своего бизнеса, но одновременно заявил, что готов за собственный счет оборонять камские места «от ногайских людей и от иных орд». Для этого Строганов вызвался выстроить на Каме городок и оснастить его пушками. Царь и купец ударили по рукам. Впрочем, Аника был бы плохим предпринимателем, если бы не ухитрился выпросить у Ивана казенную льготу сроком на двадцать лет2402.
В чем же была прелесть концепции сольвычегодского купца Строганова? А в том, что Аника, по сути дела, воспринял передовой опыт англичан и создал в России первую управляющую компанию по эксплуатации колониальных ресурсов Сибири.
Формально Строгановы получили в управление земли по эту сторону Урала, но интересы дела обычно не ведают границ. Располагая сравнительно крупными военными силами, солепромышленники не прочь были поставить свои варницы в Зауралье. Для этого им нужно было завладеть Сибирским царством. По некоторым сведениям, они уже в 1574 г. имели в своем распоряжении льготную грамоту от Ивана Грозного на сибирские земли и разрешение строить крепости на Тоболе, Иртыше и Оби2403.
Однако до поры до времени Строгановы побаивались выступать против сибирского хана, который мог дать им решительный отпор2404. Так, собственно, и случилось, когда компания Строгановых построила в Зауралье несколько русских слобод. Татары Кучума немедленно их сожгли и заново покорили местное население.
Для успешных действий за Камнем, как называли тогда Уральские горы, Строгановым нужна была поддержка государства, но Московское царство пока было физически не готово проглотить еще один кусок азиатского пирога.
Головной вор Ермак Тимофеевич
К числу самых буйных казацких атаманов на Волге в 1570-е гг. принадлежал Еремей (Ермак) Тимофеевич. Бок о бок с ним промышляли грабежом и убийствами Иван Кольцо, осужденный Грозным на смерть, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряков.
Эти весьма незаурядные личности были речными пиратами и разбойниками. Они нападали на ногаев, азовцев и крымцев, но также, разъезжая по Волге, грабили царские и купеческие суда, бесчестили послов и досаждали простому люду. Ивану пришлось даже посылать против них воевод с большими отрядами ратников. На казаков началась настоящая охота – их вылавливали и беспощадно казнили2405.
В этот, прямо скажем, непростой момент люди Ермака Тимофеевича решили перейти на службу к Строгановым, которые давно уже предлагали вольным атаманам сменить амплуа и взяться за «честную» работу. «Имеем крепости и земли, – писали солепромышленники казакам, – и мало дружины: идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства»2406. И вот потребности капитала совпали с желанием разбойников.
Халиф на час
С этого контракта, собственно, и началось завоевание Сибири, воспетое в фольклоре как важный акт борьбы христиан с «безбожными татарами». Иван Грозный имел к нему весьма отдаленное отношение; он виноват разве только в том, что начал преследовать волго-камских пиратов. И даже Строгановы не приказывали казакам уничтожать Сибирское царство.
В деяниях Ермака с товарищами правильнее видеть позднейшую реплику средневековой славянской колонизации, чем заключительный акт великой русской экспансии. В них также прослеживается начало новой колонизационной эпохи, которая наступит после Смутного времени и уже не будет связана с экспансионистскими установками династии Рюриковичей.
Никоновская летопись рассказывает, как атаман Ермак с отрядом в 540 человек бежал на Каму и водным путем дошел до реки Чусовой, где находилась «вотчина Строгановых». Из расспросов местных людей казаки впервые узнали о существовании Сибирского царства. Большинство из них перешло на службу к Строгановым.
Но меньшая часть желала выторговать у государя прощение, прекрасно понимая, что, как только они вернуться на Волгу, их тут же переловят и повесят. Главным в этой группе активистов был атаман Ермак. Он собрал 50 единомышленников и решил захватить Сибирь, чтобы поднести ее как дар Ивану Грозному в знак покорности и примирения.
По рекам, переправляясь с одной на другую, Ермак добрался, наконец, до городка, где кочевал князь Кучум, и начал его преследовать.
В нескольких стычках, продолжавшихся «по многие дни», Кучум потерял много людей и вынужден был бежать. Его царица и сыновья попали к казакам в плен. Ермак превратился в завоевателя Сибири и на радостях отправил посыльных к царю, докладывать о своем деянии.
Однако к тому времени Иван Грозный уже умер. Не зная об этом, Ермак, по своей воле, «начал приводить под царскую руку всю Сибирскую землю и иные многие государства». С покорных он брал слово о верности московскому царю, а с непокорными вступал в сражения, брал в плен и «побивал».
В Москве посольство Ермака принимал уже царь Федор Иванович. Новость о завоевании Сибири была неожиданной, и при дворе не очень хорошо понимали, как быть с землей, лежащей за две тысячи верст от столицы.
Борис Годунов послал в Сибирь своих воевод Семена Болховского и Ивана Глухова разбираться на месте, что делать дальше. Как бы то ни было, но Ермаку было отправлено великое государево жалованье. Заслуги бывшего висельника были официально признаны государством. В Москве подумали и решили назначить простого казака на должность сибирского князя: «а к Ермаку повеле государь написати не атаманом, но князем Сибирским»2407.
Сибирь защищается. Строительство Тюмени и Тобольска
Завоеванным царством, обширнейшим по своей территории, нужно было как-то управлять. Из всех государственных функций у Ермака лучше всего получалось облагать сибирских инородцев данью.
Когда новоиспеченному сибирскому князю пришла весть о бухарских купцах, идущих к нему с торгом, он вместо того, чтобы принять их с распростертыми объятиями, взял с собой атамана Ивана Кольцо, полтораста казаков и двинулся бить бухарцев к реке Вохаю. Ермак не понимал значения международной торговли и намеревался завладеть товарами, вместо того чтобы наладить с Востоком торговый оборот.
По пути казаки остановились на ночлег на маленьком островке и улеглись на отдых, не удосужившись поставить стражу. Кучум, бывший в это время поблизости, получил известие от местных татар о том, что его обидчик безмятежно спит под открытым небом, защищаемый только его разбойничьими богами. Царь дважды посылал своего человека проверять броды к острову, и тот сначала сообщил, что все казаки спят, а потом, по просьбе удивленного Кучума, даже принес от них, спящих, «три пищали да три вязни»2408.
Тогда Кучум напал на беспечных разбойников и всех их перебил. Лишь один казак сумел спастись и принести домой весть о случившемся.
Московский воевода Иван Глухов, атаманы и казаки не стали рисковать жизнью из-за Сибири и поспешили уйти с Иртыша в низовья Оби. Они доплыли до Березова, а дальше через Камень добрались до Волги и до Москвы.
Федор Иванович не стал наказывать беглецов за трусость, а его фактический соправитель Борис Годунов послал в Сибирь большой отряд ратных людей. Около Тюменского городища они поставили первый русский город в Западной Сибири и назвали его Тюменью. Из Тюмени к устью Тобола и Иртыша были посланы ратники строить Тобольский острог. Тобольску уготовано было надолго стать «в том Сибирском царстве» стольным городом 2409.
В 1590-е гг. правительство Федора Ивановича предприняло ряд усилий, чтобы увековечить русское присутствие в Сибири. Тогда за Урал послали многих бояр и «многие орды» служилых татар. Этими силами «к Сибирскому царствию» были приведены «разные языки» и построены города «Тару, Березов, Сургут» и много других2410.
Шведский историк и дипломат Петр Петрей, дважды побывавший в России начала XVII в., писал, что жители Сибири прежде находились под властью казанских царей и не имели крепостей и городов. Когда же великий князь московский завоевал и привел в свое подданство Сибирское ханство, он велел устроить там семь городов и местечек, чтобы населить их русскими2411. Также Петрей указывал, что сибирцы платят великому князю дань по большей части мехами2412.
Поволжье, Приуралье и Западная Сибирь все отчетливее приобретали статус наиболее ценных и значимых колоний России. И чем плотнее заселялись восточные земли Московской империи ссыльными и колонистами, тем с большим убеждением в России считали Волгу – русской рекой, а Уральские горы – кладезем русских самоцветов.
Расширение южных пределов. Южные пределы – Черкесия
При Иване Грозном в сферу влияния Московского царства впервые попали кавказские народы. Началась долгая история трагических взаимоотношений жителей Кавказа с Россией, закончившаяся овладением всем кавказским ареалом и берегами Каспийского и Черного морей.
Первыми в сферу московского влияния попали черкесские князья. После гибели Астраханского царства Москва вплотную приблизилась к Северному Кавказу, этого факта трудно было не принимать в расчет. Она стала третьей крупной державой, наряду с Крымским ханством и Османской империей, получившей рычаги влияния на местные народы.
Черкесия находилась тогда в конфронтации с Крымом и Турцией, и, как это часто бывает с теми, кто оказался между двух огней, черкесам пришлось решиться на нелегкий выбор. Большинство их решило принять сторону Москвы. В августе 1555 г. в русскую столицу прибыла из Черкасс многочисленная партия князей в сопровождении посла Андрея Щепотева. Черкесы отдавали себя в московское «холопство», как пишет летопись, но за это просили у Ивана военной помощи на «Турские города», на Азов и «Крымского царя». Некоторые из них тут же пожелали креститься.
Грозный принял новых подданных, но в помощи против султана отказал. Турция была могущественным соперником, а расстояние до ее границ слишком великим для армейских походов. Иван обещал «беречь» Черкесию от крымского хана, но и то по возможности. Единственное, на что он был способен и чем, бесспорно, полюбился черкесским князьям, это подарками и двойным казенным жалованием, на которое он их посадил2413.
Иван поспешил было построить на Тереке русскую крепость, но султан выказал свое недовольство, и затею пришлось прекратить2414.
Тем не менее Россия быстро вошла в роль верховного посредника на Кавказе и впервые продемонстрировала это в 1564 году. В Черкесии одним из влиятельных князей был некий Темрюк Айдарович, особенно выдвинувшийся после того, как стал тестем Ивана Грозного.
Летопись сохранила для нас рассказ о том, как москвичи оказывали помощь Темрюку-князю восстанавливать власть над пятигорскими черкесами. Григорий Плещеев, посланный на подмогу к царскому тестю, застал его в Астрахани, где черкесский князь вместе с сыном Домануком прятался от своих врагов.
В декабре 1563 года русский отряд численностью в 500 стрельцов и 500 казаков с атаманами двинулся в Черкесию. Вместе с немногими людьми Темрюка они вскоре привели в повиновение всех его недругов. Стрельцы и казаки повоевали «Шепшуковы улусы», «Татцкие земли близ Скиньских городков», взяли с боем три города, убили знатного мурзу и многих его людей.
Захваченные города не принадлежали ранее Темрюку, но теперь Григорий Плещеев привел их в его подданство. Летопись сообщает, что в ходе боевых действий было убито много черкесов, многие попали в русский плен2415. Отряд Григория Плещеева оказал Темрюку неоценимую помощь, практически подарив ему власть над Черкесией.
Но далеко не все кавказцы готовы были раболепствовать перед московским царем и уповать на его милость. Хватало тех, кто стремились держаться подальше от московского влияния и сами хотели управлять своей судьбой. Особенно много таких людей жило на каспийском побережье Кавказа, в районе Северного Дагестана.
Шамхальство Тарковское
Самым крупным кавказским государством на Каспии в XVI в. было Тарковское шамхальство.
В русских летописях есть указание, что летом 1560 г., исполняя приказ царя, из Астрахани вышло войско воеводы Черемисинова. Его путь лежал в Тарковскую землю. Возле города Тарки «шавкалский князь» дал русским бой и «бился с ними половину дня», после чего принужден был спрятаться «в горы». Черемисинов занял столицу шамхальства, выжег весь город, переловил окрестных кумыков и вместе с полоном и добычей вернулся в Астрахань2416.
Появление в шамхальстве Черемисинова имело яркий назидательный характер: от Астрахани до Тарковской земли было, в общем-то, подать рукой, и мобильные русские отряды могли практически беспрепятственно добираться до его рубежей. Проблема была лишь во временной слабости астраханского гарнизона, однако по масштабам кавказских стран Черемисинов со своим отрядом казался им крупным военачальником с большой армией.
Тот же самый источник (Никоновская летопись) указывает на другое вторжение московских ратников в Тарковское шамхальство в течение все того же 1560 года. Как говорится в ее тексте, прислал государь новую рать на Крым-Шевкала и, видимо, учинил в его земле немало бедствий. Иначе не смог бы летописец написать, что всею землей тарковцы признали себя неотступно государевыми холопами2417.
Иван Грозный демонстрировал явное стремление покорить закавказские «полуденные» страны. Однако это был тот случай, когда желания превосходили возможности русской экспансии.
Уже после смерти Ивана Грозного в 1594 г. правительство царя Федора Ивановича решилось проверить, действительно ли шамхальские кумыки покорны русскому царю. На Терек был послан воевода князь Андрей Хворостинин со «многими ратными людьми». Ему велено было идти в Шевкальскую землю и поставить в ней два города: на Койсе и в Тарках.
На реке Койсе город кое-как построили. В нем с ратниками окопался воевода Владимир Долгорукий. А вот в Тарках город москвичам поставить не дали: «пришли многие Шевкацкие и Куныцкие люди и Черкасы и государевых людей побили, воеводы же утекли не со многими людьми. И убито было тут … дворян и голов стрелецких и сотников и ратных людей с 3 тысячи»2418.
Одержав победу над русскими полками, горцы тем не менее приняли мудрое решение. Они не стали дожидаться, когда из Москвы или Астрахани к ним прибудут карательные отряды, и в том же году горские, кабардинские и кумыкские князья били челом царю Федору, просились под его государеву высокую руку и поклялись быть Москве «вековечными холопами».
Федор Иванович принял их предложение, простил горских князей и даже пожаловал их многим жалованием, но внутренний конфликт, неопределенность стремлений сохранились и долго портили отношения между кавказской колонией и ее метрополией.
Терские казаки, которых все больше становилось в этих местах, получили от московского правительства наказ оберегать покорных князей с их народами от всяких бед. На другой стороне Терека казаки поставили слободы, и началась их многовековая служба «государю»2419. С этого времени Кавказ начинает существовать, как полупокоренная московская провинция, живущая под присмотром двух казацких округов и под зорким оком московского начальства.
Вынужденное подданство Грузии
Исключением из общего правила кажется только добровольный переход в русское подданство Грузии. В 1594 г. кахетинский царь Александр, притесняемый персами и турками, просил от имени грузинского народа, чтобы единственный православный государь принял их в число своих подданных2420.
Как только это свершилось, в Тифлис зачастили московские священники. Они возили в грузинскую землю образы, книги, ризы и всякое, что нужно для церкви2421. Грузия получила от Москвы защиту и, возможно, благодаря этому смогла сохранить свою древнюю уникальную культуру.
И все же, присоединившись к Москве, грузины влились в общую массу обитателей русских окраинных колоний, и это обстоятельство отразилось на их дальнейшей судьбе. Благодаря России грузины сохранились как народ, но из-за нее же надолго потеряли самостоятельность.
О поставлении «украйных» городов
Из всех врагов Московского царства в XVI в. его настоящей, а не мнимой, головной болью было Крымское ханство и соседствующая с ним Малая Ногайская Орда. Не ливонцы, не казанские и астраханские цари, а крымские ханы представляли реальную опасность для московского населения, подвергая его частым разорениям и грабительским набегам. Ни кому-нибудь, а крымскому хану Москва ежегодно платила ордынскую дань, поскольку именно Крым был преемником и подлинным наследником Золотой Орды.
Иван Грозный растерял огромное количество людей в Казанской и Ливонской войне, потратив человеческие ресурсы на завоевание, в то время как его юго-западные границы стояли оголенными и полностью открытыми для кочевников.
Первыми славянскими поселенцами будущей Новороссии, в состав которой войдут Таврическая, Екатеринославская и Херсонская губернии, были запорожские казаки, появившиеся на Днепре во второй половине XIV века. Они пришли в этот край не из России, а из Киевщины и Малороссии.
Малороссийские летописцы указывают, что после присоединения Украины к Польше, произошедшем в 1340 г., вольнолюбивая часть украинского населения, те кто «издревле считал себя воинами <…> стали самовольно селиться около реки Днепра, ниже порогов, в пустых местах и диких полях, питаясь рыбными и звериными ловлями и морским разбоем на басурман»2422. Это было активное, но малочисленное население низовьев Днепра, переходивших к северу в бескрайнее Дикое поле.
Лишь в 1580–1590-е гг. в освоение Новороссии включилась Москва. Правительство Федора Ивановича, – которое, к счастью, не вело крупных разорительных войн с соседями, – предприняло действенные меры к защите южных районов страны от крымской опасности. В 1585 г. в бескрайней степи были построены крепости – Ливны, Елец, Воронеж; в 1589 г. – Оскол и Валуйки; в 1599 г. – мощная крепость Царев-Борисов. Граница Московского царства отодвинулась на сотни верст к югу2423. Степные города-крепости населялись «ратными людьми, казаками и стрельцами и жилецкими людьми»2424.
Движение в сторону Дикого поля было последним в XVI в. актом территориального расширения России, но оно уже не имело отношения к русской экспансии, история которой закончилась бесславными событиями Ливонской войны и началом покорения Сибири.
Как русская территориальная экспансия помогала формировать социальные предпосылки Смуты
Районы юга и юго-востока России, о которых говорилось выше, к концу XVI в. вступили в период хозяйственного оживления. Невиданными темпами увеличивалась скорость крестьянской и помещичьей колонизации Южного Черноземья. В Тульском уезде, например, за 1585–1589 гг. размер пашни увеличился не менее чем в два раза! В Каширском уезде к 1589 г. было распахано 2/3 всех пахотных земель; в Свияжском уезде под Казанью к концу века распахали 9/10 всей пашни.
Черноземная целина давала огромные урожаи, которые в три, четыре и даже в пять раз превосходили урожайность подмосковных земель. Полей в Черноземье было так много, что чиновники долго не могли наладить земельный учет. Те, кому удавалось перебраться на Юг, не бедствовали: в источниках есть упоминания о хозяйствах с многолетними запасами зерна или о сборах урожая в восемьдесят, сто, сто пятьдесят четвертей ржи при том, что среднегодовая норма потребления на одного человека составляла четыре четверти2425.
Можно, конечно, сказать, что эту радостную жизнь подготовил для своего народа Иван Грозный, захватив Поволжье и подтолкнув правительство Федора Ивановича к наступлению на Дикое поле. Но все ли на Руси радовались высоким урожаям Черноземья?
В то же самое время, когда счастливые колонисты засевали рожью свои бескрайние поля, центральные районы Московского государства стремительно пустели. Пик обезлюдения старомосковских районов пришелся на 1570–1580-е годы. Особенно тяжелое положение сложилось в Новгородской земле, где после голода 1557 г. и зверств опричнины осталось не больше десяти процентов прежнего населения2426. Даже в столичном Московском уезде в 1585 г. обрабатывалась только 1/8 часть посевных площадей2427.
Разорительные войны, непомерные налоги, нищета, голод и страшные эпидемии Ивановой эпохи привели русский народ к полному обнищанию. Великороссу, оставшемуся сидеть на старых местах, судьба предлагала скудный выбор: записываться в крепостные, податься в разбойники или идти на веки вечные в холопы2428. Для всех остальных единственным способом выжить было переселение на дальние хлеборобные окраины. Новоприходцы в каком-нибудь Тульском, Орловском или Елецком уезде, записываясь в писцовые книги, чаще всего скрывали свои отчества, опасаясь сыска и возврата в центральную часть России2429.
Русская экспансия создала во второй половине XVI в. нелепую ситуацию, когда численности населения не хватало, чтобы равномерно обеспечивать возросшую территорию рабочими руками2430. За годы своего правления Иван Грозный погубил в войнах и под пытками так много подданных, что проблема, созданная территориальным расширением, стала неразрешимой при старых социальных порядках.
Логика событий подсказывала, что русское крестьянство должно быть принесено в жертву территориальному гигантизму. И вот уже в 1570–1580-е гг., несмотря на действующие нормы Судебника Ивана Грозного (1550 г.), начинается усиленное закрепощение одних крестьян и превращение в холопов – других. В 1597 г. прикрепление русского земледельца к земле было оформлено указом о 5-летнем сроке сыска беглых крестьян.
Не стоит и объяснять, с каким настроением воспринималась эта новость. Но и среди землевладельцев не было полного единства: монастыри, крупные бояре и помещики, владевшие землей в Центре, выступали за скорейшее прикрепление крестьян и возврат беглых рабочих рук. Помещики Юга, напротив, готовы были и дальше принимать беглецов из Центра; в полицейских мерах правительства они видели опасность для своего экономического положения. Дворянство черноземных окраин несло бремя защиты границ и потому считало себя вправе принимать колонистов из центральных уездов.
Крестьянский вопрос, спровоцированный московской экспансией, расколол русское общество и подготовил его к Смуте и гражданской войне.
От рода русского
Иван Грозный был потомком русского рода Рюриковичей и в то же время не считал себя русским. Как это могло случиться? Не миф ли это, созданный заезжими путешественниками?
Действительно, отечественные источники не упоминают о русофобстве Ивана, и вся информация на сей счет получена от иностранцев. Вот английский поэт и дипломат XVI в. Джайлс Флетчер пишет, будто московский царь Иван «часто гордился, что предки его не Русские, как бы гнушаясь своим происхождением от Русской крови». «Я не Русский, предки мои Германцы», – сказал однажды Иван английскому ювелиру, да еще и предупредил его, что «русские мои все воры» и золото от них лучше поберечь2431.
Другой иностранец, участник Ливонской войны Рейнгольд Гейденштейн, в «Записках о Московской войне» упоминает о письме Ивана Грозного к королю Августу, в котором тот «выводил свой род от какого-то Прусса, брата Августа Цезаря, никому раньше неизвестного»2432.
Есть у нас и третий иностранный свидетель, – ливонец Бальтазар Рюссов. В своей «Хронике» он упоминал о том, как царские посланцы Таубе и Крузе рассказывали жителям Ревеля, что Иван Грозный «всемилостивейший государь <…> немецкого происхождения, из баварского рода»2433.
Все три источника, повествующие о странном отношении Ивана Грозного к русским и всему русскому, имеют иностранное происхождение. Поэтому многие им не верят. Однако возникает вопрос: не все ли равно было Флетчеру, Гейденштейну и Рюссову – людям, кстати, между собой совершенно незнакомым, – как относится Иван Грозный к своей родословной и своему происхождению?
Мне кажется, что для них он был именно русским царем и приписывать ему русофобские черты у иностранцев не было оснований. Открою читателям профессиональную тайну: исторической науке давно известно, что Иван Грозный много лет вынашивал идею родовой принадлежности Рюриковичей к римскому императору Августу. Тем самым он хотел возвеличить свою власть и обосновать претензии на Ливонию.
Парадокс ситуации заключался в том, что Иван Грозный в некотором смысле был прав, отказываясь признавать свою русскость, ибо русскими, то есть великороссами, были теперь его подданные, а московские цари, отдавшие им свое родовое имя, все еще ощущали себя представителями элитной группы, не равной тому народу, над которым они господствовали.
Случилось так, что идея территориального расширения, с которой русы когда-то пришли в Восточную Европу, стала частью национальной парадигмы великороссов XVI и следующих веков. Последний из московских Рюриковичей умрет в 1598 г., но и без старой династии Россия еще несколько веков будет активно раздвигать свои границы.
Так, вырастающая из территориальной экспансии, возникала иллюзия единства русского народа и русского царя. Уходящая в прошлое династия и продолжающий жить народ, в известном смысле, поменялись ролями: Рюрикович Иван Грозный не прочь был сменить русский камзол на английский и превратиться в британского аристократа, а великороссы с удовольствием примеряли одежды имперской нации и строились в ряды, чтобы раздвигать ее границы.
Однако империя Рюриковичей не могла существовать без своих создателей. Требовалась ее трансформация. Вымирание семьи – явление обыденное в человеческой жизни – в случае с Рюриковичами «повело к борьбе политической и социальной, сначала к политической – за образ правления, потом к социальной – к усобице общественных классов»2434. Так сложилась еще одна предпосылка гражданской войны начала XVII века.
По сути дела, исторический путь, пройденный Рюриковичами, заканчивался тупиком. Они начертали своему народу историю, которая в итоге привела к Смуте и распаду основ государства, построенного на завоевании.
«Смута, – писал В.О. Ключевский, – началась аристократическими происками большого боярства, восставшего против неограниченной власти новых царей». Затем ее развивало «столичное гвардейское дворянство», испугавшееся «олигархических замыслов первостатейной знати». «За столичными дворянами поднялось рядовое провинциальное дворянство, пожелавшее быть властителем страны; оно увлекло за собою неслужилые земские классы, поднявшиеся против всякого государственного порядка, во имя личных льгот, во имя анархии»2435.
Итак, государственный порядок, возведенный династией Рюриковичей, рухнул, никем не поддержанный, казалось бы, навсегда похоронив под собой породившую его идею. Великороссы хотели свободы от недостатков прежней формы правления, но не умели с ней управляться и развязали гражданскую войну. Память о русской корпорации и наследство русской экспансии не оставляли им другого выбора. Россия не хотела больше жить под Рюриковичами и одновременно не могла жить без порожденной ими централизации и концентрации власти.
Парадоксальным образом тирания Грозного, вызванная внутренними страхами члена правящего клана, воспринималась современниками как единственное средство восстановления справедливости и наказания корыстолюбивой знати.
Династия умерла, но имперская душа великоросса благодарила ее за взятие Казани и присоединение Астрахани. Рюриковичи вскоре заменятся Романовыми, но гордость завоевателей (спасителей Отечества и борцов с врагами!) не исчезнет из памяти русских людей, на сотни лет превратив их в прямых наследников экспансионистской русской идеи.