Империя серебра — страница 22 из 83

я не выказал. Когда шум утих, Угэдэй продолжил:

— Одобрил бы он и то, чтобы священные для нас родные земли находились в руках брата моего Тулуя.

Младшего сына Чингисхана хватил по плечу теперь уже Субэдэй, выражая явное одобрение. Тулуй расцвел. Он хотя и знал, что ему что-то причитается, но такое подношение превышало все его чаяния. Ему отходили предгорья, по которым тысячи лет кочевали их общие предки, и равнины со сладкими травами, где родился Есугей — его дед и отец самого Чингисхана. Сорхахтани с сыновьями будет здесь привольно. Здесь все знакомо и безопасно.

— Ну а ты, брат? — веселым голосом спросил Чагатай. — Где ты преклонишь свою голову?

— А вот здесь же, в Каракоруме, — ответил Угэдэй непринужденно. — Столицу строил я, мне здесь и жить. Хотя на покой еще рано. Два года я рассылал людей — и мужчин, и женщин — смотреть на мир, разузнавать о нем. Дружески пригласил сюда ученых мужей — магометан и проповедников Христа. Знаю я теперь и о городах, где невольницы ходят с нагой грудью и сосцы у них позлащены, а само золото имеет цену глины, ибо лежит под ногами.

Хан улыбнулся своим мыслям и внутренним образам, а затем посуровел. Глазами он отыскал Гуюка и следующие свои слова изрекал, неотрывно глядя на него:

— Ну а те, кто не находит в себе силы покорять, должны преклонить колени. И изыскивать в себе твердость, иначе служить им тем из нас, у кого эта сила есть. Вы мои военачальники. И я шлю вас на войну, моих охотничьих псов, моих волков с железными зубами. Города, что в страхе закроют перед вами свои ворота, да будут вами уничтожены. Дороги и стены их, что построены, — срыты и разобраны по камню, нивы их — сожжены и вытоптаны. Человек, что дерзнет поднять на ваших людей меч и копье, да будет предан лютой смерти. А верша это, держите в уме Каракорум. Белый этот город — сердце державы нашей; вы же ее карающая десница, клеймо огненное. Отыщите мне новые земли, прорубите мне новую тропу. Пусть женщины их прольют море слез — я изопью их все.

Часть вторая1232 год

«Кто правит срединными землями, тот правит миром».

Глава 9

Дворцовые сады Каракорума были еще молоды. Цзиньские садовники трудились не покладая рук, но некоторым растениям и деревьям требовались целые десятилетия, чтобы вымахать в полный рост.

Несмотря на свою молодость, место это было изысканно красивым. Яо Шу вслушивался в мирное журчание бегущей по камешкам воды и улыбался сам себе, вновь и вновь дивясь непередаваемой сложности человеческих душ. Сын Чингисхана — и заказать такой сад! Что-то из разряда небылиц, точнее, чудес. Просто не верится. Какое буйство красок, как восхитительно тонка игра цветов, какое разнообразие оттенков — уму непостижимо! И вместе с тем это так. Надо же… Стоит только подумать, будто ты знаешь того или иного человека, как окажется, что ты заблуждаешься, причем в корне. Лентяй урабатывается до смерти, внешне добрый человек оказывается жестокосердным, злодей искупает свои прегрешения, спасая чью-то жизнь. Каждый день отличается от всех, что были прежде; каждый человек отличен не только от остальных, но даже от обломков самого себя, влекущихся куда-то в прошлое, подобно битой черепице. А женщины! Яо Шу приостановился поглядеть сквозь живописные заросли багульника туда, где на ветке самозабвенно пел жаворонок. От мысли, как сложно устроены женщины, советник хана невольно рассмеялся. Пичуга тут же сорвалась с ветки и исчезла, порывистым щебетом выдавая свой испуг.

Здесь женщины мужчин, пожалуй, еще и превосходят. В тонкостях людской натуры Яо Шу разбирался как мало кто другой. Иначе разве бы доверил ему Угэдэй в свое отсутствие такие полномочия? Хотя, признаться, занятие это не из простых. Скажем, представать перед такой женщиной, как Сорхахтани, все равно что представать перед бездной. Того и гляди сорвешься, а не сорвешься, так, не ровен час, помогут. Настроение у нее — как на море погода, меняется в одночасье. Иногда в ее лице перед тобой пушистый, восхитительно игривый котенок. А иной раз это прямо-таки оскаленная тигрица, сплошь клыки и когти, того и гляди растерзает. И еще жена Тулуя совершенно не знает страха. Ну а уж если удается ее развеселить, то смеется, как девочка, — заразительно, озорно.

Яо Шу задумчиво нахмурился. Сорхахтани доверила ему обучать своих сыновей чтению и письму; не возражала даже, чтобы он делился с ними своими буддистскими воззрениями, хотя сама была христианкой. Несмотря на различия в вере, подготовку своих сыновей к взрослой жизни она рассматривала сугубо практически и, если надо, допускала здесь полную свободу.

Покачивая головой в такт своим мыслям, советник взошел на маленький круглый холм посреди сада. В этой точке архитектор позволил себе некий каприз: высоту рассчитал так, что взору отсюда поверх стен открывалась панорама Каракорума. Хотя мысли Яо Шу были сейчас с городом порознь. Внешне он выглядел как погруженный в себя ученый муж, рассеянно бродящий по дорожкам сада. На самом же деле он улавливал вокруг себя каждый шорох, а глаза его не упускали и мимолетного движения.

Двоих сыновей Сорхахтани он уже засек. Хулагу вон там справа, в листве молодого дерева гинкго; очевидно, не осознает, что веерообразные листья при его дыхании чуть колышутся. Арику-бокэ не следовало носить красное в саду, где багряных соцветий не так уж много. Его Яо Шу углядел почти сразу. А потому советник хана двигался через сад как бы посередке между двумя юными охотниками, четко улавливая их осторожное передвижение. Они наивно пытались оставаться незамеченными и одновременно наблюдать за тем, как Яо Шу идет по дорожкам. Было бы уютнее, если бы этот треугольник замкнулся еще и Хубилаем, но тот все не обнаруживался. А именно его и следовало остерегаться больше других.

Походка Яо Шу была, как всегда, сбалансированной, выверенной; землю он буквально осязал подошвами. Расслабленно опущенные руки готовы были перехватить все, что только двинется, дернется или полетит в его сторону. Быть может, отточенность телесных движений — не самое главное достоинство буддиста, но Яо Шу чувствовал, что для мальчиков это будет еще и уроком, напоминанием о том, что знают и умеют они пока отнюдь не все. Если бы только еще удалось вычислить Хубилая — он единственный из мальчишек с луком.

В саду, которому еще не насчитывалось и пяти лет, крупных деревьев было немного, в основном быстрорастущие ивы и тополя — один из них рос непосредственно впереди возле тропинки. Опасностью повеяло именно оттуда, еще на расстоянии. Не потому, что это место было подходящим для засады, просто вокруг него подозрительно густилась тишина: никакого движения, бабочки и те не витают. Яо Шу улыбнулся. Мальчики, когда он предложил им сыграть в эту рискованную игру, вначале настороженно встрепенулись, а затем решили, что выиграть ее ничего не стоит. Однако для победы надо было еще, не обнаруживая себя, приладить стрелу и натянуть тетиву. А чтобы привлечь жертву на расстояние выстрела, следовало напасть из засады или заманить туда «дичь». Так что перехитрить юных сыновей Тулуя в целом не составляло труда.

Хубилай выскочил из куста, правую руку отводя в классической позе лучника. Яо Шу в мгновение ока упал и откатился с тропы. Но, еще катясь, почуял: что-то здесь не то. Не было слышно теньканья тетивы и звука пущенной стрелы. И Яо Шу вместо того, чтобы встать, как он хотел поначалу, оттолкнулся от земли плечом и катнулся обратно. Хубилай был по-прежнему виден: с улыбкой от уха до уха, он стоял, наполовину скрытый листвой. Никакого лука в руках у него не было.

Советник едва открыл рот, чтобы заговорить, и тут позади себя заслышал тихий свист. Другой бы на его месте обернулся, но он снова упал и, проворно откатываясь, обернулся к источнику звука.

Направив готовую сорваться стрелу — единственную выданную Яо Шу этим погожим утром, — ему хитро улыбался Хулагу. Буддистский монах резко тормознул. Он знал, что у этого мальчика быстрые руки, — может, даже слишком быстрые. Но момент все еще оставался.

— Умно, — похвалил Яо Шу.

Улыбка Хулагу стала шире, глаза насмешливо сощурились. Яо Шу слитным движением подскочил и неуловимо сдернул стрелу с уже натянутой тетивы. При этом Хулагу тетиву машинально отпустил. Все произошло в какую-нибудь долю секунды. Руку Яо Шу словно лягнуло мощное копыто: жила с оплеткой из шкуры шибанула по суставам так, что стрелу чуть не выбило из сомкнутой ладони. Пальцы нестерпимо засаднило (хорошо, если они все остались целы). Тем не менее боли Яо Шу не выказал и как ни в чем не бывало протянул стрелу обратно Хулагу, которую тот принял с потрясенным видом. Это случилось настолько молниеносно, что мальчик даже не сумел взять в толк, когда и как наставник успел сдернуть готовую порхнуть стрелу и подать ее обратно.

— Хитро придумано, — кивнул Яо Шу, — заставить Хубилая отдать лук тебе.

— Это он придумал, — словно заступаясь за брата, насупился Хулагу. — Он сказал, вы будете высматривать его зеленый дэли, а про мой синий забудете.

Стрелу Хулагу держал на отлете, словно не веря тому, что он только что видел своими глазами. Подошел Хубилай и осторожно-осторожно коснулся стрелы.

— Вот это да, — выдохнул он с благоговением. — Вы ж ее прямо на лету с натянутого лука сдернули! Быть не может…

Яо Шу нахмурился такой недалекости и сцепил руки за спиной. Для мальчиков он сейчас был образцом спокойствия и расслабленности. Между тем боль в правой ладони не унималась. Теперь уже ясно, что один палец сломан, неизвестно только, полностью или частично. Честно говоря, от того движения веяло тщеславием. Рисовался перед ребятней. Имелась ведь сотня других способов устранить угрозу со стороны Хулагу. Достаточно было просто задеть ему точку на локтевом сгибе, и лук сам выпал бы у него из рук. Яо Шу подавленно вздохнул. Ох уж это тщеславие, извечная наша слабость…

— Скорость — это еще не все, — заметил он вслух. — Нужно неустанно упражняться — вначале медленно, затем все быстрей, уверенней, пока движение не будет освоено настолько, что тело приучится срабатывать уже без помощи мысли, по привычке. Человек тогда сам уподобляется спущенной тетиве и мгновенному полету стрелы. Это дает ему силу и мощь. Ваше движение уже не предотвратить, оно становится едва уловимо для глаза. Этим проворством одолим даже самый сильный враг, а ведь вы к тому же молоды, гибки и хорошо сложены. Дед ваш до самой смерти был подобен молниеносному броску змеи. Это есть и в вас, надо лишь усердно над собой работать.