— Опять попалась!
— Вот тебе! — Хенми легонько пнула Аен по ноге. Та вскинула руки, как персонаж комикса, и вскрикнула: «Ой!»
Две девочки одного роста и с одинаковыми прическами неторопливо зашагали к школе.
— Ты домашку сделала? — спросила Аен.
— Какую?
— Гадюкину.
— А, математику? Не-а.
— И что теперь?
— Придется сейчас в классе делать.
Девочки всю дорогу хихикали между собой. Дойдя до конца жилого комплекса, они вышли на главную улицу, обсаженную с обеих сторон вишневыми деревьями. Они остановились перед пешеходным переходом у круглосуточного магазина, и Хенми повернулась к Аен:
— Слушай, у меня есть один секрет. Обещаешь, что не проболтаешься?
— Что?
— Серьезно говорю, это секрет, никому нельзя рассказывать!
— Ладно, выкладывай.
Хенми сделала крайне серьезное лицо и сказала:
— Моя мать на самом деле мне не родная.
— Чего?
— Мачеха она мне, говорю.
— Ты рехнулась! — Аен подскочила.
— Честное слово!
— Да, конечно, — Аен скорчила недоверчивую гримасу.
— Но мне все равно. Даже хорошо, что я сама об этом узнала.
— А как ты узнала?
Загорелся зеленый свет, и девочки начали переходить дорогу.
— На самом деле я давно уже догадалась, просто все это время молчала.
— Но бабка-то в тебе души не чает.
— Это она специально, чтоб никто не догадался, что я ей не родная. Все сплошной спектакль. — Хенми остановилась и пристально посмотрела в глаза Аен. — Да ты мне не веришь, смотрю!
— Верю я, верю.
— Что-то не похоже.
— Говорят тебе, верю!
Они перешли еще одну дорогу. Постепенно на глаза стали попадаться ребята из их школы. Лея взяла Хенми под руку. Хенми вдруг спросила:
— Как думаешь, в чем смысл жизни?
— Да что с тобой сегодня? С самого утра…
— Разве человек живет на свете и умирает просто так, без всякого смысла?
— Ну это-то вряд ли.
— Вот и я о том же! Я стану монахиней.
— Ты что, Мать Тереза?
— О, как ты догадалась?! Я только вчера читала ее биографию. Ты просто гений, Аен, ге-е-ний!
— Просто я других монахинь больше не знаю. На экзамене даже вопрос про Мать Терезу был, помнишь? Короче, ты слишком много всякой ерунды читаешь. Ты еще только на прошлой хотела стать мадам Кюри.
— А почему монахиня не может заниматься физикой? Вон сестра Хэин пишет же стихи.
— Хватит уже чушь нести. Стихи и физика тебе не одно и то же.
— Как бы там ни было, собираюсь заняться поиском смысла жизни.
— Что ж, удачи!
— Вот только не надо смеяться!
— Ладно.
Хенми глубоко вздохнула.
— По-моему, заводить семью не имеет совершенно никакого смысла. И вообще женщину семья связывает по рукам и ногам, как считаешь?
Аен отпустила руку Хенми и спросила:
— Ты, кстати, падук[1] окончательно бросила?
— Да, куда мне соревноваться с мальчишками. Они как машины какие-то. Когда играешь с ними, такое чувство, что перед тобой сидит бесчувственный робот.
— Но если хорошо играть, можно кучу денег заработать.
— Так хорошо мало кто играет. А ты, смотрю, деньги любишь?
— Нет, мне плевать на деньги. И все же. Эх, мне б твои способности! Можно было бы в школу не ходить — знай себе играй в падук. И почему я такая бездарность?
Как только впереди показались ворота школы, вокруг стало заметно больше детей. Девочки, щебеча, как птички, спешили мимо ворот на уроки. Мальчишки с еще такими непропорциональными детскими телами были похожи на криво нарисованных человечков. Некоторые, пробегая мимо, искоса поглядывали на Аен.
— Они всё не уймутся? — Хенми бросила на них укоризненный взгляд. Как только они зашли за ворота, Аен заметно сникла.
— Плевать. — еле слышно бормотала она себе под нос. — Не забудут, пока не сдохнут.
Хенми шла впереди Аен, будто пытаясь ее защитить.
— Вот придурки. Им что, с утра больше заняться нечем? — сказала она погромче, чтоб поддержать подругу.
Аен шла, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Болтая как-то в видеочате со своим парнем, она показала ему грудь, а тот возьми да разошли снимок экрана всем друзьям и знакомым. Дело было прошлой весной, но все по-прежнему об этом помнили. Более того, вокруг этого случая мыльной пеной разрослись всяческие злобные слухи. Не будь Хенми ее лучшей подружкой, терпеть все эти насмешки было бы куда труднее. С Хенми никто связываться не смел. В свое время она прославилась игрой в падук, а с тех пор как бросила, стала отличницей в школе. Не по-девчачьи крутой нрав также сделал ей репутацию. Среди девчонок она пользовалась большей популярностью, чем среди мальчишек.
Как только они вошли в класс, Аен, вздохнув, сразу направилась к парте в самом конце комнаты. Хенми прошла к своему месту у окна и оглянулась на подругу. У нее в голове не укладывалось: Аен, такая застенчивая, замкнутая — и светит грудью в камеру. Хенми почувствовала, будто она только что увидела нечто запретное, подглядев темную, зловещую изнанку жизни. Может, и в ней где-то глубоко сидит, как затаившийся инопланетянин, нечто неведомое ей самой и ждет нужного момента, чтобы выйти наружу?
Хенми стала непосредственным свидетелем того, как разрастаются дурные сплетни и как один человек становится для всех козлом отпущения. Вся школа, от директора до охранника, запомнила Аен лишь по этому случаю, и для них она навсегда останется «девчонкой с голой грудью».
Сначала Хенми, как и все, думала, что Аен, конечно же, переведется в другую школу. Она даже приготовила прощальную открытку. Но родители Аен решили иначе. У них был необычный взгляд на жизнь. Они верили в грядущее бессмертие этого мира, считая, что благодаря развитию биоинженерии и клонирования люди скоро будут жить вечно, ибо таков план, подготовленный прибывшими на Землю много лет назад инопланетянами. Разумеется, люди с такими убеждениями не считали то унижение, которое испытывала их дочь в школе, чем-то серьезным. Они полагали, что раз уж она все равно скоро станет бессмертной, то можно немного и потерпеть. По сравнению с вечной жизнью три года средней школы просто ничто. Для бессмертия важна не дружба, а соблюдение заповедей, считали родители Аен. Они специально не покупали машину, в пищу употребляли лишь необработанные продукты, овощи ели только сырыми, а мясо вообще было под запретом. Почти каждый день они проводили в церкви, поэтому Аен часто оставалась одна в пустом доме, перебиваясь лапшой быстрого приготовления.
«Не это в жизни главное!» — говорила всякий раз мать. Так или иначе, уйти из школы Аен не удалось. Больше всего она ненавидела физкультуру. Каждый раз во время пробежки ей казалось, будто все смотрят на ее грудь, и отчасти так оно и было. Когда она спрашивала учителя физкультуры, нельзя ли ей остаться в классе, он многозначительно улыбался и, великодушно не спрашивая причину, разрешал ей не выходить на площадку.
Хенми посмотрела на часы. До восьми оставалось десять минут. Вполне должно хватить, чтобы кое-как сделать математику. Она достала из портфеля тетрадь, открыла ее, но писать что-либо не было охоты. Она подперла рукой подбородок и задумалась. Интересно, какой станет Аен, когда вырастет?
Красный. Киен мягко нажал на тормоз. Возможно, благодаря Юки Кура мото головная боль слегка утихла. Он вытащил диск и поставил музыку из фильма «Буэна виста соушл клаб». Салон машины тут же заполнили веселые кубинские мотивы. Пианино, гитара, труба и вокал сливались в единый поток, слишком мощный для салона его «Сонаты». «Пам-па, пам-па, пам-па-пам. Ла-ла-ла, ла-ла-ла», — чуть слышно подпевал он в такт музыке. В такие моменты в нем как никогда просыпался вкус к жизни. Далеко впереди над горизонтом медленно вставало солнце. Киен нажал на газ, и машина уверенно двинулась вверх по холму под жизнерадостное пение карибского ансамбля. В какой-то момент головная боль окончательно прошла, и его охватило чувство упоительного восторга, будто ему вкололи морфий. В целом практически безупречное начало дня. Он проснулся в обычное время, его умная не погодам дочка обожает папу, на работе все гладко. Он здоров, зрение отличное.
Как только загорелся зеленый, стоявшие рядом курьеры на мотоциклах разом тронулись с места. Слева с ним поравнялся скутер «Хонда». Киен бросил взгляд на водителя в шлеме. Тот тоже повернулся к нему. На секунду их взгляды пересеклись. Скутер с громким выхлопом рванул вперед и оставил машину Киена далеко позади. Киен включил музыку погромче. Кубинские старики что есть силы затрубили веселую мелодию. Он прибавил скорость, перестроился в другой ряд и, обогнав четыре машины, вырвался вперед.
Мари вышла из ванной, когда мужа с дочкой уже не было. Перед душем она была еще сонная, но теперь уже совсем проснулась. Достав из сумки мобильный телефон, она быстро набрала сообщение большим пальцем правой руки.
— Пообедаем вместе?
Через мгновение на экране телефона появился ответ:
— Давай. А где?
Большой палец снова пробежался по клавишам.
— «Неаполь». В 12?
— !!
Мари закинула телефон обратно в сумку и, усевшись перед зеркалом, принялась сушить волосы феном. Если вам любопытно, как выглядит женщина с абсолютно бесстрастным лицом, попробуйте застать ее во время утреннего туалета. Когда женщины сушат волосы или наносят макияж, их лица не выражают ни одной эмоции. Мари машинально, как робот, нанесла тональный крем и подвела глаза, после чего встала и принялась аккуратно одну за другой надевать приготовленные с вечера вещи, коротко зевая на ходу. Натянув в самом конце чулки, она кинула в сумку косметичку и вышла в прихожую. Кошка выбежала за ней, тихо мяукая. Мари осторожно обошла ее — не дай Бог кошачья шерсть налипнет на черную юбку — и надела туфли.
— Киса, мама скоро вернется!
Мари открыла входную дверь. Кошка, задрав голову, смотрела ей вслед.