Мои дети ходили в американские школы, а у младшей дочери, которая проучилась первые пять лет в Москве, была возможность сравнить две школы. Я спросил ее однажды, в чем разница. Она ответила так: «Когда я заплакала однажды в американской школе, весь класс и куча учителей собрались вокруг меня. Стали успокаивать, предлагать сладости, спрашивать, в чем дело и т. д. Все хотели помочь и поддержать меня. Мне было очень тепло. В российской школе было бы все не так». Я никоим образом не претендую на репрезентативность ответа одной-единственной девочки. Она, к счастью для нас, ее родителей, росла отнюдь не плаксой. Но я уверен, что во многих российских школах на слезы ученика отреагировали бы так же. Да, наверное, и не в каждой школе США плачущий ребенок получил бы такую поддержку. Не надо пытаться увидеть в этом факте больше, чем в нем есть. Но при этом он все равно остается фактом. Как результат, моя младшая дочь однозначно предпочла американскую школу. Особенно после того, как вспомнила свои двойки в русской школе за тетрадку «не того формата и цвета». Этот факт я тоже могу подтвердить лично.
Несколько лет назад к школьной реальности США добавился еще один важный фактор, который теперь станет определяющим для ее характера очень надолго, если не навсегда. Начало американского учебного года 2014/2015 было отмечено беспрецедентным демографическим профилем: впервые за всю историю страны в публичных школах белые учащиеся оказались в меньшинстве. Ожидается, что доля белых студентов будет и дальше уменьшаться, в то время как доля латиноамериканцев и других приезжающих сюда детей и родителей не из европеоидных групп будет уверенно расти. При таком раскладе неудивительно, что большинство детей в государственных школах все чаще и чаще ежедневно сталкиваются с одноклассниками, представляющими разные этнические и религиозные группы.
Конечно, так было и задолго до этого. С тех пор как практика школьной сегрегации была признана Верховным судом США в 1954 году неконституционной, государственные школы начали постепенно становиться более этнически разнообразными. Сегодня это дошло до такой степени, что отсутствие достаточного этнического и экономического разнообразия учеников (и учителей) в отдельной школе считается скорее негативным явлением. По этой причине городские власти по всей Америке периодически пересматривают разделение школьных зон в городах, стараясь избежать ситуации, в которой появлялись бы очевидно «богатые» или очевидно «бедные» школы с соответственным ученическим контингентом. Конечно, в какой-то степени такие явления неизбежны — страна большая и разные ее районы объективно разнятся по доходам и этническому составу. Но суть нынешней образовательной политики властей Америки в том, что разнообразие школьников из разных социальных групп находится на первом плане внимания у городских властей и школьных администраторов.
Внутри класса детей активно учат жить дружно с отличающимися от них одноклассниками. В Америке детей в начальных (а зачастую и в средних) школах обязательно сажают не за парты, а за столы с тремя-пятью другими учениками. На протяжении учебного года распределение мест неоднократно перетасовывается, а задания в классе очень часто приходится выполнять группой. Таким образом дети учатся работать вместе со своими «одностольниками» и завязывают с ними дружбу. Благодаря такому подходу среди близких друзей моей собственной дочери в начальной школе были тайка, итальянка, несколько африканцев и даже грузинский и ирландский ухажеры. Проблема здесь в том, что в этой группе могут оказаться школьники с разной подготовкой, разными возможностями, с отличающейся мотивацией. Успешные начинают вольно или невольно тянуть отстающих, частенько себе в убыток, что не может не волновать родителей хороших и мотивированных учеников. Однако считается, что ведущее положение того или иного ученика в такой маленькой школьной группе помогает ему выработать лидерские способности. Так, кстати, начинают свой путь американские политики. Действительно, если посмотреть на биографии успешных политиков США, то в подавляющем большинстве видно, что свои лидерские качества они проявляли в раннем возрасте, в школе, которая создавала разнообразные возможности для этого. Большинство же детей без особых протестов становятся «ведомыми» и пытаются проявить себя в других сферах — профессиональных, спортивных или творческих.
Основная проблема такого «коллективного» подхода к работе в классе заключается в том, чтобы максимально сохранить и развить индивидуальность каждого школьника. Тут опять проявляется все та же американская двойственность: стремление одновременно укрепить единство группы и усилить индивидуальность каждого ее члена. В принципе, это основное противоречие всей американской общественной конструкции — противоречие между индивидуализмом человека, защищенностью его частной жизни, которую так высоко ценят американцы, и высокой степенью сплоченности американского общества, обладающего, в отличие, скажем, от российского, устойчивым консенсусом по практически всем основным вопросам жизнеустройства.
Как я сказал, США представляет собой настоящую огромную «миску с салатом», этакую салатницу, где расовые и этнические отношения, их история и проявления так тесно переплетаются между собой, что наблюдателю со стороны это трудно полностью осознать. Никто в мире не чувствует этих реалий сильнее, чем сами американцы. Это основа существования единых Соединенных Штатов. Поэтому с самого раннего возраста родители, школа, да и вся окружающая жизнь приучают американца максимально ладить с отличающимися от него людьми вокруг. Первым делом, естественно, начиная с собственных одноклассников по детскому саду и школе и соседей по дому или улице. Уже в течение первых этапов американского образовательного процесса — детский сад и начальная школа — детишек реально учат относиться друг к другу с максимальной терпимостью, щедростью и взаимоуважением. Для достижения этой цели школьная программа, говоря бюрократическим языком, «делает упор» на коллективные задания, мероприятия и проекты, внушающие чувство равенства между студентами и особо отмечающие красочность и разнообразие студенческого контингента. У детей ведь изначально нет национализма или расизма, предвзятости к представителям того или иного меньшинства. Всему этому они учатся в ходе общения и наблюдения. И американцы стараются, чтобы у их детей были другие жизненные примеры с самого раннего детства, а школьная программа на этом этапе закрепляет эти важные для американского общества ценности.
Но уже на этом этапе главное все же другое. С самого первого класса, а иногда даже с детского садика, американским детям внушают убеждение в том, что их общество не только составлено из множества различных людей, объединенных определенными характеристиками или общей историей. Но у всех людей вокруг есть цель — самостоятельно достигнуть успеха в самой свободной, как им объясняют учителя, стране. Это очень важная, центральная, если хотите, часть менталитета на протяжении всей жизни американца. Для этого детей учат верить в то, что каждый человек, во-первых, заслуживает равного доступа к возможности проявить себя в любой выбранной им сфере, и, во-вторых, что каждый может преуспеть, если приложит к этому усилия. Иначе говоря, речь о равных возможностях, гарантируемых всей политической и экономической системой США.
Конечно, в реальности это не так — или не совсем так. Стартовые возможности у всех разные. Особенно финансовые, что выражается, в частности, в разном качестве школ. Но даже здесь американским детям быстро дают понять, что эта разница в стартовых условиях, как правило, связана с тем, что родители одних детей прилагали больше усилий для достижения успеха, работали активнее или старались максимально проявить свой творческий потенциал. А другие родители если и не полные лузеры, то в любом случае сумели достичь в жизни заметно меньшего, потому-то стартовые условия у их детей хуже. Однако, как четко учит американская мораль, это не повод расслабляться. Напротив — нынешние дети должны компенсировать своими успехами относительные неудачи родителей и обеспечить уже собственным детям более высокие стартовые возможности, чем те, которыми обладали сами, и т. д. Уже в школе в психологию маленького американца медленно, но верно закладывается твердая идея необходимости постоянной мобилизации на личный успех, идея конкуренции с другими и идея динамичности жизни. Дети, как гласит традиционная американская мораль, должны жить лучше родителей, а внуки — лучше детей. Если этого не происходит, то вся страна как минимум топчется на месте. А если этого не происходит в какой-то отдельной семье, то очередное поколение должно взять на себя ответственность вырвать семью из замкнутого круга. Таков урок американской жизни, получаемый ребенком в школе.
Конечно, на практике так происходит далеко не всегда. Бедные остаются бедными, богатые богатеют, дистанция между ними в США продолжает расти. Однако этот моральный постулат продолжает действовать, «жить и побеждать». Поэтому, например, многие дети и подростки из бедных афроамериканских семей идут в спорт — это реальный шанс переломить семейный негативный тренд. Другие с таким же энтузиазмом и с той же целью приобщаются к криминальной активности. Тем более что в массовой культуре США образы умных, ловких и успешных преступников слишком часто оказываются сильно романтизированными, а антиправительственная деятельность всегда пользовалась тут определенным уважением, учитывая историю зарождения этого государства. Особенно популярны «обаятельные жулики» в сфере ненасильственных преступлений. Все же надо признать, что американцы при всей своей любви к системе — революционеры-романтики в душе. Для некоторых из них преступная криминальная деятельность — такой же протест против установившегося в стране порядка, по их мнению, несправедливого и нечестного. Не зря мафия в свое время перебазировалась из Италии в Штаты. Но в последние десятилетия американская преступность все больше приобретает традиционные чисто криминальные формы и стимулы.