– Смелые слова для новичка! – выкрикнул Банкс, мужчина с дубленым лицом и впалыми щеками, стоявший позади толпы.
Опытные гладиаторы одобрительно зашумели, за исключением Сиран, следившей за мной с непроницаемым выражением лица.
– У тебя не хватает веса, чтобы здесь командовать, сынок! – сказал Банкс.
– Веса? – усмехнулся я. – Забавное слово.
Однако я заранее знал, что мне скажут в ответ, и даже догадывался, что это сделает именно Банкс. Мог бы и Гхен, но тот лежал у моих ног, закипая от ярости и стыда.
– У меня нет для вас таких забавных слов, – продолжил я, – только слова отчаяния. Я не хочу умирать, а вы? – Я остановился на короткое мгновение, надеясь, что кто-нибудь ответит, но не очень рассчитывая на это. – Никто из нас не оказался бы здесь, имей он возможность выбирать.
– Твой миленький нос говорит о другом! – возразила женщина с шелушащейся кожей, которая, судя по голосу, была старше, чем я поначалу думал.
Ее слова удивили меня, и на секунду я замер, покусывая язык и по-прежнему прижимая меч к голове Гхена.
– Это еще не означает, что у меня был выбор. У каждого из нас были свои причины. Думаю, Кири – единственная, кто не должен быть здесь.
Я повел рукой в сторону бедной женщины, чье лицо покрывали морщины каждодневных забот. Сколько ей лет на самом деле? Сорок? Пятьдесят? Такая молодая. Моей матери было почти триста стандартных лет, но выглядела она вдвое моложе этой плебейки.
– Но даже у нее есть причины. У всех есть.
– Закрой рот, парень, или я сам его тебе закрою! – крикнул Паллино, ветеран с крепким сложением профессионального солдата и с кожаной повязкой на глазу.
Поставив ногу на спину Гхена, я поднял обе руки, не выпуская при этом меч.
– Можешь попробовать, сирра.
Я убрал ногу с Гхена и шагнул вперед, ближе к толпе.
Волна шепота пронеслась по рядам собравшихся. Один низкорослый мужчина с крысиным лицом повернулся к своему приятелю и проворчал:
– Вот гад!
Я оставил шепот без внимания и, прищурившись, посмотрел на одноглазого ветерана.
Воздух наполнился отдаленным ревом флайера, пролетевшего к массивной тени дворцового зиккурата. Паллино не стал вызывать меня. Когда звук затих, я остановился и протянул Гхену руку.
– Давай, приятель, – обратился я театральным шепотом к побежденному.
Гхен повернулся на бок и заметил мою руку. Казалось, он пережевывал мысли, буквально пробовал на зуб, словно опасаясь наткнуться на хрящи, затем ухватился за мою ладонь и встал на ноги.
– Невероятно, Адр, какой ты быстрый.
Я изобразил тень фамильной усмешки Марло:
– Зови меня «ваше величество», старик.
Мне нужно было стать либреттистом, сочинять пьесы, как моя мать. Здоровяк отреагировал в точности так, как я представлял, как я рассчитывал. Мне нужно было стать артистом. Стать… кем-нибудь еще, только не тем, кем я стал. Солдатом? Волшебником? Исследователем, как Симеон Красный?
Поначалу показалось, что Гхен думает только о том, чтобы ударить меня. Но потом эмоции схлынули, провалившись глубоко внутрь или скрывшись за облаками, и дикая ухмылка скользнула по его грубому лицу. Он рассмеялся, но не так, как я, а громко и открыто. Угрозы Паллино забылись, рассеялись в одно мгновение.
– За работу, живо! – взревел Гхен, хлопнув меня по плечу. – Парень прав. Нам нужно убивать тех трусов в хороших доспехах, а не друг друга!
Нерешительный смех послышался в рядах новичков, пересилив молчание ветеранов. Гхен отошел в сторону, Сиран направилась за ним, чтобы поговорить с глазу на глаз.
Я нагнулся, кряхтя, и поднял свой шлем за широкий выступ, закрывающий шею. Погнутый и поцарапанный, он выглядел древним, почти средневековым, хотя и повторял очертания тех шлемов, что носили имперские легионеры. Только на моем не было забрала из бесшовной белой стали, лишь височные пластины болтались в петлях. Разумеется, он был не выкован, а изготовлен штамповкой в оружейной колизея. Для прочности сталь пронизывали карбоновые нити – тоньше любого волоса.
Я нацепил шлем и слегка постучал мечом Хлысту по голени:
– Давай займемся работой ног.
– Мне нужно тренироваться, – простонал Хлыст, уставившись на свои сапоги.
– Да, – согласился я и оглянулся на Гхена и Сиран, что-то объяснявших троим зеленым новичкам.
Сиран подобрала длинное копье – учебное, без встроенного плазмомета – и стояла, опираясь на него. Сейчас, когда я смотрел на нее слева и не видел разрезанной правой ноздри, что-то в ее чертах, высоких скулах и прищуренных глазах натолкнуло меня на мысль о королевской крови. Она была совсем не похожа на Кэт. Воспоминание испортило мне настроение, и я прикусил язык, чтобы отвлечься.
– Да, Хлыст, нам всем нужно тренироваться, поэтому мы здесь. У нас в запасе одна неделя.
Он покачал головой, рыжие волосы рассыпались по лицу: он забыл свой шлем в казарме, когда мы собирались на учебном дворе.
– Этого не хватит, Адр. Не хватит.
Сжав губы в немом согласии, я снова шлепнул его по плечу и шагнул в сторону, потом развернулся в низкой стойке, согнув ноги и выпрямив спину. Земля и император, снова держать в руке меч! Я и не думал, что так соскучился по этому ощущению. Кровь все еще бурлила во мне, отчетливо стуча в голове, словно парадный барабан. Какой бы короткой ни вышла моя схватка с Гхеном, это был настоящий поединок, а не драка в переулке.
Я сдержал усмешку и солгал:
– Конечно же, хватит. Целая неделя, Хлыст. Ты можешь многому научиться за это время. Вот смотри: одна нога впереди, держи спину прямой – из-за этого ты и раскрываешься. Наклоняешься вперед. Понятно?
Изобразив его ошибку в преувеличенном виде, я потерял равновесие настолько, что упал на колено, совершенно открытый для удара. Затем повторил движение уже правильно, старательно держа спину.
– А теперь ты. Покажи, на что ты способен.
Глава 35Достойные люди
Я не спал. Не мог уснуть. Только вспотел. Не такая уж редкая вещь в этом жарком мире, если бы пот не был таким же холодным, как и кровь в моих жилах. Остальные мирмидонцы забылись беспокойным сном, а я вышел в коридор, где вдоль бетонных стен, крепких и слишком тесных, тускло мерцали светильники. Прокрадываясь к выходу, я не сразу обратил внимание на то, что не только моя койка была пуста. Не одного меня мучила бессонница.
Ночью мир меняется, и гипогей тоже выглядел совсем другим. Днем здесь кипела жизнь, кричали люди, ревели чудовища.
«Призраки – это просто ночное эхо того, что мы должны были увидеть днем, когда нас терзали угрызения совести», – подумал я.
Колизей располагался над уровнем моря. Его большая часть: дормиторий, клетки для животных и подвалы гипогея были в буквальном смысле подземельями. Но Боросево отличался тем, что его возвели на заболоченном атолле. С каменных стен капала вода, ручейки конденсированного пара собирались в металлических трубах работающей на полную мощность системы охлаждения и на запотевших окнах. Полукруглый потолок нависал над головой так низко, что я мог провести пальцами по гладкому камню и провел. Долго бродил я по коридорам, и сердце прыгало в груди как никогда прежде. Так, наверное, должен чувствовать себя заключенный вечером накануне казни, умоляя приора или лорда о помиловании, – и теперь это чувство мне слишком хорошо знакомо.
Ссохшийся от болезни силуэт Кэт словно бы всегда лежал у моих ног или за спиной, и я заметил, что то и дело опускаю взгляд к полу. Ничто вокруг не казалось реальным. Ни сам гипогей, ни город снаружи, ни жалкие годы, проведенные здесь с того момента, когда я очнулся в смятении и страхе. Если вы когда-нибудь просыпались глубокой ночью и пытались постичь бесконечный космос вплоть до расстояния между атомами, то знаете, на что это похоже. Страх и слабость, поселившиеся в сердце, делали незнакомой даже плоть моих собственных рук. Я думал о предстоящем сражении – первом в моей жизни, – но не мог сосредоточиться на нем, то и дело возвращаясь к воспоминаниям. К операм матери, к легендам о Симеоне Красном и Кхарне Сагаре. К урокам Гибсона и учебным поединкам с Криспином. К улыбке Кэт и тем счастливым дням, что мы вместе провели в заброшенном доме. Я вспоминал боль в сломанных ребрах и ту ночь, когда банда Реллса вытащила меня из моей картонной хижины на улицах Боросево.
Я остановился напротив входа в душевую и прислушался. Сквозь тихое журчание бегущей воды пробивалось то ли сопение, то ли всхлипывание – слабый животный звук почти на пределе слышимости. Я замер и поднял голову. Дверь тихо приоткрылась, бросив полосу резкого белого света на стену коридора. Я был босиком и поэтому прокрался в серую ванную комнату почти бесшумно. Душевые кабинки тянулись вдоль дальней стены, прикрытые сальными белыми занавесками. Над последней из них в неподвижный воздух поднимался пар, текущая вода не полностью заглушала тот звук, что я слышал из коридора. На единственной металлической скамейке не было ни одежды, ни каких-то других признаков, подсказывающих, что кабинка занята кем-то более материальным, чем призраки моей памяти.
Но теперь, когда я зашел внутрь, звуки стали отчетливей.
Это был плач.
– Эй?
Я решил, что лучше сообщить о себе, внезапно сообразив, что слишком далеко забрался в чьи-то личные тайны. Не знаю, что заставило меня это сделать и почему я просто не ушел. Может быть, виновато мое природное любопытство, а возможно… возможно, мне просто было одиноко и очень, очень страшно.
Тот, кто находился в душевой, всполошился, изнутри донесся глухой стук, затем проклятия и недовольное: «Кто там?» Через мгновение тот же голос просопел:
– Это ты, Адр?
Конечно же, там был Хлыст. Я закрыл дверь. Гхена вместе с Сиран и другими преступниками держали в тюремном отделении, но я опасался, что может вмешаться кто-нибудь еще, похожий на него. Только не этой ночью накануне схватки. Сдавленным, как засушенные цветы, голосом я произнес:
– Хлыст? Да, это я.