– Вы пришли в себя…
Этот глубокий голос – настоящий оперный бас, мрачный и безупречный, как отделка комнаты, – показался мне знакомым. Но откуда я мог его знать?
– …Простите моих людей, лорд Марло. Им было приказано защищать скромный подарок капеллана Васа.
Граф Балиан Матаро неспешно подошел ко мне с бокалом в руке. Его навощенная бритая голова блестела, словно шахматная фигурка; полосатый бледно-зеленый и серовато-белый халат, едва не достигавший пола, был перевязан поясом из толстого шелка с золотой и кремовой отделкой.
– Впрочем, насколько понимаю, вы их едва не одурачили. Превосходное представление, кстати сказать. Я уже просмотрел записи.
Он стукнул кулаком по буфету, а в это время его ликтор – худощавая женщина с почти такой же темной, как у него самого, кожей – заняла пост возле раздуваемой ветром портьеры.
– Однако должен признаться, – продолжил граф, – я нахожусь в некотором недоумении, зачем сыну делосианского архонта понадобилось играть роль мирмидонца на Колоссо. Как вы себя назвали? Адр с Тевкра, правильно?
Разумеется, ему все уже было известно. Когда я был без сознания и находился в полной его власти, он приказал своим схоластам сделать анализ моей крови и сверил результаты со Стандартным реестром Высокой коллегии. Он знал, что я палатин, знал, к какому дому я принадлежу и в каком году появился из инкубатора. Знал мою семейную историю и моих родственников. Знал, что я вхожу в число пэров и состою по кровной линии в отдаленном родстве с самим императором. Тысячи историй, все как одна фальшивые, закрутились в моей голове, словно молитвенное колесо. Что я должен был сказать ему? Он ведь прочитал мою кровь. В этот момент я не мог солгать, каким бы хитрым сам себя ни считал. Иногда, если очень-очень не повезет, у вас остается только один вариант ответа.
– Нет, ваша светлость. Все именно так, как вы сказали, – я палатин. Мое имя… Адриан Марло. С Делоса.
Я проглотил комок, слова оставляли странный, почти болезненный привкус на языке. Все еще страдая от удара шокера, я вдруг сообразил, что не ответил на его вопрос. Но только после того, как высокий мужчина иронично приподнял брови, а золотая цепочка зазвенела на его бычьей шее, я добавил:
– Это очень долгая история, ваша светлость.
Его брови так и не опустились. Я напомнил себе, что передо мной палатин. И терпение для него – родной язык.
Выбора у меня не было. Памятуя о ликторе, что стояла справа от меня с напряженными, как канат, мускулами, и представляя себе спрятавшихся за гобеленом на задней стене охранников с направленными в мою грудь плазмометами, я рассказал графу обо всем. О Деметри, о старой женщине и о ее больнице для бедняков, о Кэт и об эпидемии, о Тевкре и о письме, которое написал для меня Гибсон. Это заняло меньше времени, чем я ожидал, – почти три года моей жизни уложились в какие-то двадцать минут. Я упустил происшествие с умандхами и не упомянул о своей преступной деятельности. Мне не хотелось признаваться графу в том, что я едва не убил плебейку, управляющую магазином, и в серии краж.
Закончив рассказ, я немного помолчал и спросил:
– Вы уже послали волну на Делос, ваша светлость?
Балиан Матаро наконец перестал расхаживать по комнате – он не останавливался на протяжении всего моего рассказа – и облокотился на буфет, сверкавший хрустальными винными бутылками.
– А нужно было?
«У него слишком темная кожа, – подумал я. – Точно так же, как моя – неестественно бледная, мы оба безупречно вытесаны из разных пород камня».
За все свое долгое объяснение я так и не назвал ему причины, по которой покинул Делос, но он и не спрашивал.
– Нет, ваша светлость.
– Мои охранники утверждают, что вы говорили со сьельсином.
С некоторым усилием я выпрямился в кресле. На мне все еще была тренировочная одежда мирмидонца, заскорузлая от высохшего пота.
– Да, ваша светлость, – я провел рукой по волосам, – во время обучения меня в первую очередь интересовали языки. Я ни в коей мере не специалист, но при необходимости могу побеседовать с этим существом.
Я коротко, слабо рассмеялся.
– Что в этом такого забавного? – не понял граф и поставил пустой бокал на буфет.
Я замотал головой, соскользнул с кресла и попытался встать. Ликтор возле портьеры напряглась, но осталась там, где стояла.
– Оно – сьельсин – сказало, что у меня ужасное произношение.
Балиан Матаро усмехнулся и пригладил густую курчавую бороду на квадратной челюсти.
– Так плохо, да?
Несмотря на смущение, я невольно улыбнулся. Балиан Матаро повернулся и снова наполнил свой бокал из хрустального графина.
– Что оно еще сказало?
– Оно спросило, убьют ли его.
Я встал, но при этом старался держаться на почтительном расстоянии от правителя. Расположился так, чтобы высокое кресло загораживало меня от ликтора, и продолжил:
– Я сказал ему, что так и будет.
Прежде чем ответить, лорд Балиан наклонил бокал и сделал большой глоток.
– Что ж, вы не солгали ему.
Он облизнул губы, и лицо его задумчиво вытянулось.
Вспомнив, что один из охранников говорил о предстоящем триумфе, кульминацией которого станет смерть сьельсина, я выпалил:
– Во время торжества, ваша светлость?
– Да, по случаю эфебии моего сына.
Величественный нобиль заложил большой палец за свой узорчатый пояс, а другой рукой указал на арку с деревянной дверью, за которой, вероятно, находилась остальная часть дворца:
– В сентябре ему исполнится двадцать один стандартный год.
Пять месяцев. Я подумал о сьельсине – о Макисомне, – запертом в зловонной камере на пять месяцев. Не уверен, что сам продержался бы там даже пять часов, хотя в тот момент сильно опасался, что именно это меня и ожидает.
– Примите мои поздравления. Должно быть, вы гордитесь им.
– Разумеется! Это же мой сын, – воскликнул граф с располагающим к себе воодушевлением, как и должен отец говорить о своих детях. – Но, лорд Марло, вы так и не ответили на мой вопрос.
Стоя за креслом, спиной к углу комнаты и к застекленной витрине с древним метательным оружием, я изобразил вежливый поклон:
– Я прошу прощения, ваша светлость. Что это был за вопрос?
– Почему вы оказались здесь?
И прежде чем я успел ответить, он поднял могучую руку и спокойно продолжил своим оперным басом:
– Я понял, как вы оказались здесь, но меня больше интересует – почему. А еще я хочу знать, что вы делали в моей тюрьме.
Вот и все. Вопрос, которого я больше всего боялся, обрушился на мою шею, словно меч. Тень графа могла стать также и тенью моего палача – и это была большая проблема.
– Я мало что знаю о вашем доме, – продолжал лорд Матаро. – Если это было проявление пойны, некая тайная вендетта по неизвестным мне причинам…
– Это не пойна, ваша светлость, – просто ответил я и развел руками. – Мой отец хотел продать меня, а я сбежал.
Граф воспринял мои слова спокойно, на его лице под густой бородой ясно читалось облегчение.
– Продать вас? Какой-нибудь баронессе?
Не дождавшись ответа или просто кивка, он приподнял бровь:
– Значит, барону? Что ж, в этом тоже есть свои прелести.
Он обнажил зубы в усмешке, и мне вспомнился его лорд-супруг, стройный мандари с длинными черными волосами.
Меня скрутило, и я мог бы буквально рухнуть на спинку кресла, если бы не стальная твердость духа аристократа.
– Это совсем другое, ваша светлость.
Граф Матаро ждал с терпением истинного нобиля, учитывая лаконичность моего ответа. Сообразив, что молчание затянулось, я наконец-то нарушил его:
– Я должен был поступить в Капеллу.
Граф застыл с посеревшим лицом, забыв о недолгом облегчении, и лишь после того, как нащупал опору, подыскал нужные слова:
– Кто-нибудь знает, что вы здесь?
«Это все решает», – подумал я, почуяв свой шанс, если вообще не преимущество.
– Нет, если только вы не послали волну моему отцу.
Даже простое упоминание Капеллы сделало то, в чем она была особенно сильна: вселять в людей страх перед богом и Землей. Все, что я видел за эти три года, – каждое облако и каждый рассвет, каждый перекресток и каждая служанка, каждый ровный клочок земли в этом мире с избыточной силой тяжести – все принадлежало гиганту, стоявшему передо мной. Когда он умрет, его статую установят в каком-нибудь храме или мавзолее наподобие нашего некрополя в Обители Дьявола. Его сапоги будут твердо стоять на земле Эмеша, символизируя власть, которой он обладал при жизни. Подлинную власть. По его приказу меня могли убить в любую секунду, и все же он погрузился в молчание при одной лишь мысли о призраке, находящемся в другом конце Галактики.
Он помедлил с ответом, поигрывая тяжелым кольцом на пальце.
– Я приказал не связываться с ним по КТ, – сказал граф, употребив сокращенное название квантового телеграфа, соединявшего Империю со всеми уголками подвластной человеку Вселенной. – И я спрашиваю еще раз: кто-нибудь знает, что вы здесь?
– Корабль, на котором я летел, нашли брошенным, милорд, как я уже говорил. Я направлялся на Тевкр, а не на Эмеш и не предполагал оказаться здесь.
Ликтор строго смотрела на меня, стоя наготове с неактивированным мечом из высшей материи.
Решив рискнуть, я сказал:
– Конечно же, самым мудрым решением было бы просто убить меня и скрыть все следы моего пребывания здесь.
Я с хитрецой взглянул на палатина, ясно давая понять, что на самом деле ничего подобного не может произойти, как будто одно то, что я произнес эти слова вслух, уже отметает такую возможность.
И это подействовало. Черные глаза прищурились, челюсти под густой бородой плотно сжались.
– Вы считаете меня таким дураком, Марло?
Он умышленно пропустил слово «лорд».
«Клюнул!»
Полдюжины афоризмов по этому поводу вертелись у меня на языке. Но я прикусил его, чтобы удержаться от улыбки, от вздоха облегчения.
«Казни сегодня не будет, во всяком случае моей казни».