– Ты взял и исчез, мальчик!
Мы не могли объясниться тут. Не могли нигде рядом с замком. Как мне ответить ему честно, не выдав своей тайны? Тайны, которую граф чуть ли не приказал мне сохранить.
В голову мне пришла удачная мысль, и я повернулся к пельтасту:
– Солдат, мне нужно поговорить с моим другом с глазу на глаз. Можем мы прогуляться по площади?
Пельтаст посмотрел на свою начальницу, женщину с худым лицом и жестким взглядом.
Она покачала головой. У них тоже был приказ. Они знали, кто я такой или, во всяком случае, что мне не разрешено никуда выходить.
– Мессир не может покинуть замок без сопровождения, – ровным голосом объявил пельтаст, подчеркнуто не глядя мне в лицо.
Я вывернул кисти рук так, словно они были в наручниках, и показал Паллино:
– Здесь я не совсем заключенный, но, как ты сам видишь, и не совсем свободный. Я не мог ничего сообщить вам.
Эти слова были не до конца правдивы – еще одна маленькая ложь из тех, с помощью которых мы спасаем свои души.
Паллино стоял, напряженный, как струна, обдумывая новые сведения. Наконец ему удалось выговорить всего лишь:
– Ух ты!
Я невольно фыркнул и жестом показал ветерану, что нужно отойти от ворот и охранников. Во всем замке не нашлось бы места, где нам было бы обеспечено уединение, и я не сомневался, что мои приходы и уходы заинтересуют кого-нибудь в службе безопасности графа.
Отведя Паллино в тень красной колонны и торопясь начать разговор, я спросил:
– Как все остальные? Как Элара?
И хлопнул старика по плечу, в надежде немного снять напряжение. Но, оглянувшись, увидел, что охранник у дверей внимательно наблюдает за нами.
– Что это значит? – спросил ветеран.
Глаз его блуждал по фрескам на потолке, изображавшим завоевание планеты домом Матаро, отступление презренных норманцев перед кремовыми сапогами Имперских легионов. Паллино оглянулся на меня с почти тоскующим выражением. Может быть, он вспомнил свою прежнюю жизнь?
– С Эларой все в порядке. Один новичок из команды Амарей расквасил ей челюсть в общей схватке, но она крепкая старая стерва. – Он снисходительно усмехнулся. – Красивые граффити.
Он плавно повел рукой, словно пытаясь обхватить изображения на потолке.
– Это фрески, – не удержавшись, поправил я.
Лампы наверху мигнули и на мгновение погасли. Я нахмурился, но такие скачки напряжения были обычным делом в замке. Повреждения из-за шторма, как уверяли слуги.
Паллино словно бы и не заметил этого или же не придал значения; солнечного света ему вполне хватало.
– Да знаю я, что это фрески, парень. Я все-таки не в хлеву родился.
Лампы снова вспыхнули.
Наклонив голову, я пробормотал извинения, затем выпрямился и посмотрел в лицо старику:
– Думаю, нам придется отказаться от покупки корабля?
Ну вот. Я сказал это, и хотелось надеяться, что сказал достаточно невинно, чтобы не отвечать потом на вопросы графа и его инквизиции.
Паллино шумно выдохнул c почти расстроенным видом:
– Это был неплохой план.
Теперь, утратив первоначальную ярость и лишившись возможности обругать меня, он чувствовал себя словно бы ограбленным. Он не знал, как продолжать разговор. И это было хорошо. Это было уже что-то. По крайней мере, он больше не кричал. Не устраивал сцен.
– Купить корабль на земли своего отца… ловко.
Я дернулся, словно от укуса, ошеломленный его словами:
– Хлыст рассказал тебе?
– Должен признаться, что не понимаю, какой в этом смысл. – Он просунул палец под ремень кожаной глазной повязки и почесал лицо. – Зачем богатому парню вроде тебя драться в ямах вместе с такими псами, как мы? Особенно если ты мог просто прийти сюда и получить королевские почести?
Что я мог на это ответить? Получилось еще хуже, чем разговор с Хлыстом после посещения мастерской. В тот раз за нами никто не следил. Что я сказал тогда Хлысту? «Меня ждут сплошные неприятности, пока я не покину Империю». Вот так. Если я вообще покину Империю.
– Затем же, зачем и тебе, – с нажимом сказал я. – Это был лучший выход для меня. Именно поэтому и я, и Хлыст выбрали бойцовские ямы.
Паллино принял мои объяснения спокойней, чем Хлыст. Только хмыкнул и скрестил руки на широкой, словно бочка, груди. Он по-прежнему рассматривал фрески и так и не ответил, что именно рассказал ему Хлыст, оставив меня в неопределенности.
– Он мне не поверил, – добавил я.
Мирмидонец снова хмыкнул, медленно скользя взглядом по картинам завоевания на потолке. Позади нас открылась дверь, группа логофетов и представителей гильдий вышла из конференц-зала, на мгновение затопив нас волной грязно-серых и фиолетовых костюмов.
Наконец Паллино покачал головой и проговорил:
– Ты богатый парень.
Его синий глаз уставился на меня из-под густой брови. Я не сомневался, что он все знает, что Хлыст все ему рассказал, и был ему благодарен – невыразимо благодарен – за молчание. Я напомнил себе, что когда-то Паллино был солдатом и ушел в отставку центурионом первой линии. Он видел настоящие боевые действия, служа на имперском дредноуте, а не прохлаждался, как некоторые, в резерве, в состоянии заморозки, порой целые столетия. Он знал, каково находиться под наблюдением других людей каждую минуту своей жизни.
– Не совсем так, – сказал я, не зная, правильно ли понял, что каждый из нас имел в виду, но твердо уверенный, что сам я не такой, как все, как уверены в этом все молодые люди. – Паллино, я был вынужден оставить дом.
Я сделал особый упор на слове «вынужден», наполняя его всей той предопределенностью, какую скопил в себе. Необходимо было сделать так, чтобы он понял меня, но при этом не сказать ничего, что могло бы разрушить хрупкое благоволение графа. Я танцевал босыми ногами на лезвии ножа, как часто приходится придворным. Балансировал между правдой и необходимым обманом. Между разрешенным и запретным.
Должно быть, он все-таки понял, что я имел в виду, потому что сменил тему разговора:
– Тебя скоро отпустят? Буду рад твоему возвращению.
Я бросил быстрый взгляд на него. Мне никогда не позволят снова сражаться. Эта мысль дошла до него, и Паллино снова развернул разговор в другую сторону:
– Как бы там ни было, буду рад выпить с тобой вина после нашей следующей победы.
В глубине его глаза сверкнула новая мысль, и он спросил:
– Ты слышал про Эрдро?
Проглотив комок, я вскинул голову, и наступила моя очередь разглядывать фрески:
– Видел.
Не зная, какие тут нужны слова, я поспешил добавить:
– На мгновение мне показалось, что он доберется до Джаффы.
– Это была глупая затея, – ответил Паллино. – Он должен был понять, что такие образцы старинного оружия всегда работают не в нашу пользу. Понять, что не нужно бросаться на этого гада.
– Он был хорошим человеком, – просто сказал я. – Хорошим бойцом.
– Да, был. – Паллино потер рукавом бицепс, там, где его украшала татуировка легионера. – Может, оно и к лучшему, что ты ушел. Мне бы очень не хотелось, чтобы и ты кончил так же. Кто знает, может быть, это подходящее место для тебя.
Он старался быть вежливым, и это задело меня.
– Я бы предпочел сбежать с планеты.
– Почему?
Я ожидал этого вопроса, но ответить на него было непросто. Как объяснить плебею, что богатство и власть приходят вместе с клеткой? Он видит только шелковую одежду, но не знает, чем приходится платить за них.
– Это не мой дом, Паллино, – я пожал плечами и сосредоточил все внимание на старике, – это все не мое.
Я отвел глаза, не в силах вынести его взгляд, и добавил:
– Мы все еще можем купить корабль.
Он прищурил единственный глаз:
– Как мы его купим, если ты застрял здесь?
– Я могу заплатить за него моей… землей моего отца. Ты, Элара и Хлыст будете работать на меня. Вам не придется больше рисковать жизнью. Это спокойная работа. Безопасная. – Я замолчал и почесал подбородок. – Если, конечно, мне удастся нанять пилота.
Мирмидонец уцепился за эту мысль и снова принялся задумчиво жевать что-то несуществующее с устремленным к потолку единственным глазом. Никто из нас не сказал вслух то, что само собой подразумевалось: если я останусь в живых, то буду получать свою долю прибыли как владелец корабля. Паллино слушал меня достаточно внимательно, чтобы понять, что по происхождению я был как минимум патрицием.
– Звучит не так уж и плохо, откровенно говоря.
– Так ты подумаешь об этом? – просиял я.
Если даже мне не удастся вырваться из своего окружения, я, по крайней мере, могу помочь друзьям. И хотя на тот момент шансы на успех были мизерными, вероятно, я все же лелеял надежду, что найду способ сбежать с Эмеша и отправиться по дороге, которую сам для себя выбрал.
Губы Паллино вытянулись в напряженной улыбке.
– Да, можно и подумать, – он сжал челюсти, и улыбка схлынула с его лица, как волна, – а еще я потолкую с Хлыстом. Посмотрим, может быть, мне удастся его переубедить. Это неправильно, когда человек не разговаривает со своими братьями.
Вот, значит, кем мы были? Разумеется, услышав это слово, я сразу вспомнил о Криспине – единственном своем настоящем брате, хотя расставание с ним не ранило меня так больно, как разлука с друзьями-мирмидонцами. При слове «братья» в глубине моей души вдруг вспыхнуло такое одиночество, какого я не испытывал со времени смерти Кэт. Хоть я и не был один, но, вполне возможно, этого заслуживал.
Я спрятал подбородок под воротник и прикрыл глаза, чтоб сдержать слезы.
– Был бы тебе очень благодарен, – запинаясь, проговорил я. – Я бы и сам это сделал, но…
Я неопределенно махнул рукой в сторону караулки и, желая поднять настроение, спросил:
– А над чем вы там смеялись с охранниками?
– Военные истории, сынок, – мирмидонец похлопал меня по плечу, – просто военные истории.
– Он что-нибудь говорил обо мне?
Я повернулся и встал рядом со своим невысоким другом, скрестив руки на груди. Какое-то время мы молча разглядывали фрески, которые так заинтересовали Паллино. Прямо над нами был нарисован умандх, который отбивался сразу от двух легионеров, вооруженных светящимися копьями. Один солдат наступил сапогом на туловище колона, и мне вспомнилось, как гладиатор из Мейдуа растоптал своего изуродованного противника.