Фремур пришпорил лошадь и догнал Унвера, который ехал с небрежной грацией и холодным невозмутимым взглядом – казалось, он высечен из дерева.
– Мы поступаем глупо, отправляясь в лагерь Рыжебородого, – тихо сказал Фремур Унверу. – Если у тебя есть план, то хотя бы поделись им со мной. Только я один был на твоей стороне с самого начала.
– У меня нет стороны.
Фремур безмолвно выругался. События последней луны сделали Унвера еще более неразговорчивым, если такое вообще возможно.
– Рудур Рыжебородой думает иначе. Он убьет меня и моих людей так же спокойно и равнодушно, как и тебя, – заявил Фремур.
– Он меня не убьет. Мы его гости.
Но в том, как Унвер произнес эти слова, было скорее равнодушие, чем вера. И это никак не успокоило Фремура. Все утро ему казалось, что змея сжимает его внутренности – с каждым мгновением все сильнее.
К ним, отталкивая других зевак со своего пути, протиснулся мужчина, крупный, очень пьяный и молодой, его усы все еще больше напоминали пух.
– Эй, Длинные Ноги! – закричал он. – Эй, Унвер! Ведь тебя именно так зовут, верно? «Никто»! И ведь так оно и есть!
Унвер так резко повернул свою лошадь, что парню пришлось отскочить назад. Унвер наклонился с седла, точно ястреб, увидевший нечто маленькое и полное крови, бегущее по траве. Молодой тритинг не ожидал такой реакции и продолжал ошеломленно на него смотреть, неподвижно застыв на месте и широко раскрыв глаза.
– Никто не называет меня «Никто», если они сами не стали кем-то, – сказал Унвер. – А ты?
Молодой парень не мог ответить. Унвер кивнул, словно они пришли к согласию, и снова повернул лошадь к лагерю Рудура.
Когда они подъехали к воротам, которые клан Черного Медведя выстроил для Танемута, Фремур оглянулся на людей, следовавших за ними.
– Где Гездан Лысый? – спросил он. – Он сказал, что будет здесь.
Люди клана Журавля пожали плечами.
Унвер спешился, привязал свою лошадь к ограде и пошел по траве к огромному шатру Рудура, его спутники также привязали лошадей и последовали за ним. Фремуру приходилось делать большие и быстрые шаги, чтобы не отставать от Унвера, но он был полон решимости сразу вступить в схватку, если до нее дойдет, пусть этот день и станет последним в его жизни. Унвер вернулся за ним, хотя мог спокойно оставить его умирать. Фремур не мог отплатить за жизнь чем-то меньшим, чем жизнь, которой он был готов рискнуть.
Шатер Рудура был огромным, но занимал лишь малую часть лагеря клана Черного Медведя. В центре стоял большой навес, длина и ширина которого достигали двадцати шагов, спереди оставался открытый вход. Фургоны Рудура служили импровизированными стенами. Большое знамя со знаком Лесного Ворчуна, тотема клана, висело на фургонах, поставленных сзади, и возникало впечатление, что мужчина на высоком стуле дожидался гостей прямо внутри красной зубастой пасти. Еще полдюжины мужчин сидели у его ног; грубые бородатые воины, таны своих кланов, признающие главенство Рудура. Фремур знал всех, по крайней мере по репутации, и не мог представить, чтобы добровольно обнажить меч против кого-то из них – если только он не решил бы свести счеты с жизнью.
Мужчина, сидевший на стуле, Рудур Рыжебородый, был одновременно похож и не похож на своих сторонников, хотя толстые золотые нарукавные украшения и золотое ожерелье на шее показывали, что он не простой член клана. Рудур не мог похвастаться особым ростом или слишком массивным телом, но мышцы на татуированных руках были натянуты, как бечева. У него был тонкий нос и узкие глаза, словно появившиеся на голове после быстрых ударов ножа, но их не наполняла угроза, в отличие от глаз танов, сидевших у его ног. Наоборот, он наблюдал за приближением Унвера с полуулыбкой и холодным вниманием охотника. Рудур не был ни молодым, ни старым, быть может, на десять лет старше Унвера, и в его знаменитой рыжей бороде седина пробивалась лишь с двух сторон от подбородка.
Фремур видел, что часть мужчин и даже женщин заняты делами в лагере, но других вооруженных воинов клана Черного Медведя не заметил, и никто не стоял и не глазел на гостей, как делали обитатели лугов, когда Унвер и его спутники ехали к лагерю. Неужели Унвер Длинные Ноги им совсем неинтересен? Или они боятся насилия? Возможно, именно по этой причине не приехал Гездан, хотя и дал обещание?
– О, вот и он, – громко сказал Рудур, когда они подошли ближе. Он обладал голосом шамана, и создавалось впечатление, что каждое произнесенное им слово имеет больше значения, чем если бы люди его услышали из уст кого-то другого. – Унвер из клана Жеребца пришел выразить мне свое почтение. Или ты Санвер? Я слышал, что когда-то ты носил именно это имя. Мне даже говорили, что у тебя есть имя обитателя города, хотя я его не помню. Так ты из клана Жеребца или клана Журавля? О тебе много болтают всякого разного – задают вопросы, – но, быть может, ты расскажешь – кто ты на самом деле?
– Я то, что ты видишь, – ответил Унвер. – И пришел не для того, чтобы выразить тебе почтение, хотя и не намерен выказывать неуважение, Рыжебородый. Я пришел из-за того, что ты меня позвал.
– Да, все так, все так! – Казалось, Рудуру понравился ответ, и он даже улыбнулся, но его глаза оставались холодными. – Я подумал: «Танемут пройдет, а я не увижу того, о ком здесь столько говорят?» И вот ты здесь.
– Да, – согласился Унвер. – Я здесь.
Прошло несколько мгновений, в которые двое мужчин молча изучали друг друга.
– Выпей со мной чашу вина, – наконец предложил Рудур.
Он хлопнул в ладоши, и тут же из его огромного шатра появились три женщины, каждая несла в руках серебряный поднос изящной работы, и сразу становилось понятно, что он взят из дома какого-то Наббанайского аристократа. Однако Рудур не позволил женщинам себя обслужить, он наклонился вперед, взял чашу и один из кувшинов, налил вина и сделал большой глоток. Затем он налил Унверу и всем сидевшим у его ног танам, и те опустошили свои чаши, ни единым жестом не показав удовольствия.
– Не бойся, – сказал Рудур, – здесь нет яда, лишь хорошее красное вино с южных холмов.
Унвер взял свою чашу, мгновение смотрел на нее, а потом сделал глоток и на мгновение задумался.
– Вино? – спросил он. – Неужели ты отказался от джерута, который пили твой отец и дед?
Рудур рассмеялся.
– Ты назвал меня мягкотелым из-за того, что я пью напитки Наббана? Намекаешь, что я перестал быть истинным членом клана из-за того, что сделал аристократок Наббана своими постельными рабынями?
– Если ты влюбился в одну из них и отвернулся от своего народа, то да – ты перестал быть истинным членом клана.
– Ха! – Рудур опустошил свою серебряную чашу и взмахнул ею, показывая, что хочет еще. Одна из женщин поспешно подошла и наполнила чашу. – Прекрасная шутка, друг Унвер, от того, кто сам лишь наполовину принадлежит клану!
Унвер пожал плечами:
– Я не в ответе за свою кровь – или за решение моего отца вернуться к обитателям городов, когда я был молод. Я прожил свою жизнь как член клана, снова и снова совершал набеги… и пил джерут. – Он вернул чашу одной из женщин, которая посмотрела на Рудура и, только получив разрешение, взяла ее из рук Унвера. – Твоя выпивка слишком слаба для моего желудка. Я подожду чего-нибудь более подходящего, что будет мне по вкусу.
Рудур кивнул, словно оценил меткий выстрел из лука.
– В таком случае мы больше не станем тратить время на любезности и поговорим о других вещах. Я слышал, ты называешь себя шаном, утверждаешь, будто пришел новый Эдизель.
Фремур почувствовал, что его люди напряглись, точно тетива натянутого лука, а один или двое положили ладони на рукояти мечей.
– Я называю себя человеком, – ответил Унвер. – И я не виноват в том, что какие-то люди обо мне говорят, как и в том, что в моих жилах течет кровь обитателей городов.
– Значит, ты не возрожденный шан? – спросил Рудур. – Ты не претендуешь на этот титул.
– Я ни на что не претендую.
– В таком случае ты должен ответить обвинителям, как любой другой член клана. – Рудур хлопнул в ладоши; женщины забрали подносы и поспешно удалились в шатер, а Рудур снова хлопнул в ладоши.
– Вольфраг!
У мужчины, вышедшего из шатра, одетого как шаман, была черная с проседью борода длиннее, чем у Рудура, которая достигала пояса. Чуть ниже висков на обеих щеках были вытатуированы звезды, а на лбу – широко раскрытый глаз.
– Слушаю тебя, тан танов, – сказал шаман низким грохочущим голосом, который вполне мог принадлежать недовольному быку.
– Приведи еще одного гостя, – сказал Рудур.
Вольфраг кивнул, вернулся в шатер и через мгновение вышел с мужчиной с татуировкой клана Журавля. Мужчина посмотрел на Унвера, Фремура и их спутников, но сразу отвел глаза.
Фремур тут же вскочил на ноги.
– Гездан Лысый! Что ты делаешь? Ты нас предал?
Полдюжины танов тут же поднялись на ноги. Воины, стоявшие за спиной Унвера, последовали их примеру, изогнутые клинки покинули ножны. На мгновение казалось, что кровопролитие неизбежно, но Рудур встал и обвел всех взглядом.
– Что с вами случилось? – спросил он. – Неужели вы забыли пути нашего правосудия? Гездан из клана Журавля будет говорить, а вы его послушаете. Ни один клинок не напьется крови под моей крышей. Он поджал губы и свистнул, и четыре десятка воинов клана Черного Медведя внезапно выскочили из-за фургонов и из шатра Рудура. Очевидно, они все время там прятались и ждали сигнала. Фремур безмолвно проклял сначала свою глупость, а потом глупость Унвера. Все четыре десятка были вооружены луками, они сделали несколько шагов в сторону Унвера, а потом наложили стрелы на тетиву и приготовились стрелять.
– А теперь, – продолжал Рудур, – все будут сохранять мир и спокойствие, чтобы выслушать Гездана.
– Мир? Будь ты проклят, Рыжебородый! – закричал Фремур, в этот момент гнев победил в нем страх. – Мы твои гости.
– И, если вы никому не причините вреда, вы тоже никак не пострадаете, – ответил Рудур. – Каждый человек имеет право на защиту в собственном лагере. Если кто-то из вас сдвинется с места, мои люди вас убьют.