– Лук есть. И стрелы тоже.
– Ну, разве ты не счастливый молодой человек? Так вот, когда мой сын был маленьким, я пела ему песню, которой научилась у своей няни. Она про волшебную рыбку желаний. Хочешь ее услышать?
Королева Мириамель не стала дожидаться ответа, а наклонилась над мальчиком и запела негромким мелодичным голосом:
О, маленькая волшебная рыбка,
Что ты мне дашь, твоя жизнь – за желание?
Она изменила голос для рыбки, сделав его пронзительным и забавным, и даже Бласис не удержался от улыбки.
Пожалуйста, брось меня обратно в реку,
А я дам тебе все, чего пожелает твое сердце.
О, маленькая рыбка, которую я вытащил из воды,
Что, если я попрошу о сыне и дочери?
Я дам тебе девочку и мальчика, таких красивых,
Что все прибегут на них посмотреть.
Бласис совсем перестал вырываться, но продолжал хмуриться и тянуть Мириамель за рукав, однако складывалось впечатление, что он слушает. Королева снова прижала его к себе и запела:
О, маленькая рыбка, которую я вытащил из воды,
Что, если я захочу пригоршню серебра?
Я дам тебе такие богатства, что сбежится толпа,
Чтобы просить тебя о милостыне, когда ты приедешь в город.
О, маленькая рыбка, которую я поймал в своей лодке.
Что, если я захочу замок со рвом?
Я дам тебе замок большой и могучий,
И ты будешь в нем в безопасности всю жизнь.
О, маленькая рыбка, которую я принес на берег.
Что, если я захочу тысячу других вещей?
Все твои желания будут выполнены,
Если ты вернешь меня обратно в воду…
В песне было еще много куплетов о том, как рыбка желаний спаслась от кастрюли с кипящей водой, но в конце концов рыбак отпускает ее в воду, попросив лишь о благословении. К тому моменту, когда Мириамель закончила петь, Бласис совершенно успокоился и стал сонным. Мириамель вернула его герцогине. Ребенок тесно прижался к матери, сжав в кулачок прядь свободно спадавших на плечи волос Кантии, и закрыл глаза.
Королева с любовью посмотрела на него, но Джесе показалось, что она видит следы слез в глазах Мириамель, и удивилась.
– Ты должна забрать своих милых детей и уехать, Кантия, – тихо сказала королева. – Отправляйтесь в безопасное место. Послушай ту, которая слишком хорошо знает, что дети важнее всего остального.
– Ваше величество. – Граф Фройе терпеливо ждал, пока королева закончит песню, отчаянно пытаясь – пусть и тщетно – скрыть раздражение. – Могу я поговорить с вами наедине?
– Граф, вы хороший человек. – Несмотря на то что королева продолжала говорить тихо, в ее словах послышался металл. – Я ценю вашу мудрость и осмотрительность больше, чем вы можете представить. Но то, что сейчас здесь происходит, касается только женщин. Речь идет о безопасности детей герцогини Кантии. И я не хочу слушать то, что скажет мужчина. Мы встретимся с вами позже. Вы можете быть свободны.
Граф низко поклонился, сначала герцогине Кантии, потом королеве. Когда он ушел, в комнате надолго воцарилась тишина.
– Вы действительно считаете, что нам грозит серьезная опасность? – спросила герцогиня.
– Надеюсь, что нет, однако надежда – это слабый доспех, – ответила королева. – Так часто повторял мой дедушка – и был прав. Любое насилие, любой слух, любые беспорядки на улицах идут на пользу Далло, потому что они провоцируют хаос, а для большинства людей наилучший способ борьбы с хаосом – новый правитель. Сильный правитель. Твой муж разумный человек, но его не считают сильным – в отличие от его брата Друсиса.
– Но я не могу поверить, что здесь нам грозит опасность – только не в Санцеллане, нашем доме.
К удивлению Джесы королева опустилась на колени рядом с герцогиней и взяла ее за руку.
– Клянусь любовью нашего Искупителя, я не хотела тебя напугать, миледи, а лишь предупредить. Я уже видела подобные вещи прежде, в особенности во время правления моего отца – да простит Господь его преступления. Город может превратиться в кипящий котел, и те, кто стремится к хаосу, будут снова и снова разжигать пламя, пока все вокруг не закипит. И тогда будет слишком поздно сожалеть об ожогах.
Джеса наклонила голову к крошечному круглому личику Серасины и принялась нашептывать что-то бессмысленное и успокаивающее, она вдруг испугалась за ребенка как никогда прежде. А что, если женщина-вранн была права? Изменится ли что-нибудь, если Джеса попросит герцогиню послушаться королеву? Обратит ли Кантия внимание на ее слова или отошлет прочь за то, что она осмелилась говорить как подруга, а не служанка? И кто тогда защитит Серасину?
«Я люблю эту маленькую девочку, – подумала она, внезапно почувствовав, какие сложные чувства связывают ее с семьей герцогини. – Я должна о ней позаботиться. И, если случится что-то плохое, она будет нуждаться во мне. Я не могу рисковать».
Теперь Мириамель уже стояла; в своем жестком серо-золотом платье она вдруг стала похожа на куклу, сделанную из плетеного тростника.
«Тот Кто Всегда Ступает по Песку, – начала молиться Джеса, – пожалуйста, сделай так, чтобы герцогиня поверила ей так, как верю я!»
– Более всего я тревожусь о твоих детях, Кантия, – сказала королева. – У тебя красивые и сильные сын и дочь. Они будущее Наббана и дома герцога. Твой муж останется и будет охранять порядок – или попытается это сделать, и не имеет значения, чем все закончится, но я хочу, чтобы ты обдумала возможность отъезда в твой дом, расположенный на холме Антигин, или вообще покинула город.
После того как королева ушла и стих грохот тяжелых шагов ее стражи, Джеса с удивлением обнаружила, что герцогиня плачет.
Мириамель не хотелось встречаться с графом Далло в Садах Велии, но у нее не оставалось выбора. Она не боялась за собственную безопасность в центре Санцеллана Маистревиса, когда дюжина ее людей расположилась за деревьями и на тропинках, идущих вдоль разросшейся живой изгороди, а также сотня солдат герцога находилась на расстоянии слышимости. Ей не нравилось то, что невозможно было понять, сможет ли еще кто-то услышать их разговор. Сад был разбит для Велии Гермис, жены императора Аргениана, и занимал большой участок земли на месте прежнего императорского дворца, но деревья посадили вдоль дорожек так тесно, что видимость была ограничена несколькими шагами во всех направлениях.
При других обстоятельствах Мири радовалась бы возможности провести некоторое время в саду, настоящем шедевре своего рода, с дюжиной укромных уголков и длинных дорожек в тени айвы и других фруктовых деревьев – и даже журчащим ручьем с прозрачной водой, который протекал через сад, благодаря специальной системе насосов, и делал его в еще большей степени похожим на кусочек дикой природы. Но сейчас Мириамель спрятала последнее письмо мужа в корсаже своего платья, оно прижималось к ее груди, как нож, и королева чувствовала себя слабой и очень встревоженной.
Саймон тщательно подбирал слова, даже слишком, но факты оставались предельно ясными: отряд эркингардов, сопровождавший Эолейра и их внука Моргана, был атакован тритингами, в живых осталось всего несколько человек, и это в самом лучшем случае, Морган попал в плен и за него потребуют выкуп. Мири оставалось лишь молиться, чтобы бородатый Главарь луговых тритингов, получивший такой неожиданный приз, понимал, насколько важен Морган. Она знала, что Саймон выплатит любые деньги, чтобы вернуть внука, но Мириамель чувствовала себя ужасно из-за того, что сейчас находится так далеко от Хейхолта.
Она вертела золотое обручальное кольцо на пальце, жалея, что не существует волшебного кольца из детских сказок, которое моментально доставило бы ее к любимому. Однако Мириамель знала, что та магия, которая заключена в кольце переплетенных золотых драконов – нежное волшебство любви и брака, – не перенесет ее даже на дюйм от скамейки, у которой она стояла. Ей оставалось ждать еще более страшных писем и ужасных новостей, прилетающих к ней одна за другой, как птицы плохих предзнаменований.
«Сначала Идела, теперь Морган, – думала она, и прячущийся в тени страх вдруг стал более понятным. – Наша семья? Это просто ужасные несчастные случаи или кто-то нацеленно наносит удары по нашей семье? Но кто?»
Она опустилась на скамейку, с благодарностью принимая тень, столь необходимую в этот жаркий день. Мириамель не могла отбросить посетившую ее тревожную мысль, в особенности сейчас, когда ей предстояла встреча с человеком, который с радостью расправился бы со всей ее семьей.
«Мне следует сегодня же отправиться в Эркинланд. – И она впервые за долгие часы, прошедшие с того момента, как Фройе принес ей письмо Саймона, перестала чувствовать себя беспомощной. – Мне следует послать за своей каретой и уехать прямо отсюда в порт. С хорошим попутным ветром я буду дома через две недели».
Однако она не могла – во всяком случае, сейчас. Ей предстояло довести до конца несколько важных дел, а Саймон уже и сам принял ряд важных решений. Нет, она должна быть королевой – да, королевой – и делать то, в чем нуждаются ее подданные, как бы сильно ни болело ее сердце, как бы она ни боялась ближайшего будущего.
– Ваше величество! Вы оказали мне большую честь. Я знаю, что вы очень заняты. – Граф Далло появился из-за поворота тропинки, слишком неожиданно, чтобы это было случайностью, – должно быть, он ее ждал.
Мириамель позволила ему подойти и поцеловать руку. Далло был одет очень изысканно и модно, как и всегда, но одежда не соответствовала его жабообразному облику. Мириамель постаралась ответить ему улыбкой.
– У меня всегда найдется время для верных подданных, граф, – в особенности когда они также являются членами моей семьи, – ответила она.