Ойятои гайкокудзин плачет. "Что ты делаешь? Что ты делаешь? Какубуцу вырвет тебе глаза, язык, пальцы, слова. Уходи с Эскадрой. Под командованием вице-адмирала. Эзав поможет".
Над "Отелем Империал" и крышами недалеких зданий министерств взрываются пастельные букеты фейерверков. Свисты и аплодисменты плывут через парк.
Яркие тени порезали Рокумейкан на вертикальные панели черно-белых иероглифов.
Кийоко хочет проснуться и не может.
"Что случилось? Доктор?". "Первый раз ко не пришли больше года назад. После нагрузочных испытаний скелета гусеницы. Ты забыла, какова цель твоей работы? Истинна, первоначальная цель и повод. Все твои записки, день за днем, накапливаются в архивах Какубацу. Они увидели, что технология Гейста действует. И посадили над ней своих ученых. Над твоими записками. Таким был договор. Я отдаю вам знания, чтобы вы сами могли развивать могущество Неба. У меня имеются патенты, но вы обладаете производством. Вы посадили своих лучших ученых, и они не были в состоянии дойти до теории Гейста до выплавки его железа. Мучились месяцами и, в конце концов, пришли ко мне. И показали мне все эти записки, шаг за шагом. Все, что ты переписывала для них из своих стенографических записей. Кийоко, Кийоко. Они были правы. Я не мог им пояснить. Откуда из понедельничных экспериментов берутся вторничные выводы. Каким образом я от первого уравнения перешел к второму, третьему, четвертому уравнениям. У меня имелось восемьдесят смесей на выбор – я выбрал как раз одну. Почему именно эту? Мне показывают технологическую последовательность, и я сам вижу, что никакой последовательности там нет. Неужели я их обманываю? Но- суда ведь летают. Железо висит в небе. Наука действует. Вот только, наука ли это? Я долго над этим размышлял. Крутил в голове, так и сяк. Где, как, в какой момент появляется это знание. Откуда появляется сила для именного этого прыжка над пропастью тайны. Работаю. Мыслю. Говорю. Мыслю и говорю, именно так обрабатываю идею. Высказывая то, что всего лишь на границе понятия, что еще скрыто в бредовых видениях разума. Ты все это записываешь по-своему. Потом возвращаешься к себе и переписываешь все публичными знаками, этими вашими кандзи и кана. И утром считываешь с них мою вчерашнюю работу, я же, со свежими мозгами, приступаю к работам воображения. И тогда мне в голову приходят лучшие идеи. Так все это идет. Это я так считал. Но, то ли они приходят ко мне – ил это именно ты только что мне их прочитала? Почему записала именно так, а не иначе? Почему выбрала для тех же самых звуков то эти, а в другой раз – иые образы?". "Я вообще не понимаю науки tetsu tamasi, доктор". "Знаю, что не понимаешь, Кийоко. Только ведь ее не понимает никто другой на свете. Оказалось, что не понимаю ее и я сам. Я не могу показать, шаг за шагом, мысль за мыслью, почему она работает. Но ведь - работает! Мы видим, что работает. Потому что у девушки-стенографистки была именно такая вот фантазия кисти!". Он вытирает слезы. Потом смеется. "Тебе вырвут глаза, язык, пальцы, слова, мысли, съедят тебе мозги".
Пара муниципальных полицейских стоит на границе тени, присматривается к Кийоко и чужеземцу.
Кийоко массирует запястье, ладонь. Поднимая голову. Выше, выше.
"В большом городе не видно звезд". А звезды им ни для чего не нужны".
"Скажут, что мы игрались войной". "Никто, кто знает Ваше Величество". "А кто меня знает, Ито? Кто меня знает?".
Император Муцухито завтракает в компании прице Арисугава и Хару, князя Ито Хиробуми и графа Иноуэ Каору.
Принесли телеграмму из Санкт-Петербурга. "Решительное мнение министра Курино Синихиро таково, что русские продолжают переговоры только лишь ради получения лучей военной позиции".
У императора появилась привычка выпивать каждый вечер бутылку, а то и две бутылки, французского вина – утро не любимая его пора дня. Но он никогда не позволяет спиртному перехватить власть над собой.
Он не комментирует содержания телеграммы. Ест.
"Если мы не ударим первыми, тем хуже будет наша позиция".
"Армия считает шансы победы на пятьдесят процентов".
"Ромнов слушает только кайзера и своих авантюристов-нуворишей".
Беседа происходит в присутствии императора, и решения принимаются в присутствии императора.
Великой тайной двора Японской Империи остается, в чем, по сути, заключается власть tennō.
Осуществляются парламентские выборы. Политические партии торгуются о составе правительства. Принимаются постановления. Министры отдают распоряжения. Суды оглашают приговоры.
Император проводит церемонии в годовщину смерти своих предков. Император ездит в святилища синто, на учения и на военные парады. Император плодит потомков и принимает заграничных сановников. Император пишет стихи, которые никто не читает. Он выслушивает диспут своих министров и советников и выражает сердечные пожелания благосостояния для страны и народа. Он изучает китайских классиков и мировую историю.
Очень долго он стыдился публичных функций, помимо придворных ритуалов. Он страдает прогнатией[1] подбородка. Запустил бороду. Куря папиросу, он закрывает ладонью нижнюю часть лица.
Королей, императоров дома Габсбургов деформировало то же самое наследие благородной крови. Муцухито показали фотографии и портреты европейской аристократии. Какие же они молодые. Генеалогии, доходящие в глубину истории всего лишь на тысячу, самое большее, полторы тысячи лет.
"Хватит ли у нас средств на эту войну? Вы же знаете состояние государственных финансов". "Можем ли мы позволить отодвигать эту войну на потом?". "Еще четыре года, и Корея станет бастионом России".
"Флот ожидает уничтожения, как минимум, половины наших судов. В достаточной ли степени оставшаяся половина сможет повредить силы врага – мы обязаны считать так".
Император допил чай. Прежде чем kinjū приблизился, неся полный tetsubin, князь Хару вручил императору другую горячую чашку.
Князь Хару – это единственный из оставшихся в живых сын Муцухито. У Муцухито были другие сыновья с другими наложницами, но они быстро умирали.
"Большой ошибкой преждевременных государственных стратегий было полагаться на войну, когда уже нет другого выхода. Когда война является необходимостью. Когда войну начали против нас. Это самая худшая стратегия. Сравните решения правительства с мнениями человека. Ребенок отправлялся бы на войну. Разгневанный. Плачущий. Загнанный в угол. Что делает взрослый человек? Взрослый человек рассуждает в мыслях, он свободен от принуждения и страстей. Вот эти доводы "за", а вот эти – "против". Уверенности нет – а уверенности у нас никогда нет – зато имеется опыт в оценке риска. Война – это меч в моей руке. Я его обнажаю, я прячу его в ножны".
Император ест, император слушает. Он никогда не запоминает разговоров, имен, лиц.
"Телеграфируйте в Париж, чтобы больше ответа от русских не требовали".
"Завтра мы сообщим о разрыве отношений".
"Барон Розен предупредит Петербург, как только наш ф лот выйдет из портов".
"Мы, естественно, отсечем возможность высылать телеграммы за границу".
"Барону следовало бы вручить соответствующий прощальный подарок". "Небольшой, но обладающий высоким вкусом". "Цветочные вазы". "Серебряные".
"От Его Величества". "От супруги Его Величества".
Верховая езда это любимое развлечение императора. Уже смолоду он с тоской ожидал пору, когда мог бы положиться на животное, мчаться вдаль, сломя голову, без цели, без необходимости. Скачет галопом милями по дворцовым землям и закрытым армейским территориям. Иногда, прямо из седла он может вести военные маневры. Поднимает меч, и отряды маршируют направо, отряды маршируют налево. Месяцами они тренировали эти марши и построения. И с заядлым энтузиазмом вздымают крики в честь повелителя.
Почерк императора Муцухито настолько особенный и невыразительный, чо никто, поммо него самого, не способен прочитать его кандзи.
格
物
дознание до сути вещей
На третью неделю осады горы трупов под рукой этого Художника Войны.
Дознание до Сути Вещей начинается длительным, утомительным театром отчаяния.
Вот милость абсолютной власти: творить добро народу вопреки воле народа.
На третью неделю осады горы трупов под рукой этого Художника Войны. Обдумать отмену аккредитации. Одиннадцатидюймовые минометы в пути. Воздушные средства на усмотрение. Первая и Вторая Армии продвигаются победно.
Генерал барон Ноги Маресуке сминает и отбрасывает депешу. На его загорелом лице ничего не отразилось. А поначалу это ведь он о себе прочитал: "Художник Войны". Посылал и пошлет на смерть десятки тысяч хороших солдат. Его сторонники из придворных донесли ему о тяжелом вздохе, с которым император принимает известия о людских потерях на Ляодунге. Ничего не отразилось на загорелом лице генерала. Солдаты гибнут. Он добудет эту крепость. А потом, наконец, получит разрешение совершить kappuku.
Генерал выходит из-под временного капонира. Верхний окоп, восточный склон Бан-у-сан, день после захвата форта. Его начальник штаба, генерал Ичиги, смотрит через гипоскоп[2] на обросший вражескими шанцами подход к западному Бан-у-сан, на расположенные ниже линии русских окопов, засек и фортов, на поля и возделанные участки, тянущиеся перед и за Китайской Стеной вплоть до фортификаций Старого Города. С самого утра шел дождь. Серый туман повис над пейзажем из трупов. Во рвах и окопах – вода до колен.
В течение этого короткого мгновения не слышен грохот артиллерии.
"Как в тридцатиминутном окопе. Нужно будет забрать мертвых". "Мертвые подождут".
Тридцатиминутный окоп находится под возвышенностью Боудисау. Никто не может выдержать там дольше, чем две четверти часа. Русские не позволяют разобрать кучи трупов солдат, убитых в ходе предыдущих штурмов Третьей Армии: снайперский и артиллерийский обстрел отзывается чуть ли не на тень движения. На дворе август. Когда не идет дождь, жара выжимает из людей пот до последнего. Трупы пухнут, гниют, расплываются в похлебке физиологических жидкостей, грязи, костей, заплесневевшей плоти.