Кийоко спит в комнате этажом выше. Следователи Какубуцу спят в комнатах по другой стороне коридора. Ни в одном из помещений гостиницы нет дверей. Расходясь в узком коридоре между допросами, все вежливо кланяются друг другу, так же вежливо избегая друг друга взглядами. В добытых на черном рынке одеялах живут неизвестные Кийоко насекомые. Она чистит эти одеяла керосином. Каждое утро у нее болит голова. Еда, добываемая Какубуцу в китайских харчевнях, состоит, в основном, из разбавленных супов, украшенных кусочками мяса подозрительного происхождения, и очень соленого риса. Несколько раз в ходе прослушиваний случается, что над гостиницей и городом пролетает haku tetsu tamasi, таща за собой длинные белые флаги с гербом Нихон, как это выдумал вице-адмирал Ююкаи для успокоения или же террора оккупированного населения. Кийоко не может тогда удержаться от строптивой усмешки, от ясного взгляда-вызова. После которого скромно опускает глаза.
Господин Йоширо старший и, по-видимому, более высоко поставленный в иерархии Какубуцу. Господин Рейко, с Рюкю (его выдает более темная кожа), обладает более быстрым умом, и вскоре он обнажается в отношении Кийоко инстинктами сурового испуга.
Будит ли его тревогу сама Кийоко или лова Кийоко – в затхлой комнате та же самая тишина, когда сумерки опускаются над стынущим упырем города.
Господин Йоширо: "Научные авторитеты из нашей страны и наилучших учебных заведений Запада соглашаются с тем, что никакой металл легче воздуха просто невозможен. Tetsu tamasi – это мошенничество". "Ох! Но, благодаря нему, мы побеждаем неприятеля, ведь правда?".
Господин Йоширо: "Замечаешь ли ты разницу между придумыванием чего-то, что ранее не существовало, путем строгого следования выводам, происходящим от известных, существующих вещей – и открытием удивительного, непонятного факта, который мы еще только должны соединить с остальным миром логическим объяснением? Ты видишь, над чем мы здесь работаем?". "Над тем, чтобы сломать патенты господ О Хо Кий и Во Ку Кий". "И где же лежит твоя лояльность, Кийоко? Ты верна этим чужеземцам или императору?". "Императору, всегда императору, тысячекратно императору". "Тогда помоги нам". "Так я же и помогаю!".
Господин Рейко: "Что говорит тебе отец?". "Мы не разговариваем. Предки молчат. О-о, я вижу его иногда, как он кричит, но без слов. Его расстреляли. Во мне нет сочувствия к делу возврата к старым порядкам, вы же видите это, благородные господа".
Господин Йоширо: "Каким образом доктор О Хо Кий решил проблему температуры и давления трансмутации?". "Не знаю". "Откуда в ферромагнитных уравнениях tetsu tamasi взялась константа Духа?". "Не знаю". "Почему О Хо Кий заставил инженеров Мори Аринори промывать руды ноль семь и ноль восемь чистым кислородом, полученным в результате электролиза?". "Не знаю".
Господин Рейко: "Читаешь ли ты заново свои заметки сокки?". "Я обязана". "Замечаешь ли ты разницу между знанием, записанным однажды вечером, и знанием, записанным на другой день утром, но порожденным из прочтения того же самого вчерашнего знания?". "Все это читает доктор О Хо Кий. Это его знание". "Нет, Кийоко. Мы разговаривали с ним. Изучали заметки. Это не его знание. Оно появляется между твоей стенографией сокки того, что ты слышала, и твоими кандзи и кана, подираемыми потом к знакам сокки". "Я очень извиняюсь, но откуда у уважаемых господ такая уверенность? Уважаемые господа могут прочесть мои сокки?". "Нет. Этого никто не может. Только ты". "Я ужасно извиняюсь, неужто уважаемые господа подозревают во мне гениальность, превышающую гениальности всех физиков мира?". "Нет, Кийоко. Посещала ли ты сады дзен?". "Сады дзен мне знакомы". "Зачем ходят в сады дзен?". "Чтобы приглядеться к себе в чистой и гладкой поверхности собственного разума". "В саду это сделать легче". "Иногда лишь в садуэто возможно". "Иногда". "Кто вкладывает тебе в голову это само-знание, Кийоко? Камни? Цветы? Небо? Звуки воды? Геометрия песка и гравия? Садовник?". "Никто". "Откуда же оно берется? Почему именно в саду?". "Ах. Потому что я знала, только не осознвала того, что знаю. Я встала у себя самой перед глазами. Собственным "я" заслоняя реальность. В саду, в подобных местах, с подобными, как в садах медитации настроях, легче избавиться от самой себя. Мысль не нуждается в мыслящем". "Когда ты переводишь заметки сокки в кандзи, это перевод, или это поток додумывания образов и значений – вот он, нуждается ли в мыслящем? Он требует руки и кисти". "Он требует руки и пера".
Господин Йоширо: "Когда мы открываем новый остров в океане, мы не задаем себе вопрос, как такое возможно? Остров там есть. Остается обследовать его и описать". "Да". "Но когда из географического описания, из рисунка карты следует необходимость существования пролива или озера – мы знаем, что они существуют еще до того, как мы их открыли. Понимание мира опережает существование мира". "Да. Возможно. Не знаю. Ил же кто-то дорисует остров, пролив".
Господин Рейко: "Объясни". "Что? Прошу прощения". "Поясни, Кийоко, как можно дорисовать остров не на карте – ведь тогда это будет мошенничеством, обманом – но в мире". "Не знаю. "Ты так сказала". "Сказала". "Почему? Где ты обнаружила эту мысль?". "Не знаю".
Господин Йоширо: "Тебе двадцать три года. Ты не замужем. У тебя нет приданого. Вписал ли отчим тебя в семейство, в фамилию?". "Я не просила его". "У тебя нет диплома какого-либо учебного заведения. У тебя нет имущества. Война закончится". "Я вернусь в Долины". "Ты не можешь планировать всю свою жизнь, полагаясь лишь на "не знаю". "Я не планирую. Не верю я в карты будущего". "Разв тебя ничего не волнует?". "Благородные господа! Вам не следует меня перекупать. Нет таких вещей, которые я не отдала бы по собственной воле императору" Если бы только я этой вещью владела. Если бы это была вещь".
Господин Рейко: "Не спрашиваю, знаешь ли ты. Скажи, что думаешь. Tetsu tamasi был дописан к миру. Его не было, а потом он уже был. Потому невозможно дойти до него каким-либо умственным путем". "Кому-то это удалось. Профессору Гейсту". "Ты так думаешь?". "Пх! Вы его не знаете. Мы не знаем его. Если он понимал tetsu tamasi – точно так же является допиской к миру. Но, благородные господа! Кто еще! Знаем ли мы господина Во Ку Кий?". "Кийоко. Выходит, ты считаешь, что познать человека можно, как узнаешь химическую формулу металла". "Нет? Нет". "Все мы для себя совместно являемся, будто написанными. Нет никакой надежной умственной дороги от человека к человеку. Так можно делать правдивыми паровые двигатели, равносторонние треугольники или скелеты окаменелостей. Не людей. Не людей".
Кийоко: "Я размышляла еще больше. Извините. Я размышляла о том абсолютном покое муга, когда кисть или перо не требуют пишущего. Не знаю, почему я рисовала именно такие, а не другие кандзи. Нет умственной дороги от человека к человеку, а это означает: нет умственной дороги от меня ко мне. Всякий раз, когда мы делаем что-то за пределами нас самих, разве не таким ли образом должны мы успокоиться? Мы были написаны. Нас не было; вот мы есть. Мы не хотели сделать; и вот – сделали. А между этим – пустота. Пустота. Простите. Я очень прошу прощения. Пустота".
Покрытая гноем из ран сука, спящая на лестнице пустой гостиницы. Тучи мух, когда гниет живая плоть.
Мусор, толкаемый ветром с моря по широким улицам.
Китайский мальчик с крысой на красной ленте; он ведет ее, тянет, тащит за собой – крыса мертва.
Kō, перемещающийся по бурному небу словно тень акулы.
Подвижные пятна теней от переносной лампы, скачущие по битым стенам гостиничного зала, словно китайском кукольном театре.
На пропитанном керосином одеяле – розовые трупики чужестранных насекомых.
И бесконечно медленное движение полосы света через набухший паркет. Утро, полдень, вечер, вечность.
Господин Йоширо: "Осознаешь ли ты, что строительство Флота Неба, способного к постоянному доминированию над British Royal Navy, является теперь одним из столпов имперской стратегии?". "Да, конечно же". "Личная ответственность или вина здесь совершенно неуместны. Тысячи подданных императора ежедневно жертвуют собственной жизнью для народа, для предков. Ничего иного не ожидай". "Я живу из бесконечной милости, ничего не ожидаю. Благородные господа, скажите мне лишь вот что: видит ли министр Ямамото Гонбее haku tetsu tamasi завершенным делом? Не ожидает ли он шпионов западных держав, похитителей патентов, гонки в строительстве броненосцев неба и конкуренции военного искусства и техники, как на морях и океанах?". "Наверняка". "То есть, если в этом месте вы правы, действительно ли вы желаете донести ему сейчас, что он не получит никаких новых, улучшенных, увеличенных Кораблей Неба, поскольку вы уничтожили процесс создания технологии tetsu tamasi, засыпали колодец знаний, ради Какубуцу пожертвовали той единственной женщиной, что занималась сокки?".
Господин Рейко кланяется, касаясь лбом к татами. У него выпал блокнот с авторучкой, пятно черных чернил расползается по ткани. Пальцы господина Рейко темны, как и пальцы Кийоко, темны и обкусаны до крови.
"Вот милость абсолютной власти: творить добро народу вопреки воле народа". "Ты мечтаешь об императоре, сыне богов, для своего народа". "У нас он был. Мы могли его иметь".
Сокол парит над облаками.
Шелковая Луна, вышитая на ширме ночного неба. Бриллианты росы на металлических навигационных элементах. Пение звезд.
В голове гражданского Хайябуса царит зимний холод. Кийоко затонула в меху белых лис до самого кончика носа. Мех является одни из подарков для Трона Дракона. Хайябуса несет в Пекин дипломатическую почту, группу международных наблюдателей, полномочного министра Великобритании сэра Эрнеста Сатоу и груз свежих медикаментов для заграничных миссий в Татарском Городе.
Поначалу Фредерик Вильерс думал в течение всего полета оставаться в голове машины и рисовать поднебесные виды – но у него быстро онемели пальцы, он вернулся в брюхо Сокола, где горят две угольные печки. Сейчас оттуда доносится его громкий храп; то ли его, то ли сэра Сатоу. Роторы крыльев-вееров работают с едва слышимым рокотом. Суда Духа не забирают с собой достаточно много топлива, чтобы толкать железные массы постоянным усилием двигателей внутреннего сгорания. На дли