Цикады. Вино. Теплая ночь. Силуэты гор. Неяркие огни металлургического завода. "Я вас научу". "За сколько месяцев?". "Как только научусь сам! Ведь господин Вокульский не мог профинансировать производство в таком масштабе, тем более – в тайне запустить его в Европе. И в этом как раз сила Предложения, разве нет? В том, что мир не знает такого вооружения. Здесь, именно здесь мы станем открывать и творить". "Тогда вы должны обучать наших инженеров". "Пускай учатся, пускай учатся".
Перешептывания. Кивок головой. Откашливание. Министр Курода, капитан Томоэ. На веранду зовут девушку. Белое кимоно из хабутаэ, волосы распущены в простой осуберакаси. Она отдает глубокий поклон, после чего отступает в тень за стульями.
"Все, что вы сделаете и скажете, принадлежит Японской Империи. Она запишет каждое ваше слово, господин доктор Охоцкий". "Да нет такой необходимости, я составлю для вас исчерпыва… – оох!".
Кийоко пишет.
Теплая ночь. Цикады. Звезды над горами. Воздух тяжел от жирных запахов лес. Стук трости. "Пора спать, сын".
Небольшая сова присела на ограде между двором Врат Тумана и деревянными бараками казарм. Птица позволяет гладить себя и кормить сыну доктора О Хо Кий. Ординарец капитана подает мальчику полоски мяса. Птица с удовольствием щурит свои похожие на фонарики глазки, стрижет длинными бровями.
"Прирученная? Ты поосторожнее. О Господи, неужели т ы и это должна записывать?".
Кийоко пишет.
Доктор О Хо Кий заглядывает ей через плечо. "Сова". "Это на счастье, господин доктор". "Скорее уже, на мудрость и знание".
Там слишком темно – Кийоко подходит к передней части казарм, через их высокие окна исходит желтое сияние. "Сова. Фу-ку-ро".福 来 郎. "Счастье. Придет. Он, ему".
Гайкокудзин вглядывается в нарисованные на земле кандзи, как будто бы перед ним открыватся наиболее тайная сокровищница физики.
"Les navires de l'esprit de fer?""Суда Железа Духа, господин доктор". "Ах, да. Каждое название – это имя. Всякое имя называет мир. Духа. Дух. Хмм, Гейст, я угадал?".
Кийоко пишет на земле у ног чужеземца:
魂
"Тамаси. Дух, l'esprit, der Geist".
鉄
"Тецу. Железо".
Ойятои гайкокудзин обеими руками оперся на трость. Сгорбившийся, согнувшийся – над логограммами, над девушкой. "И ваш император и вправду ожидает Кораблей Железа Духа?".
Кийоко записывает в блокноте сокки и этот вопрос.
Сын доктора О Хо Кий скормил сове последнюю полоску мяса. Сова крутит головкой в различные стороны, вопросительно, мысляще. Мальчик гладит ее левой рукой, правую руку подводя снизу – он желает ее схватить? поднять? прижать к себе? Только сова гораздо быстрее, вырывается. Вырвалась.
Сейчас трепещет крыльями.
Птица повисла посреди ночи, распростершись над людьми.
Крыло, крыло, людской гнев на покрытой перьями рожице. Сова глядит светлыми глазами с высоты.
Клюв, когти и шепот мягкого движения: ач! ач! ач!
Доктор О Хо Кий смотрит на Кийоко, глядящую на сову: радостное восхищение, дитя, захлебнувшееся миром, отблеск чуда, отраженного на полувзрослом личике.
Доктор О Хо Кий громко смеется.
Из казарм выходит раздраженный офицер в расстегнутом мундире. Через круглые очки в проволочной оправе он бросает близорукий взгляд – на смеющегося чужеземца, на надписи на земле, на афишу с жирным шрифтом, прибитую к стене казармы.
Между офицером и ординарцем происходит быстрый обмен словами-ворчаниями.
Офицер деланно кланяется иностранцу, выглаживает афишу, кланяется афише, гораздо ниже, и исчезает в казарме. Треснув за собой дверью.
"Я предполагаю, что некоторые все еще желают сжечь европейские изобретения, выгнать белых, распять христиан". "О! Мы понесли наказание!, но поддались воле императора!, помилованные, мы служим".
"Папа, папа, а зачем он кланялся бумаге?".
Изданный в четырнадцатом году Мейдзи Императорский рескрипт солдатам и матросам зачитывают ежедневно в воинских подразделениях по всей Стране Богов; тем более, в только-только учрежденном Императорском Флоте Неба, на этом острое чуждых божеств и помилованных бунтарей.
Император обращается к подданным, чтобы те узнали, зачем делают то, что делают.
Солдаты, Матросы, Мы являемся вашим Верховным Командующим. Наш союз в наивысшей степени будет интимным: Мы будем полагаться на вас, как на Наши конечности, вы же увидите Нас как свою голову. Защитим ли мы Империю, покажем ли себя достойными илости Небес и отблагодарим за благодеяния Наших Предков, зависит от совестливого исполнения ваших обязанностей в качестве Солдат и Матросов. Раз величие и могущество Нашей Империи познают ущерб, вы переживете с нами эту печаль; раз слава Наших вооруженных деяний воссияет словно лучи, вы разделите с Нами этот почет. Если все вы исполните свои обязанности, вы и Мы в духе – единое существо, если вы сделаете все возможное, чтобы защищать Нашу страну, народ Наш будет радоваться благом покоя в течение долгих лет, а сила и достоинство Нашей Империи воссияют над всем миром.
外
国
人
чужеземец
Они ненавидели себя еще до своего рождения.
Выпускаешь ее из ладони – хорошо взвешенная катана tetsutmasi зависает в воздухе.
Все эти страхи и чудес детства мы прячем на чердаке детства.
Они ненавидели себя еще до своего рождения. Жизнь начинается с зачатия, и ненависть начинается с зачатия. В Стране, Которой Нет в лоне матери появились брат с братом.
Прежде, чем они родились на свет, брат завернул пуповину на шею брату и душил его, душил, чуть ли не выдавил душу. Так что один брат всегда будет более медленным и отдаленный мыслями.
Прежде, чем они родились, брат вгрызся в плоть брата и ел, и ел, еще немного, и он бы его съел. Так что второй брат всегда будет меньшим, более слабым, в том числе и умом.
А когда они уже родились, лежа в коляске, пинались и сталкивали друг друга, и плакал друг от друга. Мать не могла кормить их одновременно, при правой и левой груди: самое главное было оттолкнуть от груди брата, чем наесться самому.
А когда уже набрались силы на игрушках и погремушках, не могли они лежать в одной коляске, так впихивал брат брату в горло и глаза игрушки и погремушки. Спать не могли.
Только разделенные. В разных кроватках.
Только бонне нельзя ни на миг спускать с них глаз: один брат бросает в молоко другого пуговицы и щепки; другой же брат сталкивает первого с подоконника. Еще немного, и тот бы разбился насмерть.
Отец отправился за советом к доктору-педиатру. "Это у них пройдет, всегда проходит".
Они уже ползают на четвереньках и лепечут. Если оставить их в одной комнате, они разгоняются на четвереньках и сталкиваются головками, а потом, снова и снова, с плачем.
Так что их разделили. Поручили разным боннам.
Тем не менее, они ежедневно встречаются в различных домашних событиях, живут в одном и том же пространстве, слышат друга и видят, и чувствуют. Кричат, плачут, колотят в стены толстыми кулачками, это когда знают, что там, за стеной – брат. Не по причине тоски. Но по причине стенки, стенка мешает, из-за стенки с братом никакого вреда не случится.
Семья этого не знает. Приятели этого не знают. "Как же они любят друг друга! Не могут жить без себя".
Отец отправился за советом к профессору по нервам. "Они обучатся. Научите их".
Они ходят и разговаривают. Неустанно врут, все время брат против брата. Увиливают из-под надзора бонн. Забираются на лестницы, чтобы сбрасывать с высоты тяжелые предметы, один брат на другого. Воруют шпильки, иглы, булавки, чтобы колоть, царапать ними брата до крови. Разгоняются в длинных коридорах и, топ-топ-топ, таранят себя головками.
Отец входит в гостиную и видит, как один брат сидит на брате, выколупывая ему глаз серебряной ложечкой из сахарницы.
"Так больше мы не можем. В конце концов, случится несчастье". "Но ведь это же просто маленькие дети! Они ведь даже ничего не понимают". "Поймут, когда будет слишком поздно".
Их разделили. В разные страны.
Практически уже упакованный, потому что и так вечно живущий на чемоданах, беспомощный в отношении злости супруги, доктор Охоцкий бросает пятак. Брат Орел и брат Решка.
Решка.
"Эзав поедет со мной в Париж".
Выпускаешь ее из ладони – хорошо сбалансированная катана tetsu tamasi зависает в воздухе. Эзав Охоцкий учит извлекать меч из ножен и рубить врага одним движением пухлой руки. Шелковый шнур соединяет его запястье с каширой меча. Даже наилучшим образом сбалансированная катана tetsu tamasi, если ее выпустить из ладони с такой энергией – исчезнет за горизонтом.
Среди привлеченных в Три Долины специалистов по работе с металлом имеются два мастера-оружейника традиции Ямаширо и Бизен. После публикации императорского эдикта Haitōrei, запрещающего гражданским носить оружие, спрос на мечи уменьшился настолько, что даже очень славные художники кузницы и клинков должны искать себе другое занятие.
Эти прибыли на Хоккайдо, ожидая получить устройство на заводе Военного Министерства. Тем временем, по просьбе и по заказу офицеров Императорского Флота Неба из Железа Духа выковывают мечи катана и вакидзаси. И вовсе не в стиле guntō, в котором мечи производились Министерством тысячами, но в стиле давних школ эпохи Муромаки.
Обучение изготовлению оружия из tetsu tamashi заняло у них много месяцев. Мастера действовали путем проб и ошибок: соединяя в различных пропорциях и в различной последовательности слои tamahagane, низкоуглеродной ювелирной стали, с tetsu tamasi. Окончательно разработанная рецептура ограничивает применение Железа Духа только сердцевиной клинка; слои лезвия, kawagane, выковываются традиционно.
Один из первых мечей tetsu tamasi, еще несовершенными пропорциями, выскользнул из ладони офицера Неба во время испытания лезвия и, спланировав по крутой дуге, завис над Долиной на высоте в десяток