— Добрый вечер, Полина Андреевна, — попытался я изобразить улыбку на физиономии, — как поживаете?
На ответ я, впрочем, не рассчитывал, сроду она ничего мне не отвечала, но сегодня видно и впрямь был особенный какой-то день, потому что она сказала:
— Здравствуй, Сергей Владимирович, неплохо поживаю, а ты как?
— Да и я в целом ничего так, — в замешательстве ответил я, — погода бы получше была, так совсем всё хорошо бы было…
И что совсем уж удивительно, она не остановилась на этом дежурном обмене приветствиями, а продолжила:
— Ты не поможешь мне, Серёжа? Я там в бомбоубежище барахло своё свалила, а теперь оно мне понадобилось.
— Конечно помогу, Полина Андреевна, — бодро ответил я, — человек ведь человеку друг, товарищ и брат… эээ, некоторым сестра… так что пойдёмте, ключ-то у вас есть?
— Есть у меня ключ, — скрипучим голосом отозвалась старуха, — ещё Пенькович выдал когда-то, так и висит на связке.
— Ну тогда вперёд, — сказал я и направился к крайнему девятому подъезду.
— Не туда, — скомандовала сзади Андреевна, — через наш подъезд зайдём, так ближе вещи таскать будет.
Я нисколько не удивился, через наш, значит через наш. Она достала большую связку ключей из кармана своего облезлого пальто, погремела ими, выбирая нужный, и открыла дверь в подвал — там было темно и пахло плесеньюмышами.
— Выключатель справа на стенке, как спустишься, — сказала она.
Я на ощупь прошёл по лестнице и начал шарить рукой по стенке… здорово будет, если тут неизолированное что-нибудь торчит, подумал я, но обошлось, выключатель сразу обнаружился, древняя стосвечовая лампочка загорелась под потолком, осветив нехитрый подвальный интерьер. Пол земляной, стены бетонные, кое-где лужи, по стенам идут трубы отопления и водяные, слева несколько сараев. Когда-то их много здесь было, сараев этих, но лет пять назад пожарники строго предписали все их сломать, во избежание. Сломали конечно не все, но в оставшиеся целыми теперь ничего не кладут, потому что ключи от подвала только у старшего по дому… да вот ещё у Полины оказывается.
— Осторожнее, здесь мокро, — предупредил я её и двинулся направо к бомбарю.
Здесь ничего не изменилось с предыдущих моих визитов. Начал вспоминать, когда это было и загрустил… неожиданно мысли перескочили на бабкино барахло — когда мы там с Инной и Анютой развлекались, никакого барахла и близко не было, значит она потом туда его навалила? А тут и бабка подтянулась, выудила новый ключ из связки и буркнула «Заходи, чо встал!». Зашёл, чо…
Очнулся я, короче говоря, граждане, на полу возле батареи отопления — бомбоубежища же и на зимнее время рассчитаны были, так что по проекту отапливались. Пошевелил руками, правая была ограничена в движении. Присмотрелся — точняк, запястье было приторочено наручниками к трубе отопления. Подергал ногой, то же самое, левая нога другим наручником была прикована к этой же трубе, так что я даже сесть не мог… хотя нет подтянул оба наручника друг к другу, тогда сесть удалось. Голова раскалывалась, потрогал её — слева чуть ниже макушки была здоровенная шишка. Ну дела…
— Зачем ты это сделала, Полина Андреевна? Что за шутки такие? — спросил я, сфокусировав с трудом взгляд на старухе.
Она сидела на лавочке с чрезвычайно довольным видом, и в руках у неё, граждане, был лом… маленький лом, ломик, с пожарного щита наверно сняла, подумал я.
— А это не шутки, Сергуня, — с довольным видом ответила она, — шутки на пороге этого бомбаря все закончились. Теперь всё всерьёз будет.
— Ну и что конкретно будет всерьёз? — уточнил я, одновременно взывая к внутреннему голосу, что ж ты, сука, не просигнализировал своевременно? Что ж ты, гад, под монастырь меня подвёл? Но голос молчал, как рыба.
— Сейчас, Сергунечка, я сначала тебе одну ногу сломаю, потом другую, потом одну руку сломаю, потом…
— Да понял я, понял, можно не продолжать…
— Нет, ты уж дослушай, милок — когда я тебе все ноги и руки переломаю, придёт черёд твоим рёбрам ломаться. А уж когда больше ломать нечего станет, я этот лом тебе в жопу засуну и оставлю тут помирать.
— Ясно, — ответил я, — а не боишься, что я орать начну, люди сбегутся?
— Не боюсь, дверь тут герметичная, я её плотно закрою и хоть оборись, никто ничего не услышит, касатик.
— Так, — попытался я собраться с мыслями, — а за что же это ты мне такое западло сделать хочешь, расскажи? Я вроде бы тебе никакого зла не делал…
— Думаешь я знаю, как ты меня обзывал? — зло ответила бабка, — и что обычно между именем и отчеством добавлял?
И откуда она блять это-то узнала, подумал я, карга старая.
— Ну может и было пару раз — так неужели за слова, которые может сгоряча вырвались, надо человека убивать? Может поговорим, обсудим всё, я извинюсь, да и разойдёмся мирно? — без всякой надежды продолжил я.
— А ты думаешь, я не видела, как ты на меня смотрел? Как ты в мыслях юбку мне задирал и насильничал? Думаешь, я не в курсе, что ты тут в этом бомбоубежище вытворял со своими девками?
А вот это прокол, подумал я, про её юбку это бред сивой кобылы конечно, но про бомбарь она откуда-то узнала…
— Это тебе в твоих мыслях привиделось, — зашёл ещё на один круг я, — ничего я тебе не задирал и никого не насильничал. Честное слово даю.
— Забери своё честное слово взад — сначала один пристаёт, потом другой, сколько можно-то…
Эге, а ведь прокололась бабка — первым-то к ней кто приставал, если подумать?
— А кто первым-то к тебе приставал, расскажи?
— А то ты не знаешь, — с хитрой усмешкой сказала бабка, — Васёк, кто ж ещё.
— Значит это ты ему ножик в глаз воткнула, больше некому… — сказал я полуутвердительно.
— Ладно, заговорились мы с тобой, — сказала бабка, вставая со скамейки и поигрывая ломиком, — пора и делом заняться.
Я успел только подумать следующее — Господи, если ты есть на небесах, спаси, сохрани и помилуй! Я тебе в дальнейшем пригожусь больше, чем эта полоумная карга.
А бабка тем временем примерилась, занесла на головой ломик, держа его двумя руками, но в этот момент дверь в бомбарь с лязгом распахнулась и оттуда раздалось:
— А ну стоять и не двигаться, сучка! Мозги вышибу!
В дверях стояла моя Анюта, а в руках у неё был мой Вальтер… ну то есть не мой конечно, а дяди Феди, но перешедший по наследству. И где она его нашла, подумалось мне, а вслух я сказал:
— Ну слава богу, возьми у неё ключи от наручников, они в левом кармане пальто должны быть, и кинь мне, — и тут же продолжил, — как ты тут оказалась-то?
— Неважно, Серёженька, — отозвалась она, — как я тут оказалась, но сейчас всё сделаю.
И с этими словами она выстрелила в бабку, та беззвучно рухнула на бетонный пол, заливая всё вокруг кровью.
— И зачем ты это сделала, она ж сдалась? — в недоумении спросил я.
— Для надёжности, Серёжа, для надёжности, — ответила она, шаря у бабки в карманах.
— Эти? — спросила она, выудив маленькие ключики.
— Да, самые они… давай их сюда.
— Сейчас-сейчас, дорогой, — сказала она, подходя ко мне…
В общем очнулся я не знаю, через сколько времени, но с дикой головной болью, второй шишкой на голове и по-прежнему прикованный к батарее, Анюта стояла возле бабки, держа пистолет двумя пальцами за ствол и за рукоятку.
— Хорошие пальчики вышли, хоть сейчас в дактилоскопию, — довольно сказала она.
— Что за шуточки, дорогая? — спросил я, ничего, впрочем, хорошего не ожидая в ответ (внутренний сука голос проснулся и ехидно заметил, что он давно про Аню меня предупреждал, а я не нашёлся, что ему возразить).
— Никаких шуточек, родной, это просто работа. Тяжёлая и неприятная, но работа…
— Так это ты, выходит, информацию из нашего НПО на сторону сливала, — догадался я, — а колдун Саня тут не при делах.
— В точку попал. Долго я искала, кого вместо себя подставить и таки нашла — он хоть и колдун, но на женскую красоту падок оказался.
— На кого хоть работаешь-то, скажи перед смертью, — попросил я.
— Какая смерть? — удивилась она, — никакой смерти не будет, сейчас я звякну ментам и они через десять минут увидят ясную картину преступления — безобидная бабка, которую ты подстрелил ни за что ни про что. А перед этим изнасиловал… ну пытался изнасиловать. Десять лет строго режима тебе будет обеспечено, а у меня именно такое задание и было — не убивать, а дискредитировать. Так что всё чики-пуки, как ты любишь выражаться… да, а работаю я на корейскую разведку, как легко догадаться, на южнокорейскую, если ты уточнений попросишь.
— Я ж любил тебя, дура, — сделал ещё одну попытку я, — ты же кинозвезда теперь и жена городского руководителя. Я ж тебя от атомной бомбы спас, а потом мы с американским президентом беседовали. У нас же впереди прямая дорога в стратосферу… ну что тебе не хватало?
— Всего мне хватало, дорогой, просто бывают на свете вещи поважнее бесед с американскими президентами. У меня свои обязательства, у тебя свои, и сейчас эти обязательства начали сильно конфликтовать друг с другом, понимаешь?
Я застонал и начал биться головой об стенку.
— Ну не расстраивайся ты так, дорогой, в тюрьме тоже люди живут.
— А если я всё выложу, ну не ментам, а гэбэшникам, ты же знаешь, у меня там знакомых много — что тогда?
— Да никто тебе не поверит, вот и всё тогда. Ты ещё спроси, что я дальше буду делать.
— Что ты дальше будешь делать? — послушно повторил я.
— Всё просто, потрясённая таким коварством супруга, разведусь заочно и уеду на Дальний Восток, а там мои концы затеряются.
— Нет, вот мне просто интересно, как же ты со мной жила почти год целый… 11 месяцев, если точно… морщась в душе от отвращения, да?
— Ну почему сразу морщась — ты хороший парень, Сергуня, добрый, внимательный и заботливый, и половой аппарат у тебя функционирует исправно. Так что мне временами с тобой даже хорошо было.
— А если б я не открыл тебе в декабре, когда ты приехала меня успокаивать и выводить из запоя, тогда что?