Выждав, пока второй легион выдвинется в тыл, первый легион построился в боевые порядки.
Основной ударной силой римской армии на протяжении веков оставалась тяжелая пехота. По мере расширения границ республики полководцы, сталкиваясь с новым врагом, шлифовали технику ведения боя и изобретали всё новые приемы. Наиболее эффективной базовой тактикой размещения солдат на поле боя стало трехлинейное построение.
Изначально построение римского войска в сражениях мало отличалось от построений других армий того времени и представляло собой некое подобие однорядной фаланги. Начиная с IV века до нашей эры, для удобства управления большими массами воинов, войско стало делиться на отдельные манипулы.
На три класса подразделялись и солдаты, набранные из разных слоев населения: римский легион состоял из гастатов, принципов и триариев. Первоначально, эти бойцы отличались вооружением, доспехами и даже подбирались по возрасту, однако уже в I веке до нашей эры, в результате реформ Гая Мария, экипировка легионеров была унифицирована, размеры тактических подразделений увеличены до когорты, но принцип трехлинейности сохранился.
Обычно во время движения римские войска выстраивались в одну или несколько колонн, а добравшись до места сражения, начинали перестроение. Пехота образовывала три ряда. Первыми (ближайшими к врагу) становились гастаты (молодые неопытные воины), вторыми шли принципы, а замыкали построение опытные ветераны — триарии, представляющие собой своего рода стратегический резерв.
Смысл разделения по рядам был достаточно прост. При столкновении больших масс пехоты в рукопашном бою, побеждала, как правило, сторона, способная не только выдержать удары противника, но и, постоянно усиливая натиск, наступать на врага. Благодаря трехлинейному построению римская пехота «давила» лучше всех.
Почувствовавшие усталость или раненые бойцы из первой линии могли отступить назад, и их места тут же занимали солдаты второй линии. Таким образом, легионеры, подменяя друг друга, могли очень долго изматывать менее организованного врага.
Если неприятель был силен, первая и вторая линии (гастаты и принципы) отступали за триариев, чтобы собраться с силами, а затем контратаковали противника, либо, в случае, когда дела были совсем плохи, упорядоченно отходили.
Поскольку отступление под прикрытием триариев было крайней мерой, то выражение «дело дошло до триариев» («ad triarios rediisse») стало для римлян синонимом отчаянной и безвыходной ситуации.
Как только показался лагерь рабов, тут же колонны перестроились и мерным шагом весь легион как один живой организм стал надвигаться на лагерь. Как всегда первыми в бой вступили быстрые велиты. Легкие воины выстраились перед тяжелой пехотой и провоцировали врага, кидая в него дротики. Стоило противнику двинуться вперед, и велиты стремительно ушли бы сквозь линию гастатов в тылы римской армии. Тяжелая пехота в этом случае смыкала ряды и встречала неприятеля.
Однако лагерь оказался пуст, хотя горели костры, у которых рабы соорудили чучела, накинув на них плащи. Муммий недоумевал, но приказал идти вперед на соединение с легионом, отправленным в обход.
Неожиданно в левый фланг ударили рабы, которые успели разгромить один легион еще на марше, а теперь напали на второй. Манипулы начали разворачиваться навстречу противнику, но не всем это удалось и рабы врубились внутрь нескольких манипул.
Гастаты первыми начали бросать в приближающегося противника пилумы. Эти небольшие метательные копья были изготовлены из стального прута, оканчивающегося зубчатым острием. Римляне не ставили цель поразить противника, достаточно было того, что пилум застрянет во вражеском щите. Стальное оружие было сложно вытащить или обрубить, а легионер мог придавить древко пилума к земле ногой, лишив врага и щита, и, следовательно, защиты.
Получив таким образом преимущество, римская пехота вступала в рукопашный бой. Сомкнув щиты, солдаты буквально наваливались на противника, сковывали движения врага и поражали неприятеля резкими и короткими ударами обоюдоострых коротких мечей — гладиусов.
В большинстве случаев этого было вполне достаточно. Гастаты из первой линии и принципы из второй при необходимости подменяли друг друга и планомерно давили выдыхающегося врага. Трехлинейное построение отлично работало — легионы царили на полях сражений древнего мира, завоевывая Риму всё новые и новые земли. Но еще один отряд рабов ударил в тыл и левый фланг был уничтожен в течении получаса.
К нам подскакал Публий — Марк, уходи со своими рабами, они тебя прикроют!
Марк процедил — Я не уйду без тебя, брат! Мы уйдем вместе!
— Я не могу! Мое место быть со своим легионом, беги пока не поздно.
Я направил коня поближе к Марку и негромко сказал — Господин, если не хотите похоронить брата, прикажите нам его оглушить. Положим его тело поперек седла и увезем к отцу.
Марк кивнул и я подал знак Федору, находившемуся за спиной Публия. Тот не думая ударил своим мечом плашмя по шлему старшего брата Крассов и тот потерял сознание. Стянув ему руки и ноги ремешком, его уложили на седло. Федор перехватил штандарт легиона с изображением орла из рук убитого стрелой легионера и передал его Марку — Держи, господин, надеюсь спасение штандарта тебе зачтется!
С трудом мы проложили себе путь сквозь манипулы. Только мы удалились метров на сто, на нас нацелилась конная группа рабов из сотни человек. Бросив поводья и, управляя лошадьми коленями, мы выхватили луки и стали осыпать напавших стрелами, с каждым выстрелом выбивая очередного раба из седла. Когда мы уполовинили отряд конных рабов, те решили не искушать судьбу и прекратили преследование. Марк оглянулся и в восторге крикнул — Я никогда не забуду, что вы спасли мне и брату жизнь! Возможно когда-нибудь я упрошу отца отпустить вас на волю. — затем добавил — Что же будет, когда отец узнает о разгроме наших легионов?
На следующий день мы добрались до лагеря основного войска. Вид связанного трибуна породил у встреченного разъезда вопросы, но Марк гордо ответил — Я сын Марка Красса, а это мой старший брат. Немедленно доставьте нас к отцу.
У шатра претора Публия освободили от оков, его отец успел застать освобождение ного от пут — Что вы тут делаете? Марк, почему твой брат в таком виде?
Тот понуро ответил — Плохие вести, отец! Муммий вопреки твоему приказу приказал атаковать лагерь рабов. В итоге полный разгром, я сомневаюсь, что кому-то еще удалось уйти, брат хотел остаться, поэтому я приказал его оглушить и связать. Мне удалось спасти штандарт нашего легиона, мои рабы дрались как львы, не давая спартанцам убить меня и брата.
Красс принял штандарт и расцеловал в обе щеки своего младшего сына — Молодец! Из тебя со временем выйдет отличный воин!
Глава 12
Красс затем обнял развязанного Публия — Я тобой тоже горжусь, ты был готов умереть во славу Рима. Тебе повезло, что твой младший брат спас штандарт твоего легиона! Только этим я смогу оправдать твое бегство.
Затем Красс повернулся к своему младшему сыну — Говоришь, твои рабы спасли ваши жизни? Что ж, теперь мы сможем полностью им доверять! — Красс достал довольно увесистый кошелек и подошел к нам — Вы сегодня окончательно стали членами моей семьи, в награду за спасение моих сыновей я каждому из вас дарую по золотому ауреусу! — Красс развязал завязки и вручил каждому из нас по золотой монете.
Легионеры, которые стояли неподалеку, завистливо зашептались — Вот же повезло этим рабам! Золотой ауреус равняется двадцати пяти серебряным динариям, то есть больше чем наша двухмесячная оплата: мы за целый год получаем сто двадцать динариев! Причем не все деньги попадают нам в руки. Из нашей зарплаты вычитают неплохие такие суммы за еду, одежду, оружие, палатку, постельные принадлежности. А также нам приходится платить своему центуриону за освобождение от работ или наказания. И хрен что с этим вымогателем сделаешь!
Еще один легионер согласился — Ты прав! Протянуть бы до выхода в отставку: хоть тогда получим «выходное пособие» аж три тысячи динариев!
— Да уж, дожить до этого счастливого мига проблематично!
Третий, ветеран, напыщенно произнес — Во времена ранней республики в римскую армию особо за карьерой не шли. Правда, никакое карьерное продвижение при игнорировании солдатского ремесла в ту пору не было возможно в принципе. И все же служили, тратя свои кровные. Оттого должность во многом зависела от габарита кошелька. Позднее, когда прошла череда реформ, задачей которых ставилось привлечение к армейской службе людей без доходов, ситуация немного изменилась. И в армию уже шли не по причине традиций или престижа, а именно из желания хоть как-то повысить свой социальный статус. Все же гражданин, попавший в солдаты, имеет постоянное довольствие (большинство жителей Рима питаются куда хуже нас), ему полагается неплохая медицинская помощь. Конечно, имеется большой риск погибнуть во славу Рима где-нибудь в песках Африки или лесах Галлии, и все же почти больше половины легионеров доживают до дембеля в полном здравии и без существенных увечий. В том же городе у плебея имеется куда больше шансов загнуться от плохой пищи или дурно залеченной заразы.
Еще один добавил — В конце службы всех нас ждет нехилое такое поощрение — земельный участок, позволявший неплохо прокормиться в старости. Единственное, о чем жалею, так о том, что предел мечтаний рядового легионера — это стать центурионом, то есть командиром сотни — к солдатам как раз подошел центурион в шлеме с поперечным волосяным гребнем и с посеребренными поножами. В строю, на походе и в лагере центурион постоянно носил палку из виноградной лозы, как знак и орудие своей власти. Убедившись, что здесь порядок, центурион скрылся, а легионер продолжил — И все же кому-то фортуна подкидывает кусок и пожирнее. Сами знаете как часто нас изматывают работой и учениями по одной простой причине — чтобы не оставалось лишних мыслей. При этом у центуриона есть три помощника — иммуны, которых он выбирает из числа подчиненных ему солдат. Один из таких подсобников носит знамя в бою, а второй считается его заместителем. И в бою этот заместитель идет последним на правом фланге, откуда следит за порядком. Третий ночами проверяет посты. И воюет на фланге левом. И хотя все три иммуна не получают за должность никаких доплат, пайков и иных поощрений, кроме одного — их освобождают от обычных нарядов.