— Бред какой-то, — ответил я, — насчет туалета меня же уже допрашивали всю ночь и никаких обвинений в результате не выдвинули. А что это за Кеннет?
— Пойдём прогуляемся — покажу, — ответил Джонс, — это недалеко. Парни, мы ненадолго, — сообщил он остальным.
И мы вдвоём обогнули микроавтобус и прогулялись вдоль просёлочной дороги — тут действительно недалеко оказалось. Мой любимый мерс стоял, уткнувшись бампером в песчаный бархан, а на водительском сиденье там лежал обмякший наш незадачливый похититель. Даже издали было понятно, что он неживой.
— Узнаёшь? — спросил меня Джонс.
— Ну да, это ж тот самый, который нас похитил и засунул в сарай, — ответил я.
— Сказки-то тут только не надо рассказывать, — недовольно заметил агент, — скорее всего это ты его похитил, а потом застрелил.
— Ну да, — добавил я, — а потом сам себя в сарае запер. Снаружи. И в 911 зачем-то позвонил.
— Тут всё просто, — с довольной ухмылкой сообщил Джонс, — у вас был ещё один сообщник, который вас и запер для алиби. 911 тоже для отвода глаз.
— И куда же он подевался, этот сообщник.
— Это мы сейчас выясняем.
— А что там с тем парнем в сортире? — решил выяснить я всё до конца.
— Там тоже всё просто, у владельцев казино обнаружилась ещё одна камера, установленная внутри сортира, а на ней обнаружилась прекрасная запись со сценой убийства агента Флойда.
— Камера наблюдения в туалете? — только и придумал я, за что зацепиться, — ай-яй-яй, что скажет демократическая общественность, когда узнает…
— А мы не скажем ничего общественности, — подмигнул мне Джонс, — она и не узнает.
— Ну вам-то понятно, зачем молчать, но назовите хотя бы одну причину, зачем это делать мне? И что это за беспочвенные обвинения в шпионаже?
— Вот мы и добрались до главного пункта, — торжествующе сказал Джонс, — хочешь знать, что мы нашли в твоём мерсе?
— Надеюсь, обыск был с понятыми, всё по закону изъято? — спросил я, уже ни на что не надеясь.
— Все формальности были соблюдены, а нашли мы вот что, — и он вытащил из кармана запечатанный прозрачный пакетик, в котором болталась коробочка с фотоплёнкой, моей, чьей же ещё…
— Понятия не имею, что это и как попало в мою машину.
— Снимем отпечатки пальцев, там всё сразу станет ясно, а сейчас поехали в Бернардино, по дороге подумай над тем, как вести себя дальше и что говорить общественности, — сказал Джонс и мы вернулись к автобусу.
По дороге я спросил, чего ж они своего агента бросили валяться в машине, на что мне было отвечено — приедет отдельная бригада, она всё и приберёт.
Инну с Аллой увезли отдельно, не дав поговорить со мной — я понадеялся, что у супруги хватит ума вызвать такси до нашего дома в Беверли. А меня запихнули в раскалённое нутро огромного чёрного джипа Шевроле-Блайзер, где я и просидел битых полчаса, подпрыгивая на ухабах и обливаясь потом. Выгрузили меня где-то на задворках города, судя по окружающей застройке, и без промедления завели внутрь помещения с табличкой, гласившей, что здесь расположено отделение ФБР по данному округу. В камеру сразу не запихнули, и на том спасибо, провели прямиком в кабинет начальника, коего звали Джон Е. Отто. Тот сразу предложил мне кофе, а я не отказался.
— Может наручники снимете? — спросил я, — а то чашку брать неудобно.
Начальник милостиво разрешил. После того, как я выпил свою чашку с конфеткой, в кабинет зашёл давешний агент Джонс и просто кивнул головой, радостно лыбясь во всю ширину своей немаленькой рожи.
— Ну так и всё, мистер Сорокалет, — обратился ко мне начальник, — вся коробочка из-под фотоплёнки и сама плёнка заляпана вашими отпечатками.
— А откуда у вас мои отпечатки? — автоматически вырвалось у меня.
— Когда вы въезжали в нашу страну в 83-м, сдавали отпечатки на границе — забыли что ли? Они давно в нашей базе числятся. Так что давайте-ка поговорим начистоту и без дураков, — и Джон Е. Отто кивком головы отпустил агента Джонса. — Итак, что мы имеем в чистом дистиллированном остатке?
— Дистиллированной вода только бывает, а никак не остаток, — зачем-то решил поправить его я.
— Хорошо, — покладисто согласился Отто, — что мы имеем в чистом остатке? А имеем мы русского шпиона с фотографиями секретных документов, это раз, убитого им в туалете гостиницы Луксор агента Флойда, это два, и застреленного близ населённого пункта Пинон-Хиллз агента Кеннета, это три. Все эти три пункта вместе, сынок, тянут на высшую меру наказания. Это четыре.
— Умеете вы объяснять быстро и доходчиво, — решил польстить я начальнику. — Но наверно есть какой-то пункт пять, если вы меня до сих пор не засунули в камеру?
— Конечно есть, — отвечал довольный фбр-вец, — чистосердечное раскаяние и деятельное сотрудничество с федеральными властями могут изменить меру наказания самым решительным способом.
— На сделку со следствием намекаете?
— Да, именно на неё.
— А на какую из двух составляющих сделки — на изменение объёмов обвинения или снижение применимого наказания? — блеснул я знанием американской юриспруденции.
— Там видно будет, — дипломатично ответил Джон, — так я понимаю, что возражений насчёт сделки у тебя, сынок, никаких нет?
— Понимаете, мистер Отто, в чём дело… — попытался оттянуть решающий момент я, — меня с детства учили принимать обдуманные решения только после совета со своим адвокатом…
— Никаких возражений, — весело вскинул руки вверх Джон.
Потом он нажал на какую-то кнопку у себя на столе, вошёл агент Джонс и вывел меня в коридор. Далее путь наш лежал в соседнее крыло здания, меня завели в комнатушку два на три метра со столом и двумя стульями.
— Сиди и жди своего адвоката, — сказал Джонс, — он вот-вот должен подъехать.
Адвокат и верно, подтянулся буквально через десять минут, представился Андрю Мейсоном, потом отлучился на короткие переговоры с фбр-цами, потом вернулся и сел на табуретку напротив меня.
— Честно скажу вам, мистер эээ… (можно Серж), честно скажу, Серж, что дела ваши неважные. Доказательства у ФБР железобетонные, там подкопаться не к чему.
— Но мистер эээ… (зовите меня Эндрю), но Эндрю — это же откровенная подстава, что с первым убийством, что со вторым. Что там железобетонного-то? Ну как, скажите на милость, я мог запереть сам себя в сарае висячим замком снаружи помещения? Нашли они, кстати, моего предполагаемого подельника?
— Нашли, — коротко бросил Эндрю, — но имя держат в секрете, сказали только, что он всё подтвердил… ну что им надо было, то и подтвердил.
— Бред сивой ополоумевшей кобылы, — только и смог ответить на это я, — а с убийством в гостинице что? Вот прямо есть такая запись, где я убиваю этого несчастного Ника?
— Прямо есть, — твёрдо отвечал мне Эндрю, — очень чёткая и даже со звуком.
— И куда же я дел после этого орудие убийства? — продолжил расспросы я, — не из пальца же я его застрелил? А пистолет никто нигде не обнаружили, насколько я знаю.
— Нашли они пистолет, в бачке унитаза в одной из кабинок нашли. Отпечатки, правда, на нём не остались, вода смыла, но на записи видно, как ты заходил именно в эту кабинку.
— А с плёнкой что?
— С плёнкой совсем всё плохо, — медленно выговаривая слова, отвечал мне адвокат, — и содержание секретное, и отпечатки твои там в полном объеме имеются. Так что по всем пунктам получается, что ты матёрый шпион, да ещё и закоренелый убийца. А это смертная казнь по законам штата Калифорния.
— И что же мне сейчас делать? — уныло спросил я.
— Пойти на сотрудничество с властями, — просто ответил адвокат, — тогда вышка немедленно трансформируется в какой-нибудь конечный срок. Причём с содержанием не в тюрьме общего режима, а во вполне комфортабельном месте… у ФБР такого добра достаточно.
— Как там Инна с Аллой? — спросил я, чтобы сделать паузу.
— С ними всё хорошо, уже добрались до своего дома.
— Ну так что же конкретно я должен сделать?
— Для начала подписать бумагу о сотрудничестве, а потом рассказать подробно и без утайки все детали своей шпионской деятельности, — отвечал Мейсон, улыбаясь крокодильским своим оскалом.
Вот эта его хищная улыбочка и оказалась последней соломинкой, надломившей спину двугорбого монгольского верблюда — хера ли ты скалишься-то, тварь адвокатская, подумал я, но сказал следующее:
— К сожалению, я не могу пойти на это, Эндрю…
— Почему? — удивлённо спросил он.
— Меня, к сожалению, так воспитали, что предатель это хуже, чем убийца, маньяк и насильник вместе взятые. Предателям место в девятом, самом последнем, круге ада, как завещал нам великий Данте, — зачем-то добавил я.
— Но вы же понимаете, Серж, что вас в этом случае казнят… а перед этим будут допросы третьей степени, очень долго…
— Понимаю и готов выпить свою чашу яда до дна, — гордо ответил я.
— Вы всё же подумайте немного… время вам отведено до вечера, до 21 часа… потом настанет час Х.
— Хорошо, я подумаю до 21 часа, — ответил я, после чего адвокат позвал охрану и меня прямиком таки засадили в камеру.
Допросы эти самые, которые третьей степени, оказались не такими уж и страшными, не такой уж и третьей. Пентотала натрия не применили. И скополамина тоже. И даже обычного барбитурата постеснялись мне вколоть. В основном психологическим давлением обходились… а я тупо включил дурака и отвечал на вопросы невпопад, иногда менял ответы на самые противоположные, что дополнительно бесило допрашивателей.
Ничего они, короче говоря, от меня не узнали и ничего не добились… нет, откуда взялась та секретная литература, с коей я отщёлкал плёнку, они конечно выяснили, и Олдрич Эймс, я так подозреваю, разделил мою участь гораздо раньше, чем в реальной истории. Но, например, генконструктор Локхида Бен Рич оказался в стороне, и на том спасибо. Через месяц содержания в изоляторе ФБР перевели меня в обычную тюрягу округа Санта-Моника, а затем был суд, закрытый понятное дело, и высшая м