Что случилось, спросите вы, а я отвечу, что обычная автомобильная катастрофа — в прошлом году поехали они в область к родственникам, и там, где-то в районе Арзамаса лоб в лоб вылетел бухой в стельку водитель МАЗа. Ему, этому водителю, хоть бы хны, МАЗ-то тяжелее Жигулей в несколько раз, а вот родители скончались прямо в машине.
Я не смог приехать на похороны, во-первых потому что на положении беглого невозвращенца находился, а во-вторых мне просто об этом никто не сообщил. Только теперь вот сподобился… положил цветочки на подставку памятников, всех трёх, потом убрал территорию за оградой, за осень много чего нападало. Потом посидел на лавочке рядом, перекрестился, сказал в пространство «прости, мама, своего непутевого сына» и подался в обратный путь.
Вечером собрался и поехал навестить Павлика, во дворе Маринка опять вертелась, я было хотел поначалу взять её с собой, но потом подумал и плюнул — не сейчас. А вот Вовчика забрал, а возле Кремля и Алёну тоже, не так скучно будет.
В этот номенклатурный первый дом по Минина не так-то просто ещё было попасть, пришлось доказывать консьержу, что мы по делу и приглашённые, но он так до конца и не поверил. Пришлось звонить Павлику, когда он спустился, только тогда консьерж смилостивился. Жил Павлик на третьем этаже, окна выходили и на улицу Минина, и на одноимённую площадь.
— Кучеряво живёшь, — сообщил я ему, — машина-то у тебя тоже, поди, казённая?
— А то как же, Волга-31, только что с конвейера, доработанная и усиленная.
— Здорово, — искренне согласился я, — а мы вот не с пустыми руками.
И я выставил на стол квадратную бутылку Джека Дэниэлса, прикупил по случаю, пока в столице парился.
— Класс, — восхитился Павлик, — из Америки что ли вёз?
— Нет, здесь купил, в Берёзке.
— А у меня тоже маленький сюрприз будет, — сказал он, глядя почему-то на наручные часы, Командирские, как я успел заметить. — Через пару минут подойдёт он, сюрприз мой.
И тут же буквально раздался звонок во входную дверь, а за ней оказался Евгений Саныч Евстигнеев собственной персоной, да.
Обнялись и расцеловались — я-то Саныча не в первый раз видел, а вот у Вовы с Алёной глаза достаточно квадратными сделались, не каждый же день с такой звездой накоротке встречаешься.
— Ну рассказывай, Серёжа, — сказал Евстигнеев, когда мы выпили по первой рюмке, — а то у нас про тебя самые разные слухи ходят.
Я зажевал Дэниэлса кусочком сала, вздохнул и в очередной, десятый уже что ли раз, выдал сильно отредактированную версию своих похождений. Саныч выслушал всё это с каменным лицом, а потом сказал:
— А про побег что же не заикнулся даже?
— Какой побег? — одновременно встрепенулись Павлик и Вова, а продолжил один Паша, — мы ни про какие побеги не слышали?
— Какой-какой, — отвечал им Саныч, — обычный побег, из тюряги американской. Как уж она там называется-то… Сан-Квентин по-моему.
— А вы… ну то есть ты откуда про это знаешь? — осторожно справился я у него, — про тюрьму эту и про побег?
— Смотрел Си-Эн-Эн, у нас на дом недавно спутниковую тарелку приладили, сто каналов показывает. Про этот ракетный взлёт из тюрьмы куча передач уже была, никак успокоиться не могут.
— Какой ракетный взлёт? — открыл рот от напряжения Павлик.
— Ну в общем так, друзья, — решился я, — вы тут все люди ответственные и надеюсь, что язык за зубами держать сможете, но всё, что я сейчас расскажу, это для внутреннего, так сказать, пользования. Договорились?
И я рассказал им кратенькую историю своего побега, без лишних подробностей, конечно. Павлик с Вовчиком окончательно, похоже, охренели, а Евстигнеев только посмеивался.
— А что ж тебя в тюрягу-то упрятали — про это тоже расскажи.
— Да ни за что практически, Евгений Саныч, — ответил я, прижав ладони к груди, — два левых трупа на меня повесили.
— Вот про это бы кино снять, — объявил, наконец, результат осмысления моих рассказов Саныч, — мировой блокбастер бы был.
— Может и снимем когда-нибудь, — отвечал я, — но не в этом году точно. Но что это мы всё про меня да про меня — про себя бы что-нибудь рассказал.
— У меня всё хорошо, — сказал Саныч, — от предложений отбоя нет, правда за границу больше не зовут. Сейчас заканчиваю сниматься в «Собачьем сердце».
Надо ж, подумал я, на два года раньше, чем в той истории.
— Как уж там у классика… «не читайте советских газет до обеда». Шикарная книга, да и кино наверняка классным должно получиться. А как там Владимир Семёныч поживает?
— Живой пока… пишет песни, ездит с концертами, снимается потихоньку… да, с Таганки он ушёл совсем.
— А чего так?
— С Любимовым что-то не поделили. Сейчас там новая звезда, на Таганке — Леонид Филатов.
— Тут вот какое дело, Саныч, — решился я наконец-то поведать ему о своих проблемах, — я сейчас временно безработным оказался, так что прошу об услуге, может устроишь меня куда-нибудь в кинобизнесе, а? По старой памяти, а?
— Ты для меня много хорошего сделал, так что почему бы и нет, Серёжа? — с хитрой усмешкой отвечал он. — Но такие дела быстро не решаются, звякни мне где-нибудь через недельку, через две. Телефон у меня старый.
Ничего интересного более на этой встрече не произошло, потом мы с Вовой и Алёной укатили на свой родной Автозавод на такси, а вечером, сидя перед открытым окном и допивая початую бутылку Джека Дэниэлса, я подвёл, так сказать, неутешительные итоги своего пребывания на Родине. С женой разбежался, это раз, никому не нужен оказался, ни в администрации, ни в политехе, ни в кино, это два, да и просто тоска смертная накатила, это три. Опять что ли в управдомы идти? Так ведь два раза в одну реку не войдёшь…
А потом посмотрел на настенный календарь, от предыдущих хозяев что ли остался, какое ж сегодня у нас число на дворе? Оказалось, что 15 апреля 1986 года. Апреля, Сергуня, 86 года, Сорокалет! Ну вот, похоже, я и определил, чем мне надо заняться в ближайшее время…
26 апреля ровно в четыре часа
Не в четыре, конечно, часа, а в час-23, но такие цифры, как легко догадаться, в стихотворный размер не влезут, поэтому пусть будет четыре. Авария на Чернобыльской АЭС произошла… ну то есть, произойдёт… в это самое время. Разрушение взрывного характера четвёртого энергоблока Чернобыльской атомной электростанции, если уж быть точным. Которое привело к неисчислимым бедствиям и финансовым потерям, загрязнив остатками радиоактивных элементов огромные площади. И явилось не главной, конечно, но одной из существенных причин катастрофического обрушения Советского Союза через несколько лет.
Вот где есть тебе развернуться, Сергуня, сказало моё второе я откуда-то из глубин подсознания. Никто, правда, этого не оценит, кроме тебя — ведь общепринятое же мнение гласит, что реакторы РБМК взрываться не могут. Так что предотвращать ты будешь (а будешь ведь, не отпирайся) невозможную аварию… с чем бы это сравнить-то… ну хоть с этим — с предотвращением наводнения в пустыне Кара-Кум или с засухой на острове Новая Земля. Не, в теории и то, и это наверно возможно, но на практике тебя мигом в психушку упрячут, если ты обнародуешь свои намерения. Так что действовать придётся не прямо в лоб, а косвенными, так сказать, методами.
Первым делом определимся с тем, что нам хорошо известно — с местом, временем, действующими лицами и причинами катастрофы. Место — город Припять Киевской области УССР, четвёртый энергоблок ЧАЭС. Время — 26 апреля, час 23 ночи. Основные действующие лица — директор станции Брюханов, заместитель главного инженера Дятлов, Топтунов, Акимов, Трегуб, это инженеры той злополучной смены в ночь с 25 на 26 апреля. Причины… ну с этим, кажется, не так-то всё прозрачно до сих пор — не должна вроде бы была эта авария произойти ни за что и никогда. Но произошла ведь…
Проводился эксперимент по испытанию режима «выбега ротора турбогенератора», в двух словах это на тот случай, когда станция вдруг обесточивается, тогда запасённая энергия вращения ротора этого грёбаного генератора должна некоторое время обеспечивать нормальную работу всех блоков. Это был уже четвёртая к слову, попытка, предыдущие три провалились. Но ядерщики упрямо продолжали долбиться в стену, как дятлы в лесу.
Итак, мощность реактора снизили, но неумело, она провалилась ниже положенного уровня (до 30 Мвт вместо 700), потом с помощью лома и какой-то матери восстановили положенную мощность. Потом начали эксперимент, а через полминуты кто-то (до сих пор не установлено, кто и зачем) нажал кнопку аварийной защиты АЗ-5, от которой всё остальное и случилось. Стержни защиты пошли вниз, но концевики у них были сделаны из другого материала, не тормозящего реакцию, а наоборот, поэтому произошёл резкий скачок мощности реактора, ТВЭЛы начали плавиться и рвать трубопроводы с охлаждающей жидкостью, сначала произошёл так называемый «тепловой» взрыв, а потом ещё несколько, вызванных попаданием в зону ядерной реакции перегретых паров воды.
На этом собственно и всё о самой аварии, далее много лет шла ликвидация её последствий, десятки тысяч переселённых лиц, тридцатикилометровая зона отчуждения, сотни тысяч облучённых, миллиарды затраченных рублей, которые на этот момент были примерно равны доллару.
Значится так, дорогой ты мой ликвидатор, сказало мне второе я, в КГБ с этим идти бесполезно, равно как и Минатомэнерго, в лучшем случае не поймут, а в худшем засадят куда-нибудь подальше за распространение панических слухов. Так что всё сам, всё сам… и первым делом тебе надо как-то попасть в этот самый город Припять Киевской области, въезд и вход туда, как я понимаю, совсем не простой для обычных граждан СССР. А далее будешь действовать по обстановке. Йэс, сёёё, сказало моё первое я второму, начинаю работу по вновь утверждённому плану. Разрешите приступать?
Разрешаю, милостиво позволило второе я, приступай, помолясь. А потом оно добавило — вот не можешь же ты без приключений, Сергуня, чего тебе, собственно, в городе Горьком не сидится? Девочка Марина вон глазки строит, на одно из трёх мест работы тебя точно возьмут, либо в администрацию, либо в политех, либо в кино. Деньги есть, где жить тоже имеется. Живи и радуйся жизни.