Марина весело кивнула головой.
— А что у тебя с Инной? У вас же вроде образцовая семья была? — поинтересовался он.
— Была да сплыла, — резко ответил я, — вниз по реке с названием «Жизнь» сплавилась.
— Понятно, — буркнул тот, хотя по его лицу было видно, что ничего ему непонятно. — Я позвоню своим атомным знакомым… директор Курчатовского института тебя устроит?
— Анатолий Петрович? — вытащил я из памяти имя Александрова, — вполне.
— А что ему сказать-то? В самых общих чертах какой твой интерес в этой отрасли?
— Скажи, что у меня есть пара свежих идей в области генерации энергии на быстрых нейтронах… из Америки, мол, привёз. Хотел бы поделиться и обсудить. Мой телефончик можешь ему дать… ну или он пусть разрешит ему звякнуть.
— Хорошо, я ему звякну, — и он набрал номер на своей мобилке.
— Алло, Анатолий Петрович? Как поживаешь? И я так же… я что звоню-то, Петрович, тут у моего старого знакомого, Серёжи Сорокалета… ну хорошо, что слышал… есть к тебе небольшой разговор по твоей тематике… нет, подробности он не сообщил, сказал только, что дело срочное… понял… так я ему дам твой телефон, чтобы вы договорились… ну тогда пока, привет жене.
— Он в Киеве, записывай телефон, — и Саныч продиктовал мне семь цифр. — Как ты сам-то живёшь? — перешёл Саныч к общим вопросам.
— Как подсолнух, — образно ответил я ему.
— В смысле?
— Кручусь, пытаясь угнаться за уходящим солнцем.
Видно было, что Саныч опять ничего не понял, но уточнять ничего не стал. И на этом мы с ним и расстались.
— Вот теперь мы точно стартуем на вильно-нэзалэжну Украйну, в стольный город-герой Киев, — сказал я, поворачивая ключ в замке зажигания, — хотя нет, не сразу, жратвы же какой-нибудь надо прикупить.
— Воды если только, — поправила меня Марина, — а поесть и по дороге можно, там на трассе Москва-Киев придорожных заведений полным-полно.
И упадёт звезда Полынь
От Москвы до Киева 850 километров по трассе, ну а по прямой-то, конечно, поменьше. При средней скорости 70 км/ч (больше всё равно не получается, хоть ты тресни) это 12 часов, полдня. Если выехать в шесть утра от Красной площади, то в шесть вечера будешь на Крещатике. В теории, на практике-то там разные варианты могут возникнуть.
— Ну а всё-таки, — начала меня пытать Марина, когда мы свернули с МКАДа на Калугу, — на кой чёрт тебе Припять и товарищ Александров понадобились? Уж больно загадочно всё это.
— Понимаешь, Мариночка, — отвечал я, отгоняя залетевшего в кабину комара, — атомная энергетика это такая штука, в которой возможны самые разные случаи…
— И что, ты теперь сторожем поставлен за этими разными случаями? — не унималась она.
— А вот прикинь, что да, поставлен… бывают такие моменты в жизни, когда на тебе всё замыкается, хоть тресни.
— Опять загадками говоришь, Сергуня, — ответила, надув губы, Марина, — хоть бы намекнул что ли, что там у тебя за дела таинственные.
— Ладно, — решил я открыться, — слушай. Короче говоря, на Чернобыльской АЭС установлены реакторы типа РБМК, знаешь, что это такое?
— Даже не догадываюсь.
— Реактор Большой Мощности Канальный. Разработка Курчатовского института и лично его директора товарища Александрова.
— И что не так с этим реактором? Который большой и канальный?
— Во-первых, вокруг него нет сплошной защиты из стали — ну сэкономили наши проектировщики на этом. А во-вторых, у него имеются небольшие, но существенные в определённых условиях особенности, которые могут привести к очень неприятным последствиям.
— Это к ядерному взрыву что ли? — сразу взяла быка за рога Марина.
— Ну не так уж прямо, ядерный взрыв там невозможен по определению, но другие варианты взрывов вполне могут и случиться. Что приведёт чёрт-те знает к чему… там внутри реактора сотни тонн разных облучённых материалов, которые при взрыве разлетятся очень далеко.
— И что, на Чернобыльской станции будет такой взрыв?
— Очень вероятен, — обтекаемо ответил я, — это я тебе говорю, как человек, предсказавший уже с полсотни разных событий в нашей жизни.
— Ого, — задумалась Марина, — а какие ещё, например, события ты предсказал?
— Пожар в первом корпусе политеха, например… остальное, извини, не скажу, оно всё под грифом идёт.
— А на этой станции что, полные дураки работают? — переключилась Марина, — наверняка же у них есть целая библиотека инструкций, которые запрещают все опасные действия?
— Ты не в России как будто живёшь, — грустно ответил ей я, — у нас тут не по инструкциям работают, а по понятиям. Так что не поможет в нашем случае ни одна инструкция, тут что-то другое надо изобретать.
— Поговорить для начала с Александровым, да?
— В точку попала, надежды на этот разговор у меня немного, но вдруг, да поможет… так что начинаем наш план с разговора.
— Мне нравится слово «наш», — сказала разулыбавшаяся Марина, — похоже, ты меня тоже в этот план включил.
— Сама напросилась, — буркнул я сквозь зубы, — куда ж тебя теперь девать, включаю.
Поесть и отдохнуть мы остановились почти на границе с Украиной — привлекла рекламная заставка «Обеды. Вкусно и недорого». Взяли по шашлыку, салатику из овощей и кружке кваса. Всё было очень вкусно и действительно дёшево. А Марина во время перекуса продолжила свои расспросы.
— А скажи-ка мне, что ты один со всей этой машиной сделать сможешь? Там же наверно тысяч пять специалистов работает, на этой станции?
— Больше, — ответил я, — в Припяти живёт пятьдесят тысяч народу, и на станции или в связанных с ней объектах каждый третий трудится.
— Тем более, пятнадцать тысяч. А ещё охрана, милиция и эта… КГБ. И с другой стороны ты один такой — не страшно?
— Конечно, страшно, — честно признался я, — но с другой стороны я себе потом не прощу того, что мог что-то сделать и не сделал.
— А радиация это опасно? — опять перескочила на другую тему Маринка.
— В малых дозах даже полезно, — ответил я, — мы все вообще-то живём в условиях естественного радиационного фона Земли, это от 5 до 20 микрорентген в час в зависимости от особенностей геологии. В нашем Горьком почти везде 15, лично замерял.
— А в Чернобыле сколько будет? Ну если она случится, конечно, авария?
— Тысяча, и не микро, а полных рентген, — уныло отвечал я. — А местами и под десять тысяч. Доза, которую человек переносит более-менее нормально, это 150–200 рентген, за всю жизнь столько мы от естественного фона набираем, а вот при превышении может возникнуть самое разное.
— Да, я слышала краем уха про аварию у нас в Сормове… лет семь назад это было.
— Ага, на ОКБМе, но там был очень облегчённый вариант, взорвался реактор в десятки раз меньший по объёмам по сравнению с чернобыльским.
— Так что будет с облучившимися-то?
— Плохо ты изучала гражданскую оборону в школе, — попенял ей я, — но ладно, слушай — лучевая болезнь будет. Если первой-второй степени, то возможно выздоровление, ну а третья и выше это почти гарантированная смерть в тяжёлых мучениях. Кожа краснеет и вздувается, волосы вылезают, внутренние органы потихоньку отказывают, страшное дело, в общем…
— Я не хочу, чтоб у меня волосы вылезали, — тихо сказала Марина. — Меня ж тогда никто любить не будет.
— Понимаешь, в чём дело, Мариночка — если у тебя начнётся лучевая болезнь, то выпадение волос, это будет самое последнее, что тебя взволнует… — ответил я, но, видя её похоронное настроение, поспешил добавить, — но мы же с тобой этого не допустим, верно?
Ответить она нам ничего не успела, потому что нас тормознул усатый украинский гаишник, притаившийся в кустах на обочине где-то возле города Конотопа. Остановился, чо, приготовился к беседе.
— Сержант Пилипчук, — нехотя козырнул мне гаишник, — ваши документы.
Протянул ему права и регистрацию без лишних слов, он мельком глянул туда, засунул всё это в карман и продолжил:
— Что же это вы нарушаете, Сергей Владимирович? — сказал он мне со скорбным выражением лица, — ай-яй-яй. Придётся дырку вам в правах сверлить.
Я заглушил мотор и вышел из машины.
— А что я нарушил, товарищ сержант? Чисто для справки озвучьте пожалуйста.
— Как что? Обгон по встречке в запрещённом месте, пункт 12.3 ПДД.
— И кого же я обогнал? — продолжил расспросы я. — А что до встречки, то на четырёхполосной-то трассе с разделительным барьером выезд на встречку немного затруднен, не?
— Разговорчики! — строго отвечал Пилипчук, — иди и садись вон в мою машину, а то совсем права изыму.
Я сунул голову внутрь своей копейки и тихо сказал Марине, чтоб не дёргалась и сидела тихо, я сейчас всё разрулю. И разрулил — гаишник удовлетворился червонцем, а я быстро вернулся, и мы покатили по направлению к городу Нежину.
— Сколько ты ему отдал? — спросила проницательная Марина.
— Всего десять рублей, — ответил я.
— Но это ж беспредел какой-то, — начала возмущаться она.
— Иногда проще бывает уступить давлению со стороны, чем упираться и изображать из себя бесстрашного тореадора, когда на тебя летит разъярённый бычара.
— Образно, — согласилась она и перешла на другие темы, — а где мы сейчас едем?
— Скоро слева Нежин будем проезжать…
— Это где нежинские огурчики?
— Да, именно. А справа Чернигов останется, — ответил я и уже без наводящих вопросов сам дополнил, — это где Илья Муромец ликвидировал Соловья Разбойника.
— Ага, помню, в школе изучали.
— До Киева меньше часа осталось… а давай-ка звякнем товарищу Александрову — надо ж узнать, где он там обитает и примет ли он меня?
И я тормознул возле очередного километрового столба, сообщавшего, что от Москвы меня отделяет 785 километров. Трубку взяли сразу.
— Анатолий Петрович? Здравствуйте, это Сергей Сорокалет, про меня вам утром говорил Евгений Саныч. Вам удобно разговаривать?
Разговаривать Александрову было удобно, проблема заключалась в другом — он был намертво занят в ближайшие два дня, а на третий день с утра выезжал… ну куда бы вы думали? Правильно, в город Припять. Вот там, сказал он, мы и поговорим, там у меня будет свободное время. Звони.