Когда он останавливается рядом со мной, мне приходится выгнут шею, чтобы посмотреть на него, потому что он такой высокий. Высокий, сильный и бог.
И я не хочу пропустить ни секунды, чтобы увидеть это воочию. Вот почему существует религия? Поскольку бог такой ослепительный, у него автоматически появляются последователи, молитвы и жертвы.
Много жертв.
— Вставай.
Я хочу закрыть глаза и запомнить этот голос, его глубокий тенор, легкое гудение в нем. Все это. Но что-то меня останавливает — непрерывный скрежет его челюсти. Он на что-то злится.
Или, может это из-за каких-то дел. Потому что он смотрит на меня темными глазами, которые сейчас кажутся почти черными.
— Я сказал, вставай с пола, Гвинет, — на этот раз он не ждет, пока я подчинюсь, и хватает меня за локоть, поднимая на ноги.
Я снова издал тихий звук, смешанный с этим глупым юношеским визгом. Но сейчас это не важно. Он дотрагивается до моей кожи. Его рука большая, теплая и покрытая жилками, как у бога.
Место, где он прикасается ко мне, горит, а затем начинает покалывать, и никакое глубокое дыхание не прогоняет его. Может быть, прикосновение тоже должно быть в списке негативных слов, потому что мне совершенно необходимо избавиться от него.
Или, может быть, просто ограничься прикосновением к Нейту.
Он наклоняет голову набок и смотрит на меня с суровым, критикующим взглядом, подобающим преступнику. Я сейчас одна, потому что выбрала не того бога?
— Ты слышала, что я сказал?
— На счёт чего? — я ничего не слышала, потому что он все еще прикасается ко мне. Он все еще держит меня за локоть своей теплой рукой. Потому что Нейт никогда этого не делал. Он меня не трогает. Никогда. Я та, кто пытается это сделать, и каждый раз терплю неудачу.
Но он делает это прямо сейчас.
И когда я плыву в облаках, мне трудно сосредоточиться.
— О том, что ты не обуза.
Мое сердце стучит, и я не могу сдержать дрожь, которая пронизывает мои конечности. Это рефлекторная реакция, которая выдает мои эмоции, и я это ненавижу. Особенно рядом с ним. Человек, который каждый раз чертовски виноватв этом.
— Но я правда обуза, — я опускаю голову, глядя на свои белые кроссовки, и это автоматически заставляет меня смотреть на его примитивные кожаные туфли. И разница между его и моим настолько разительна, что это помогает мне устоять на месте и понять все различия, даже если временно. — Я знаю, что ты женишься на мне, потому что хочешь защитить имущество отца, и это нормально, но это все равно делает меня обузой. Потому что я еще недостаточно взрослая, чтобы самой позаботиться обо всем, и даже не закончила ещё колледж и не могу посещать бары, а также заниматься юридической практикой или выступать против Сьюзен в суде и…
— Посмотри на меня.
Я качаю головой, сглатывая после всей этой бессвязной болтовни. Что, если он увидит стыд на моем лице или, что еще хуже, то, что я пытаюсь скрыть? Это была бы катастрофа, которая никому не нужна.
— Гвинет.
Я вздрагиваю, мое сердце колотится в груди, но это не потому, что я боюсь. Даже близко. Это из-за того, как он только что произнес моё имя.
Как можно выразить так много команд в одном слове? Почему он так просто произносит мое имя? И это ужасно, что я хочу, чтобы он продолжал говорить со мной в таком тоне?
Только по этой причине я подумываю ослушаться его, просто чтобы услышать это снова. Но в то же время я не могу игнорировать предупреждение, его серьезность.
Поэтому медленно встречаюсь с его взглядом, и мне жаль, что не смотрела на него все это время, потому что он отпускает мой локоть, и я чувствую, как тону в несуществующей воде.
— Ты искренне веришь, что я сделал это только для того, чтобы быть рядом с тобой, или потому, что я рыцарь в сияющих доспехах? Нет, Гвинет. Отнюдь нет.
— Тогда кто ты?
— Уж точно не какой-то рыцарь в сияющих доспехах. А это значит, что в моем теле нет ни одной благородной жертвенной кости. Я женюсь на тебе не потому, что хочу защитить тебя или наследие Кинга. Я защищаю свою фирму. Мое собственное наследие. Так что тот факт, что ты чувствуешь себя обузой, лишнее и ненужное. Мы используем друг друга. Ты понимаешь?
Моя грудь опустошается, из меня вырывается сильный свист воздуха. Но это не из-за облегчения. Это из-за того, что я так сосредоточилась на его манере речи, что забыла как дышать.
Что всегда и случается.
Но раньше я почти не видела его — примерно раз в месяц или около того — и он почти не разговаривал со мной. Теперь, когда я вижу его каждый день после аварии отца, разговариваю с ним, нахожусь рядом, то думаю, что у меня какая-то передозировка. Причем смертельная.
Я ведь привыкну? Если буду видеть его постоянно, я потеряю потребность в его присутствии.
— Ответь на мой вопрос. Ты понимаешь? — повторяет он тем строгим тоном, который затрагивает во мне те места, которые должны остаться нетронутыми.
— Да.
— Не позволяй своему разуму блуждать туда, куда не следует. В следующий раз, когда у тебя будут сомнения или мысли, ты придешь ко мне и расскажешь о них. Ты не спрячешься и не выключишь, черт возьми, свой телефон.
Я снова вздрагиваю. Это безумие, но на этот раз я думаю, что делаю это, потому что услышать из его уст непристойные слова такая же редкость, как и увидеть летающего единорога. И то, как он ругается, чертовски горячо. Это мужественно и так хорошо соответствует его авторитету.
— У меня разрядился аккумулятор, — неубедительно произношу я, потому что да, он разрядился, но я сделала это специально.
— Убедитесь, что это никогда не повторится снова. В следующий раз, когда я позвоню, возьми трубку.
— Ты не мой охранник, Нейт, — мне нужно сказать об этом, чтобы не чувствовать себя обузой.
Он делает паузу, пристально наблюдает за мной своим свирепым взглядом — теперь я знаю, почему люди боятся смотреть ему в глаза. Используя просто взгляд, он может заставить человека усомниться в своей жизни. Было бы безопаснее избегать этих темных глаз и искаженного обещания в них, но я не делаю этого.
Во всяком случае, мне никогда не нравилось быть в безопасности.
— Тогда кто я?
— А? — я настолько ошеломлена, что никакие другие слова не выходят.
— Если я не твой охранник, то кто?
Лучший друг моего отца. Но я не хочу этого говорить, потому что ненавижу это. Я ненавижу то, что он будет только им.
— Друг?
— Я не дружу.
— Но у тебя есть Аспен.
— Мы с Аспен работаем вместе, мы близки по возрасту. Ты попадаешь под эту категорию?
Я сжимаю губы, вытирая липкую ладонь о джинсовые шорты.
— Как ты думаешь, Гвинет?
Черт побери, и он, и Аспен. И его нетерпеливость в ответе на каждый вопрос, который он задает. Диктатор.
— Нет. Не знаю. Но ведь возраст — это всего лишь цифра. То, что я моложе, не означает, что я не могу работать или дружить с тобой. Эти вещи можно изменить.
— Нет, нельзя.
— Можно.
— Скажем так, можно, но ближайшее время этого не произойдет. Так что, кем я являюсь для тебя сейчас?
— Просто собой.
— Мной?
— Да, просто ты. Мне не нужна категория, в которую можно тебя отнести. Ты просто Нейт.
— Но это же неправда, не так ли? — он показывает на мои умные часы, и я смотрю на них, думая, что, может быть, они расплавились от его присутствия, потому что иногда это так. Как будто я беспомощная звезда на орбите Солнца, и моя единственная судьба — сгореть.
— Который сейчас час?
— Одиннадцать, а что?
— Где ты должна была быть час назад, Гвинет?
— Ой.
— Ой — это не место. Где ты должна была быть?
— В мэрии.
— Почему?
— Чтобы выйти за тебя замуж.
— А ты была там?
— Ты знаешь ответ на это.
— Мне нужно, чтобы ты сказала это. Ты была там?
— Нет, но это потому, что я пришла сюда и забыла о времени…
— Остановись.
Мои внутренности трясутся, и я клянусь, что что-то перестраивается у меня в животе, потому что это единственное слово, которое так влияет на меня, что поражает до мозга и костей.
— Не делай этого снова, — говорит он.
— Что?
— Не задумываясь выпалить слова. Извинения для слабых, особенно если они не подкреплены доказательствами или уважительными причинами.
— У меня была уважительная причина.
— Слушаю.
— Я уже рассказала о ней ранее. Я не хотела быть обузой.
— И я сказал тебе, что это не так. Так что все прояснено.
— Наверное.
— Я думаю, это и ни да, и ни нет.
— Мир — это не только да или нет. Есть моменты «я предполагаю» — возможно, не уверена. Нюансы и все такое
— И все это, да? — повторяет он с легким подергиванием губ. Это полуулыбка единорога. Та, которую он мне никогда не показывал после того, как я решила, что могу поцеловать его и избежать последствий.
— Ага, а у меня их много.
— Много чего?
— Нюансов и всего такого.
— Я буду иметь это в виду, — он смотрит в сторону двери. — А теперь пошли. Мы опаздываем.
Свадебная церемония.
Наша. Моя и Нейта.
Мои щеки горят так сильно, что я удивлена, как загорелась, не взорвалась или что-то столь же неприятное. Потому что, черт возьми, это действительно происходит.
Как кто-то реагирует на то, что женился на единственной любви всей своей жизни, но чувства, к которому вроде как преодолели, но не совсем, и кто к тому же является лучшим другом их отца?
Потому что я думаю, что мне нужен учебник или что-то в этом роде. Тот, который не заставляет меня вести себя как человека в том возрасте, которым он так явно пренебрегает.
— Да, конечно. Ладно.
— Это три слова для одного и того же.
— И? — мой голос звучит немного скрипучим и хриплым.
Он делает паузу, и морщинка возвращается на его лоб.
— Ты нервничаешь?
— Нет! Я могу справиться с этим.
— Уверена? Потому что, если ты плохо себя чувствуешь, мы можем…
— Я не ребенок, Нейт. Я перестала быть им давным-давно, и знаешь, что это значит? Это означает, что я могу принимать собственные решения и действовать в условиях стресса. Это означает, что я знаю, что этот брак важен не только для защиты активов отца, но и всех сотрудников W