— А теперь садись на стол, — порядок в его голосе сочетается с постепенным потемнением его радужной оболочки.
Мои конечности дрожат, когда я запрыгиваю на стол, оставляя мои ноги болтаться внизу, так, что могу посмотреть вниз и увидеть его эрекцию.
Черт возьми.
Раньше я этого не замечала, хотя у меня не было шанса, потому что я смотрела только на его лицо, но теперь нетрудно понять выпуклость в его темных штанах. И я не могу оторвать глаз от этого. Не могу сосредоточиться ни на чем, кроме этого, даже на том, что внутри все трясется.
— Тебе нравится то, что ты видишь?
— Ага… — рассеянно говорю я.
— Почему тебе это нравится?
— Потому что ты хочешь меня, — эти слова вырываются из легких, и мое прерывистое дыхание следует вскоре после того, как я наконец встречаюсь с его взглядом.
Тень падает на его лицо, а челюсть дрожит. Суровое выражение лица лишает меня воздуха и заставляет заволноваться.
— Я никогда не думала, что ты захочешь меня, — признаюсь я тихим голосом, призывая все, что его расстраивает, уйти. Но становится еще хуже. Вены на его шее сжимаются и вздуваются, а мышцы груди расширяются так широко, что я думаю, что они разорвут его рубашку и пиджак.
— Кто сказал, что я хочу тебя? Может, я хочу только поиграть с тобой.
— Ты хочешь меня, и хочешь поиграть со мной, Нейт.
Он прищуривается на меня.
— Ты должна была сказать, что ты не игрушка, и я не хочу играть с тобой.
Поднимаю плечо.
— Мне все равно.
— Правда?
— Нормальный человек, наверное, так бы и поступил, но я немного странная и очень плохая девочка, так что ты можешь играть со мной сколько хочешь. Я буду твоей игрушкой, — по крайней мере, таким образом он не возведет между нами тысячу стен.
Так я смогу сблизиться с ним, пусть даже только из-за секса. Я согласна только на секс. Мне нравятся чувства, которые это приносит. И если то, что произошло прошлой ночью, намекает на эти чувства, секс с Нейтом, вероятно, уничтожит все мои мысли и ожидания.
И чтобы специально доказать, что все пойдет не так, как я себе представляла, Нейт тянется рукой к поясу моей юбки и теребит молнию, его большой палец касается моего бедра под рубашкой.
— Ты будешь моей игрушкой?
— Да.
— Я могу поиграть с тобой?
— Да.
— Ты разрешаешь мальчикам часто играть с тобой, Гвинет?
— Иногда…
Ему это не нравится. Ему это совсем не нравится, и это выражается в напряжении в его плечах и в том, как его прикосновения превращаются из исследовательских в откровенно доминирующие. Он крепко сжимает мое бедро, хотя тон его голоса все еще спокойный.
— Это правда?
— Эм-м-м…
— Ответь на вопрос.
— Да.
Я думала, что он ищет подтверждения моих предыдущих слов, но с каждой секундой его хватка становится все сильнее.
— Что ты им позволяешь?
— Я позволяю им трогать меня, щупать и брать мои соски в рот, — не знаю, почему я говорю это, но мне нравится, как это вытягивает из него суровое доминирование, поэтому я не останавливаюсь. — Мне приятно, когда мои соски между их зубами, когда они тянут, облизывают и кусают.
Все еще сжимая меня за бедро, он вырывает мою рубашку из-под юбки, и я вздрагиваю от этого движения, скользя по его столу. Я почти взвизгиваю, когда его рука двигается по моему обнаженному животу к лифчику.
Когда его большой и указательный пальцы сжимают мой сосок, я открываю рот в бессловесном хныканье. Он сжимает его, надавливая большим пальцем на тугой бутон, который болит с тех пор, как он вчера прикоснулся ко мне.
— Тебе было хорошо, когда мальчики играли с ними, да?
— Да, было.
Он нажимает сильнее, пока удовольствие не скапливается между моими бедрами, и я зажимаю их в беспомощной попытке не дать влаге распространиться.
— Раздвинь ноги, Гвинет.
— Но…
— Раскрой.
Мой пульс ревет в ушах от не подлежащего приказа, и я делаю это. Я позволяю своим ногам раскрыться, избавляясь от трения, которое безуспешно пыталась удержать.
— Теперь поставь ноги на стол, согните их в коленях и широко расставь, — с каждым приказом он поглаживает и сжимает мой сосок, пока я не задыхаюсь.
Но я делаю, как мне говорят, подтягивая юбку и раздвигая ноги.
— Шире. Дай мне посмотреть на эту киску.
Чёрт.
Я никогда не чувствовала себя такой незащищенной, как когда он пристально наблюдает за мной, будто не видел меня обнаженной вчера вечером. Как будто его пальцы не посеяли хаос внутри меня и не оставили измученной.
Все еще пытая мой сосок, он протягивает руку и сжимает меня через трусики, и я вздрагиваю, наклоняя голову набок, потому что хочу смотреть, как он наблюдает за мной.
— М-м-м. Ты мокрая, малышка.
— Да?
— Ага. Очень-очень влажная, — он скользит пальцами вверх и вниз по моим складкам, и хотя это происходит только через ткань, моя киска пульсирует от потребности.
— Нейт…
— Да?
— Мне нужно… мне нужно…
— Что тебе нужно? Скажите мне.
— Больше… большего.
— Но ты плохая девочка. Ты позволяешь мальчикам трогать себя, лапать, щупать эти соски и ласкать эту киску, не так ли?
— Я… больше не буду…
— Не будешь?
— Да.
— Почему?
— Потому что я не хочу их… я хочу тебя.
Он замирает, его руки прекращают трогать меня на долю секунды, и тогда я смотрю на него.
Лучше бы я этого не делала.
Выражение его лица выбивает из моих легких дыхание.
Его челюсти крепко стиснуты, но это не из-за неудовольствия, а из-за эмоций, которых я никогда не видела на его лице, или, может быть, он никогда не позволял мне увидеть.
Одержимость. Чувственная, глубокая и чертовски опасная.
Но вместо того, чтобы убежать от него, я бросаюсь прямо к нему. Я обнажила свою душу и тело. Я хочу это. Быть его.
До последней капли.
— Блять, Гвинет. С каких это пор ты научилась так говорить?
— Ты научил.
— Я?
— Ага. Потому что ты заставил меня захотеть быть женщиной.
— Ты хотела быть для меня женщиной?
— Да.
— Почему?
— Из-за того, как ты прикасался ко мне. И что хочешь меня.
— Значит, эти соски принадлежат мне, не так ли? — он сжимает один грубо, сильно, и я хнычу, но это быстро переходит в стон, когда он так же сильно сжимает мою грудь. — Эта киска тоже моя. Это моя киска, не так ли?
— Черт…
— Язык.
— М-м-м.
— Ответь мне, Гвинет. Чья это киска?
— Твоя.
— Верно. Моя. Так почему ты отдала его кому-то другому? Почему другой ублюдок смотрел на мою киску, не говоря уже о том, что прикасался к ней
Боже. Если он будет продолжать говорить так грязно, я могу кончить прямо сейчас.
— Потому что тебя там не было… ты не трогал меня, поэтому мне пришлось позволить мальчикам сделать это, но знаешь что?
— Что? — он стягивает мои трусики по моим ногам, и я не обращаю внимания на влажный след, покрывающий мои бедра. Я не зацикливаюсь на том, как его пальцы бесстыдно становятся влажными, потому что озабочена чем-то другим.
Его лицо держит меня в заложниках. Его красивое неземное лицо крадет мои мечты с тех пор, как я начала видеть в нем мужчину.
Я понижаю голос, глядя на него из-под ресниц.
— Я думала о тебе все время, пока они прикасались ко мне. Я представляла твои пальцы внутри меня и твой язык, облизывающий меня. Твои руки тоже были на мне, и они были такими сильными и мужественными, что я не могу перестать думать о них.
Он замирает с моими трусиками в руке, его глаза приобретают бешеный оттенок восхитительно коричневого.
— Блядь. Ты убьешь меня.
— Это плохо?
— Это чертова катастрофа.
— Я тоже заплачу за это?
— Черт возьми, да, — он отпускает мой сосок, и я издаю шумный разочарованный звук, теряя контакт.
Но мне не нужно долго ждать его следующего шага, потому что он снова засовывает мои трусики в карман и расставляет мои ноги шире. Шире, чем я думала, но мои ступни все еще стоят на его столе. А потом он приподнимает край моей юбки и засовывает в рот.
— Кусай и не отпускай.
Я делаю это, мои зубы впиваются в черный материал, но я не понимаю, почему он говорит мне не отпускать, ровно до того момента, пока он не опускает голову вниз.
Пока его рот не касается моего пульсирующего клитора. И, черт возьми, если бы я думала, что его пальцы — это оружие массового удовольствия, то его рот находится в совершенно другой категории.
Он проводит языком по моим влажным складкам, делая их еще более влажными и скользкими, а моя голова запрокидывается так далеко, что я удивлена, что не сломала шею. Удовольствие настолько чертовски сильное, что я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме того, где его тело встречается с моим.
Куда опускается его рот, и как сильно сосет. Так сильно, что я дрожу, так сильно, что мне кажется, он изгоняет мою душу.
Юбка выпадает с моих зубов. Я ничего не могу с собой поделать.
— Святое… дерьмо… черт…
— Что я сказал о языке? — он говорит напротив чувствительного места, и это похоже на грохот по моей сверхчувствительной коже.
— Я не могу… не могу это контролировать.
— Потому что ты близко?
— Да, — и потому что это он. Но я не могу этого сказать, потому что он продолжает выводить узоры своим языком на другом месте.
Мой клитор.
Черт. Дерьмо!
Спазмы охватывают меня без предупреждения, и я падаю. Я так сильно падаю, что, думаю, никогда не остановлюсь.
Падаю.
Удовольствие.
Порочность всего этого.
Тем не менее, я словно в тумане, и думаю, что все кончено. Но его щетина скользит по чувствительной коже моих бедер, а он все еще ласкает меня, сосет, покусывает, мучает мой чувствительный клитор.
По какой-то причине я сейчас намного ближе к пику, чем когда он трогал меня пальцами. И это приятно. Это такая чертовски приятная боль.
— Нейт… я больше…не выдержу… — я тянусь рукой к его волосам, пытаясь коснуться этих прядей, оттолкнуть его.